О древнейшем типе одежды коренного населения северо-западного кавказа

Основным источником при изучении типов одежды, бытовавшей в период позднего эллинизма среди обитателей Черноморского побе­режья Северного Кавказа и восточной части Крыма, представляв­ших в рассматриваемый период единую культурно-историческую общность, является скульптура и живопись того времени. Это прежде всего надгробные памятники: статуи-полуфигуры (IV в. до н. э. — II в. н. э.) и надгробный рельеф с изображениями людей (III в. до н. э.—II в. н. э.).¹ Затем произведения малой пластики — многочисленные терракотовые статуэтки местного производства.² И наконец, фрески боспорских катакомбных погре­бений I в. до н. э.—II в. н. э., дающие дополнительные сведения не только о покрое, но и о возможной цветовой гамме одеяний древних.³

В данной главе мы остановимся главным образом на надгроб­ных рельефах и статуях-полуфигурах Боспорского царства, при­влекая остальные источники только в качестве сравнительного материала.

На горельефах Боспора крупным планом изображались фигуры одного, двух или нескольких человек, представителей одной семьи, чаще всего супругов или близких родственников, как о том повест­вуют в большинстве случаев сохранившиеся греческие надписи, выбитые под изображениями. Это основные персонажи памятни­ков, и размеры их фигур на одном и том же рельефе имели почти одинаковую высоту. Мы говорим почти потому, что при изготов­лении фигур учитывался возраст и общественное положение. Так, например, фигуры женщин или юношей были несколько ниже фи­гур, изображавших мужчин зрелого возраста. Фигурки же детей были и вовсе небольших размеров. Часто на стелах показаны второстепенные персонажи — оруженосцы (свободные), фигуры которых были меньших размеров, чем фигуры их господ, и, на­конец, рабы и рабыни, незначительные размеры изображений ко­торых подчеркивали их зависимое положение.

Многие писатели древности сообщали о том, что греческие колонисты частично или полностью заменили свою традиционную одежду местной, более приспособленной к климату Северного Причерноморья. Дион Хрисостом, например, посетивший в 100 г. н. э. Ольвию, оставил описание костюма борисфенита (ольвиопо-лита) Каллистрата: «Он был опоясан большим всадническим мечом, одежду его составляли шаровары и прочее скифское убранство, на плечах был небольшой тонкий черный плащ, какой обыкновенно носят борисфениты. И другая одежда у них по боль­шей части черного цвета по примеру одного скифского племени, которое. .. получило у эллинов название меланхленов».⁴

Овидий Назон, сосланный в I в. н. э. в город Томи за участие в заговоре против Августа, неоднократно упоминает греческих ко­лонистов, защищавшихся от морозов «...звериными шкурами и сшитыми штанами...».⁵

Графические изображения костюмов на боспорских надгроб­ных памятниках подтверждают известия памятников письменно­сти. Наряду с чисто греческими одеяниями изображается также одежда, нетипичная для греков, носящая следы местного влияния, а иногда прямо говорящая о чуждом для греков племенном проис­хождении изображенного. Таким образом, появляется возмож­ность получить некоторое представление об одежде племен, окру­жавших Боспорское царство в течение более полутысячелетия, а частично и проникших в среду его обитателей. Можно выделить несколько типов мужской одежды, начиная от довольно примитив­ных ее форм и кончая выкроенной и сшитой по определенному образцу.

На мужских фигурах надгробных рельефов Пантикапея и отча­сти Фанагории, изображающих воинов и гражданских лиц в самых разнообразных костюмах, встречается распашная наплечная одежда (кафтан), изготовленная, судя по внешнему виду, из шкуры парнокопытного животного (оленя, лося, козы и др.) или сохра­няющая этот покрой при использовании нового материала.

Древние авторы, начиная с Геродота и кончая писателем эпохи позднего эллинизма Гезихием, сообщали о том, что многие «варварские» племена употребляли шкуры диких или домашних животных в качестве материала для одежды. Например, часть скифских племен делала свою наплечную одежду из овечьих шкур, обитатели Каспийского побережья — пактии и каспии — из козьих. На некоторых рельефах Пантикапея показана наплеч­ная одежда из шкуры оленя или лося.

