Две отмычки к тюрьме капитала (вместо предисловия, размышления заинтересованного читателя)

Содержание

Две отмычки к тюрьме капитала (вместо предисловия, размышления заинтересованного читателя) - 3 -

О некапиталистической капиталистичности. - 9 -

К вопросу о новой теории стоимости, изучении социальных параметров труда и теории субъективности - 42 -

Виртуализация и кругооборот капитала. - 60 -

Производство и потребление образа жизни как момент виртуализации - 92 -

Человек как потребительная стоимость. - 113 -

Фрагментарный коллектив = фрагментарный индивид - 125 -

Особенности производства фрагментарных индивидов и кризис рациональности в виртуализированном мире - 143 -

Фрагментарный индивид по ту сторону прекрасного и безобразного: несколько тезисов об эстетическом измерении виртуализированных практик - 161 -

Государство: свобода и распределение. - 181 -

Война: государство и новая коллективность. - 202 -

Диктатура пролетариата. - 221 -

Социализм. - 249 -

Дмитрий Чёрный

Источники

1.        Ильенков Э.В. Письма Ю.А. Жданову / Эвальд Васильевич Ильенков. // Э.В. Ильенков: личность и творчество – Москва:, 1999. – C. 258-261.

2.       Ленин В.И. Развитие капитализма в России. / Владимир Ильич Ленин / собрание сочинений в 55 томах. Том – 3. – Москва: Издательство политической литературы, 1971. – 792 с.

3.       Люксембург Р. Накопление капитала: http://www.leftinmsu.narod.ru/polit_files/books/nakoplenie.html.

4.       Сталин И.В. Экономические проблемы социализма в СССР. / Иосиф Виссарионович Сталин. – Москва: Издательство политической литературы, 1952.с.

5.       Троцкий Л.Д. Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет? / http://www.marxists.org/russkij/trotsky/1936/betrayed/.

6.       Гевара Э.Ч. Статьи, выступления, письма. / Эрнесто Че Гевара [Пер. с исп. Е.Вороновой и др]. – Москва Культурная Революция, 2006. – 560 с.

7.       Ленин В.И. Письмо к съезду. / Владимир Ильич Ленин; Полное собрание сочинений издание пятое. т 43. – Москва: Издательство политической литературы, 1978.с.

Источники

1.        Майкл Хардт, Негри А. Империя. / Майкл Хардт, Антонио Негри [пер. с англ., под ред. Г. В. Каменской, М. С. Фети-

сова]. – Москва: Праксис, 2004. – 440 с.

2.       Маркс К. Капитал Критика политической экономии. Т2. / Карл Генрих Маркс [пер. с нем.] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. Т – 24. – Москва: Издательство политической литературы – 644 с.

3.       Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 годов. Т. 46 Ч.1 / Карл Маркс; [пер. с. нем.]: К.Маркс, Ф.Энгельс: соч. в 50 т., 2 издание. – 564 с.

 

 

Источник

 

1.        Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т2. / Карл Генрих Маркс [пер. с нем.] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. Т – 24. – Москва: Издательство политической литературы – 644 с.  

 

Источники

1.        Глушков. В.М. Макроэкономические модели и принципы построения ОГАС. / Виктор Михайлович Глушков. – Москва: «Статистика», 1975. – 160 с.

2. Ленин В.И. Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения / Владимир Ильич Ленин. // В.И.Ленин. Полное собрание сочинений Т. 6 – Москва: Государственное издательство политической литературы, 1963. – C. 1-192

3.       Макаренко А.С. Флаги на башнях. / Антон Семёнович Макаренко// Макаренко А.С. Собрание сочинений в 8 томах. – Москва: Педагогика, 1983.с.

 

Источники

1.        Бауман З. Индивидуализированное общество. / Зигмунт Бауман; [пер. с англ. под ред В. Л. Иноземцева]. – М.: Логос, 2002. – 324 с.

2.       Вебер М. Избранное. Образ общества. / Макс Вебер; [пер. с нем.]. – М.: Юрист, 1994. – 704 с. – ІSBN 5-7357-0048-0. – (Серия "Лики культуры")

3.       Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения /Жиль Делез, Феликс Гваттари; [пер. с франц. и послесл. Д.Кралечкина; науч. ред. В. Кузнецов]. – Екатеринбург: У-Фактория, 2007. – 672 с.

