Потребление и потребительная деятельность

Понятно, что от человека к продукту нельзя перейти без обращения к труду как творческому началу этого процесса; осуществить переход от продукта к человеку также нельзя без опосредствующего звена —потребления. Тем более невозможно понять процесс воспроизводства общества и человека без социально-экономического анализа потребления и потребительного производства. Если в предыдущем изложении производство человека посредством труда было представлено в абстрактном виде, причем подчеркивалась значимость производства средств к жизни в этом процессе, то теперь речь пойдет о втором источнике — потреблении, в котором продолжается воспроизводство человека и его труда. О производительном потреблении, совпадающем с материальным производством, написано много книг. О человеческом потреблении из социально-экономической литературы можно узнать лишь то, что потреблением кончается производство. Между тем потребительное производство не менее сложный процесс, чем производство материальных средств к жизни. Это непосредственное производство самой жизни, самого человека, которое реализуется через потребление.

Исключение потребления из предмета социально-экономического анализа, в частности из политической экономии, можно во многом объяснить тем обстоятельством, что в процессе потребления стоимость превращается в «нестоимость», как бы завершает свое существование. Следовательно, она не входит во «владения» политической экономии как трудовой теории стоимости, теории о стоимостных экономических отношениях. Поскольку «стоимость» в потреблении исчезает, превращается в «нестоимость» (или, точнее, здесь продукт выступает со стороны потребительной стоимости), она вроде бы перестает быть предметом экономического или социального исследования. Д. Рикардо, например, считал, что политическая экономия лишь внешне затрагивает потребительную стоимость[249]. Согласно его взглядам и мнению других политэкономов, потребление «лежит, собственно говоря, вне политической экономии, за исключением того, что оно, в свою очередь, оказывает обратное воздействие на исходный пункт и вновь дает начало всему процессу»[250].

К. Маркс в то время не высказал своего мнения по вопросу о месте категории потребления в политической экономии. В «Экономической рукописи 1861-1863 годов», обсуждая данную проблему, он в скобках заметил: «К этому вопросу следует вернуться позднее»[251]. Впоследствии у него сложилось вполне определенное мнение о необходимости включения индивидуального потребления в систему воспроизводства. «В процессе своего обращения, — писал он, — индивидуальный капитал функционирует лишь как часть совокупного общественного капитала. Его движение определено не только его общественными связями с другими частями совокупного общественного капитала, но и со всем товарным миром, со всем общественным процессом воспроизводства, включающим в себя общественный процесс потребления, не только производительного, но также и индивидуального»[252].

Включение потребительной деятельности в воспроизводство человека и общества определяется ее местом в основаниях производства. К. Маркс во «Введении» к «Критике политической экономии» характеризует потребление как уничтожающую продукт материального производства противоположность, как второй вид производства — потребительное производство, в котором производится и воспроизводится сам человек. «Что, например, в процессе питания, представляющем собой одну из форм потребления, —писал К. Маркс, — человек производит свое собственное тело, — это ясно; но это же имеет силу и относительно всякого другого вида потребления, который с той или другой стороны, каждый в своем роде, производит человека. Это — потребительное производство»[253].

Из приведенного суждения важно выделить утверждение о широком значении потребления, объясняющее не только биологическое воспроизводство человека, но и другие, не менее важные формы человеческой жизни посредством соответствующих разнообразных видов потребления и потребительного производства. Уже здесь заложена мысль о двойственной природе потребительного производства, включающего наряду с воспроизводством человеческой жизни как таковой и социальное производство. В этом же плане высказывался Ф. Энгельс относительно двух родов производства и воспроизводства непосредственной жизни: «С одной стороны — производство средств к жизни: предметов питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий; с другой — производство самого человека, продолжение рода»[254].

Суждения о втором роде производства впоследствии вызвали различные споры и толкования. В этих словах Ф. Энгельса одни увидели ограниченность материалистического понимания истории вследствие необходимости обращения к неэкономическому фактору. Другие пытались второй вид производства — потребительное производство — не включать в категории материалистического понимания истории, полагая, что для его объяснения вполне достаточно обращения к производству средств производства и средств к жизни[32].

Ф. Энгельс, разумеется, не отходил от материалистического понимания истории, в том числе и при объяснении развития первобытного общества. Во всех обществах производство выступает определяющим фактором. Подобно тому, как недостаточно сводить стоимость просто к труду, а надо иметь в виду каждый раз его двойственную природу, так и производство выступает решающим фактором одновременно и в исходных, и в превращенных формах, т. е. как производство средств производства и самой жизни, причем не только социальной, но и биологической. Производство, конечно, обусловливает ход развития любого общества прежде всего посредством производства орудий труда. На этой основе возникло и развилось первобытное общество, и не кто иной, как Ф. Энгельс, на первое место ставил производство дикарем орудий[33].