Несколько слов о том, почему мы считаем изображенные на этих стелах кафтаны сделанными из шкуры парнокопытного. Дело в том, что несколько вариантов подобной наплечной одежды бытовало до конца XIX—начала XX в. у различных народов Крайнего Севера, Сибири и у некоторых племен Северной Аме­рики, и их покрой (внешний вид) известен: у народов самодий­ской языковой группы это кафтан из одной шкуры специфического облика; у тунгусоязычных — «тунгусский кафтан» с нагрудником; у эскимосов Гренландии, Канады, Аляски, атапасков Северной Америки — глухая одежда с пришитым нагрудником. Н. Ф. Прыт-кова и Г. М. Василевич по швам и орнаменту этой уже поздней одежды воссоздали ее первоначальный облик, который был нераз­рывно связан с формой самой шкуры.⁸ Как оказалось, этот про­стейший тип одежды по своему внешнему виду почти полностью совпадает с изображением наплечной одежды на фигурах указан ных выше памятников. Ниже мы поговорим об этом более под­робно.

 

Рис. 1. Изображение человека в кафтане самодийского облика на рельефе из Пантикапея.

 

На боспорских рельефах имеется изображение всех трех вариантов наплечной одежды из шкуры парнокопытного живот­ного. Первый вариант — кафтан, напоминающий нижнюю наплеч­ную одежду народов самодийской группы, встречается чаще остальных и именно в Пантикапее. Появляется его изображение с момента возникновения на Боспоре массового надгробного рельефа с фигурами людей (III—II вв. до н. э.) и бытует вплоть до его исчезновения во II в. н. э.⁹ Кафтан самодийского облика

входил в состав костюма, в котором сочетались древнегреческие и туземные элементы одежды.

Насколько можно судить по сохранившимся изображениям, этот костюм состоял из сшитого хитона с прямым или овальным краем ворота, кафтана (куртки) с очень своеобразными полами, которые в виде острых углов неправильной формы сходились посередине груди, где завязывались вязками или скалывались. Книзу полки постепенно суживались и, не доходя до бедер, исче­зали за спиной (рис. 1). При такой их форме верхняя часть груди и середина живота оставались незакрытыми. Рукава, очень узкие, в одних случаях доходили почти до кисти рук," в других — только до локтя.¹² На фигурах отдельных памятников рукава на таком кафтане отсутствовали вовсе — куртка превра­щена в безрукавку. ³ Ворот и полы куртки обшивались мехом. В тех случаях, когда мужская фигура изображена стоящей спо­койно, на куртке морщин нет, но если фигура показана в движении, ворот и полы показаны перекошенными, а движения рук кажутся связанными слишком узкими рукавами.¹⁴

Нижняя половина фигуры до середины голени изображалась окутанной в широкий и длинный плащ — гиматий, один конец которого спускался с левого плеча на грудь, а другой обертывал бедра и, выходя, справа из-за спины, перебрасывался поперек туловища через левую руку или, закрывая ее, свисал вниз. Из-под края плаща видны неширокие штаны и обувь — полусапожки,¹⁵ иногда обувь со шнуровкой.¹⁶ Конусообразный головной убор по­казан только на одной фигуре пожилого мужчины, который, возможно, был лысым,¹⁷ на других фигурах головы обнажены. Прическа — длинные почти до шеи волосы, иногда уложенные в локоны,¹⁸ но чаще прямые; ^|9 усы и небольшая бородка. И еще одна характерная деталь — мужские фигуры в описанной выше одежде всегда изображались без оружия. Очевидно, перед нами надгробные рельефы с изображением основных обитателей Панти-капея — милетских колонистов, традиционный костюм которых до­полнен наплечной одеждой, штанами и сапогами, воспринятыми ими у местного населения.

По внешнему виду наплечная одежда пантикапейских греков напоминает меховой кафтан народов самодийской группы — энцев, селькупов и нганасан, сделанный из одной шкуры крупного оленя без ее предварительного раскроя и конструктивных швов. Подобный кафтан бытовал еще в начале XX в. в качестве нижней женской и мужской одежды.²⁰ Изготовляли его из шкуры осеннего оленя, повернув ее вверх хвостовой, самой широкой частью: отре­зали лапы, прорезали отверстия — проймы, в которые вшивали длинные узкие рукава из остатков меха. На груди кафтан заши­вали наглухо. Для того чтобы утеплить одежду.и закрыть бедра и нижнюю половину живота, спереди от пояса до края подола вшивали клин полукруглой формы.²¹ Как показала в своем исследовании Прыткова, одежда эта в прошлом была распашной, а шкуры, снятые с задних ног, служили рукавами. Подобные

рукава были слишком узкими, «...так как в неразрезанном виде при любом растягивании кожи в мокром состоянии такой „рукав" после высыхания садился, а потому и был неудобен для движения».

