Год К. С. 14-й день Летних волн

 

1

 

«На севере в одной из горных долин есть сад. Это чудесное местечко, особенно в начале лета, когда зацветают чужие в этих краях пионы, но сад полон самых разных цветов. Голубеют у ручья незабудки, улыбаются короткому лету ромашки, о чем-то мечтают ирисы. Легкий ветерок осыпает изумрудную траву белыми лепестками – это цветет чубушник. Гудят пчелы, кружатся и порхают пестрые бабочки, снисходительно и ласково шелестят кроны переживших не одну зиму деревьев. Счастливы все, даже живущая под кустом чубушника старая Жаба. Вечерами или в пасмурные дни, когда солнце не сушит нежную жабью кожу, она выбирается из своего убежища послушать соседок-певуний – Ласточку и Малиновку. Их слушают все обитатели сада, и небо становится еще выше, а цветы – душистей и ярче. Но однажды в саду появилась Ворона.

– Фу, – сказала она, – разве это пение? Эти глупые мелкие пичуги ничего не смыслят в музыке!

(Ворона была очень образованна: какое-то время она жила на тополе возле харчевни, где по праздникам играло четверо музыкантов. Потом у нее случились разногласия с харчевником, но не будем останавливаться на этой грустной истории.)

– Нам нравится, как поют наши птички, – робко возразила Ромашка.

В ответ Ворона лишь расхохоталась:

– Дурной вкус и отсутствие образования! Ласточка… Малиновка… Писклявые неучи, не различающие ни нот, ни ладов. Конечно, для вас они хороши – ведь вы не слышали настоящих певцов. Любой, даже самый жалкий соловей, любая морискилла…

(Ворона была знакома с настоящими певцами. Какое-то время она часто бывала во дворе дома, на окне которого стояла клетка с морискиллами. Потом у нее случились разногласия с хозяином дома, но не будем останавливаться на этой грустной истории.)

– В наших краях нет морискилл, – заметил Шмель. – Может, они и хороши, но почему из-за того, чего нет, мы должны пренебрегать тем, что есть и приносит радость?

– То, что не одобрено мастером, может нравиться лишь глупцам и невеждам, – отрезала Ворона. – Вас в некоторой степени извиняет лишь то, что у вас не было возможности услышать морискилл и соловьев, но сейчас вы услышите меня и поймете, что значат уроки мастеров в сочетании с талантом и трудом!

(Ворона знала, о чем говорит. В детстве она жила на ясене около ювелирной мастерской. Потом у родителей Вороны случились разногласия с ювелиром, но не будем останавливаться и на этой грустной истории.)

Шмель переглянулся с Пчелой и промолчал.

Ворона неторопливо взлетела на липу, окинула взглядом притихший сад и раскрыла клюв.

– Кар-р! – раздалось над поляной. – Кар-кар! Кар… Кар! Кар-р, кар-р-р!

– Это вы откашливаетесь? – спросила Ромашка, которая понимала в кашле, так как сама была средством от него. – Вам помочь?

– Глупый овощ! – ответила Ворона. – Я пою! Сравните мое пение с бессмысленным и безграмотным щебетом вашей мелочи, и вы все поймете!

И все всё поняли…»

Она обещала Левию историю – она ее сочинила, только вышло злобновато. Письмо Ли, в котором он развлекал матушку злоключениями обретавшегося в регентской ставке поэтика, тоже добротой не блистало. Сын был в бешенстве, каковое и прятал под забавными подробностями. В детстве, скрывая злость, Ли взахлеб рассказывал про жучков и улиток, позже пошли в ход людишки… Лучше так, чем не вылезать из дуэлей или… рассориться с регентом и разнести по всей армии свое мнение о летней западной кампании. Наверное, лучше.

– Сударыня, эскорт ждет.

– Спасибо, Жильбер.

После пакости с кавалеристами Халлорана по Олларии в одиночку ездит лишь Карваль, хотя город тих. Горожане сидят по домам, солдаты – по казармам, барсинцы и те спят на ходу. Лето, лень…

– Сударыня!

– Добрый вечер, Никола. Представьте, я только что про вас вспоминала.

– Что-то случилось?

– Нет, просто сами вы разъезжаете по столице без эскорта, а нам не даете.

– У меня под мундиром кольчуга.

– Тем не менее…

– Сударыня, заверяю вас, я не получаю от таких поездок ни малейшего удовольствия, напротив, но горожане должны видеть, что комендант не боится. Так им спокойнее, а мне спокойней, когда вас и Монсеньора сопровождают, тем более на ночь глядя. Могу я узнать, куда вы направляетесь?