Односторонним было бы и выпячивание производства второго рода, особенно сведение его к воспроизводству человеческой жизни посредством обычного потребления или деторождения, тем более противопоставление последнего производству вещей. Нет оснований, например, полагать, что развитие первобытного общества в решающей или огромной степени определялось условиями производства не материальных благ, а людей. Условия производства вещей являются и условиями воспроизводства самого человека. Нельзя, следовательно, считать, будто Ф. Энгельс внес такую поправку к формуле материалистического понимания истории, после которой определяющим моментом наряду с производством материальных благ должно считаться производство самого человека, т. е. детопроизводство, играющее первенствующую роль в первобытную эпоху, когда производительность труда была слишком низкой.

Для К. Маркса и Ф. Энгельса, с самого начала выступивших против сведения производства к процессу создания лишь вещей и рассматривавших его как производство общественных отношений и человека, потребление выступало необходимым моментом производства, придающим последнему свойство быть производством самой человеческой жизни. Так, К. Маркс еще в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» отмечал, что труд производит не только товары, но и себя, и рабочего. Труд и, следовательно, производственная жизнь оказываются средствами для удовлетворения человеческих потребностей, в том числе и потребности в сохранении физического существования[255]. В «Немецкой идеологии» К. Маркс и Ф. Энгельс производство собственной жизни, а также жизни других людей вместе с производством средств к жизни трактуют как три стороны, три совместно существующих момента общественного производства, социальной деятельности. Что касается производства жизни (как собственной, так и чужой), то оно с самого начала выступает двояким отношением: естественным и общественным[256].

Приведенные выше положения классиков относительно потребления как необходимого момента общественного процесса производства должны быть положены в основу современных исследований по проблемам потребительного производства, интерес к которым в последнее время значительно возрос и уже появились первые работы[257]. В них вполне справедливо подчеркивается широкий смысл потребительного производства, ни в коем случае не сводимого ни к физическому восстановлению человеческой жизни, ни тем более к детопроизводству в рамках семьи[258].

Потребительное производство, реализующее создаваемые средства к жизни, имеет дело прежде всего с воспроизводством личного фактора процесса труда — человека как субъекта всего общественного производства[259]. Но в этом процессе одновременно воспроизводится человек как совокупность всех общественных отношений и человек в его общественных связях и отношениях, что делает потребление социальным производством[260]. Социальным, однако, оно становится не потому, что выпадает из сферы экономического движения, а потому, что вне социального не могут происходить экономические процессы.

Правильное понимание потребительного производства (потребления) предполагает прежде всего четкое разграничение обычного процесса потребления и процессов, посредством которых производится и воспроизводится социальное содержание жизни, социальная определенность человека. Потребительное производство, не заменяя материальное производство, участвует в производстве и воспроизводстве человека и общества, Причем эти два вида производства не просто стоят рядом, а отражают единство процессов опредмечивания и распредмечивания.

Особого внимания заслуживает созидательная функция потребления. Недаром потребление называется производством. Обладание человека предметом в потреблении является способом развития его способностей. Это важно отметить, потому что нередко в литературе потребление фигурирует только как ликвидация всего созданного производством, как его завершающая стадия. «Уничтожение» при потреблении жизненных средств их стоимости, а также то обстоятельство, что их цена и заработная плата работника не входят в процесс труда, иногда понимается как отсутствие здесь созидательного процесса вообще. Так, отдельные философы, справедливо указывая на необходимость трактовки производства человека в форме «специфического процесса производства человеческих сил», все же полагают, что здесь в основе находится «не процесс потребления, а творческий, во всяком случае, созидательный процесс, который хотя и сопровождается потреблением, но не сводится к нему, который, наконец, направлен не на простое потребление, а на развитие человеческих способностей»[261].

Потребление — не менее созидательный, творческий процесс, чем производительный труд. Именно им воссоздается способность к труду, т. е. труд в возможности, потенциально, ибо «потребление порождает способности производителя»[262]. Только под влиянием представления о господстве меновой стоимости могло сложиться мнение о вынесении потребления за сферу воспроизводства или его ограничении производительным потреблением, восстанавливающим рабочую силу человека. Но даже согласно закону стоимости, стоимость потребляемых жизненных средств равна стоимости воспроизводимой на этой основе рабочей силы, т. е. из уничтожаемой в процессе потребления стоимости жизненных средств возникает для продажи равная ей стоимость рабочей силы, и, следовательно, в процессе потребления жизненных средств их стоимость не исчезает, а лишь превращается в иную форму — в стоимость рабочей силы, оставаясь той же по величине.