4.       Майкл Хардт, Негри А. Империя. / Майкл Хардт, Антонио Негри [пер. с англ., под ред. Г. В. Каменской, М. С. Фети-

сова]. – Москва: Праксис, 2004. – 440 с.

5.       Маркс К. Капитал Критика политической экономии. Т2. / Карл Генрих Маркс [пер. с нем.] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. Т - 24. – Москва: Издательство политической литературы – 644 с.

6.       Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 годов. Т. 46 Ч.1 / Карл Маркс; [пер. с. нем.]: К.Маркс, Ф.Энгельс: соч. в 50 т., 2 издание. – 564 с.

7.       Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: Исследование идеологии развитого индустриального общества / Герберт Маркузе; [пер. с англ., послесл., примеч. А.А. Юдин, сост., предисл. В.Ю. Кузнецова]: - М.: ООО "Издательство ACT", 2002.

8.       Столяренко Д. О коллективности действительной и мнимой // Э.В.Ильенков: диалектика и культура (к 90-летнему юбилею). Материалы XVI Международной научной конференции «ИЛЬЕНКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ» (Москва, 10-12 апреля 2014 года) – Москва: Изд-во СГА, 2014. – C. 391-394.

Источники

1.        Гегель Г.В.Ф. Наука логики. / Георг Вильгельм Фридрих Гегель. – Москва: Наука, 2005. – 800 с.

2.       Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения /Жиль Делез, Феликс Гваттари; [пер. с франц. и послесл. Д.Кралечкина; науч. ред. В. Кузнецов]. – Екатеринбург: У-Фактория, 2007. – 672 с.

3.       Маркс К. Капитал Критика политической экономии. / Карл Генрих Маркс [пер. с нем.] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. T.23. – М.: Издательство политической литературы – 907 с.

4.       Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 годов. Т. 46 Ч.2 / Карл Маркс; [пер. с. нем.]: К.Маркс, Ф.Энгельс: соч. в 50 т., 2 издание. – Москва: Издательство политической литературы, 1969. – C. 618.

5.       Фуко М.П. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. / Мишель Фуко; [пер. с франц. В. Наумова]. – М.: Ad Marginen, 1999. – 460 с.

6.       Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии / Фридрих Энгельс. // К.Маркс, Ф.Энгельс: соч. в 50 т., 2 издание Т. 3. – Москва: Издательство политической литературы

В предыдущих главах речь шла о логике производства фрагментарных индивидов с клиповым сознанием. Предпринималась попытка показать логику функционирования индустрии человека как индустрии «практик», обеспечивающих и создающих социокультурные условия существования товарного производства. Однако важнейший эстетический момент этой индустрии остался практически не затронутым. Хотя и говорилось о производстве аффектов, но вопрос об их специфике и об общих закономерностях их производства до этого момента не рассматривался. Тем не менее, именно эстетическое измерение промежуточных продуктов непосредственного производства человека и потребления этих продуктов индивидами, а также тиражирования их через индивидов в производстве индивидов, имеет важнейшее значение.

Эстетический момент делает промежуточные продукты производства человека (которые он получает не как товар) пригодными для его восприятия, потребления и дальнейшего распространения благодаря индивидам. Это – важнейший момент удовлетворения в формировании или формирования в удовлетворении эстетических потребностей и чувственных «практик». И это – не только упаковка товаров, которую индивид получает как бонус к ним, не только дизайн как «эстетика функциональности». но и производство самой деятельности индивидов, тех или иных действий, обладающих для индивида исключительно чувственной ценностью – ценностью переживания. И это не просто гедонистическая сторона потребления. Погоня за наслаждениями, характерная для господствующих классов периода упадка предшествующих капитализму способов производства, не была моментом производства стоимости.

 Хотя есть одна существенная черта, роднящая современное производство чувственности с этим гедонизмом, а именно – культивирование ощущений в повседневной жизни и тотальное производство ощущений при разложении чувств.

