Труд — способ бытия и развития человека

Из людей науки, пожалуй, никто сегодня не осмелится отрицать определяющую роль труда в становлении человека и общества. Но речь должна идти не только об истории возникновения человека. Все последующее его развитие своим постоянным источником имеет труд как с его собственными, так и с природными силами. Почему же ныне как в теории, так и на практике столь мало внимания уделяется труду (кроме рынка труда), поговаривают даже о конце трудового общества?

Дело в конечном счете сводится к тому, что затраты труда, взятые в их отношении к производству стоимости, и труд как наемный труд, функционирующий в системе рыночного обмена, оказывается в отношениях тождества со своим стоимостным результатом и тем самым лишается свойств инновационости, а потому и источника развития. Отсюда проистекал и известный взгляд А. Смита на труд как на жертву. Он полагал, что затраченное рабочим определенное количество труда всегда является для него одинаковой жертвой. «При нормальном состоянии своего здоровья, силы и бодрости и при обычной степени искусства и ловкости, которыми он может обладать, он всегда вынужден отдавать одну и ту же долю своего покоя, своей свободы и своего счастья»[653].

Своей оценкой труда как жертвы А. Смит скорее всего имел в виду психологическое отношение рабочего к труду, т. е. его отношение с точки зрения удовольствия или неудовольствия, которые сопровождают труд. Наемный труд, как и рабский, действительно выступает как некая жертва, как труд по внешнему принуждению, а не как свободная деятельность, приносящая счастье и удовольствие. Однако за этой эмоционально-психологической внешностью отношения к труду скрывается более глубокая причина — экономическая, не позволяющая труду при эквивалентном стоимостном обмене на капитал выявить свою действительную природу как положительной, творческой деятельности. Это следствие товарно-стоимостных отношений, в которых оказывается труд и которые не позволяют его стоимостному результату превзойти затраты. Поэтому труду придается отрицательное определение или как жертвы, или как отрицательной полезности. «Если рассматривать труд только как жертву и именно в силу этого —как фактор, определяющий стоимость, т. е. если рассматривать труд как ту цену, которая уплачивается за вещи и потому придает цену этим вещам, придает в соответствии с тем, требует ли она больше или меньше труда, — то эт. е. чисто отрицательное определение»[654]. Из-за этого многими экономистами источник роста производства переносится с труда на капитал или на какой- нибудь другой фактор, ибо труд как отрицательный фактор в стоимостном отношении ничего нового не создает, даже если рабочий получает удовольствие от своего труда, хотя на самом деле реально производит один только труд, и он представляет собой единственную субстанцию продуктов как стоимостей[655].

Значение труда, однако, не может оцениваться только с позиций стоимостного отношения, и следовательно, получать соответствующие отрицательные определения. Труд каждый раз создает реальную предпосылку стоимости — потребительную стоимость и именно этим выполняет свою созидательную роль. Если иметь в виду этот аспект труда, то человек при нормальном состоянии своего здоровья, силы и бодрости испытывает также потребность в нормальной порции труда и в преодолении стоящих перед ним трудностей, что доставляет ему не только удовольствие, но и свободу и счастье, деятельностными проявлениями которых как раз и является труд.

Для этого необходимо, чтобы производство во имя создания потребительной, а не меновой стоимости, во имя удовлетворения потребности людей стало господствующим как цель и как реальность. Тогда возникают объективные и субъективные условия, позволяющие труду быть не только привлекательным, но и служить само-осуществлением и способом развития человека. В материальном производстве, по словам К. Маркса, труд может приобрести свободный, но отнюдь не развлекательный характер лишь тем путем, что он приобретает, с одной стороны общественный, с другой — научный характер, т. е. будет напряжением человека не как определенным образом выдрессированной силы природы, а как субъекта, который в процессе производства выступает как управляющий силами природы и собственными производительными силами[656]. Но в этом качестве он выступает только как субъект труда, производящего потребительную стоимость. Об этом часто забывают сказать.

В оценке значимости труда для развития работника К. Маркс поддерживал больше Ж. Сисмонди, чем Д. Рикардо. Ж. Сисмонди в своих «Новых началах политической экономии» предложил в качестве цели экономической науки обеспечение наибольшего счастья для трудящегося населения. Соответственно, существенное значение он придавал, в отличие от Д. Рикардо, потреблению и оплате труда рабочих. Он относил отрицательные стороны в промышленном производстве не к труду, а к капиталу, вызывающему нищету трудящихся классов, лишая их всякого счастья. Он требовал, чтобы заработная плата не ограничивалась прожиточным минимумом: рабочий должен получать сверх этого минимума надбавку для обеспечения своего собственного блага и индивидуального развития. Он настаивал на идее человеческого развития, выступал против так называемого «экономического человека».

Наиболее последовательно тезис о необходимости всестороннего развития работника защищали социал-рикардианцы (Т. Годскин, В. Томпсон и другие), причем они это делали от имени «политической экономии труда». Из обнаруженного в учении Д. Рикардо противоречия между признанием труда единственным источником стоимости (богатства) и возвеличением капитала они сделали вывод в пользу труда и человека труда, развитие которого они объявили истинным богатством. Прибавочная стоимость, извлекаемая капиталом из труда, согласно Т. Годскину, должна быть превращена в свободное время, принадлежащее рабочему, которым он должен сам распоряжаться как временем для накопления своего мастерства и способностей. Это —не инвестиции в переменный капитал, а действительные вложения в человека и его развитие.