Потребление и потребительная стоимость по их созидательной силе превосходят силу созидающего стоимость труда, ибо в реализации жизненных средств в виде потребительной стоимости самой рабочей силы заложена творческая сила производительного труда, его способность производить не только эквивалент стоимости рабочей силы, но и избыток труда. Возможность создания новой человеческой силы заключена в потреблении — в развитии человеческих способностей. Потребление завершает акт производства лишь в том смысле, что уничтожает вещно самостоятельную форму продукта. Но этим одновременно оно продолжает воспроизводственный процесс, поскольку повышает «посредством потребности в повторении способность, развитую в первом акте производства, до степени мастерства; оно, следовательно, не только тот завершающий акт, благодаря которому продукт становится продуктом, но и тот, благодаря которому производитель становится производителем»[263].

Через потребление индивид возвращается к самому себе, но уже как производящий и воспроизводящий себя человек. Стало быть, потребление выступает моментом процесса производства, производством высшего, главного его результата — человека. Но без производства продукта потребление беспредметно, поэтому первое является господствующим и исходным моментом, а потребление — продолжением производительной деятельности. Потребление есть и особая деятельность, в которой реализуется потребительная сила общества. Одна ее часть расходуется в процессе производительного потребления рабочей силы, в котором человеком затрачиваются способности к труду, другая —в непроизводительном потреблении, в котором восстанавливаются и расширяются человеческие способности. Непроизводительное потребление в этом отношении совпадает с непроизводительным трудом. Нет, следовательно, особой нужды называть потребительные силы производительными силами, так как первые не теряют своей созидательной роли[34]. Потребление выступает вторым после производительного труда источником воспроизводства человека.

О социальном значении этой деятельности в современной общественной науке пока сказано мало[35]. Чаще всего она исследуется в плане субъективных форм ее проявления: потребностей, интересов, ценностных ориентаций. Между тем, чтобы понять названные субъективные формы, надо исходить из объективного содержания процесса потребления, посредством которого, с одной стороны, они связываются с материальным производством, а с другой —воспроизводятся. Здесь важно подчеркнуть, что именно потребление воспроизводит потребность. Оно полагает предмет производства идеально, как внутренний образ, как потребность и цель; этим создается потребность в новом производстве, т. е. идеальный, внутренне побуждающий мотив производства, являющийся его предпосылкой[264].

В потреблении процесс созидания самой потребности находит материальную основу. Потребление завершает процесс производства, превращая продукт в действительный продукт, оно делает его тем самым продуктом для человека и одновременно наделяет свойством полезности. Это свойство придает продукту потребление, поскольку оно входит в производственную деятельность в качестве необходимого момента и создает для продукта субъект с его потребностями, целями, мотивами. Вне реальной потребительной деятельности полезность продукта оказывается субъективным отношением, открывающим возможность для сведения ее к субъективной полезности, определяемой только потребностями, интересами, целями, ценностными ориентациями человека. Вот почему, на наш взгляд, не могут быть приняты предложения о том, чтобы сделать исходным в экономике отношение общественной полезности, или целевое отношение, возникающее между людьми по поводу цели производства. Общественная полезность, цель, потребность не могут служить исторически первичным отношением или стать всеобщей формой функционирования системы производственных отношений[265].

Обращение к человеку как к цели производства не означает, что он в качестве потребителя перестает быть формой бытия общества, его субстанции, а остается лишь духовным существом. Потребление как процесс не только уничтожения продукта, но и воспроизводства субъекта выступает объективным, материальным процессом. Именно на его базе осуществляется расширенное воспроизводство потребностей, происходит их постоянное возвышение.

Сказанное дает основание ввести потребление в полном объеме в предмет исследования общественных наук и тем самым создать прочную основу изучения потребностей, интересов, ценностных ориентаций. В первую очередь, следует преодолеть недооценку отношений потребления как составной части производственных и всех общественных отношений. Даже в специальных работах, посвященных проблемам потребления, звено, связывающее продукт с субъектом, исключается из системы производственных отношений. Потребительное производство (индивидуальное потребление) предстает внеэкономической и внесоциальной стадией. На этой стадии, говорится в одной из работ, при использовании предмета ликвидируются его потребительные свойства в целях воспроизводства самого человека. Поэтому, мол, личное потребление в данном случае становится объектом исследования биологии, медицины, психологии, т. е. превращается во внеэкономическую стадию, которая определяется как потребительное производство[266].