Н. Ф. Прыткова считала, что одежда, представляющая собою одну целую некроеную шкуру, «обернутую» вокруг тела, являет собой очень древнюю форму, характерную для южной территории, и относила ее к старосамодийскому слою одежды. В условиях Крайнего Севера эта одежда была трансформирована в глухую. Аналогии своеобразному расположению шкуры хвостовой частью вверх Прытковой найти не удалось.²⁴

Сравнив наплечную одежду, изображенную на стелах, с каф­танами энцев и нганасан, мы пришли к выводу, что на интересую­щих нас рельефах изображена одежда, изготовленная из одной целой повернутой вверх хвостовой частью некроеной шкуры круп­ного парнокопытного; рукавами, очевидно, служили шкуры, сня­тые с задних ног. Нам стала понятна форма одежды, причины появления сковывающих движения рук узких рукавов, а также их различных вариантов, возникших при попытках древних оби­тателей Боспора усовершенствовать этот кафтан: узкого и длин­ного, короткого, надставленного и, наконец, их отсутствие.

Можно предположить также, что когда милетские греки посе­лились в Пантикапее, они заимствовали у обитавшего там населе­ния меховой кафтан. Для утепления одежды на зимний период колонистам были не нужны ни клин, вшивавшийся в кафтан энцами, мигрировавшими в XVII в. с Саян на Крайний Север, ни нагрудник тунгусского «фрака». В составе костюма они сохра­нили гиматий, для которого можно было употребить достаточно теплую и плотную шерстяную ткань.

Этот смешанный греко-варварский вид костюма, существо­вавший в западной части Боспорского царства более полутысяче­летия, как о том повествуют надгробные рельефы, сделался тради­ционным для обитателей Пантикапея греческого происхождения. Только этим можно объяснить столь длительный период его быто­вания. Вначале, по-видимому, эта одежда была характерна для мужчин разного возраста,²⁵ может быть купцов, ибо в древности только купцы не нуждались в оружии, пользовались правом сво­бодного прохода через чужие территории и завоевывали народы не оружием, а торговлей.²⁶

На одном и том же рельефе более позднего времени можно встретить мужские фигуры, изображенные в костюмах разных ти­пов. Описанная нами одежда встречалась на фигурах мужчин преклонного возраста, у которых по-прежнему не было оружия, в то время как юноши или молодые люди носили кафтаны более совершенного покроя и были снабжены военными плащами и ору­жием.

По-видимому, кафтан самодийского облика на рубеже первых веков нашей эры сделался самой древней формой обрядовой одежды, так как, кроме рельефов, изображение его встречается

на терракотовых статуэтках, представляющих популярных в те времена на Боспоре богов: Аттиса, Мена и Митру. А боги, «жив­шие», как известно, в «незапамятные времена», естественно, изо­бражались в наиболее древних одеяниях — из числа одежд, сохранявшихся еще в памяти племени.

Статуэтки этих богов были найдены во время раскопок гроб­ниц, храмов, жилых помещений и мастерских коропластов, среди терракот, изображающих богов и богинь в античных одеяниях, а простых смертных — в костюмах, соответствующих эпохе или традиционным представлениям.

Появление новых персонажей в сонме богов вызвано проник­новением новых этнических элементов в состав населения боспор-ских городов и греческих колоний Северного Причерноморья, где период позднего эллинизма был временем очень пестрого племенного состава населения, синкретизма религиозных верований и смешения атрибутов при изображении божеств. Мен, Митра и Аттис изображаются в наплечной одежде самодийского облика, для них не характерной, и в колпаке или капюшоне фригий­ского типа, в прошлом присущего главным образом Аттису.

Бог Мен — фригийское божество Луны, считался повелителем смерти, богом растительности и плодородия и изображался обычно безбородым юношей с серпом месяца за плечами и хлебом на голове.²⁷ На аверсе пантикапейских оболов I в. до н. э. Мен изобра­жен с полумесяцем за плечами, во фригийском колпаке на кудря­вой голове.²⁸ Однако в Северном Причерноморье чаще встреча­ются терракотовые статуэтки, изображающие Мена в другой ипостаси — в виде пухлого полуобнаженного мальчугана, сидя­щего на петухе — птице зари и плодородия. Голову его венчает массивный колпак фригийского типа с изогнутым наперед верхом или, как считает М. М. Кобылина, башлык; спину, бока и наполо­вину грудь закрывает рукавный кафтан самодийского облика, застегнутый на груди.²⁹ В руке он держит кисть винограда. Этот Мен считался богом-покровителем детей и был, очевидно, связан с погребальным культом, так как такие терракоты часто находят в детских погребениях того времени.