– В Ноху. К концу вечерней службы.

– Тогда я бы вас очень просил… – Смущаться Карваль не умел, он просто подыскивал подходящие, с его точки зрения, слова. – Вы в дружбе с его высокопреосвященством, спросите, что он думает про убийство Гамбрина. Признаю́сь, я в тупике. Не верится, что это грабеж, и еще меньше верится, что Салиган найдет убийцу, хотя, похоже, маркиз прав и кто-то прячет старые грешки.

– Конечно, я спрошу, – пообещала Арлетта, – но поговорите еще и с мэтром Инголсом. Он, в отличие от кардинала и нас с вами, был здесь все время. – И еще мэтр не брал деньги у Гамбрина, потому что брал у Ли, но зачем Роберу с Карвалем такие подробности?

– Мэтр Инголс, спасибо ему, назвал тех, кто, по его мнению, невиновен. Кроме того, он связывает убийство Гамбрина с убийством Штанцлера, но тут я согласиться не могу.

– Дриксенский гусь павлину не товарищ?

– Я не столь сведущ в политике, – неохотно признался маленький генерал, – зато я видел оба трупа. Штанцлера убили, не стесняясь, и я готов поклясться, что убийца был один. С Гамбрином разыграли грабеж, да и с охраной в одиночку не справишься. Конечно, убийц могли нанять, только где? Тень заставил свое отребье поклясться слепой подковой и поклялся сам…

– Эта клятва столь нерушима?

– Насколько мне известно – да, хотя клятвопреступники обитают не только в судах.

– Кстати, о клятвопреступниках, – вот он, подходящий момент! – и «старых грешках»… Все время забываю сказать: ваш брат Аннибал в Валмоне и находился там все это время.

– Сударыня!

– Напишите ему, – посоветовала графиня, – он будет рад. И еще одно. Мой старший сын навестил в Бергмарк Колиньяров и кое-что прояснил. На честь Ивонн Маран никто не покушался, что и требовалась доказать. Девица подтверждает, что ее вместе с братьями и сестрами вывезли из Старой Эпинэ и передали людям Сабве.

– Вы уже сказали об этом Монсеньору?

– Еще нет. Видите ли, Ивонн ничего не знает о судьбе своего старшего брата Жюстена. Робер уверен, что дети были именно с Жюстеном, а их сопровождали только Дювье и несколько солдат.

– Это так и есть. Без сопровождения они бы не добрались до… спокойных мест.

– А какова судьба Жюстена Марана?

– Он расстрелян за покушение на Монсеньора. Я счел неправильным его отпустить.

– Мой сын именно так и подумал, – кивнула Арлетта. – Более того, он считает, что вы поступили разумно. Как, впрочем, и я.

– Благодарю вас, сударыня.

– Пустое, но вам самому будет спокойней, если правда о Жюстене Маране станет известна. Само собой, я не настаиваю, меня это вообще не касается… И я могу ошибаться, но мне кажется, после смерти ее величества ваш Монсеньор несколько изменил свое отношение к помилованию.

– Не в этом дело. Я все расскажу Монсеньору, когда смогу с чистой совестью оставить Олларию и вернуться в действующую армию. Я был неплохим офицером до того, как меня вышвырнули вон. Могу я узнать, что пишет ваш сын о войне в Придде?

– Он пишет о войне в Гаунау и о Бергмарк, – ушла в полуправду Арлетта. – Там для нас все складывается благополучно…

– Сударыня! – Жильбер прыгал через две ступеньки и улыбался во весь рот. Милый мальчик… Хоть и сжег Сэ, так ведь не со зла же. Арно, дай ему волю, подпалил бы Сабве и не чихнул… – Сударыня, курьер от Кольца… Вам письмо!.. От графа Лэкдеми.

 

2

 

– У нас сорок тысяч человек, семь десятков пушек и хорошая позиция для обороны, – сухо начал фок Варзов. – Подойдет к утру Гаузер – отлично. Нет – придется сражаться без него. Если Бруно привел сюда всех, против нас семьдесят тысяч. Перевес большой, но драться можно. И нужно, ибо уйти без боя никак не получится. Ариго, что наши «гуси»?