В экономической литературе почти не упоминается понятие «потребительное производство», им пользуются чаще всего философы. Такое отношение экономистов к потребительному производству обычно проистекает из пофазного деления производственных отношений (производство, распределение, обмен, потребление), которое хотя и дает формальное основание для отнесения потребления к названному ряду экономических категорий, но лишает его собственно экономического содержания. Потребление, поставленное в один ряд с производством, распределением и обменом, не может быть названо производственным отношением, если оно является отношением субъекта к потребляемому продукту, к вещи, и потому не обнаруживает отношения людей друг к другу по поводу потребления. Там же, где обнаруживается такое отношение, оно считается отношением людей по поводу присвоения. Последнее, осуществляясь на основе эквивалентного обмена, неизбежно поглощается отношениями собственности как классическими отношениями присвоения. В итоге получается, что в производстве создаются предметы в соответствии с потребностями, в распределении они разделяются между индивидами, в обмене доводятся до каждого индивида согласно отдельным потребностям, а в потреблении продукт выпадает из этого общественного движения, становится предметом и слугой отдельной потребности и удовлетворяет ее в процессе потребления. Поэтому потребление, рассматриваемое в качестве конечного пункта и конечной цели движения, лежит, согласно этой концепции экономистов, вне политической экономии[267].

Желание исключить потребительную деятельность из предмета социально-экономических исследований, имеющих дело с материальными производственными отношениями, усиливается тем обстоятельством, что удовлетворение потребностей чаще всего фигурирует в виде цели производства, идеального образа его результата.

Отношения же потребления, представленные в форме целевых отношений или субъективных предпочтений, не могут включаться в материальные экономические отношения. Утверждается, например, что в фазе потребления личность становится как бы вне законов общества. В формах ее обычной жизнедеятельности все общественные отношения предстают в виде контактов личностей, их поведения и являются результатом их свободного выбора[268].

По этой причине в большинстве современных экономических работ потребительная деятельность (потребительное производство) остается без внимания, заменяется изучением потребностей в сопоставлении с производством материальных благ, а не с их потреблением. Чаще всего ограничиваются доказательством первичности материального производства по отношению к потребностям, возникающим из производства, хотя и оказывающим на него обратное влияние.

Если же говорится о процессе индивидуального потребления, то он или «прячется» в общем процессе производства — в отношениях присвоения посредством данной общественной формы, путем придания потребительной стоимости значения дохода, или же выносится за пределы собственно экономических отношений под тем предлогом, что потребление как антитеза производству лежит по ту сторону действия общественной формы труда, в нем есть лишь отношение субъекта к вещи и нет отношения человека к человеку. Отношение человека к вещи вполне укладывается в вещно-трудовую форму развития социально-экономических отношений, в категорию социального действия под названием «выбор», причем не только полезных свойств вещи, но и направлений экономического роста[269].

Включение потребления в систему общественных, прежде всего производственных, отношений основано на понимании производства как производства и воспроизводства человека. Тогда и цель производства получает вполне определенную форму реализации — реального человека с данным уровнем его потребностей, и отношения потребления обнаруживают себя в качестве одной из форм отношений людей по поводу собственного воспроизводства как субъектов. Производство и потребление уже не разделены как две крайности, как два объекта различных наук, а предстают двумя противоположными формами одной и той же сущности. Этим преодолевается ограниченность пофазного деления общественного производства и производственных отношений, а отношения потребления выявляют себя как их продолжение, распространение на сферу потребительного производства.

Если производство понимать, как воспроизводство человека, то оно не может быть представлено вне индивидуального потребления, которое с необходимостью выступает его внутренним моментом. В потреблении воспроизводственный процесс возвращается к человеку, с которого, как со своей предпосылки, он начинается. От труда этот процесс идет к продукту, а затем посредством потребления совершается переход от продукта к субъекту. Этим как бы завершается общий цикл воспроизводства общества на уровне его наличного бытия. Конечным пунктом воспроизводства будет уже не продукт, а сам человек как результат потребительного производства. Переход от человеческой деятельности к продукту (здесь опредмечивается труд) имеет своим источником производительный труд, а от продукта к человеку— потребительную деятельность, в которой распредмечивается опредмеченный труд.

