Vi: выступление на пестивале, май 2007

 

 

Здесь представлен текст моего реального выступления на Пестиваля, а не комедия наблюдения насекомого, о которой я говорил в концерте 41st Best Stand-Up Ever.

 

Привет. Меня зовут Стюарт Ли. Меня попросили выступить здесь со стендапом сегодня вечером. И я отнесся к этой затее с неохотой, потому что, как вы можете представить, сложно понять, как выступать тут. Сложно понять, сколько из вас пришли сюда, потому что обожают насекомых, а сколько потому, что слушают Resonance FM, а значит любят импровизированную и экспериментальную музыку, и есть ли между вами какие-то пересечения.

Вот что я решил сделать — я решил выступить в костюме насекомого примерно с тридцатью минутами стендапа с точки зрения насекомого. И я стал узнавать, сколько бы стоило сшить костюм насекомого, выходило где-то 400-500 фунтов за хороший костюм, и я подумал: “Нет ни единого способа обосновать такие траты, это просто будут гигантские убытки”,

Но я должен был снимать пилот для стендап-шоу на BBC, поэтому чтобы покрыть затраты, я последнюю минуту сказал, что хотел, чтобы они сняли, как я выступаю со стендапом от лица насекомого, и они отозвали предложение снимать программу. Так что спасибо. Спасибо, что позвали. Мое телевизионное шоу отменено. Благодаря вам. А другой работы у меня нет. Я думал, что я буду занят съемкой шоу. Вот все, что теперь у меня в расписании. Пестиваль.

Здорово быть на этом мероприятии, посвященном насекомым, но обычно я начинаю выступление так: “Привет. Меня зовут Стюарт Ли. Сейчас я расскажу вам, как моя трагическая и губительная зависимость от разных форм тяжелых наркотиков помогла мне победить мою прошлую зависимость от христианства”, а потом говорю о религии, политике и отчаянии. Но сегодня я так не могу…

Я просто прочитаю вам письмо, которое я получил, после того, как согласился участвовать. Оно было отправлено 20-го сентября прошлого года мисс Б. Николс.

 

Дорогой Мистер Ли

Я рада, что вы согласились на наше предложение выступить со стендапом на нашем Пестивале. Теперь, когда мы подписали контракт, я просто хотела уточнить, что вы поняли, что нам необходимо, чтобы ваш юмористический материал в этот вечер был о насекомых и только о насекомых.

Отхождения в какие-либо другие темы материала будет расцениваться нарушением контракта, и если такое нарушение будет иметь место, мы намерены преследовать вас по всей строгости закона.

Я упоминаю об этом лишь потому, что мне стало известно, что на недавнем энтомологическом мероприятии в Пекине комик рассказал неподобающую шутку о пауках, которая звучала так:

 

Почему самка черной вдовы убивает самца после спаривания?

Чтобы предотвратить его храп еще до его начала.

 

Эта шутка неподобающая по двум причинам:

(1) она жесткая, а в зале могут быть дети;

(2) черная вдова (Latrodectus mactans) не является насекомым, ведь насекомое определяется как существо с телом, сегментированным на три части, а также с тремя парами лап.

Мы были бы признательны, если бы вы не стали отходить от темы насекомых. Если у вас трудности, вот четыре шутки про насекомых, которые вы могли бы захотеть рассказать. Одна — про осу, две — про пчел, и одна — про насекомых в целом. Полагаю, стоит начать с общей шутки, а потом перейти к трем более специфичным.

 

Какую машину водят насекомые?

Фольксваген Жук.

Почему пчелы жужжат?

Они забыли слова.

Какое у пчелы состояние?

Несколько сот.

Куда надо отвезти больную осу?

В оспиталь.

 

Надеюсь, вам это поможет.

 

С уважением,

Б. Николс, Пестиваль.

 

Так вот, меня считают диссидентом в мире комедии — я играю по собственным правилам, а не по правилам энтомологов. Если я хочу рассказать шутку про пауков, никакие энтомологи не смогут меня остановить. Вы можете пугать меня судом, я не испугаюсь… разве что, из-за того, что отменилось мое шоу на телевидении, мне нужно, чтобы это сработало, мне нужно это. Мне нужен Пестиваль.

Так что я написал Мисс Николс в несколько шуточной манере и спросил ее, есть ли какие-то конкретные насекомые, о которых мне стоило пошутить, по ее мнению.