Но в современном мире эти «практики» направлены на постоянную «переподготовку» индивидов как потребителей (на это обратил внимание Бодрийяр [1]). Чувственное познание составляет основу производства и трансляции социальных смыслов, обеспечивающих функционирование товарного производства. В свою очередь эта возможность коренится в самой специфике человеческой чувственности и человеческих ощущений как таковых.

Мы имеем дело с противоречием, которое Алексей Валериевич Босенко в свое время сформулировал таким образом: «Почему бессмертные по своей природе чувства умирают, и заменяются ощущаловкой?». Почему они вообще могут быть приравнены к ней и заменены ею, в какой плоскости социального пространства и как происходит это приравнивание? Ответ на этот вопрос станет и ответом на вопрос, каким образом в массовом сознательном производстве человека можно будет перейти от производства ощущений (которые тоже являются культурным историческим феноменом) к планомерному производству чувств? Чтобы чувства в наивысшей точке их развития, достигнутого человечеством, сделать личным достоянием и способностью каждого представителя общества точно так же, как это делается сейчас, на базе современных социальных технологий в производстве тотальной ощущаловки.

В методологическом отношении для изучения эстетического измерения производства фрагментарных индивидов важно наследие А.С. Канарского, М.А. Лифшица, А.В. Босенко, а также психологов Л.С. Выготского и А.Р. Лурия, которые разрабатывали культурно-историческую концепцию человеческой психики и, в частности, чувственности, Ильенкова и других теоретиков-марксистов, поскольку нас интересуют именно общие закономерности.

4) Также важно принять во внимание разработки представителей франкфуртской школы, в первую очередь, Теодора Адорно, французских постмодернистов, и, в частности, теоретиков общества потребления. На то, что товарное производство дополнилось индустриальным производством индивидов и «практик», которое стало условием его существования, именно теоретики общества потребления обратили внимание еще 50 лет назад. Констатация и попытки осмысления этого факта сами по себе ценны, в том числе как исторический материал. В частности, ценны замечания Жана Бодрийяра, некоторые замечания Фуко насчёт производства контролируемой сексуальности, разработки Делёза. Однако, например, бодрийяровская интерпретация такого производства через знаки и в терминах производства и потребления знаков как отличительных моментов во всеобщей социометрии фокусирует внимание лишь на некоторых, лежащих на поверхности, хотя, безусловно, важных, сторонах этого производства. Но они не раскрывают его специфику. Но признание факта сексуальности и знаков сексуальности как инструмента производства потребления (не просто потребностей, а потребления), тема страха и насилия, которую затрагивал автор в своём труде [1], и даже фиксация особенностей этого насилия и интереса к нему, как и многие другие замечания автора об обществе потребления, заслуживают внимания.

Теперь от замечаний методологического характера перейдём собственно к изложению некоторых соображений насчёт этой, интересующей нас, стороны дела (понятие – это всегда понимание сущности дела). Здесь необходимо сразу же сделать следующую оговорку. Фактически от одних замечаний мы переходим к другим, не претендуя на сколько-нибудь удовлетворительную разработку проблемы. Однако они направлены на то, чтобы хоть немного прояснить общие закономерности чувственного измерения производства фрагментарных индивидов и культурного пространства функционирования капитала как общественного отношения, а так же логику их трансформации. Однако это только замечания, не более того.

