От продукта труда к субъекту

Признание обусловленности воспроизводства человека произведенным продуктом еще раз свидетельствует о решающей роли материального производства, в котором этот продукт создается. Вместе с тем воспроизводство не заканчивается движением продукта, оно, понимаемое как процесс формирования человека, с движения продукта только и начинается.

Воздействие труда и его средств на воспроизводство общества опосредовано (положено) продуктом материальной деятельности, причем не только тем, который вновь возвращается в материальное производство и функционирует в форме производительных сил, но главным образом тем, который реализуется в индивидуальном потреблении. Стало быть, если имеется определенный уровень развития материальных производительных сил, составляющих объективное условие воспроизводства общества, то дальнейшее его движение выводит к своему конечному результату — человеку — посредством реализации продукта, предназначенного для человеческого потребления. Социально-экономической формой продукта во многом определяется, какими воспроизводятся человек и общество.

В экономической и социологической литературе развитие человека чаще всего связывали с процессом труда. Оно считается непосредственным следствием эволюции содержания труда, технологических и технических изменений в производстве. Зависимость развития личности от продукта труда, от его потребления обычно не рассматривается. Индивидуальное потребление исключается из воспроизводственного процесса или трактуется как элемент производственного процесса и производительного потребления человека как рабочей силы. При этом по отношению к продукту все моменты процесса труда — материал, орудие производства и сама производительная деятельность — выступают средствами для создания продукта. Частью этих средств производительной деятельности служат и жизненные средства рабочего, необходимые для его содержания в процессе труда. «Та доля жизненных средств, которую он должен потребить в качестве работника, без которой его рабочая сила вообще не может действовать как таковая, так же необходима для процесса производства, как уголь и смазочное масло, потребляемые машиной. В этом смысле фонд потребления общества составляет некоторую часть его средств производства... и потребление работника внутри этих границ экономически не отличается от потребления рабочей лошади или машины»[240].

Однако жизненные средства работника как таковые не входят в процесс производства. К тому же работающий собственник рассматривает продукт в качестве своих жизненных средств, но не воспринимает жизненные средства как предпосылку производства продукта.

К этому добавляется еще одно важное обстоятельство: коль скоро совокупный производственный процесс выступает процессом воспроизводства самого общественного человека, жизненные средства выпадают из процесса производства, переходят в процесс потребления. Поэтому важно представить развитие человека не простым и только прямым, а опосредованным результатом процесса труда — результатом потребления продукта. В человеке субъективируется непосредственно не орудие труда или сам труд, а его продукт, предназначенный для потребления.

Производство, создавая продукт, одновременно создает и субъект для продукта. Это обстоятельство заставляет обратить особое внимание на толкование продукта, его социальных свойств, которые использует человек. От правильного понимания социально-экономической природы продукта во многом зависит трактовка потребительного производства как производства социального. С одной стороны, важно не приписывать вещным, природным свойствам продукта социальное значение, не отождествлять, например, стоимость с вещностью продукта. Их отождествление обычно приводит к тому, что общественные свойства предмета как продукта труда приписываются его вещным свойствам, якобы присущим ему от природы: жемчуг или алмаз имеют вроде бы стоимость как природные объекты. На этом отождествлении или, вернее, сведении социального к вещному свойству продукта основываются все концепции, выводящие социальные отношения из вещественных факторов производства или из самого процесса труда. В результате в определенное отношение к социальному ставятся факторы, не имеющие никакого отношения к общественной форме, т. е. сопоставляются два несоизмеримых рода явлений. Если, скажем, в один ряд ставятся средства производства, земля и труд, а в другой — прибыль, рента и заработная плата, то они, писал К. Маркс, «относятся друг к другу примерно так же, как нотариальные пошлины, свекла и музыка»[241], т. е. они несопоставимы и не могут в этом аспекте взаимодействовать друг с другом.

С другой стороны, также неправомерно приписывать вещам как таковым общественные свойства в качестве органически присущих им, т. е. фетишизировать вещи, считать, например, средства производства с самого начала капиталом, а труд— стоимостью. Когда вещи как таковые рассматриваются в качестве капитала, общественное отношение, представленное в вещах и посредством вещей, неизбежно фиксируется как такое свойство, которое приобретают предметы лишь потому, что они входят в состав элементов процесса труда, в технологический процесс. В результате то, что является свойством капиталистического способа производства, капитала, изображается принадлежностью самой вещи. В итоге грубый материализм экономистов, рассматривающих общественные производственные отношения людей как природные свойства вещей, равнозначен столь же грубому идеализму, который приписывает вещам общественные отношения в качестве имманентных им определений[242].