И она ответила:

 

Дорогой Мистер Ли

На мой взгляд, самым подходящим насекомым для вашей комедии является тля. Тля размножается партеногенетически, то есть без спаривания, так что это поможет вам сделать материал чистым. Я думаю, мы на Пестивале были бы рады пятнадцатиминутному монологу о тле, возможно, чему-то о загадочном открытии русской еловой тли в Швейцарии в 1947-м, что объяснялось результатом непроизвольной миграции по ветру. Я уверена, вы сможете придумать что-нибудь интересное об этом! Возможно, вы захотите упомянуть, как некоторые муравьи доят тлю, чтобы получить ее соки, но с этим наблюдением надо быть аккуратным, оно не должно:

(а) намекать на сексуальный подтекст

(б) предполагать, что тле наносится какой-то ущерб, потому что любящая насекомых публика не будет рада слышать о вреде какому-то насекомому

Также, если вас устроит мое предложение о тле, пожалуйста, не привлекайте внимания к тому, что картофельно-персиковая тля разносит пятьдесят разновидностей вирусов, так как на мероприятии могут быть зрители, которые еще не определились со своим отношением к насекомым, те, кто просто заглянули, и они могут начать недолюбливать картофельно-персиковую тлю, а по совместительству еще и всех остальных насекомых, если вы так ее опишете. На Пестивале в этом году мы надеемся спрятать картофельно-персиковую тлю под ковер, выражаясь метафорически. Не считая этих ограничений, свободно говорите о тле все, что захотите. Мы в энтомологическом сообществе гордимся своим чувством юмора. На самом деле, совсем недавно кто-то рассказал мне шутку:

 

Как называется топовая поп-группа из насекомых, которыми кишат детские волосы?

Она называется Лайс Герлс [87].

 

С уважением,

Мисс Б. Николс, Пестиваль

 

P.S.: Вы можете использовать шутку про Лайс Герлс, если хотите, хотя она не то чтобы несет какой-то смысл. Было бы сложно понять, что группа из поющих вшей называлась бы Лайс Герлс, так как гендер головной вши (Pediculus humanus capitis) можно распознать лишь на поздних стадиях ее жизни.

 

Так вот… мне поставили несколько сложных ограничений. И на прошлой неделе, пока я пытался написать смешную историю про тлю, я начал ненавидеть насекомых. Как бы я ни пытался, я не мог найти ничего смешного в насекомых. Так что я пришел сюда не чтобы восхвалять насекомых, а чтобы закопать их. Всех, кроме тех, которые ведут подземный образ жизни. Закопать их было бы слишком хорошо для них. Их я выкопаю и выложу на свет.

Из всех созданий царства животных насекомых больше всего. Похожим образом среди всех людей больше всего китайцев. Но в отличие от насекомых китайцы хотя бы подарили нам фейерверк, жареный рис и бамбуковую флейту. Насекомые живут в болотах, джунглях и пустынях; они живут и в умеренном, и суровом горном климате. Нет сомнений, что фанаты насекомых здесь сегодня считают эти факты свидетельством их умения приспосабливаться. Мне же кажется, что это подтверждение того факта, что насекомые ленивы и неразборчивы. Нельзя давать им рупор гласности.

В общем, я сидел, пытался написать шутки про насекомых и почти сдался. Но потом я вспомнил историю о Роберте Брюсе. Я не знаю, помните ли вы эту историю о Роберте Брюсе. Роберт Брюс сражался в битве против англичан, все шло не очень хорошо, и он убежал и спрятался в пещере. И пока он был там, его взгляд упал на крохотного паучка, который пытался перелететь на паутинке с одного каменного выступа на другой. И Роберт Брюс увидел, как паук попробовал один раз, у него не получилось, и он упал. И потом Роберт Брюс увидел, как паук попробовал второй раз, но у него снова не получилось. И потом Роберт Брюс увидел, как паук попробовал в третий раз, и в третий раз пауку удалось долететь до другого выступа. И Роберт Брюс обдумал увиденное, вернулся к битве с англичанами и, вдохновившись примером паучка, выпустил огромную сеть, сотканную из его телесных жидкостей, которая сковала английских солдат, что позволило Роберту Брюсу спокойно ползать от одного солдата к другому, сокрушая их своими огромными жвалами. Так он выиграл битву и стал королем Шотландии.

И эта история о Роберте Брюсе и пауке всегда напоминает мне об истории о Роберте Брюсе и головной вши, не знаю, слышали ли вы ее. Роберт Брюс сражался в битве против англичан, все шло не очень хорошо, поэтому он убежал и спрятался в пещере. И пока он был там, его взгляд упал на крохотную головную вошь, которая пыталась перепрыгнуть с головы одного шотландского солдата на другого. И Роберт Брюс увидел, как головная вошь прыгнула первый раз, у нее не получилось, и она упала. И затем Роберт Брюс увидел, как головная вошь прыгнула второй раз, снова не получилось, и она упала. И потом Роберт Брюс увидел, как головная вошь прыгнула в третий раз, и в этот раз у нее получилось допрыгнуть до головы другого шотландского солдата. Роберт Брюс обдумал увиденное, вернулся к битве и, вдохновившись примером головной вши (Pediculus humanus capitis), заселил собой головы английских солдат, вызвав раздражение и вторичные инфекции, что значительно деморализовало армию Эдварда II. Так он выиграл битву и стал королем Шотландии.