– Выслали дозоры. Следят, не пойдем ли мы к переправе. Мысль о ночной атаке можно сразу же отмести по той же причине. Бруно не желает никаких сюрпризов, и его кавалерия постоянно в поле…

– Слышите? – перебил маршал. Вспыхнувшую как по заказу стрельбу не расслышал бы разве что глухой. – Так что никаких сюрпризов не будет. Ни им от нас, ни, очень надеюсь, нам от них. Вот так, господа. Теперь я готов выслушать предложения. Не скрою, свое мнение я уже составил, но хотелось бы сопоставить его с вашим. Генерал Давенпорт?

Энтони, собираясь с мыслями, нахмурился, и Жермон вдруг вспомнил, что генерал так и не видел сына, только спросил при встрече, как тот показался новому начальству. Жермон, не кривя душой, сказал, что хорошо показался. Энтони поблагодарил, и они заговорили о Рейфере.

– Местность и наше расположение на ней предполагают удар по правому крылу, в лоб и в обход. – Давенпорт предпочел начать с главной угрозы и правильно сделал. – Придорожный курган то ли наполовину срыт, то ли его когда-то размыло. Пологий северный склон облегчает атаку, а между ним и лесом достаточно пространства для охватывающих действий кавалерии.

– Да, – согласился Ойген, – это выглядит разумно.

– Пользуясь численным превосходством, сковать обороняющихся с фронта и, пройдя вдоль опушки, ударить в обход, – развил мысль Маллэ. – Я на месте Бруно так бы и поступил.

– К сожалению, если вытянуть нашу боевую линию до самого леса, получится слишком тонко, – словно бы извинился Энтони. – Едва Бруно поймет, что к чему, он бросит туда побольше сил и прорвется. Построить полевые укрепления…

– Не успеть. – Вейзель сказал как отрезал.

– Что ж, – подвел первый итог Вольфганг, – придется закрывать дыру артиллеристам и кавалерии. Господин Вейзель?

– Я успеваю установить батареи на всех курганах, только начинать нужно прямо сейчас.

– Идите. – Маршал поднялся и, опершись руками о походный стол, уставился в карту. От отсутствия на ней яблок и раскатившихся грифелей стало вовсе муторно. Наверное, это было предельной глупостью, но ничем не заваленный лист заставил – нет, не понять, Жермон все понял еще засветло, – почувствовать: вот она, генеральная баталия, и шансов ее выиграть, мягко говоря, немного.

Фок Варзов кончил буравить взглядом нарисованный луг и оглядел своих генералов. Он был совершенно спокоен.

– Наиболее важные и уязвимые места – правый фланг и центр. Генерал Ариго принимает командование над правым флангом, генерал Давенпорт и я будем в центре. Маллэ, вам, как самому потрепанному, – левый фланг. Он упирается в приречные низины, так что возможность обхода невелика. Кавалерии места, кроме как справа, очень мало, соответственно, справа ей и быть. В резерве, с подчинением генералу Ариго. Генерал Райнштайнер, ваш корпус будет в моем личном резерве. Можете сообщить своим людям, что при имеющемся соотношении сил я не смогу не ввести резервы в бой.

 

3

 

– Ваше высокопреосвященство, мне нужен ваш совет.

– Только совет или можно еще и шадди?

– Еще и… – рассмеялась графиня Савиньяк, – но тех, кто способен сварить приличный шадди, в Олларии все же больше, чем кардиналов.

– Вы меня интригуете. – Левий ловко разжег под своей жаровней огонек, приятно запахло чем-то смолистым. – Убийца посла готов излить свою душу лишь Создателю?

– Увы, не готов. Зато я, ваше высокопреосвященство, готовлюсь стать свекровью. Мой старший младший сын женится на даме, напомнившей ему меня. Само собой, я растрогана и ничего не имею против, но невеста – эсператистка и намерена остаться таковой. Против этого я тоже ничего не имею, только Савиньяку, любому, переходить в эсператизм не следует, и Эмиль это понимает. Что делать?

Его высокопреосвященство изящно помешал греющийся песок и погладил привлеченную теплом кошку.

– Мне встречалась только одна девица, – промурлыкал он, – со временем обещавшая стать похожей на вас. Франческа Гампана…

Ничего себе сходство… Или хитрец как-то наловчился получать письма из-за Кольца? «Голубки́», они такие…

– Что ж, – весело сказала будущая свекровь, – значит, в сходстве я могу не сомневаться.

– Спустя некоторое количество лет Франческа, вполне вероятно, достигнет вашего совершенства, – развил свою лесть Левий. – Отличный выбор… Я с радостью соединю такую пару, когда истечет срок траура по адмиралу Скварца.