Мы внимательно просмотрели альбом терракот Ф. Винтера,³⁰ отдельные публикации,³¹ корпус терракот Северного Причерно­морья,³² но ничего похожего на плечевую одежду, изображенную на статуэтках Мена из Пантикапея, не обнаружили. Терракоты, изображающие сидящего на петухе ребенка, которого для Север­ного Причерноморья определили как бога Мена, имеют параллели в средиземноморском искусстве позднего эллинизма. Различные типы статуэток, представляющих сидящих на петухе детей, найдены в Италии, Таренте и Аттике,³³ но при всем сходстве сюжета ни одна из этих фигурок не обладает особенностями одежды боспорских терракот.

Митра — древнее индо-иранское божество добра и света, позже (Мидия, Персия, Парфия) — бог Солнца — изображался в виде юноши, убивающего быка или стоящего на быке в короткой развевающейся одежде.³⁴ Костюм, изображенный на статуэтке Митры из Пантикапея, более полный, чем костюм Мена, и состоит из головного убора, «кафтана», поясной одежды типичного для тех мест и времени покроя и обуви. Убор, венчающий голову юного бога, это уже известный нам фригийский колпак или башлык, аналогичный головному убору Мена.

Кафтан, изображенный на Митре, по покрою близок к наплеч­ной меховой одежде милетских колонистов. Судя по внешнему виду, он изготовлен из тонкого материала. Так как Митра изобра­жен в стремительном движении, узкие полы кафтана показаны отогнутыми, по традиции «развеваются». На солнечном боге изо­бражены две надетые порознь узкие штанины типа высоких ного­виц, верхний край которых срезан наискось и пристегнут или привязан к поясу или поле кафтана. Штанины покрывали ноги во всю их длину (голени, бедра) и плотно их облегали. Глубокая, охватывающая ногу до лодыжки обувь напоминает обувь, изобра­женную на фигуре фракийца или фригийца, вырезанной на печатке перстня работы Афинада (перстень был найден в женской гробнице на горе Митридат в Керчи; племенную принадлежность вырезанной на нем фигуры можно определить по головному убору, сделанному из лисьей шкурки, который был у эллинов своеобраз­ным эталоном при определении фракийцев).

Аттис — фригийское божество умирающей и воскресающей природы. Поклонение ему связывалось с культом Матери богов -богини Реи Кибелы.³⁵ Аттис изображался во фригийском колпаке с сирингой в руках. На нашей терракоте показан фригийский колпак, наплечная одежда типично самодийского облика с длин­ными узкими рукавами и очень короткими несходящимися на груди полами, которые удлинялись к.бокам и обрисовывали живот полукругом. На ногах — ноговицы во всю длину ноги с косо срезанным верхом.

Культ Митры, по мнению М. М. Кобылиной, «...на Боспоре не занимал большого места и, встретившись здесь с более популяр­ным культом Аттиса, существовал только в виде культа Митры— Аттиса».³⁶ Тем не менее терракоты, изображающие Митру—Ат­тиса, довольно часто встречаются в Пантикапее, а показанная на них одежда характерна только для данного района и в других местах на фигурах Митры и Аттиса не обнаружена.³⁷

Таким образом, только в Северном Причерноморье Мен, Митра и Аттис изображены в одежде, покрой которой напоминает одежду из шкуры парнокопытного.

В какой-то мере это подтверждает нашу мысль о том, что наплечная одежда из оленьей шкуры могла возникнуть на террито­рии Северного Причерноморья самостоятельно, а если была прине­сена извне, то «акклиматизировалась» настолько прочно, что не только сделалась бытовой одеждой выходцев из Милета, но и сохранялась длительное время в качестве обрядовой.

Попробуем определить хотя бы приблизительно этническую принадлежность верхней наплечной одежды из одной шкуры парнокопытного. Мы нашли на рельефах три варианта такой одежды. Первый — кафтан без нагрудника из шкуры, повернутой хвосто­вой частью вверх, который вошел в состав традиционной одежды пантикапейских греков, заимствовавших его у какого-то местного племени, обитавшего на Керченском п-ове до них и, возможно, занимавшегося также и рыбной ловлей. Основанная здесь ионий­ская колония получила название Пантикапей, что на древнеиранском значило «путь рыбы» (панти путь', капа 'рыба'). По мнению Фасмера, этим именем до прихода греков назывался Киммерий­ский Боспор (Керченский пролив).³⁸ В. И. Абаев по этому поводу пишет: «...трудно было бы подобрать более удачное название: пролив этот был путем массового хода рыбы, а Пантикапей — едва ли не крупнейшим в мире центром рыбного промысла».³⁹

Древнеиранское название пролива и самой колонии говорят об обитавшем в этим местах до греков племени древнеиранского языка, которое, возможно, и изготовляло свою верхнюю наплечную одежду из повернутой вверх хвостовой частью оленьей шкуры, а может быть, даже имело нагрудник, в котором у колонистов не было необходимости, и они от него отказались, заменив тради­ционным гиматием.