И эта история о Роберте Брюсе и головной вши всегда напоминает мне об истории о Роберте Брюсе и картофельно-персиковой тле, не знаю, слышали ли вы ее. Роберт Брюс сражался в битве против англичан, все шло не очень хорошо, поэтому он убежал и спрятался в пещере. И пока он был там, его взгляд упал на крохотную картофельно-персиковую тлю, которая пыталась перепрыгнуть с картофеля на персик. И Роберт Брюс увидел, как картофельно-персиковая тля прыгнула первый раз, у нее не получилось, и она упала между картофелем и персиком. И затем Роберт Брюс увидел, как картофельно-персиковая тля прыгнула второй раз, снова не получилось, и она упала между картофелем и персиком. И потом Роберт Брюс увидел, как картофельно-персиковая тля прыгнула в третий раз, и в этот раз у нее получилось допрыгнуть с картофеля на персик. Роберт Брюс обдумал увиденное, вернулся к битве и, вдохновившись примером картофельно-персиковой тли (Myzus persicae), стал жить сразу в картофельных и персиковых запасах английской армии, лишив солдат основного их пропитания, картофеля и, соответственно, персиков — одной из прелестей жизни, отсутствие которой может заставить людей обернуться против их владык. Так он выиграл битву и добыл корону Шотландии.*

 

* И потом я сымпровизировал следующую концовку...

 

История о Роберте Брюсе и картофельно-персиковой тле специально адаптирована для этого шоу, и сейчас ее транслируют по Resonance FM по всему миру, по всему миру, и нам остается только надеяться, что есть кто-то, кто где-то там в мире сейчас думает: “Да, именно что-то подобное я и рассчитывал услышать”.

VII: “Я уйду, Когда Полетит Стекло”

 

 

В 2002-м мне предложили написать что-нибудь на 5000 слов для книги, которую писали комики и которая называлась Sit Down Comedy. Я отправил эту поэму, которая была вдохновлена временами, когда я выступал на разогреве у Джерри Садовица и был подростком, наблюдавшим за кончиной первой волны пост-панкового стендапа в Британии. Персонажи двух комиков в ней вымышлены. Издатели сказали, что им понравилось, но им казалось, что они не смогут опубликовать поэму, так как это оттолкнуло бы потенциальных покупателей. Я проставил все запятые, не изменил ни слова и послал то же самое, но в прозе, и они ее приняли. В то время я исполнил эту поэму вживую дважды, один раз на литературном вечере Луишемской Библиотеки, второй — на Apples and Snakes Spoken Word Night в арт-центре в Баттерси, где ее приняли довольно слабо.

 

 

“Я УЙДУ, КОГДА ПОЛЕТИТ СТЕКЛО”

 

Говорят, ты выступаешь для Студенческого Союза

Бангорского Университета дважды в карьере.

Я буду там через час, во второй раз.

У меня кончились деньги.

На горизонте пусто,

Как минимум для меня, нет ничего своего.

Уважаемые главы телевизионной комедии снова сыграли в музыкальные стулья.

Те, кому я нравился, не успели сесть и, вздохнув,

Остались ждать увольнений и суицидов.

Я становился все бледнее в Сток-Ньюингтоне

И кровью пятнал свой унитаз.

После потерянных шести месяцев в системе здравоохранения

Я оплатил последний чек на консультацию

С врачом из шоу-биза.

Он проткнул мою печень и пить запретил мне.

И вот он был я, трезв и сух,

Вернулся в стендап, чтобы снова погибнуть,

Роясь в мелочи, в моем возрасте.

Но у меня была сделка, что-то на что можно было положиться,

Как сантехнику или электрику,

И я снова ехал, немного стыдясь,

В Студсоюз Бангорского Университета.

 

Бангор был худшей площадкой в стендапе

Во всей Национальной Комедийной Сети.

Он гордился своей враждебностью, и,

Подобно целому городу Глазго,

К нему относились с подозрением.

“Если вы не выступите необходимое время”,

Объяснял ответственный за развлекательную деятельность,

Вовлеченный в схему,

“Ваш гонорар будет сокращен соответственно

Тому, как долго вы выступали”.

