П.1. Федор: первые месяцы войны.

А летом 1941 в жизнь Самковых, как и миллионов советских людей, ворвалась война. Великая война…

       Об этом я узнала из воспоминаний Тамары Федоровны. «Страх надолго поселился в моей детской судьбе, и даже сейчас ей иногда война снится»[44]. Так говорит об этом времени, моя тетя, в 1941 году шестилетняя девочке, родившаяся в 1935 году.

Во время войны капитан Федор Иванович был переводчиком, служил помощником начальника штаба 53 стрелкового полка, 71 стрелковой дивизии, 7 армии Северного фронта.

Когда Тамаре Федоровне, тогда девочке Тане было 6 лет, в счастливую жизнь ее семьи ворвалась война. Сначала финская, а потом Отечественная. В это время семья капитана Федора Ивановича находилась на службе в Карписельке[45].

22 июня 1941 года был воскресный день. Федор Иванович с другом удил рыбу на озере. Около семи часов утра по телефону из дивизии дежурный писарь штаба полка при- нял неожиданную страшную телефонограмму – война. Дежурный не мог сначала осмыслить эту страшную новость, но телефон повторил это еще раз. Дежурный разбудил посыльных и послал известить командира полка и начальника штаба. Через несколько минут горнист верхом на лошади играл сигнал тревоги, мчался по лагерю, разнося роковую новость людям. У всех на лицах от рядового солдата до командира полка была какая-то растерянность. Известие о войне застало полковое начальство врасплох, и лишь через сутки в штабе воцарился некоторый порядок. Так началась война, несмотря на имеющийся «Договор о мире и дружбе между Германией и СССР», но все же в народе не доверяли этой дружбе. Говорили, что Гитлер в одной руке держит пряник, а в другой руке, спрятанную за спиной, кувалду для нанесения русскому, наивно доверяющему мужику сокрушительного удара в лоб. Одновременно в воинской части началась эвакуация семей[46].

По воспоминаниям Тамары Федоровны, 22 июня 1941 года, когда семья еще спала, отец Тани забежал в дом, тревожным голосом сообщил, что началась война и что у них 15 минут на сборы. Жен и детей офицеров быстро посадили в открытые машины на деревянные скамейки и повезли от границы в сторону Суоярви[47]. С тех пор про отца они ничего не знали. Они даже не смогли проститься. Война оставила страшный след в судьбе и памяти бабушки Тамары. Она помнит бомбежки, рев сирены «воздушная тревога», зловещий гул фашистских бомбардировщиков, дважды они с мамой попадали под обстрел вражеских пулеметчиков с бреющего полета немецкого самолета. Мама всегда закрывала дочь собою, и на случай своей гибели, наказывала беречь сумку, в которой были документы. Страх надолго поселился в ее детской душе и даже сейчас ей иногда снится война. Они с мамой добрались до Рыбинска и поселились у дедушки. Пятый месяц шла война, а от отца не было никаких известий.

Было ли страшно? Да, в его воспоминаниях я нахожу: страшно было, мурашки нередко «шли по спине». Много лет спустя, он будет вспоминать это время так: «Пред нами из леса показались два небольших танка, которые стреляя на ходу, быстро мчались на нас. Но один не прошел и сотни метров, завертелся на месте, видимо наши подбили ему гусеницу. Другой танк продолжал двигаться, развивая скорость».