Овладение предметом имеет своим следствием и воспроизводство общественного способа существования индивида т. е. воспроизводство самого индивида, не только в его непосредственной жизненности, но и в определенных социальных отношениях. В итоге конечное присвоение предметов в процессе их индивидуального потребления воспроизводит членов общества в тех отношениях, в которых они находятся друг к другу, — в их общественном бытии. Продукт в свою очередь только в потреблении становится действительным продуктом. Потребление, уничтожая продукт, придает ему завершенность. Продукт выступает не просто как овеществленная деятельность, а как предмет деятельности субъекта в потреблении. Потребительная деятельность оказывается продолжением производства, а потому ее законами являются законы производства, понимаемого как производство потребительной стоимости, предназначенной для удовлетворения человеческих потребностей.

Что же касается «деятельности потребления», в которой продукт труда по отношению к рабочему выступает как потребительная стоимость, то экономическая наука, не открыв специфических законов этой деятельности, подгоняет ее под стоимостную форму: воспроизводство работника рассматривается как воспроизводство его рабочей силы на основе издержек производства его жизненных средств, их стоимости, вложенной в переменный, «человеческий» капитал. И в отечественной литературе (даже в политической экономии социализма) потребительное производство было «уложено» в стоимостную форму[36].

Чтобы подчинить деятельность потребления стоимостной форме, приходится, во-первых, чрезмерно расширять понятие производительного труда, присоединять к нему деятельность по оказанию услуг потребителю (труд парикмахера, официанта, учителя и т. п.), обмениваемую на доход (зарплату или предпринимательский доход), т. е. полагать, что оказанием услуги (обслуживанием) новая стоимость создается так же, как и трудом, производящим жизненные средства (пищу, одежду, жилье) и воплощающимся в их стоимости. Понятое, таким образом, потребление из сферы, где стоимость «уничтожается» (товар или услуга, потребляясь, исчезают как стоимость), превращается в сферу, где она создается. Во-вторых, воспроизводство человека предстает как возмездностоимостной обмен доходов воспроизводимого работника на издержки труда лиц, оказывающих ему услуги. Получается, что не работник воспроизводит себя посредством потребления получаемых им за труд жизненных продуктов, средств и услуг, а его воспроизводят те, кто оказывает услуги или обеспечивает его жизненными средствами.

Именно поэтому воспроизводство человека выглядит как его производство работниками сферы обслуживания через распределение и обмен последних на доход потребителей. Потребление и потребительная деятельность, не создающие новых стоимостей и отличающиеся от деятельности обслуживающего персонала, исключаются из воспроизводственного экономического механизма. В него включается лишь сопровождающая потребление и отождествленная с ним купля-продажа товаров и услуг.

Потребительное производство в натуре несводимо к стоимостным обменным процессам в сфере услуг. Процесс потребления имеет дело не со стоимостью, а с потребительной стоимостью, вернее, с ее превращением из предметной формы в социальную — в свойства человека. Очевидно, что оно не укладывается в рамки обмена стоимостей (услуг на доходы), тем более не предполагает эквивалентности. О каком эквивалентном обмене может идти речь, когда студент за десяток часов усваивает концепцию профессора, на разработку которой последний потратил десятки лет или всю свою жизнь.

Конечно, жизненные средства, которые человек получает для потребления, в условиях товарного производства приобретают свойства стоимости, которая равна общественно необходимым затратам труда тех, кто их произвел. Совсем по-другому обстоит дело, когда ставится вопрос, чем же определяются затраты труда работника на собственное воспроизводство, на восстановление своей рабочей силы. Они определяются потребительной стоимостью приобретаемых жизненных средств и услуг, деятельностью по их потреблению, удовлетворению потребностей. Когда речь идет об этой стороне дела, то доля рабочего в стоимости продукта определяется не стоимостью продукта, а потребительной стоимостью получаемых им жизненных средств, т. е. не затраченным временем на производство продукта, а свойством потребительных стоимостей сохранять живую рабочую силу.

Именно из-за того, что потребительная стоимость определяет издержки воспроизводства работником своей рабочей силы (необходимую часть его труда), она становится важнейшим объектом изучения со стороны экономической науки, претендующей быть политической экономией труда, наукой о производстве и воспроизводстве развитого и благосостоятельного человека. К сожалению, это обстоятельство ныне приходится признавать через вынужденные расчеты минимальной зарплаты на основе натурального содержания потребительской «корзины», т. е. признавать потребительную стоимость предпосылкой стоимости, когда речь идет о жизни человека. Для экономики же, предназначенной служить лучшему удовлетворению потребностей человека, потребление и потребительная деятельность приобретают особое значение.