Да, в прошлый раз, что я был в Бангоре,

Пьяная молодежь швыряла пластиковые стаканы.

Подобный опыт сломал

Мою веру в массы.

“Я уйду, когда полетит стекло”, — сказал я,

Едко, со сцены,

И охранникам пришлось уклоняться от осколков,

Чтобы попасть на сцену.

Это была хорошая фраза,

Она была смешной.

Но придумал ее не я,

А гонорар мне все равно урезали.

 

“Я уйду, когда полетит стекло”,

Было старым стандартом

От старого стендап-комика

Малколма Трейси.

И Малколм Трейси ехал.

В Бангор.

Со мной.

 

Теперь он сидит в машине, молчит,

Читает порножурнал и курит,

А Скотт Уокер разрывает

Его личное стерео.

Он не захлопнет окно.

Хотя начинается снег.

Не думаю, что вы понимаете,

Что значило для меня присутствие Марси

На этом странном этапе моей так называемой карьеры.

Я попробую объяснить.

 

Пятью часами ранее

В панельном доме в Финчли

Я давил кнопку звонка и ждал,

Пока мне откроет мать Малколма.

Открылась дверь, и была там она,

Худая и сварливая,

На талии ее был повязан фартук,

В руке была скалка,

Как будто она собиралась выразить какой-то абсурдный идеал

Всего, чего я боялся.

“Кто вы и что вам нужно?”

Прошипела она сквозь накрашенные губы.

“Я Тим, и я пришел”, сказал я,

“Чтоб забрать Малси, вашего сына.

Я еду в Бангор выступать,

А он едет меня поддержать”.

“Вы выглядите слишком молодо”, — сказала она

И взяла мою руку, провела по волосам.

И, изучив мое худое лицо,

Она посмеялась и завела меня внутрь.

Из кухни она крикнула:

“Тут молодой человек, которого зовут Тим”.

Малси хрюкнул из кладовой,

Пятидесятилетний подросток.

Я посмотрел через плечо

И увидел его за дверью,

Занимающегося своими делами,

Ползая по полу.

Черный костюм возле его кровати

Чесал его лысеющую голову,

Он собрал мусор в пакет

И стал искать сигареты.

 

Мать Малси меня усадила

И говорила во время работы.

Что-то о транквилизаторах

И не хотел ли я перекусить?

Не всякими отбросами,

Что продают на заправках.

Мы пришли к соглашению 356

И она собрала мне обед.

Собрала его в контейнер

И положила рядом с таким же для Малси,

Полностью идентичным,

Кекс, яблоко и немного чипсов.

Я пил свой чай и смотрел вокруг.

Вот к чему все пришло.

Возвращаюсь в Бангор

За сто пятьдесят фунтов.

Мне тридцать пять,

И мне даже нельзя пить.

Но со мной будет

Мое единственное утешение

Малколм Трейси, ранее известный как

Мал Координированный.

 

Малси был недостающим звеном

Между парфюмом и вонью.

Между дешевым посредственным комиком Channel 5,

Между миллионом панельных шоу,

Между предполагаемой смертью духа Fringe,

Между сценой Hackney Empire

И экраном Имперского Лестер-Сквер,

Между выступлениями семидесятых в Степни

И комедийной колонизацией в провинциях,

Между трансфигурацией мейнстрима,

Между новым поколением скачущих клоунов,

Между всем этим и всяким еще,

Задолго до того, как кто-то написал мелом на доске

Священную фразу,

Которая предвещала изменения

И превращала рябь в волну,

Секретный сигнал для смелых:

“Альтернативное Кабаре”.

 

Никто не знал, как Малси начинал,

Откуда взялся и как вырос.

И где он был все девяностые,

Когда казалось, что он отрекся от своих потомков,

Засунул талант в пакет и утопил его в море.

История противоречива.

В книге Лизы Аппиньянези о Кабаре

Было его фото в финальной главе.

У него были дикие волосы, он стоял в трико и кричал как пантера

На площадке, которая называлась Earth Exchange, которую комедийное сообщество оставило гнить

Задолго до того, как я впервые выступил.

Буклет, который я купил в галерее искусств Лестера,

Связывал Малси с анархией арт-лабораторий 70-х.

Виктория Вуд однажды упомянула его,

Когда ее спросили, кто ее вдохновил.

Журналист, которого зовут Джон Коннор,

Написал книгу о Fringe в Эдинбурге.

Но ему нужно было молоть свой идеологический молот,

И работа Малси осталась в стороне.

 

Кто-то сказал мне, что это Малси

Впервые использовал термин “Альтернативное Кабаре”.

