Iv: джонни вегас — инструмент Бога

 

 

Майкл Пеннингтон родился в Сент-Хеленс в Ланкашире в 1971-м. Он подарил свету Джонни Вегаса где-то в начале 90-х после тяжелой беременности, во время которой он занимался гончарным делом, хотел быть священником и, как минимум однажды, был сурово избит. Пеннингтон — один из наших самых недооцененных и непонятых талантов, а Джонни — один из величайших комедийных образов, когда-либо созданных. Живые выступления Джонни, хоть успешные, хоть провальные, всегда проходят невероятно. Несмотря на это, Джонни все равно известен широкой публике в основном ассоциацией с игрушечной обезьянкой в серии телевизионных реклам, продвигающих ныне обанкротившегося провайдера кабельного телевидения. Почти каждый час люди на улице кричат ему: “Где твоя обезьянка?” Лишь однажды я видел, как он раскололся и крикнул: “Она, блядь, сдохла!”

Я никогда не знал Майкла Пеннингтона как Майкла Пеннингтона, только как Джонни Вегаса, да и он будет первым, кто признает, что грань между этими двумя крепкими северными мужчинами уже практически стерлась. “Когда я говорю людям об ужасных вещах, которые со мной происходили, они просто выглядят грустными”, — объясняет он. “Но если я притворяюсь, что они произошли с Джонни, они становятся уморительными. Но иногда все сложнее. На шоу Shooting Stars мне просто надо было сидеть и участвовать. Но Джонни Вегас быстро бы потерял интерес, ушел, а потом вернулся с мертвым кроликом и сказал бы: “Глядите, че нашел”. В интересах этой статьи, далее к феномену Пеннингтона-Вегаса мы будем отсылаться просто как к Джонни.

В деревушке Каслтон, где он снимает Dead Man Weds, ситком, написанный Дэйвом Спайки из Phoenix Nights, прохожие разговаривают именно с Джонни, а не с Майклом Пеннингтоном. Прогуляться по какому-нибудь общественному месту с Джонни довольно проблематично. Все хотят пожать руку, купить ему выпить или попросить подписать клочок бумаги. Я никогда не проводил время со знаменитостью, которую бы так по-настоящему любили, но которая в тот же момент была бы еще и настолько раскованно доступной. Никто не уходит от Джонни без анекдота или истории. Наконец, мы уводим его, и вот Вегас пьет ром и колу в каслтонском пабе, вертит принадлежности для курения в своих руках, которые на удивление маленькие и нежные, прямо как у паукообразных обезьян или молодой викторианской служанки.

Постоянное присутствие Джонни в газетных колонках про слухи, телевикторинах и рекламах означает, что несмотря на то, что он легко узнаваем, талант, который формирует его зажигательные живые шоу, во многом остается непонятым. “Это не мой мир, но это не мешает мне в нем жить”, — протестует он. “Мне кажется, что любой хоть немного нормальный человек счел бы интересным понаблюдать за подобными тусовками, не считая себя одним из тех людей, которым надо быть в ней. Ты просто живешь и представляешь, что ты просто наблюдаешь за людьми, но до того, как ты это поймешь, окажется, что это люди наблюдают за тобой”. Но видеть Джонни вживую на Fringe в Эдинбурге было незабываемо. В каком-то темном зале эта колоссальная фигура злилась на публику, часто в полуголом виде, мокрая от пролитых пинт, требующая их жалости или уважения, заставляя их получать удовольствие от участия в массовых песнопениях, пока она демонстрировала свою удаль за гончарным кругом, создавая, насколько это было возможно, красивые глиняные объекты, слепленные из говна, палок и пива, находясь в середине этого водоворота. Откуда взялся этот персонаж?

“Когда я был молодым, меня однажды сильно избили, и я попал в больницу. После этого я целый год был очень робким, и мне кажется, что Джонни позволил мне быть на сцене таким конфронтационным, каким я хотел быть в жизни. Я мог бояться в реальности, но быть смелым на сцене. Многие его черты похожи на местных ребят из Сент-Хеленса, где я вырос. Ты идешь к ним в клуб, и они счастливы тебя видеть, но ты хочешь выпить с ними всего пару пинт, а не шесть. Ты не хочешь ввязываться, а то начнется это: “Давай, посиди со мной, будь моим другом, а потом смотри на то, как я достигаю точки кипения”. Когда Джонни начинает свои свободные тирады, они могут длиться буквально часами, и он вызывает в тебе то же самое чувство восторженности, страха и веселья, которое у тебя появляется на пирушках с отчаянными пьяницами. “Это еще одна особенность Джонни”, — объясняет он. “ничего не доходит до конца. Пьяницы всегда уверены, что есть еще какое-то место, где сейчас открыто. Иначе их ждет ужас похода домой и одиночества. Джонни не переживал о том, насколько он мог наскучить другим людям. Сперва ему нужно было удовлетворить свою потребность в том, чтобы отвлечься”.