Современные попытки отрицания созидающей роли труда и трудовой основы общества тоже предопределены той же исходной причиной — стоимостной парадигмой. Последняя как раз и не дает возможности объяснить, с одной стороны, инновационную сущность труда, с другой — источник прибавочной стоимости (прибыли, ренты), заключенный в прибавочном труде и его эксплуатации. Тезис о том, что прибавочный труд является единственным источником прибавочной стоимости, не могут принять многие современные авторы. Они, следовательно, готовы отказаться от труда и трудового общества, чтобы снять вопрос об эксплуатации труда.

Для этого они используют даже высказывания К. Маркса о неизбежном устранении в будущем отчужденного наемного труда, трактуя их как желание устранить всякий труд. К этому приложил руку и Р. Дарендорф. Он для этой цели приводит соответствующее суждение К. Маркса из «Экономико-философских рукописей 1844 года»: «Производство человеческой деятельности как труда, т. е. деятельности совершенно чуждой себе, человеку и природе, и потому совершенно чуждой сознанию и жизненному проявлению, абстрактное существование человека исключительно лишь как человека труда, который поэтому ежедневно может скатиться из своего заполненного ничто в абсолютное ничто, в свое общественное и потому действительное небытие»[657]. Таким труд, по мнению К. Маркса, делает капитал, и поэтому «эта противоположность труда и капитала, будучи доведена до крайности, неизбежно становится высшим пунктом, высшей ступенью и гибелью всего отношения»[658], т. е. отношения наемного труда и капитала.

Р. Дарендорф же из этих вполне понятных суждений К. Маркса делает вывод о том, что якобы «присущая обществу труда особая форма человеческой деятельности не имеет способности к самосохранению; она сама себя разрушает. Общество труда не только теряет труд, но сам труд должен исчезнуть в нем»[659].

Конечно, труд, воспроизводящий лишь эквивалент стоимости своих затрат на приобретение средств своего существования, не сулит рабочему возможностей для собственного развития, выходящего за пределы уже принесенных в «жертву» затрат. Такой труд подлежит устранению. Но это не снимает необходимости свободного труда и трудового общества, достигающего высоты царства свободы. Р. Дарендорф как раз неприемлет тезис К. Маркса о том, что само царство свободы своим базисом

сохраняет естественную необходимость труда, хотя и свободного, предполагающего в качестве своего носителя всесторонне развитого субъекта. Для Р. Дарендорфа царство свободы не нуждается в необходимости труда: чтобы снять единство этих противоположностей, он ничего серьезного не может противопоставить этому, кроме как заменить понятие труда понятием деятельности, а общество труда — обществом деятельности.

В отечественной экономической науке связь производства, труда с развитием человека стала усиленно исследоваться в 60-е годы XX в. Тема под названием: «Всестороннее развитие личности — обобщающий результат социалистического воспроизводства» была включена в программу по изучению курса политической экономии (1985-1986 учебный год). В логическом отношении ее место было определено аналогично заключительному седьмому отделу первого тома «Капитала» К. Маркса, которым завершается рассмотрение капиталистического процесса производства и открывается анализ обращения капитала. Еще более близкую к ней аналогию составляла глава шестая одного из предварительных вариантов «Капитала», названная К. Марксом «Результаты непосредственного процесса производства»[660].

В программе предшествующий данной теме материал в общем и целом подготовлял обобщение, предусмотренное темой — представить человека, его развитие результатом социалистического производства, хотя в предыдущих разделах программы не все звенья, нужные для глубокого анализа темы, содержались. Не было, например, раздела или темы, в которых был бы рассмотрен человек в качестве исходной предпосылки социалистического производства и воспроизводства. Не предполагался дальнейший анализ движения человека как обобщающего результата воспроизводства и в последующих частях программы, касающихся вопросов обращения. Имелись и другие недостатки, подлежащие устранению при раскрытии данной темы. В их числе: традиционное сведение анализа производства к производству вещей и отсутствие его трактовки как производства производственных (общественных) отношений и их носителей; неразработанность потребительностоимостного подхода к воспроизводству субъективного фактора производства и невозможность без обращения к категориям потребительной стоимости объяснить необходимость развития человека и др.

Чтобы быть результатом воспроизводства, человек должен составлять его предпосылку. Воспроизводственный цикл в его простой форме предполагает движение от человека к произведенному им продукту, а от последнего — вновь к человеку. В этом цикле труд выступает первым источником движения (объясняет переход от человека к продукту), а потребление — его вторым источником (объясняет переход от продукта к человеку, от объекта к субъекту). Предполагается, что воспроизводство продукта в форме средств производства здесь не затрагивается (они угасают в горниле производства), а анализу подлежит лишь продукт, предназначенный для индивидуального потребления, т. е. движение жизненных средств.

Первая трудность, которая здесь встречалась, была связана с самой трактовкой производства как производства человека, а отношений простого воспроизводства— как отношений по поводу производства человеческого бытия. Выражение «производство человека» было не совсем привычно: с ним обычно связывали или процесс деторождения, или воспроизводство жизненных сил человека, нужных для его участия в процессе производства. Ранее сложилась традиция отделять производство человека от результатов материального производства, рассматриваемых исключительно в качестве вещей (продукта) в той или иной экономической форме (стоимости, потребительной стоимости). Определения же производства как производства непосредственной жизни нередко в литературе рассматривались как признание параллельно с материальным производством существующего особого производства, лежащего за пределами экономической науки, ибо она не объясняла воспроизводство самого человека. Этого опять-таки не позволяла сделать стоимостная парадигма.