Работая в Южном Дэвоне в 1972-м,

Он использовал его, чтобы прорекламировать шоу Панч и Джуди.

Из-за полосатой палатки он усилил насильственное содержание

И показал анальный секс деревянных кукол.

В пивном саду плюшевого отеля

Малси узнал, что на него хотели подать в суд,

И ему пришлось собрать пожитки

И сбежать с Юго-Востока.

А потом были годы криминала и наркотиков,

Годы, проведенные за голыми танцами в гей-клубах в Сохо,

Слухах о криминальных связях и незаконных делах,

И время, которое он провел в тюрьме, хоть и не рассказывает, за что.

 

После возвращения Малси выступал в фолк-клубах и на фестивалях

Пока объединялась сцена Альтернативной Комедии.

Казалось, что у него не было материала как такового,

Но он все равно выступал

Лишь с гармоникой, колодой карт,

Парой грязных трусов и пакетом разных париков.

Как-то ему удавалось держать толпу.

Даже можно было слышать, как они думают вслух:

“Как такое возможно? Это же дерьмо”.

Они сидели в трансе,

Ожидая, что Мэл

Достигнет чего-то узнаваемого,

Чего-то осязаемого и определяемого.

Но он не достигал.

Соло на гармонике, поэма,

Песня, а потом шутка.

Магический фокус, кукольное шоу,

А потом клубы дыма.

Фиолетовый парик, надувная свинья,

Висцеральная буря оскорблений,

Странный танец в обтягивающем красном костюме.

И потом кульминация, ку де грас.

Малси поворачивался и спускал штаны.

Я впервые увидел его в 1984-м

В клубе в Бирмингеме на разогреве The Fall.

Недовольные фанаты показывали свой протест

Отказу Малси их развлекать.

Он пьяный опирался на микрофонную стойку,

В каждой руке по бутылке пива,

Рассказывал одну шутку снова и снова,

Пока его не попытались выгнать полистироловыми

Стаканами и пустыми банками.

Признавая поражение, он сказал:

“Я уйду, когда полетит стекло”,

Бессмертную фразу, которую однажды я повторю.

Но ему в голову прилетел ботинок,

И он умирал стоя.

Выступление было записано и выпущено как семидюймовый сингл.

Я знал каждый выкрик и каждый смущенный смешок.

Но я не знал, что я тогда видел.

Провалился ли Малси или он преуспел?

Я лишь знал, что где-то

В той глуши, по которой я в школу ходил,

Совершались героические поступки,

Там были иррациональные комики и святые дураки.

 

Потом я увидел Малси в Эдинбурге

В 1987-м,

Он лежал пьяный у лесенок Fringe Club

В одиннадцать двадцать пять,

Поднимая бокал и проклиная небеса,

Одетый как Владимир Ленин.

И через два года на фестивале в Гластонбери

Он бил надувную женщину по лицу

В другом конце палатки кабаре.

Моя девушка сказала, что это отвратительно.

Надо признать, небезосновательно.

 

Через три месяца я переехал в Лондон.

Моя карьера только началась.

Я выиграл пятьсот фунтов

В соревновании комиков,

Получил контракт с агентством

С рукопожатием и отсутствием условий.

Они затащили меня на верхний этаж

В свой маленький офис на Вест Энде

И рассказали, что по всей стране,

За пределами верхних залов пабов,

На неизведанных территориях

Владения студсоветов

Будут разрушены

И попадут в наши лапы.

И скоро я оказался в пути

Всего в двадцать один год,

Чтобы разогреть не кого иного,

Как Мэла Координированного.

Или, как его теперь называли,

Малколма Трейси,

в прошлом Мэла Координированного.

Времена изменились

К лучшему, хотя бы в этом вопросе.

 

Малси не водил. Так что я был шофером

Его на сотни миль

Между странно разбросанными выступлениями.

От Абердина до Дерби за день.

Малси платили тысячу фунтов за шоу,

Из которых он давал мне шестьдесят.

 

Иногда он был компанейским,

В другие дни был отвлечен.

Иногда он был очаровательным,

А в другие совсем скучным.

Однажды в Лидсе или Брэдфорде

Он забрал у меня тридцать фунтов.

Я встретил бывшую девушку

И спал в ее доме.

Малси забронировал мне комнату в отеле

И считал, что я должен заплатить.

Я не мог понять, не шутит ли он.

Но деньги он все же забрал.

Каждый вечер я давал свои пятнадцать минут,

А потом смотрел, как работал он,

Уничтожая напитки из райдера

И куря в темноте.

 

Примерно через двадцать лет после того, как он впервые

Написал “Альтернативное Кабаре”,

Выступления Малси, какими они были,

Достигли своего апогея.