1) Чувства предполагают универсальность по меркам рода, разворачивающуюся через единичное. Они тотальны, хоть и историчны (тотально-человечны) и дают возможность побыть Человеком по сущности в бесчеловечном социальном мире. Но фрагментарному индивиду вовсе не обязательно быть Человеком, в смысле, представителем рода в его (рода) универсальности ни в одном из своих проявлений. Это не входит в меню потребительных стоимостей для капитала, поскольку не вписывается в логику вещей. Достаточно быть человеческим индивидом с универсально-совместимыми и универсально-заменимыми эмоциями-ощущениями (что, кстати, не нужно было в предыдущие эпохи). Сейчас же этого достаточно, чтобы индивид осуществлял свои социальные функции в «практиках» потребления как производства. Такая универсальная сменяемость и заменимость в то же время создает самоценность для индивида этих «практик» и самоценность индивида в этих «практиках». В ощущаловке (которая, тоже продукт истории) точно так же, как и в развёртывании чувств, важно ощущать единичное. Для чувств – это отправная точка. Для эмоций-ощущений – это тоже отправная точка. И в этой точке они сходятся, выступают как одно (не просто как одно и то же, а как одно) в своей неразличённости. Поэтому чувства и могут заменяться эмоциями-ощущениями (употребляя через дефис эти слова, хочется подчеркнуть именно продуктивный момент, который проявляется и в их различности, и в их единстве). Эмоции-ощущения могут быть отправной точкой для чувств, началом чувств, выражением чувств, их проявлением и материалом их осуществления. В этом измерении в этой точке, если так можно выразиться, они едины. И этого вполне достаточно для эстетического измерения производства фрагментарных индивидов. Поскольку для их функционирования имеет значение лишь постоянный калейдоскоп дурной бесконечности продуктивного восприятия единичного. Интенсивность ощущений создает и обеспечивает потребление и потребляемость индивидов (и то, что они потребляют, и то, что их можно потребить как потребителей). Чувства же, точно так же как и целостное мировоззрение, атрофируются за ненадобностью в пользу клиповости. Клиповость сознания и клиповость ощущений-эмоций здесь сходятся.

Таким образом, чувства приравниваемы к ощущениям в процессе и как момент нетоварного непосредственного производства человека именно в сфере его повседневности. Идеология комфорта, дополненная идеологией аффекта – это и характеристика повседневности, и идеология эстетического в сфере ощущений, тиражируемых посредством индивидов и индивидов, тиражируемых посредством ощущений. Такое приравнивание и, как следствие, замена возможны только потому и только в той мере, в какой производство и потребление переживаний индивидов (и индивидами) опирается на чувственное познание. Потребление информации в свою очередь есть потребление ощущений. Ощущение здесь тоже выступает как единица информации. Потому шоу должно продолжаться.

Это шоу – шоу повседневности. Шоу, производящее повседневность. Оно вне поля и вне дискурса прекрасного и безобразного (бозОБРАЗного). Оно – вне исторически выработанных форм бытия прекрасного. Оно само по себе является отрицанием, деструкцией того содержания, которое неразрывно связано с этими формами. А заодно – и форм. В изобразительном искусстве, начиная с авангардных течений – разложение образа. В музыке – разложение звука. Да и сама музыка перестаёт быть собственно музыкой, по каким жанрам её не распределяй. Она не может теперь быть просто музыкой, она должна быть шоу.

Конвейерно-штампованное чувствование оказывает свое воздействие на искусство, включает его в свое поле и в свою логику, разрушая и заменяя масс-культурой (это совсем не то же самое, что культура масс). В то же время эстетизация всего в повседневности приводит к деэстетизации всего в искусстве, насколько оно остается замкнуто в самом себе как в форме, и не является простым моментом производства капитала. Не катарсис, а аффект. В эту сторону движется масс культ., в эту сторону движется искусство, сближаясь с ней как по форме, так и по содержанию. Оно само становится инструментом массового производства аффектов. Оно замыкается, но не может замкнуться на себе. Оно утрачивает свою автономность, как достраивание до целостности человека в области чувств в противовес бесчувственной повседневности. Оно само становится бесчувственным в угоду ей. Бесчувственным, но эмоциональным, как и сама повседневность.

5) Искусство вынуждено конкурировать и быть конкурентоспособным в производстве аффектов, чтобы вообще быть. Производство ощущений и впечатлений всё время развивается и интенсифицируется. Они не обязательно должны быть глубокими, но они должны быть сильными и интенсивными. Тем самым искусство перестает быть искусством, и становится в один ряд с производством повседневных аффектов. В сериале «Чёрное зеркало» премьер-министр Великобритании в прямом эфире занимается сексом со свиньёй. По задумкам авторов сериала организатор этого очень популярного перфоманса – никто иной, как художник. Его цель – создать самое популярное действо. И не зря в сериале, который сейчас конкурирует с кино, и в то же время является элементом повседневности, создатели указывают на художника так, что это не вызывает сомнения как очевидное. В 2013 году Петр Павленский прибил своё «хозяйство» к брусчатке Красной площади. Художница ОРЛАН с 1978 снимает на видео свои пластические операции, в том числе, вживление имплантатов. Именно подобное делает известными современных художников, а вовсе не чувства и их выражение в произведениях, которые, как и мышление, маргинальны, поскольку их производство не массовое.