– Разве подобные браки не под запретом?

– Святой Адриан неоднократно соединял узами брака эсператистов с абвениатами и язычниками. Сохранилось его напутствие молодому Левкру, взявшему в жены сеймурскую деву. «Любовь угодна Создателю, но готовность мужчины и женщины не только срывать плоды, но и возделывать сад угодна Ему семикратно». Вот так-то, сударыня, и ни слова о том, что мужчина и женщина должны возносить одинаковые молитвы! Чистоту и простоту надо брать у первых, а не у последних. У выкопавших колодец, а не у торгующих водой… из грязного ведра. Церковь, к несчастью своему, совершила немало противного Создателю прежде, чем Его терпение истощилось. Нам предстоит долгое возвращение к истокам…

– Значит, – уклонилась от очередного разговора об очищении, возрождении и участии в оном кардинала Арлетта, – брак моего сына в глазах эсператиста, вернее, эсператистки будет законным?

– Умной и любящей – несомненно, а Франческа Гампана умна и способна любить. Не удивляйтесь, я встречал ее в Агарисе. Гампана приехали, на первый взгляд радея о спасении душ, но у главы дома имелись и другие чаяния. Пока он… м-м-м… уповал, я показывал благочестивому семейству Святой град. Больше мне не удастся показать его никому. Я безумно сожалею об одиннадцати храмах и Юнниевой галерее… Когда люди поймут, что Создателю угодны те, у которых хватает ума не рушить, а достраивать?

– Так говорил святой Адриан?

– Не думаю, ведь при нем ничего особо не рушили. Я развеял ваши сомнения?

– В их эсператистской части.

– Неужели ваши регенты не одобрят брак Савиньяка? Я был бы рад обсудить эту коллизию с главой олларианской церкви. Хотите попробовать с корицей?

– Пожалуй, – не поняла еще одного намека Арлетта. – Корица оживит разговор. Отрадно, что ни вы, ни Пьетро этого… Гамбрина не трогали.

– О да! – оценил логику собеседницы кардинал. – Еще отрадней, что его не трогали вы, зато крайне печально, что невиновен мэтр Шабли… Хотел бы я знать, случайно ли совпали наша с вами прогулка в Лаик и последняя прогулка посла.

– Вы уже спрашивали об этом. – Арлетта с наслаждением вдыхала любимый с детства запах. Она могла бы пить шадди с корицей и в Сэ, но почему-то переняла привычки Арно. Не задумываясь, просто потому, что была счастлива…

– Я спрашивал, это так, но вы не ответили.

– Отвечать, не зная, дурной тон. Мы с вами не скрывали, что собираемся в Лаик, но куда проще увязать убийство и встречу Посольской палаты с Проэмперадором. Гамбрин мог предложить своему убийце подумать и назначил срок. Если бы граф Глауберозе походил на человека, у которого есть грешки…

– Граф Глауберозе походит на человека, способного в случае необходимости очень хорошо убить, – с явным одобрением заметил Левий. – И потом, кто сказал, что он оберегал собственный секрет? Граф относился к покойной королеве благоговейно. Это бросалось в глаза.

Дриксенский посол, убивающий посла гайифского, защищая честь покойной королевы Талига? Достойно Дидериха, но Катарина успешно сотворила из своей жизни драму, а дриксы сентиментальны. Как и бергеры.

– Чего мог требовать конхессер от Глауберозе?

– Не представляю. Мне как-то ближе убийства старинные, наверное потому, что я не чужд искусства. В карете вы пообещали мне историю, на которую вас натолкнуло письмо сына, и мы еще не разобрались с братом Диамнидом.

– А вы обещали показать мне комментарии к гороскопам Эрнани и его окружения.

– Они вас ждут, – кардинал немедленно рванулся к бюро, – но чем в это время займусь я?

– Вы, как и собирались, допишете мою сказочку. Она вышла не такой, как думалось. В том числе из-за мэтра Шабли и… еще одного мэтра и одного сановника. Бывшего. Мой сын видел и его.

 

4

 

Дальние костры кажутся звездами. Целое поле звезд, хоть налево, хоть направо… Одни звезды свои, другие – чужие, и на них сейчас варят похлебку те, кто завтра будет тебя убивать. Нет, он никогда не поймет, что такое поэзия, ну и ладно! Разобраться бы, что творилось и творится на Мельниковом лугу.