После десятиминутного баловства с гармоникой,

Картами, париками и куртками

Малси поднимал массивный рисунок

Четырех маленьких горностаев.

И потом он начинал часовой рассказ

Об их отношениях,

Периодически показывая на конкретных горностаев

Деревянной указкой.

Иногда это работало,

И студенты были заворожены.

Но казалось, что Малси видел,

Как можно смешать

Ожидания, развлечение для себя

За счет зрителей,

Как будто держа их в презрении.

И в последние десять минут,

Когда места становилось больше,

А публики меньше,

Малси всегда завоевывал их обратно,

Снимая штаны

И показывая задницу.

Но даже эта традиционная демонстрация,

Которой он сделал себе имя,

Исполнялась будто небрежно.

Вкратце, к этому душа Малси не лежала.

 

Пока мы путешествовали, мне стало ясно,

Малси не переживал за свою стендап-карьеру.

Она была для него на втором месте после социальной сети, что он создал,

Которая включала его прочие интересы по всей стране.

В Абердине маленький толстый мужчина подошел к Малси после шоу,

И они практиковались в карточных фокусах в гостиничном номере,

Деля вредную еду из гаража и банку Irn-Bru,

Вспоминая конфликт Малси с Magic Circle.

В Ноттингеме его заманил

Исполнительный комитет

Общества Поддержки Роберта Силверберга,

Которого Малси называл

Переоцененным писателем научной фантастики.

В Шеффилде Малси был временным кавалером

Стокилограммовой вдовы,

У который были потребности, которые только он мог удовлетворить,

Очевидно.

В Бристоле фанаты комиксов

Предложили ему копию Супермена из семидесятых,

От которой, как им было известно, Малси, известный коллекционер,

Не сможет отказаться.

В ней было первое появление

Супер Моби Дика из Космоса,

Говорящего кита в коротком красном плаще,

Который патрулировал космос, защищая Америку.

Я предположил, что интерес Малси был иронией,

Что очень его задело,

И мы не разговаривали, пока не доехали до Престона.

Малси любил Супер Моби Дика из Космоса.

Он чувствовал, что его создатель был особенным,

Избранным передать что-то, что было вне его понимания.

 

Маршрут нашего странно составленного тура

Становился сложнее

Из-за ответвлений, которые Малси заставлял нас делать,

И своеобразных ритуалов, которые он хотел посмотреть.

После плохого шоу в Ланкастерском Университете

Малси заставил меня везти его двенадцать миль к побережью,

Где он встал на побережье, снял свою куртку

И помочился на лицо статуи Эрика Моркама.

Он говорил, что старался так делать хотя бы раз в год

И считал Эрни Вайза гением.

 

Малси клялся, что никогда не будет выступать в Глазго,

Но на пути в Стирлинг он настоял, чтобы мы проехали

Через центр города, пока он в рыжем парике с телячьим рубцом в руке

Торчал из окна машины и кричал:
“Не забывайте про Каллоден! Это трагедия!”

Маленьким детям и старым женщинам.

Каждый день Малси покупал худшую открытку с городом, где мы были,

Подписывал ее с одним и тем же описанием воображаемого

Итальянского отпуска и отправлял на адрес в Илинге,

Который он выбрал случайно из телефонного справочника.

В ирландской части, между Белфастом, Дублином и Корком,

Малси настаивал, что надо есть только в маленьких чайных,

Где он заказывал печеный картофель без масла, наполнителя или салата,

А затем искал шефа, чтобы похвалить его за обед.

Когда мы были в Девоне, он всегда пытался заняться сексом с мужчиной,

Но даже в единственном гей-клубе Экзетера

Местные королевы легко различали

Реальную похоть и какое-то ситуационное желание.

Когда он выступал в городе, в названии которого были две “б”,

Малси заказывал мне два полных английских завтрака в постель

И просил их доставить мне в 5:45 утра.

А потом вычитал их стоимость из моего гонорара.

Но я уже начинал любить эти идиосинкразии,

Так же как начинал любить Малси,

Помимо его выступлений,

Несмотря на то, кем он был.

 

Малси раньше жил в Пекхаме,

До того, как вернулся к маме.

В конце нашего двухмесячного тура

Я, наконец, оставил его на его улице.

Он не пригласил меня на чай,

Не попрощался и не поблагодарил.

Через три месяца в Эдинбурге

Малси устроил “прощальное” шоу

В зале над магазином.

Можно было предвидеть это,

Но все еще трудно верилось.

Что будет Малси делать?

Он был развален.