Формой общественного бытия вещей (продукта производства) является не только их стоимость, но и потребительная стоимость. Последняя для теории воспроизводства общества приобретает особую социальную значимость — потребительной стоимостью определяются многие стороны воспроизводства человека. В потреблении, в воспроизводстве своей жизни человек имеет дело не со стоимостью, а с потребительной стоимостью продукта, его количеством и качеством. Но есть еще и социальная сторона потребительной стоимости, что, к сожалению, не всегда находит признание в современной литературе. За потребительной стоимостью довольно прочно закрепилось однозначное определение — быть лишь вещным носителем стоимости или других общественных отношений. Ее обычно считают совокупностью естественно-технических, товароведческих свойств и оценивают посредством натуральных, условно натуральных характеристик предмета, что существенно затрудняет понимание ее социальной роли[30].

Потребительная стоимость, безусловно, не существует без вещной стороны, которая не должна изучаться собственно общественными науками, она остается предметом товароведения или стандартоведения. Даже если продукт с его полезными природными свойствами является предметом человеческих потребностей и, следовательно, включен в человеческую жизнь и общественную связь людей, природные свойства его никакого общественного производственного отношения не выражают, не составляют содержания какой-либо социальной формы. В системе товарного обмена, отношений меновой стоимости материальный субстрат этой стоимости остается вне экономической определенности формы. Потребительная стоимость, понятая как содержание, натуральная особенность товара как таковая становится безразличной к меновой стоимости. Но так ли? Необходимо еще раз вернуться к обсуждению этой проблемы.

Не развивается ли это содержание, ставит вопрос К. Маркс, в системе потребностей и производства, не входит ли потребительная стоимость в саму социальную форму и не является ли фактором, определяющим эту форму? Ответ на этот вопрос у К. Маркса положительный, хотя он оставляет возможность для дальнейшего исследования. «В какой мере потребительная стоимость остается в качестве предпосланного материала вне политической экономии и экономических определений формы и в какой мере она входит в политическую экономию, — выяснится и должно быть выяснено прежде всего при разработке отдельных разделов»[243].

К. Маркс, однако, с самого начала выразил несогласие с Рикардо и Сэем, которые, подчеркивая преобладающее значение меновой стоимости перед потребительной, начисто абстрагировались от последней. С точки зрения К. Маркса, нет ничего ошибочнее того взгляда, что разграничения между потребительной и меновой стоимостью должны быть вне экономического определения формы вообще. «Напротив, — пишет К. Маркс, — на различных ступенях развития экономических отношений мы обнаруживали, что меновая стоимость и потребительная стоимость определены в различных отношениях и что эта определенность сама выступает как различное определение стоимости как таковой».

Потребительная стоимость сама играет роль «экономической категории»[244]. Без нее, например, нельзя понять источник возникновения прибавочной стоимости, поскольку рабочая сила не в качестве меновой стоимости, а в форме своей потребительной стоимости — живого труда — создает капитал и прибавочную стоимость.

Роль потребительной стоимости, стало быть, не ограничивается функцией носителя меновой стоимости, а имеет самостоятельное социальное содержание, достоинство социальной формы труда. Уже потому, что в потребительной стоимости предмета овеществляется труд, она получает социальную определенность. Если труд рассматривать как субстанцию меновой и потребительной стоимости вообще, то особой формой этой субстанции может быть не только меновая, но и потребительная стоимость[31].

Разве, например, потребительная стоимость рабочей силы — труд — не является социально-экономической категорией капитализма, а натуральная форма товара — формой его стоимости при феодализме? В историческом плане потребительная стоимость или предшествует, или заменяет меновую стоимость как социальную форму, но от этого она не только не перестает быть социальной формой, но и приобретает значение подлинной социальной категории.

К. Маркс отверг обвинение в его адрес в том, что он якобы высказал мнение о необходимости удаления категории «потребительная стоимость» из науки и помещения ее в руководство по товароведению. Наоборот, К. Маркс полагал, что если человек производит продукт для удовлетворения собственных потребностей, то этим он создает потребительную стоимость в особой исторической форме, т. е. воплощенный в продукте труд приобретает социальную форму потребительной, а не меновой стоимости. Потребительная стоимость, следовательно, сама обладает специфически историческим характером. «В примитивных общинах, — считал К. Маркс, — в которых, например, жизненные средства сообща производились и распределялись между членами общины, общий продукт непосредственно удовлетворяет жизненные потребности каждого члена общины, каждого производителя, и общественный характер продукта, или потребительной стоимости, заложен здесь в его общем характере»[245]. В коммунистической общественно-экономической формации потребительная стоимость продукта становится его основной социально-экономической формой, но не в виде вещных свойств, а в своем общественном бытии для человека.