Использовал ли гончарный круг на сцене в начале карьеры в попытках найти что-то деликатное среди всей жестокости, отчаяния и злости? “Нет”, — говорит Джонни, — “гончарство вообще возникло случайно. Когда я начинал заниматься стендапом, я принял приглашение стать резидентом где-то в Манчестере. Тогда я просто не понимал, что люди тратили годы, чтобы сбить их первое часовое шоу. У меня не было достаточно материала, поэтому я просто думал, чем еще можно занять время. И я вспомнил, что ходил на курсы и мне очень нравилась керамика, потому что у меня был прекрасный учитель. И я притащил на сцену гончарный круг. И с первого же раза я понял, что он оказывает какой-то гипнотизирующий эффект на людей. Они были поражены тем, что я так мог. А тот факт, что я и правда умел делать горшки, как и говорил, заставлял их задуматься о том, какой еще процент моего выступления был правдой. “Боже! Он не врал? Может он еще раздавал листовки в Butlin в шестидесятые, как он и говорил?” Проблема с людьми, которые приходят посмотреть на меня сейчас, в том, что это не публика живой комедии. Это люди, которые хотят посмотреть на кого-то из телека. Я делаю то, что делаю, а они говорят: “Я платил не за это. Я ожидал стендап. А не ужасающего монстра”. Не думаю, что можно как-то спорить. Главное не начать поддаваться и не начать перерабатывать все, чтобы угодить такой толпе”.

Персонаж Джонни Вегаса вдумчиво и аккуратно воплощал по-черному уморительные элементы отчаяния, одиночества и сумасшествия. Но все так убедительно изображается, что при столкновении с поверхностными медиа поведение Джонни называется синонимичным тому, как ведет себя Майкл Пеннингтон. “То, что ты говоришь на сцене, становится представлением о твоей реальной жизни”, — объясняет Вегас, — “они не понимают этой черты”. В прошлом году какие-то ребята крикнули Джонни на сцене: “Почему жена ушла от тебя?” При столкновении с таким личным вопросом любой комик, решивший ответить серьезно или разозлиться, обычно тем самым рушил выступление. Джонни ответил: “Она не разделяла мою веру в морских монстров. Я плавал в море и искал их, а ей было скучно”, — потрясающе разряжая обстановку. На следующий день в Daily Mirror этот комментарий оказался расценен как подтверждение ухудшения ментального состояния Майкла Пеннингтона, вдобавок к тому, что на прошлом выступлении он предложил мужчинам из зала полизать его соски — исполнил старый джоннивегасовский трюк по разрушению граней, который фанаты видели уже много раз. В фильме “Невероятный Халк” Эрик Бана крушит все в пустыне Мохаве, уничтожая тысячи танков армии США, но почему-то его пока еще не раскритиковали за это лично в Daily Mirror. К слову, я как-то раскритиковал одного из своих друзей за то, что он сказал, что видел, как Джонни какал на сцене. Я сказал, что это невозможно, он мог притворяться, что какал на сцене, но вряд ли мог действительно какать на сцене. Это персонаж комика, актер, играющий роль, не психопат. Я позже рассказал эту историю Джонни как пример того, что люди часто не понимают, что Джонни Вегас — это персонаж, но он сделал такое задумчивое выражение лица после этого, что я решил не развивать эту тему.

Ирония в том, что такие истории, правдивые или нет, добавляли мифичности Джонни Вегасу. У Джонни так и не было своего телевизионного шоу. “Продюсеры приходят на шоу, им нравится, но, когда ты даешь им чуть больше того, что ты делаешь, они уже перестают вкуривать и считают, что ты зашел слишком далеко”, — признается он. Изучение британской телевизионной комедии Беном Томпсоном в девяностые — Sunshine on Putty — выделяет отказ Channel 4 принять пилот Джонни в 1998-м как важный поворотный момент в падении британской комедии. Но после отказа в телевизионном формате персонаж Джонни Вегаса стал вместо этого создавать свое повествование в реальном мире, смешнее и куда более комически трагичнее, чем все, что смогла бы написать команда авторов.