После полуночи Малси просунул свое лицо в штору

И говорил с нами четверть часа от лица головы,

У которой не было тела и которая витала в воздухе.

Потом он выложил реквизит на пол:

Гармонику, парики, колоду карт

И предложил нам выбрать правильный порядок,

В котором должны идти эти элементы, для комедийного эффекта.

Малси зажег масляную лампу, залепил себе рот изолентой.

Он сортировал предметы всеми возможными способами,

Как в балете Мондриана,

Пока, наконец, в половину второго,

Когда парики были разбросаны по комнате,

Он признал, что это невозможно

И что тотемы его работы были бессильны

В руках того, кому было все равно.

Даже против своей воли Малси все еще был смешон,

Но друзья, которых я взял с собой, сказали, что выбросили деньги.

Три недели он продавал все места,

А потом Малси собрался и исчез.

Guardian сказал, что шоу было дерьмом.

Observer не согласился.

Через пять лет я встретил Малси на Оксфорд Стрит,

Сгорбленного, смотрящего на свои ноги.

Я помахал ему, но он меня не заметил.

Когда колодец денег истощился и я вернулся к старым промоутерам,

Они смеялись, как будто отомстили мне как-то и сказали, что что-нибудь мне найдут.

Две недели выступлений на маршруте по студсоюзам, который я помогал создавать.

Конечно, мне нужна была поддержка.

Слышал ли я, что Малколм Трейси вернулся?

Нет. Он живет с мамой в ее квартире в панельном доме,

Никто не знает, где он был, но он спустил все деньги.

Будет как в старые добрые времена.

Но если он будет слишком плох, пообещай, что позвонишь,

И мы пришлем кого-то на замену.

 

Малси пришел на кухню, где я сидел с его мамой.

Он выглядел старее, но необъяснимо увереннее,

Словно черное облако, которое его окружало всегда, куда-то испарилось.

“Малси”, — сказал я. “Это Тим. Помнишь меня?”

“А, Тим, да. Я видел тебя по телевизору?

Удачи тебе, сынок, меня они никогда не брали.

Я бы сказал, что у меня бы получилось попасть, если бы попытался,

Но иногда такие возможности,

Они просто пролетают одна за другой.

Так. Бангор. Уэльс. Полагаю, вести будешь ты.

Пока, мам, уверен, что еще встретимся.

Но если я умру, знай про меня вот что.

Сборище порно под кроватью пусть достанется детям с церебральным параличом.

Всем нужно дрочить, Мам, разве ты не согласна…”

“Пока, Малси”, — сказала она и передала ему ланч в пакете.

Малси поцеловал маму в щеку и передал мне реквизит.

“Приколы с реквизитом, боже. Нельзя перебарщивать с ними.

Ты все еще налегке, полагаю?

Тебе кажется, что этот парик, каким бы смешным он не был,

Недостоин тебя”.

 

Малси проснулся вскоре после Освестри.

До этих пор я не спрашивал его о том,

Где он был последние десять лет.

Было как-то невежливо.

Вместо этого я рассказал, что мне очень понравилось его прощальное шоу

В Эдинбурге так давно,

Когда он потратил час, пытаясь разложить

Его смешной реквизит для максимального эффекта.

“Да. Ну, я все же пришел к этому в конце, пока отсутствовал.

Я ушел на пять лет, а потом понял, что кто-то может скучать по мне”.

“Что ты имеешь в виду, Малси?” — спросил я.

“Проблема была в том, что я заклеивал рот.

Ты помнишь, ты был там,

а это значило, что я не смогу играть на гармонике

Или читать стихи, шутки или петь глупую песню.

Здорово было двигать парики,

Но даже невооруженным глазом можно увидеть,

Что есть что-то в ритме идеального выступления, что может создавать непроизвольный

Смех, и я верю, что есть абсурдные образы, которые могут преодолеть

Все культурные условия

И заставить нас смеяться на первобытном уровне”.

Моя голова кружилась. Я никогда не слышал, как Малси рассуждал о теории

Комедии ранее. Он всегда относился к этому как к работе.

Что он имел в виду?

“Определенная форма, определенный звук,

Определенный цвет и точное движение,

Объединенные в нужный момент и выверенные

До совершенства, отправляют пульс смеха наружу,

Настолько мощный, что земля треснет,

Молния сверкнет,

Небо почернеет,

И все изменится”.

Я был немного напуган,

Когда слышал, как Малколм Трейси это говорил,

Но держал взгляд на дороге

И ждал указателей на Бангор.

“Все, что мне нужно, чтобы устроить

Комический судный день,

Лежит в том пакете на заднем сидении

Или вот тут, в моем черепе.

И когда я делаю мои чудеса.