На этом настаивал В. И. Ленин в замечаниях на книгу Н. И. Бухарина «Экономика переходного периода» (1920 г.). Продукт, занимая место товара, был представлен Бухариным без определенной социально-экономической формы лишь в виде материального субстрата, носителя, роль которого он выполнял по отношению к меновой стоимости товара. Сбрасывая последнюю, продукт вроде бы остается без социальной определенности, сохраняет себя лишь в виде совокупности полезных природно-вещественных свойств. В действительности же здесь одна социальная форма продукта заменяется другой. Новая форма, по В. И. Ленину, фиксируется в его определении как продукта для человека: «... превращается не в „продукт", а как-то иначе. Etwa: в продукт, идущий на общественное потребление не через рынок»[246] Производство для человека, во имя достижения полного благосостояния и всестороннего развития личности берется как исходное определение самой социалистической организации производства продукта.

Недостаточно было бы видеть социальный канал, соединяющий продукт с человеком, лишь в полезности продукта, обусловленной нуждой в нем человека. В этом случае социальность потребительной стоимости продукта не становится социальной формой последнего, а непосредственно определяется потребностями человека, т. е. потребительная стоимость как бы превращается в свойство человека, в его атрибут. Полезность, таким образом, становится мерой удовлетворения потребностей людей, мерой соответствия свойств вещи человеческим потребностям, берется в рамках отношений людей к вещи, а не в системе их отношений друг к другу по поводу собственного воспроизводства посредством потребления.

Вне рассмотрения в составе объективных производственных отношений людей может происходить субъективизация социальной формы потребительной стоимости, ее понимание как субъективной полезности. В этом случае потребительная стоимость приобретает характер субъективной ценности, приравниваемой к тому значению, которое приписывается человеком благу в силу его полезности, а не является свойством самим по себе. С этим связаны попытки соизмерять потребительные стоимости по степени их субъективной полезности, считать, например, таким соизмерением расположение человеком различных благ в известный ряд сообразно иерархии своих потребностей и предпочтений.

Переход от продукта к субъекту представляет собой, как говорилось, распредмечивание содержащегося в продукте овеществленного прошлого труда. Оно, как и процесс опредмечивания, имеет двойственную природу, которая определяется двойственностью опредмеченного в продукте труда —его конкретным и абстрактным характером. Соответственно снятие опредмеченности предполагает, что в процессе распредмечивания исходная двойственность продукта, возникающая из соответствующей природы прошлого труда, не отрицается, а сохраняется, хотя и в иной форме — в виде двойственности воспроизводимого субъекта и процесса потребления.

Продукт в форме вещественного образования есть нечто мертвое, и в индивидуальном потреблении в этом своем качестве он участвует как условие воспроизводства жизни человека, т. е. его биологической жизни, способности к продолжению деятельности. Но этот продукт есть форма прошлого труда, его потребительностоимостная форма.

Наряду с природной стороной этого процесса, связанной с вещественными свойствами продукта, присутствует социальная сторона, которая замыкается в собственно социально-экономическую сущность продукта. Дальнейшее движение этой основы от состояния опредмеченности к состоянию распредмеченности образует механизм процесса воспроизводства общественных отношений.

В воспроизводстве социального продукт участвует своими социально-экономическими качествами. Они образуются из того, что продукт является инобытием человеческой (субъективной) деятельности — труда, хотя эта субъективность существует в предметной форме. Предметность, однако, не мешает тому, что общественная природа прошлого труда, выступая в форме общественного бытия вещи, в процессе потребления реализуется в общественных свойствах человека. Социальные потенции прошлого труда в живой деятельности работника не исчезают, а прибавляются к ней. Сущностью произведенного продукта (предмета), первичным по отношению к нему, выражаясь языком Гегеля, остается человек, его труд. Отсюда и социальность отношения между предметом и человеком: индивид овеществляет свою деятельность в продукте; потребляя продукт, обладая им, он тем самым реализует и развивает себя. «Каждая форма натурального богатства, пока оно не заменено меновой стоимостью, предполагает существенное отношение индивида к предмету, так что индивид с одной из своих сторон сам овеществляет себя в предмете и его обладание предметом выступает вместе с тем как определенное развитие его индивидуальности; например, богатство в виде овец выступает как развитие индивида в качестве пастуха, богатство в виде зерна — как развитие его в качестве земледельца и т. д.»[247].

Потребительная стоимость приобретает социально-экономический смысл как фонд потребления, который соответствует потребностям общества, воспроизводящего свое естественное существование. Этот фонд принимает различные исторические формы, например форму так называемого рабочего фонда при капитализме или фонда полного благосостояния и всестороннего развития личности в условиях коммунистического способа производства. Фонд потребления следует рассматривать сначала как категорию производства, т. е. представлять не в виде личных доходов, образующихся в результате распределения и перераспределения национального дохода, а до этих социально-экономических процедур, т. е. в качестве непосредственного предметного результата процесса производства.