Второй вариант наплечной одежды из шкуры парнокопыт­ного — кафтан с нагрудником. Изображение его на стелах встре­чается редко и появляется не раньше I в. н. э. Нам известно только два таких памятника, опубликованных в альбоме Кизерицкого и Ватцингера.⁴⁰ Оригиналы вместе с рядом других надгробий во время оккупации Крыма в 1856 г. были вывезены в Лондон и помещены в Британский музей.

Так как изображенная на этих памятниках одежда пред­ставляет большой интерес и находит аналогии, с одной стороны, среди материалов археологии Сибири, с другой — в этнографии народов Сибири, а стелы с подобными рельефами встречаются редко, мы опишем изображенную на них одежду более подробно.

Этот тип наплечной одежды, несмотря на ее почти полное тождество с тунгусским кафтаном (мирэлэн),⁴¹ во избежание могущих возникнуть недоразумений мы назовем кафтаном с ко­сыми полами. Изображение такого кафтана мы нашли на надгроб­ных памятниках Пантикапея — «Гераклид, сын Гастия» ⁴² и «Гай и его мать Базилейн, дочь Мены».

На рельефе, посвященном Гераклиду, помещены три фигуры: крупная — Гераклида, меньших размеров — юноши, может быть, младшего родственника, и маленькая фигурка — слуги. Грек пока­зан в греко-варварском одеянии: хитон, наплечная одежда само­дийского облика, окутывающий фигуру гиматий; из-под гиматия виднеются неширокие длинные штаны и сапоги (или обувь типа закрытых массивных калош).

Кафтан с косыми полами показан на фигуре юноши, который, по нашему мнению, сопровождает Гераклида, так как его фигура ниже фигуры грека и имя не упомянуто в надписи рельефа. Наплечная одежда, изображенная на нем (вид спереди), короткая, едва прикрывающая бедра, с длинными и узкими рукавами; полы соединяются в верхней части, а ниже косо расходятся по сторонам, обнажая часть надетого под кафтан нагрудника. При переходе в подол полы образуют тупой угол, а край подола, плавно удлиняясь, переходит на спину. Видимая часть нагрудника украшена двумя круглыми пластинами разной величины, располо­женными по вертикали, а край его подола имеет выступ (мыс) треугольной формы. Полы подола кафтана и нагрудника по краям очерчены контурным швом (может быть, обшиты мехом?). На ногах — сапожки с голенищем до середины голени, обвязанные вокруг лодыжки вязкой, и длинные ноговицы до конца бедра. Спереди они прошнурованы и с наружной стороны покрыты круп­ными овальными пластинами (оборонительное приспособление). За спиной — военный плащ до середины голени. По-видимому, из-за спины выступает край цилиндрического колчана. У пояса слева подвешен меч (?) с крестовидным перекрестьем и круглым навершием. Позы Гераклида и юноши одинаковы.

На фигуре Гая (стела «Гай и его мать Базилейн...») ⁴⁴ показан кафтан, полы которого соединяются в верхней части груди и даже частично закрывают ее. Ниже груди они слегка суживаются и, оставляя открытой середину туловища, почти вертикально спуска­ются к подолу. Между полами виден надетый под кафтан на­грудник, край которого выступает ниже подола кафтана полу­круглым мысом. Полы и подол кафтана и нагрудника по краям обшиты полосой меха (может быть, это не мех, а рельефные швы?). У талии с правой стороны на кафтане видна часть широ­кого накладного пояса, полы одежды в этом месте соединены застежкой в виде двух больших подвесных петель, скрепленных массивным круглым шпиньком. Узкие рукава спускаются до кисти, длинные ноговицы плотно облегают ноги. Вдоль рукавов, ного­виц и сапог, от носка до верхнего края голенища, изображена шнуровка, стягивающая их противоположные стороны. За спи­ной — военный плащ до середины голени. На груди (под гор­лом) — крупная фибула. Фибула производит впечатление четы­рехугольной, косо поставленной, но, может быть, она была круг­лая. Ниже пояса у левого бедра подвешен меч с массивным пере­крестьем и круглым навершием. Из-за спины выступает край колчана, через правое плечо проходит широкая перевязь от меча (?-).

Фигурки слуг на этих двух рельефах изображены в одинаковом костюме. Плохая сохранность памятников, а также плохое ка­чество фотографий не дают возможности детально рассмотреть одежду, плотно облегающую туловище фигур. Четко видны длин­ные, до конца бедер, ноговицы, прошнурованные вдоль ноги.