В воспоминаниях[48] Федора Ивановича я прочла волнующие души строки. После одного из боев, красноармейцы «спешно стали убирать раненных и убитых. Из дзота, где был свидетелем ближнего боя Федор Иванович, товарищи вынесли тело своего командира и по траншеям потащили к братской могиле. Из его кармана Федор Иванович вытащил документы, письма и ладанку с короткой записью «Ионов Дмитрий Семенович – Калининская область, Максатихинский район, деревня Житники». Из писем вылетела помятая фотокарточка крестьянской девушки в платочке на обороте стояла надпись «Диме от Кати.1941 год». В одном из писем неуверенным почерком родители писали: «Дорогой сынок, как только мы увидим на улице девушек и парней с гармошкой, так вспоминаем тебя. На сердце делается тяжело, тяжело. Катюшка бывает у нас каждый день, все о тебе спрашивает и обижается, что редко пишешь. Мое родительское сердце предчувствует тоску, как ты написал, что вас переводят на границу. Береги себя, дорогой наш. Осенью ждем домой, послали тебе посылочку, вареных яичек[49], не обессудь, больше ничего нет. Мы писали тебе, в колхозе хлеба не дали. Вся молодежь уходит в город. Твой товарищ Петька Седов женился на Тоне и вместе с ней уехал работать на стройке чернорабочим, общежития нет, так нашли небольшую комнату в каком-то Паргалове. Пиши чаще, ждем ответа, как соловей лета». Мой двоюродный дед Федор пишет там же в воспоминаниях, что «от этого письма стало грустно на душе[50]». Он завернул все в носовой платок, положил в карман с тем, чтобы вместе с извещением отправить родителям. Убитых хоронили просто без всяких церемоний. Вырыли глубокую могилу в лесу, постелили березовые ветки, опустили тела всех погибших, сверху накрыли плащ- палатками и когда посыпались первые комья земли, Федор Ивановичу вспомнились строки письма сержанта Ионова: «Береги себя. Осенью ждем домой.» Он чувствовал, как родители воспримут «похоронную». Ни один поток слез прольется из материнских глаз. Это извещение, если не унесет мать в могилу, то вмиг она состарится на десять лет, обелит ее голову сединой, прибавит еще ни одну морщинку на лице. Вот такая история красноармейца Дмитрия Семеновича Ионова.

 

       Однажды с группой разведчиков Федор Иванович ушел в тыл врага, а через три дня группа вернулась. На месте командного пункта разведчик обнаружили сплошное месиво из тел лошадей, людей. Человеческие останки висели даже на деревьях, а земля была вся взрыта. Вероятно, по данным вражеской разведки их артиллерия вела прицельный огонь по командному пункту. Гибель штаба и командиров не означала гибель подразделений пока рот. Батальонов. Как старший по званию, Николай Федорович принял командование полком на себя. Дочь в своих воспоминаниях пишет о том, как этот мягкий, добродушный человек, совсем еще молодой человек, а отцу в это время было всего 34 года, нашел в себе силы совладать с собой, не растерялся и взял такую ответственность на себя. Небольшая группа людей действовала организованно, сплоченно. Первым делом наладили связь с действующей дивизией и батальонами, и потому смогли сдержать какое-то время оборону. За этот мужественный поступок Федор Иванович получил награду в Кремле. Эту награду вручил Самкову Ф.И. М.И. Калинин[51].

 26 сентября 1941 года Федор Иванович был направлен на учебу в Москву в Военную Академию имени М.В. Фрунзе.

       В энциклопедии и школьных учебниках написано, что «в ходе обороны Карелии советские войска сорвали план немецкого командования о создании второго кольца вокруг Ленинграда»[52]. Всего строка, а за ней жизнь моего деда, ратный подвиг его и его товарищей, и чья-то оборвавшаяся жизнь.

Однажды, когда это было, не указано в воспоминаниях, Самкову Ф.И. встретилось много солдат, черных от лесного пожара с испуганными от отчаяния лицами, бежавших с фронта в тыл. Сколько ни старался он остановить их, но безрезультатно. Ему казалось, никакая сила не могла остановить это стихийное бегство людей, охваченных инстинктом самосохранения. На мои вопросы они отвечали, что их командиры бросили, батальон попал в окружение, все убиты, только они остались в живых, ищут своих командиров. Эта неорганизованная масса текла подальше от выстрелов, подальше от смерти, от дорог, стараясь не попадаться на глаза «начальству», которое могло в любую минуту вернуть снова «туда» в атмосферу, насыщенную смертью.

Мог ли думать офицер Федор Иванович Самков, что его брат рядовой сержант Николай Иванович Самков, оказался в таком же положении?