В условиях простого воспроизводства фонд потребления служит для реализации отношения между производством и потреблением: фонд потребления выступает средством поддержания человеческого существования, содержания работника как производительной или рабочей силы, а по отношению к остальному обществу — способом обеспечения жизни населения, занятого в непроизводственной сфере или вообще незанятого в народном хозяйстве. Тем самым общество воспроизводит себя в производстве как совокупного потребителя, а в потреблении — как производителя.

Потребительную силу общества можно рассматривать как соответствующую его производительной силе и их соотношение брать за первичную систему отсчета потребительной силы общества в каждый данный момент времени. Если, например, нужно установить исходную потребительную силу общества в данном году, то она, измеренная в единицах труда, будет равняться количеству занятых в материальном производстве (производительная сила субъективного фактора) и остальной части населения. Так, в 1986 г. 94,5 млн занятых в отраслях материального производства в СССР обеспечивали свой потребительный фонд и потребительный фонд остальной части населения страны в количестве 184,3 млн человек[248]. Дополнительная потребительная сила, созданная работниками материального производства, относилась к их собственной потребительной силе примерно как 2:1.

Если рассматривать фонд индивидуального потребления только с точки зрения вещного продукта, то его можно считать той частью совокупного общественного продукта, в которой выражается конечный результат материального производства, выходящий за пределы самого производства. Из сферы производства в сферу потребления переходят предметы, которые в своей совокупности составляют фонд потребления. Все остальное поглощается самим производством.

В фонде потребления остаются неучтенными деятельность в непроизводственной сфере по реализации данного фонда, развитие человеческих способностей, улучшение условий труда и окружающей природной среды. Потребительный фонд по этой причине не может выступать конечным результатом хозяйственной деятельности. В лучшем случае он характеризует функционирование законов потребительного производства, обеспечивающего человеческое существование. Этот фонд свидетельствует лишь о полноте или степени удовлетворения жизненных потребностей людей на определенном этапе развития общества, а не о всестороннем и гармоничном развитии личности. Для развития личности необходимо соответствующее свободное от производства время, которое нельзя включать в состав потребительного фонда.

Историческое назначение производства состоит в том, чтобы вывести непосредственного производителя материальных благ из узких рамок его воспроизводства только как исполнителя производственных функций, ликвидировать условия, при которых фонд потребления обеспечивает существование работника лишь в качестве рабочей силы, а потребление превращается в «эпизод» производственного процесса, т. е. когда потребление жизненных благ, необходимых для воспроизводства мускулов, мозга рабочих, приобретает значение воспроизводства рабочего как средства производства, принадлежащего капиталу и обреченного на труд ради высокого развития господствующих классов. Его собственное потребление, следовательно, образует лишь одну из статей издержек производства капитала.

Чтобы подчеркнуть важность развития личности и преодолеть так называемый «потребительский подход», в литературе иногда центр тяжести с потребления переносится на производство, на труд, как на арену гармоничного развития человека. Конечно, потребительный фонд создается трудом, и в этом смысле первенство производства и труда перед потреблением неоспоримо. Проблема, однако, решается не простым возвращением к труду, а рассмотрением деятельности и вне производства. Функционирующий в производстве живой труд остается средством для достижения высоких целей общества, а не превращается в самоцель. Процесс труда — это звено на пути к этим целям. Конечно, труд должен стать первой потребностью в жизни, но это не значит, что он перестанет быть средством удовлетворения этой потребности.

Трудности в достижении достаточно полного удовлетворения разумных потребностей трудящихся масс не могут быть объяснены ссылками только на процесс труда. Неотделимость рабочего от условий производства в социальном смысле, т. е. его собственность на эти условия, не тождественна развитию способности к труду и самого труда, вещественного и личного факторов производства. Если сферой развития личности рабочего считать только процесс труда, то его развитие будет ограничено его ролью как средства производства, т. е. такими функциями, которые вполне могут быть переданы машине или системе машин (роботам).

Действительно, в процессе труда продукт, в том числе потребительный фонд, еще не дан, он еще должен возникнуть. Следовательно, продукт для потребления исключается из факторов, воздействующих на развитие способности к труду, в их числе остаются орудия, предметы производства и сам человек, функционирующий в роли средства производства. Этим умаляется роль потребительного фонда и потребления как способа воспроизводства человека, его способности к труду. Практически же иного средства собственного развития, кроме создаваемого в процессе

труда продукта, у рабочего нет. Поэтому непосредственное производство лишь тогда выступает в роли фактора развития человека, когда оно служит средством для производства жизненных благ. Последние же потребляются не «производительным трудом» (подобно потреблению электроэнергии машиной), а самими производительными работниками, т. е. производительный труд и производительное потребление не могут быть заменены потреблением жизненного фонда вне процесса производства.