6) "Для искусства стало большой неожиданностью известие о его преждевременной (а по сути временной) кончине, смерти по существу, хотя его производители неплохо себя чувствуют и даже не утратили способности к простому воспроизводству. Поэтому и философия не просто себе на уме и надзирает за призренным и презренным бытием, периодически объясняя мир, преимущественно, когда её не просят. Она кликушествует, пророчит и клевещет, всегда несправедливо, но зато по истине, даже ошибаясь. Она – промах, выстрел на дуэли в воздух или себе в сердце. Скорее, она пытается удавиться вопросом" [2]. Муки исчерпанных, но не исчезнувших отчуждённых форм общественного сознания и чувствования, исчерпанность отчуждения как своего-другого присвоения Алексей Валерьевич Босенко в этих нескольких фразах показал даже слишком ярко. Ведь вроде бы многие давно знают, что «король-то голый», и даже говорят об этом вслух. И даже догадываются, почему он голый. Но при этом делают вид, что это – новая королевская и придворная мода, а не конец королевской власти и пирам во дворце. И конец даже не в смысле, что дальше некуда и никак, а в утрате того, что составляло необходимость их бытия, но не бывания. Утратой философией и искусством того, что, составляя их содержание, выходит за их пределы, за них, как пределы, как опредЕление – момент и условие того, чтобы быть беспредельным. Конец-то зафиксирован, опознание трупа произведено. Но бесплодной ли была жизнь того, кто умер? Это решать не ему, не трупу, а живым, если и насколько они живы. Чувства – такой же атрибут субстанции, как и мышление. Они атрибутивны по отношению к материи как таковой. Мышление и чувства атрибутивны по отношению друг к другу. В этом Босенко абсолютно прав. Это и значит и НЕ значит, что чувства (точнее чувствО во всём своем многообразии) и мышление бессмертны. Но это значит, что решать судьбу бытия (жизни и смерти) чувств и мыслей в НАСТОЯЩЕМ за прошлое и будущее и за время как таковое, без прошлого и будущего, придётся нам, на основании и по праву рода, родового существа – человека.

7) Но именно в таких сферах деятельности как искусство осталось еще пространство свободного времени – времени действия по меркам свободы. И пусть пока чувства случаются, то есть происходят случайно, в случайном времени и пространстве, не просто как времени осуществления случайности как своего другого необходимости, а и, как писала когда-то Анна Кошевая [3], случайности как «исторически изжившей себя необходимости». Тут важен и момент, на который указала Аня и тот, который подчёркивал Босенко, цитируя Шеллинга: "необходимость – возможность случайности". Здесь эти противоположности оказываются тождественны в своём взаимном переходе. Потому именно точка пересечения чувств и ощущений, может быть продуктивной в переходе от планомерного производства фрагментов индивида к становлению человека, в переходе к планомерному производству универсальной личности. Применение разнообразия, мощи и тонкости технологий по производству аффектов может стать здесь отправной точкой. Нужно провести линию от аффектов к чувствам, от чувств к разуму. Если брать по основанию, чувства разумны, разум чувствующий.

8) Сам кризис производства потребителя и потребления (его перепроизводство), причём, перепроизводства на уровне отдельного индивида, не делает менее эффективными технологии этого производства, а просто запускает механизм разрушения, о котором речь пойдет в своём месте. Поэтому те, кто собирается преодолеть логику капитала, чтобы выйти на новый уровень общественного развития, в наше время должны быть, как минимум, и художниками (в самом широком смысле этого слова), и маркетологами, и социальными инженерами-политтехнологами. Должны уметь создавать аффекты, которые могут стать началом чувств, причём так, чтобы они были интенсивными настолько, чтобы могли конкурировать с произведёнными в индустрии человека как потребительной стоимости для капитала. Взять на вооружение развитые капиталом технологии производства фрагментов индивидов и обернуть их против него, в борьбе за человека. И это только инструментарий, да еще и далеко не весь. Он сам по себе еще ничего не значит, но без него, точнее без его применения по меркам свободы как осознанной необходимости, дело преобразования общества невозможно.