Все, против чего я боролся,

Или падает, или умирает.

Можем остановиться поссать?”

 

Мы заселились в отель Regency

Напротив вокзала.

Снаружи стучал дождь,

А волны бились о берег.

Я думал о пророчестве, которое сделал Малси,

И о том, чем он занимался, пока отсутствовал.

Если у него реально была та сила, о которой он говорил,

То иметь его у меня на разогреве было не идеальным решением.

Если Малси собирался использовать какие-то комедийные формулы,

Которые призывали энергии, о которых он говорил,

То я после него бы точно умер,

А так как это был Бангор, мне надо было выдерживать время

Из контракта, а то с бензином и отелем я был бы в минусе.

Я пошел в отельный бар выпить и успокоить нервы,

А потом вспомнил, что мне нездоровилось.

Но пока я сидел там и курил, я понял, что было два варианта.

Либо Малколм был сверхсуществом, либо он подбросил монетку и все проиграл.

К сожалению, второе выглядело реальнее.

Я решил выстоять выступление в этот вечер.

А потом подумать обо всем в холодном свете

Дня и понять, как герой моего детства отправится домой.

Если что, я мог посадить его на поезд,

Позвонить промоутерам и попросить прислать мне еще кого-то,

С кем бы я встретился до следующего шоу.

Я постучал в дверь Малси.

“Время шоу”, — сказал я.

“Заходи”, — он лежал на кровати,

Голый, если не считать носков и оранжевого парика на его члене.

“Одевайся, Малколм”, — сказал я, -”Бангорский Универ сократит

Наш гонорар, если мы не будем там к шести тридцати на неэффективный саундчек.

Сейчас не время для игр”.

“С другой стороны, малыш”, — сказал Малси,

“Лучшего времени для них еще не было”.

Что можно сказать?

Малси выступил нормально.

Его пятнадцать минут прошли

В основном без инцидентов.

Сперва он запинался, как и положено человеку,

Который десять лет не был на свету.

Но он был настолько эксцентричен в своем обтягивающем красном костюме

И с меняющимися париками, что студентам было неловко

Мучить его, и пока они это поняли,

Он уже завоевал их расположение.

Спустя двенадцать минут Малси положил свою резиновую курицу,

Залез в карман пиджака и вытащил клочок бумаги.

Мне стало интересно, было ли там заклинание или что-то такое,

С помощью чего он сделал бы то, что обещал ранее,

Свернул бы горы и заставил сомневающихся поплатиться.

Но вместо этого там была поэма,написанная, по его словам, на этой неделе,

Про отношения с его странной дочерью.

За все время, что я был с ним,

Он ни разу ее не упоминал.

Он читал ее искренне, медленно.

Было смешно, но не мило, но точно душевно.

Публика молчала, иногда смеялась,

Но к месту,

И Малси управлял паузами.

В конце они аплодировали, но я заметил со своего угла,

Что девочка у туалетов плакала.

А потом, чтобы заполнить пробел, который он создал,

Малси нагнулся и стянул штаны,

Показал задницу студентам и откланялся.

 

Мне не стоило волноваться.

Малси все еще умел все и больше.

После его выступления мое выглядело скучным,

Если не для зала, то даже для меня.

Я снова учился у Малколма Трейси.

Но эй, какого черта, мы оба продержались наше время.

Уебок из студсовета заплатил нам как надо,

И никому не пришлось голодать.

Пока мы шли в отель,

Малси остановился пописать возле магазина чипсов.

“Надо сказать”, — сказал он сам себе, -

“Что все прошло хорошо. Это, возможно, лучшее мое выступление.

Да, я жег, так что надо отходить от дел.

Вряд ли уже будет лучше”,

Снаружи отеля Малси встал на ступеньки

И посмотрел на небо и море.

“Выпить перед сном”, -

Улыбнулся Малси. Я сказал:

“Прости, мне надо поспать.

Я не говорил тебе до этого, но завтра,

Боюсь, нас обоих ждут в Глазго”.

К моему удивлению, Малси принял это.

“Хорошо. Тогда надо выехать пораньше.

Если не возражаешь, я бы хотел кое-куда заехать

На западе от Гринока”.

Прошло много времени с тех пор, как я возил

Малси по его точкам.

Но я был горд, что он рядом,

И согласился разок завезти его.

У Уэмисс Бэй Малси показал путь

Через море на пароме.

“Мы доедем до Бьют, на один известный мне пляж,

И там мы дадим шоу,

Которое останется в залах памяти”.

Уставший и смущенный я подчинился

И заехал на лодку.

Малси поспешил в бар

И пил уже вторую бутылку,

Когда я купил билеты.