– Ойген, – окликнул Жермон объезжавшего вместе с ним войска бергера, – как по-твоему, это была ловушка?

– Будь это так, их авангард действовал бы по-другому. – Райнштайнер ответил сразу, похоже, он и сам задавался тем же вопросом. Все они, выйдя от Вольфганга, думали об одном… – Дриксы могли сразу пойти в атаку и сковать нас до подхода основных сил. Могли они и сидеть тихо, не показываясь, чтобы, собравшись, ударить всей мощью. Не было сделано ни того ни другого. Если это какой-то план, то очень странный, на мой взгляд. Я бы сказал, командующий дриксенским авангардом, в отличие от тебя, не умеет решать сам. Он топтался на месте, пока не получил пинка то ли от генерала Рейфера, то ли от самого фельдмаршала.

– Бруно был еще далеко, а вот этот Рейфер представляется мне человеком решительным, мог и прикрикнуть. Но если не ловушка, зачем сюда явился Бруно, он же шел на запад, к Франциск-Вельдеру?

– На этот счет у меня пока нет даже догадок. Ты хочешь видеть первым Ансела или Шарли?

– Ансела, потом Берка, Гирке и твоих. К Шарли заскочу по дороге к Вейзелю.

– Ты устраиваешь полный смотр.

– Так спокойнее, а вот Бруно… Не собирался же он в самом деле устроить здесь смотр всем своим войскам?

– Не собирался, но его изначальные намерения наше теперешнее положение не изменят. Я знаю, что твоего начальника штаба внезапный подход Бруно очень смущает, и он, надо сказать, в этом не одинок, но среди младших офицеров больше распространено другое мнение. Они слишком долго бродили по провинции и хотят подраться всерьез.

– Вольфганг принял это в расчет, когда решил прекратить отход. Кажется, нас догоняют новости…

– Нас догоняет младший Савиньяк. Не думаю, что ему второй раз за сутки удастся привести тебя в удивление.

Ойген оставался сам собой, Ойген шутил, как может шутить бергер перед дракой с варитами.

– Я устал удивляться. – Ариго придержал коня, дожидаясь порученца. – Скорее всего, очередные сведения о дриксенских дозорах…

– Мой генерал, – Арно явно пытался выглядеть образцовым порученцем, – доклады от наших разъездов и от капитана Баваара!

– Давай.

– Вражеские кавалеристы действуют по всей линии. Их дозоры подходят почти вплотную. И еще много со стороны дороги, там, справа… Пытались спрятаться в лесу, но в нем уже были «фульгаты». Имели место две стычки, потерь нет.

– Как Бруно сторожится, ясно уже пару часов. И нам тоже придется… Не хватает еще прозевать рано утром «гусиный прилет». С фельдмаршала станется!

– Я немедленно передам ваш приказ!

– Не нужно. Больше, чем Баваар уже делает, он делать не сможет, так что отправляйся-ка отдыхать. Завтра вам с Каном забот хватит.

– Мой генерал, мое место рядом с вами.

Жрет себя за пропавшего сержанта. И Баваар жрет. Никуда не денешься, исчезновение пары человек может изменить судьбу десятков тысяч, причем не в лучшую сторону. Спасибо хоть Вольфганг в порядке.

– Место так место…

Свалившееся на голову сражение откровенно не радовало, но ко вполне понятной тревоге липло нечто тянущее, ноющее и малопонятное. Раньше Жермон тревожился за маршала, теперь с этой стороны все было так прилично, как только можно.

– Ойген, – Ариго дал Барону шенкелей, отрываясь от свиты, – послушай… Последние полгода приучили меня доверять предчувствиям. Мне не нравится эта ночь. И вечер тоже не нравился. Почему – не понимаю, но Бруно тут ни при чем. Какая-то пакость сама по себе… Ворочается в душе и отравляет жизнь.

– Странно, что об этом заговорил ты. – В голосе барона чуть ли не впервые за время знакомства не звучало уверенности. – Это началось еще засветло? Часов в пять-шесть?

– Да. Мы как раз готовились к атаке. Все складывалось очень удачно… В Гайярэ у меня был ментор, мы друг друга терпеть не могли. Почему, я не понимал, а он, само собой, не говорил, но мерзко было. Так вот, когда я ждал, что ментор меня спросит, я чувствовал себя похоже.

– А ты знал ответы?

– Когда как, но сейчас не знаю…

 

 

Глава 3

Бакрия. Хандава