Источники

1.        Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. / Жан Бодрийяр [пер.]. – Москва: Культурная революция, Республика, 2006. – 269 с.

2.       Босенко А.В. Случайная свобода искусства. / Алексей Валериевич Босенко. – Киев: Химджест, 2009. – 584 с.

3. Кошевая А. Случайность как исторически изжившая себя необходимость. http://propaganda-journal.net/392.html

 

Источники

1. Ленин В.И. Государство и революция: Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции / Владимир Ильич Ленин. // Ленин В.И. Полное собрание сочинений. – 5-е изд. – Т. 33. – Москва: Издательство политической литературы, 1974. – C. 1-120.

2. Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 годов. Т. 46 Ч.1 / Карл Маркс; [пер. с. нем.]: К.Маркс, Ф.Энгельс: соч. в 50 т., 2 издание. – 564 с.

3. Гевара Э.Ч. Статьи, выступления, письма. / Эрнесто Че Гевара [Пер.с исп. Е.Вороновой и др]. – Москва: Культурная Революция, 2006. – 560 с.

Диктатура пролетариата

Эта работа посвящена, главным образом, виртуализированному капитализму. Тем не менее, само исследование имеет смысл лишь в свете поставленной задачи: понять как в этих условиях возможно совершить выход на новые основания общественного развития. Как возможен переход к коммунизму? Эту задачу мы поставили себе в самом начале исследования и не выпускали из виду до сих пор. Здесь не ставится вопрос, возможен ли этот переход, так как он праздный и абстрактный, а потому лишённый смысла. От того, найдем ли мы ответ на вопрос как возможен коммунизм, зависит и ответ на вопрос, возможен ли он. И это отнюдь не теоретическая проблема, хотя без теории тут не обойтись, а практический вопрос жизни и развития человечества. Поэтому проблема диктатуры пролетариата опять становится самой актуальной и в теории.

Что вкладывается в понятие «диктатура пролетариата»? В «Критике Готской программы» Маркс употребил это словосочетание следующим образом: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата» [ 4 ]. Эти слова были подобраны Марксом специально, чтобы обозначить классовый характер всякого государства и конкретно исторический классовый характер государства переходного периода. Речь шла о сущности. На смену диктатуре буржуазии, которая приобретает различные формы, пусть даже форму демократической республики со всеобщим избирательным правом, должна прийти диктатура другого класса – пролетариата, какую бы именно форму не приобретала последняя. Здесь под словом «диктатура» имеется в виду сущность государства. Имеется в виду то, что государство проводит волю этого класса и навязывает её всему обществу, что в руках этого класса рычаги государственного управления как личные, так и вещественные. Маркс не говорил здесь о конкретной форме этого государства. А в слове «диктатура» подчёркивалось лишь то, что любое государство - это аппарат принуждения и подчинения всего общества воле класса. Вопрос о том, какими именно средствами будет проводиться эта воля в том или ином случае - это уже дальнейший вопрос практического движения. Тем не менее, людей, не пытающихся вникать в марксизм, пугает в этом слове именно ассоциация с «диктаторскими» - жёсткими (хотя конечно жёсткости никто не исключает) и, главное бессмысленно жестокими методами проведения воли. Ничего подобного ни Маркс, ни обширно цитирующий его в своей работе «Государство и революция» Ленин не говорили.

Ленин определял диктатуру пролетариата следующим образом: «Сущность учения Маркса о государстве усвоена только тем, кто понял, что диктатура одного класса является необходимой не только для всякого классового общества вообще, не только для пролетариата, свергнувшего буржуазию, но и для целого исторического периода, отделяющего капитализм от "общества без классов", от коммунизма. Формы буржуазных государств чрезвычайно разнообразны, но суть их одна: все эти государства являются так или иначе, но в последнем счете обязательно диктатурой буржуазии. Переход от капитализма к коммунизму, конечно, не может не дать громадного обилия и разнообразия политических форм, но сущность будет при этом неизбежно одна: диктатура пролетариата» [ 1 ] Вопрос же о конкретных формах и методах ставила и решала сама жизнь, сам ход развития революционного движения. Потому, как известно, и Маркс и Ленин так трепетно относились к урокам Парижской коммуны.