Г. М. Василевич восстановила первоначальный облик тунгус­ского кафтана по покрою шаманского кафтана эвенков,⁴⁵ а даль­нейшее его развитие — по швам и расположению орнамента на более поздних типах тунгусской одежды.⁴⁶ В прошлом тунгусы делали свою наплечную одежду из одной шкуры крупногопарнокопытного животного без ее предварительного раскроя и конструктивных швов. При этом шкуру они не перевора­чивали, как энцы, нганасаны или селькупы, а клали вверх грудной частью. Короткими рукавами служили шкуры, снятые с верхних частей передних ног. В. Я. Серошевский, изучавший в конце прошлого века этнографию якутов, констатировал: «Тунгусский фрак не больше, как целая оленья кожа, передние ноги которой сняты чулком и употреблены вместо рукавов».⁴⁷ В 20—30-х гг. XX в. старики-эвенки еще донашивали парки (каф­таны) с такими рукавами.⁴⁸

Форму кафтана с мысом на подоле определяла конфигурация шкуры и привычка отрезать по косой линии части с задних ног (от хвоста к животу), так как «шкура со срезанными по косой линии частями с задних ног при первичной просушке в распялен­ном виде оканчивалась острым мысом (хвостовая часть), который первоначально и сохранялся в цельном виде».⁴⁹ На изготовление кафтана шла одна шкура крупного парнокопытного животного или две-три мелкого (козы, кабарги, косули). Место соединения шкур проходило по талии и образовывало шов, который был парал­лельным подолу, т. е. спускался по середине спины мысом.

Василевич считала тунгусский кафтан с несходящимися полами и прикрывающий грудь нагрудник особенностью тунгусской куль­туры, «...выделявшей тунгусов, а также и юкагиров среди всех других народов на протяжении веков».⁵⁰ Неоспоримым полагала она также тот факт, что кафтан с мысом развился среди тунгусо-язычных народов Сибири и, судя по археологическим материалам, основы его были унаследованы тунгусами от их предков — неоли­тических таежных охотников Прибайкалья —Приангарья.⁵¹ По мнению Василевич, от тунгусов кафтан перешел к целому ряду народов Сибири, у которых длительное время сохранялся частично или целиком в обрядовой одежде: нагрудник — в ритуальном ко­стюме невесты — у нанайцев, ульчей, орочей, удэ; как погребаль­ный кафтан — у ульчей, маньчжуров.⁵²

Интересно отметить, что изображение кафтана с расходящи­мися полами и нагрудником на рельефах Пантикапея дают разные варианты мирэлэна.

На юноше стелы Гераклида кафтан по покрою (облику) почти полностью совпадает с тунгусским. Правда, полки его сходятся на груди и даже в какой-то мере закрывают ее верхнюю часть, что нетипично для мирэлэна. Это можно объяснить большими размерами шкуры парнокопытного (благородный олень?).

На фигуре Гая мы видим кафтан с прямым краем подола и с мысом на подоле нагрудника, в области талии показан широ­кий накладной пояс. Василевич доказала, что с применением нового материала (сукно, ткань) линия подола выпрямляется. В кафтане, изготовлявшемся из двух шкур, выпрямилась и линия их соединения на спине, покрывавшаяся орнаментом, а орнамент этот постепенно превратился в накладной пояс.⁵³

Таким образом, два имеющихся в нашем распоряжении изображения кафтана с нагрудником дают и два последовательных этапа его развития.

Мужские фигуры, изображенные в этой одежде, показаны с оружием: лук и стрелы, меч. Следовательно, перед нами воины. Латинское имя Гая говорит не о его этническом происхождении, а скорее всего о принадлежности к римским легионам: известны случаи, когда варвары, становясь легионерами, получали новое имя. Возможно, Гай и безымянный юноша попали на Боспор в составе римского легиона, оккупировавшего побережье северо­восточной части Черного моря, а может быть, были мобилизованы именно на самом Черноморском побережье.

Кроме кафтанов с нагрудником на фигурах некоторых боспорских рельефов встречается изображение такой же по типу наплеч­ной одежды, но без нагрудника.

Наконец, имеется еще один вид наплечной одежды, который, если мы правильно прочли памятник, следует отнести к типу одежды из шкуры крупного парнокопытного животного в качестве его завершающего варианта. Мы говорим о кафтане, изображен­ном на фигуре вольноотпущенника Филофема, стела которого датирована 440 г. боспорской эры или 143 г. н. э.⁵⁴ Голова и фигура Филофема поставлены в три четверти поворота к зрителю, а ноги — вполоборота. Рельеф в нижней части по диагонали рас­колот, поэтому не вполне ясны тип обуви и ее украшения, а также одежда слуги.