Но анализируя уроки коммуны, Ленин, по большому счёту, думал и говорил не о ней, а пытался с помощью неё понять современный ему исторический процесс. Практически, его тогда волновал вопрос о Советах – сложившихся на тот момент политических органах как формах политической власти пролетариата. Могут или не могут они быть такими органами диктатуры пролетариата? Если могут, то как именно могут и что для этого нужно делать? Вспомним, что книга «Государство и революция» [2] была написана в августе-сентябре 1917 года. В этот самый период Ленин также много думал о том, как возможен мирный переход власти к Советам, чтобы избежать гражданской войны.

Вот на чём акцентировал внимание Ленин в борьбе со своими оппонентами: «Корыстная защита капитализма буржуазными идеологами (и их прихвостнями вроде гг. Церетели, Черновых и Ко) состоит именно в том, что спорами и разговорами о далеком будущем они подменяют насущный и злободневный вопрос сегодняшней политики: экспроприацию капиталистов, превращение всех граждан в работников и служащих одного крупного "синдиката", именно: всего государства, и полное подчинение всей работы всего этого синдиката государству действительно демократическому, государству Советов рабочих и солдатских депутатов» [ 1 ].

И далее: «Речь идет не об оппозиции и не о политической борьбе вообще, а именно о революции. Революция состоит в том, что пролетариат разрушает "аппарат управления" и весь государственный аппарат, заменяя его новым, состоящим из вооруженных рабочих. Каутский обнаруживает "суеверное почтение" к "министерствам", но почему они не могут быть заменены, скажем, комиссиями специалистов при полновластных и всевластных Советах рабочих и солдатских депутатов? Суть дела совсем не в том, останутся ли "министерства", будут ли "комиссии специалистов" или иные какие учреждения, это совершенно неважно. Суть дела в том, сохраняется ли старая государственная машина (связанная тысячами нитей с буржуазией и насквозь пропитанная рутиной и косностью) или она разрушается и заменяется новой. Революция должна состоять не в том, чтобы новый класс командовал, управлял при помощи старой государственной машины, а в том, чтобы он разбил эту машину и командовал, управлял при помощи новой машины, - эту основную мысль марксизма Каутский смазывает или он совсем не понял ее».

Это – самое важное в учении Ленина о государственных формах, наряду с разъяснением сущности государства и чёткой фиксации тех условий, при которых социалистическое государство как таковое может отмереть.

«С того момента, когда все члены общества или хотя бы громадное большинство их сами научились управлять государством, сами взяли это дело в свои руки, "наладили" контроль за ничтожным меньшинством капиталистов, за господчиками, желающими сохранить капиталистические замашки, за рабочими, глубоко развращенными капитализмом, - с этого момента начинает исчезать надобность во всяком управлении вообще. Чем полнее демократия, тем ближе момент, когда она становится ненужной. Чем демократичнее "государство", состоящее из вооруженных рабочих и являющееся "уже не государством в собственном смысле слова", тем быстрее начинает отмирать всякое государство. Ибо когда все научатся управлять и будут на самом деле управлять самостоятельно общественным производством, самостоятельно осуществлять учет и контроль тунеядцев, баричей, мошенников и тому подобных "хранителей традиций капитализма", - тогда уклонение от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться, вероятно, таким быстрым и серьезным наказанием (ибо вооруженные рабочие - люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигентики, и шутить они с собой едва ли позволят), что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой. И тогда будет открыта настежь дверь к переходу от первой фазы коммунистического общества к высшей его фазе, а вместе с тем к полному отмиранию государства». Эти азбучные истины марксизма стоило здесь повторить именно потому, что они часто подвергаются прямому перевиранию в устах сознательных врагов марксизма, и искажению со стороны таких «друзей», которые хуже всяких врагов.

Теперь перейдём непосредственно к рассмотрению вопроса о диктатуре пролетариата в нынешних условиях виртуализированного капитализма. Важно отметить, что они - не только результат развития капитализма, но и результат того движения, которое пришёл социализм. Откат в социальной истории по-новому ставит эту проблему. И тот путь, который прошли революции ХХ века, то, обо что они споткнулись, имеет колоссальное значение.