Костюм, изображенный на Филофеме, состоит из кафтана, ноговиц, обуви, плаща и головного убора. Кафтан с длинными рукавами, от кисти до локтя покрытыми налокотником, верхний край которого несколько выступает над локтем и украшен пла­стиной. Сделан кафтан из плотного материала, как мы думаем, из шкуры парнокопытного (?), повернутой мехом внутрь. Перед кафтана закрыт нагрудником, который, по-видимому, наглухо при­креплен (пришит) к кафтану. Подол нагрудника образует выступа­ющий угол. Так же заканчивается, очевидно, и задняя часть подола кафтана, поэтому над бедром (нам видна правая половина фигуры) образуется отверстие, в которое виден верхний край ного­вицы, пристегнутый на пуговку (?). Выступающие края подола окаймлены бахромой (мех?). На боковой части подола нагрудника вырезана двойная петля в виде восьмерки с пуговками в середине, которая, возможно, имеет отношение к креплению ноговиц (?). Нагрудник украшен на груди крупной колесообразной фигурой, а ниже пояса — узором из поставленных друг на друга треуголь­ников. На ногах сапоги, охваченные у лодыжки вязкой, с голени­щем до середины голени, и высокие ноговицы. На плечи Филофема накинут плащ из толстого материала. Плащ скреплен на правом плече и спускается сзади до бедер. На голове — корытообразный головной убор, напоминающий капюшон, от которого сохранилась только верхняя половина (до ушей). Такой же головной убор изображен и на слуге (оруженосце?), сравнительно крупная фигура которого помещена слева за колонкой, на которую облокотился Филофем.⁵⁵ На слуге кафтан, ниже подола видны пластины панциря.

Отдельные представители племе­ни — носители глухой одежды, очевид­но, давно проникли в Пантикапей и были эллинизированы. В своем обрядо­вом костюме, однако, они сохраняли традиционный племенной покрой напле­чной одежды.

 

Рис.2. Юноша изображенный на керченском расписном саркофаге.

 

Пример глухой одежды встречается на Боспоре еще на одной из фресок сар­кофага I в. н. э. (Керчь),⁵⁶ расписанного внутри под склеп. На фреске изобра­жен юноша, опирающийся на невысо­кую колонку. Невдалеке от него нари­сована лошадь, слева — горит скиф­ского типа с луком и стрелами, под­вешенный на двойном ремне. Юноша был художником, но в случае необходимо­сти становился воином.

Его костюм состоит из рубахи, без­рукавки, плаща, покрытых поперечными складками длинных узких штанов и обуви (рис. 2). Покрой безрукавки напоминает покрой глухих кафтанов из шкуры с при­шитым нагрудником, имеющим на подоле спереди и сзади выступы, которые в нашем случае увеличены и имеют трапецие­видную форму. Эта форма выступов (мысов кафтана из шкур парнокопытных) заставляет нас предположить, что на фреске изображен панцирь, возникновение которого, по нашему мнению, неразрывно связано с глухой одеждой описанной выше формы. Каков бы ни был в те времена климат Северного Причерноморья, ни в Предкавказье, ни в Крыму, ни тем более в западной части Черноморского побережья и на Балканах не был нужен кафтан с пришитым нагрудником, однако глухая одежда из толстой и прочной шкуры (лошади, быка, вола) могла оказаться неплохим панцирем, удобным благодаря своему покрою также и при верхо­вой езде. Покрой этой глухой одежды усовершенствовали, расши­рив и удлинив передний и задний мысы подола и создав, таким образом, броню для бедер и ног. Страбон, живший на рубеже первых веков до нашей эры, оставил интересное описание воору­жения племени роксоланов, как нам кажется, подтверждающее наше представление. «Они, — писал географ, — носят шлемы и панцири из сырой воловьей кожи и сплетенные из прутьев щиты, а наступательным оружием им служат копья, лук и меч».⁵⁷ В на­чале новой эры роксоланы были вытеснены, как полагают, аланами, на запад от Днестра, и в середине I в. н. э. вступили в сопри­косновение с римлянами.⁵⁸

На триумфальной колонне побед имп. Трояна в Добрудже над соединенными силами восставших варваров среди изображений поверженных врагов Рима встречаются мужские фигуры в длин-норукавной опоясанной одежде. Подол этой одежды образует два прямоугольника, в боковые отверстия между ними видна верхняя часть длинных штанов, на одной фигуре покрытых многочислен­ными мелкими складками,⁵⁹ на других складок меньше и они круп­нее.⁶⁰ На головах части фигур изображен глубоко сидящий кони­ческий шлем из кожи(?).

Возможно, здесь изображены представители сарматского пле­мени роксолан в панцирях из сырой воловьей кожи, напоминаю­щих глухую одежду из шкуры парнокопытного животного. Как бы то ни было, но в те времена на территории Причерноморья сложились все условия для того, чтобы кафтан с расходивши­мися полами был изобретен. Там существовали многочисленные стада благородных оленей (местами сохранившиеся и до наших дней), о чем свидетельствуют описания древних авторов, топони­мика, остеологический и, наконец, археологический материал — во время раскопок найдено множество изображений оленя. Пи­сатель римского времени Гай Юлий Солин в «Сборнике досто­примечательностей» сообщал об огромном количестве оленей, которые тогда водились в Скифии.⁶¹

Река Березань в то время носила название Оленной — 5а§апз (буквальный перевод В. И. Абаева: «Там, где находят оленей»).⁶² В. И. Цалкин, проводивший изучение костных остатков домашних и диких животных, обитавших в период железного века на терри­тории Восточной Европы, на основании большого количества костных остатков благородного оленя, найденных во время раско­пок в Северном Причерноморье, делает вывод о его широком распространении и важном промысловом значении для обитавших там племен.⁶³

Но раз были олени, должны были быть и охотники на оленей, а может быть, и оленеводы. Юлий Солин в том же сборнике сооб­щает о существовании холощеных оленей: «У холощеных самцов рога никогда не растут, но и не отпадают».⁶⁴ В письме к Василию Великому Юлиан Отступник упоминает на Дунае племя Еауи-йаред. Абаев расшифровывает этот термин, сравнивая его со староосе­тинским, в котором за§-с!аг означает «имеющие оленей».⁶⁵

Была и одежда из оленьей шкуры. Вергилий Маррон в «Георги-ках» красочно описывает охоту на оленей «свободного племени, которое под гиперборейской медведицей поражается дуновением рифейского Евра и покрывается щетинистыми рыжими шкурами животных».⁶⁶ Автор эпохи позднего эллинизма Гезихий из Алек­сандрии на основании более ранних источников приводит в своем словаре название животного, из шкуры которого «скифы» делали одежду: «...таранд, похожее на оленя животное, шкуры которого скифы употребляют на одежду».⁶⁷ Далее он дает также термин

для одежды, бытовавшей на территории Скифии, переводя его «скифская одежда».⁶⁸ Абаев, исходя из данных староосетинского языка (дигорского, более архаичного диалекта), считает, что зак-§ип-с!ак обозначает не скифскую одежду, а одежду из оленьей шкуры, где ёак обозначает шкуру.⁶⁹ Анализируя термин, Абаев показывает его бытование и перевоплощения в течение почти двух тысячелетий: ^захотдахт) 'скифская одежда' (Гезихий); осет. зак-^ип-йак: «одежда» — 1ак (ёак), «из оленьей» — зак, «шку­ры» (или шерсти?) — §ип. Первоначально термин йак или 1ак зна­чил «одежда» и входил в состав названия одежды из оленьей шкуры, в дальнейшем из оленьей (?) шерсти (так как §ип стало обозначать уже в новых условиях не шкуру, а шерсть).⁷⁰ Нако­нец, при появлении ткацкого станка 1ак в осетинском языке начи­нает обозначать нить, из которой (в домашних условиях) ткался материал для одежды, и входит в состав названия материй, со­тканных из нитей на ткацком станке (из конопляных нитей — кае1-(из каегйа§ 'холст' от капа — 'конопля'), из шелковых — гае1-

Таким образом, данные дигорского диалекта осетинского языка свидетельствуют о том, что у ираноязычных предков осетин быто­вала наплечная одежда из оленьей шкуры, внешний облик кото­рой (=покрой) длительное время определялся конфигурацией шку­ры. По-видимому, такая же или близкая по типу наплечная одежда существовала и у иноязычных обитателей Северного Причерно­морья, но лингвистические данные, которые подтвердили бы это, нами пока не обнаружены.

Итак, лингвистика, литературные сообщения и изображения одежды на фигурах надгробных рельефов Пантикапея свидетель­ствуют о бытовании на северном берегу Черного моря в древности наплечной одежды из шкуры парнокопытного (оленя, лося, козы, жеребенка?), а поздние этнографические параллели к этой одеж­де уточняют не только ее внешний облик, но и конструкцию (покрой).