Распад СССР заставил задуматься, а почему советы как переходная политическая форма государства на пути от капитализма к коммунизму привели общество назад в капитализм? Что было с советами не так? Или что случилось с самими советами? Как и почему они сами изменились? Объяснить этот объективный процесс предательством или оппортунизмом отдельных членов партии невозможно. Точнее, так делают, но это простоватое и наивное объяснение больше подходит для успокоения потрёпанной совести, чем для прояснения сути дела.

Тот же вопрос встаёт и относительно китайской революции. В Китае сейчас жёсткий капитализм под социалистической ширмой. Это намного опаснее, чем привычная ширма "демократии". Китаянка Ву Яцзюнь входит в двадцатку самых богатых женщин мира. Китай осуществляет многомиллиардные инвестиции в разные и в перспективе, по видимости, очень прибыльные проекты (по капиталистическим меркам прибыльные). При этом в части областей в сельской местности существуют докапиталистические способы эксплуатации. В августе 2015 года юань пришлось девальвировать, но это были всего лишь шаги, обеспечивающие стабильность бизнеса. Именно в "категориях" пользы для бизнеса, прибыли и т.д. рассуждает китайское руководство, а в стране пропагандируется культ "великого Китая" (сильного государства), где государство представляется как обеспечивающее ЕДИНСТВО и консолидацию общества. Это видно и за тысячи километров от Поднебесной (несмотря на постоянное крики западных либералов о полной закрытости китайского общества). Вспомним хотя бы олимпиаду в Пекине. Самое время читать Мао: «борьба противоположностей – это диалектика, а единство противоположностей – это ревизионизм». И если понимать единство, так как его многие понимают, Мао в этом абсолютно прав: единство противоположностей в их борьбе, а единство в духе примиренчества - это действительно ревизионизм и фактически идеология капитала, который теперь господствует и в сфере производственных отношений и в сфере идеологии. Это чисто империалистический ревизионизм теории социализма и коммунизма, уже перешедший точку невозврата, отражающий вполне определённую практику.

Кубинская революция тоже переживает далеко не самые лучшие времена. На Кубе семимильными шагами восстанавливаются т.н. «экономические средства» регулирования экономики, которые в своё время в СССР способствовали отнюдь не движению к коммунизму, а реставрации капитализма. И сознание часто здесь остаётся бессильно перед лицом производственных отношений и даже не фиксирует идущий процесс как процесс если не поражения, то уж точно отступления социализма.

Исходя из этого, хотелось бы обратить внимание читателей на некоторые, на мой взгляд, очень важные моменты, чтобы потом совместными усилиями подумать над ними.

Нам нужно для начала зафиксировать то, на какой версте мы находимся, а именно: мы находимся в новых условиях передела мира между представителями разных групп капитала, главным образом, виртуализированного. Социализм как движение к коммунизму и, соответственно, и идея диктатуры пролетариата и практика осуществления такой диктатуры во всём мире переживает поражение или, как минимум, если воспользоваться военной терминологией, отступление в глубь своей территории. Общественные отношения переживают тотальный регресс. Но мало просто сказать, что мы вернулись обратно в капитализм - потому, что мы не вернулись. Капитализм-то хоть и является капитализмом, и закон стоимости господствует над всеми остальными производственными отношениями, всё же его действие определяется в том числе рядом иных обстоятельств – развитой капиталистической некапиталистической капиталистичностью – сферой нетоварного производства, которая обеспечивает товарное производство, создавая для человека как потребительную стоимость для капитала и тем самым потребительную стоимость товаров. В конце концов, логике этих изменений и посвящена небольшая книжечка, которую вы держите в руках.

К сожалению, эти, вещи не столь очевидны. С одной стороны, осознанию этого мешает представление о том, что имеющееся поражение связано с тем, что капитализм еще недостаточно развит для социализма во всём мире. Следовательно, успех государства диктатуры пролетариата в таких условиях невозможен. Это утверждение, в общем и целом, очень похоже на теорию развитых и развивающихся (недоразвитых) капиталистических стран. Тем не менее, мы видели, что сама неразвитость и отсталость, а также докапиталистические уклады и способы эксплуатации человека человеком всё время воспроизводятся капитализмом.