В этом году Вегас появился в Sex Lives of The Potato Men, фильме, который позже охарактеризовали как “худший британский фильм всех времен”, хотя это, скорее всего, написали люди, которые не видели Love Actually, Shooting Fish или тот, где Ли Мэйджорс и Брэдли Уолш катаются в гольф-карах. Но если оказаться в “худшем фильме из всех” могло стать провалом для Майкла Пеннингтона, в этом есть что-то идеальное для Джонни Вегаса. Когда я пошел посмотреть Sex Lives of The Potato Men на Лестер-сквер, билетная машина сломалась, и кассир выписал мне от руки записку, позволяющую мне пройти на фильм. Сам поход на фильм Вегаса стал абсурдным, и это как будто типичное побочное явление любых попыток Джонни взаимодействовать с популярной культурой. Я не мог не позвонить ему из практически пустого кинотеатра. “Это критики”, — сказал он, — “теперь они еще и ломают билетные машины”. Но пока остальные звезды фильма пытались как угодно откреститься от прессы, Вегас с честью принимал удар на себя. “Даже когда какой-то критик написал, что я “самый уродливый мужик в британском кино”, я все еще стоял за то, что я сделал”, — говорит он. “Все, кто читали сценарий, хотели участвовать в этом. Я не стонал об этом. Есть актеры, которые постарались дистанцировать себя от фильма, но это как со стендапом. Когда у них не получается, они винят толпу, а когда все идет хорошо, это потому что они были великолепны”.

Вегас все еще может стать суперзвездой, делая то, в чем он хорош. Ну а если нет, все еще остается вариант, что его карьера будет выглядеть как какой-то странный арт-проект. Находясь рядом со знаменитостями из мыльных опер в журналах, Джонни, подобно скелету на празднике, делает их всех нелепыми, в то время, как его опускают в статусе до того уровня, когда ему уже нельзя навредить, гениальный дурак. “У вас не получится задеть Джонни, потому что он никогда не найдет смысла в том, чтобы стыдиться чего угодно. Это еще одна идея, взятая из алкоголизма. Все всегда сделано по вине кого-то другого. Если бы та бабочка взмахнула своими крыльями в Токио, я бы уже получил роль во “Властелине Колец”. Не моя вина”.

Персонаж Джонни Вегаса кажется запутанным в понятиях стыда и вины. Неудивительно, что молодой Джонни собирался пройти обучение на католического священника. “Я думал об этом, пока мне не стукнуло десять”, — вспоминает он, — “а потом в 11 я пошел в семинарию, частную школу, финансируемую и управляемую церковью. Церковь решает, сколько ты можешь себе позволить, и твои родители платят эту сумму из стыда. Идея была в том, что ты мог стать священником, попробовать монашеский образ жизни — это все идеологическая обработка на самом деле. Я не хочу веры через страх. Я думаю, что все должно приниматься индивидуально. Мне казалось, что это нормально, что мне в 11 лет хотелось читать перед сном Джорджа Оруэлла, но они не позволяли мне даже иметь лампу для чтения из-за правил и ограничений, и в итоге я стал протестовать против них. Я был великой белой надеждой всего прихода, и когда я сказал, что не хотел участвовать в этом, все очень расстроились. Все делали вид, что я особенный, когда я хотел стать священником, а потом все расстроились, когда я снова стал обычным. Но мне нравилось быть обычным. Мне кажется, Джонни Вегас такой. Он не дает людям того, что они хотят. Он революционер как Мартин Лютер, но у него нет ничего сформулированного, что он мог бы прибить к двери церкви. Джонни Вегас верит, что ему есть что сказать, но его постоянно унижают. Бог пытается преподать Джонни Вегасу урок, но даже кнут не работает для него. Можно ударить его по голове, а он после этого наденет детскую одежду. Бог делает это с ним. Бог говорит Джонни Вегасу: “Ты один из тех, кто заслуживает, чтобы его били”. Но он просто ответит Богу, что он не в себе”.

Кажется ли Джонни, что Богу понравилось бы выступление Джонни Вегаса? “Бог бы увидел, что один человек случайно выжал все, что можно, из ничтожества”, — все, что он сказал. И если бы Джонни Вегас решил покакать на сцене, принял бы это Бог, увидел бы он в этом выражение любви? “Да будь что будет”, — заключает Джонни Вегас, — “Я инструмент Бога. Может, в каких-то случаях мне надо было использовать свое имя, а Джонни оставить как персонажа. Но я не стал. А сейчас уже слишком поздно”.

 

Журнал Esquire,

Декабрь 2004

V: Импровизированная Дискуссия о Расселе Брэнде на Big Brother’s Little Brother

 

 

Это интервью, которое Джонни Вегас и я сымпровизировали по темам обсуждения, которые я заранее ему предложил, и оно было включено в качестве дополнительных материалов к DVD 41st Best Stand-Up Ever, чтобы не выставлять в ложном свете Рассела Брэнда, которого я осознанно неправильно процитировал во время самого концерта. Я решил, что я не обязан был представлять поведение Брэнда в точности, потому что то, что я делал, было “мета-дискуссией”.

Актриса Джеки Клун, которая сочинила слабо принятое шоу Дениса ван Утена Blondes, незадолго до этого написала газетную статью со своим мнением о бите, который Вегас рассказал в шоу, что я продвигал и которое Guardian назвал буквальным эквивалентом сексуального насилия, намекая на то, что его публика должна выдвинуть обвинения. Когда я спросил Клун о том, насколько правильно долго обсуждать что-то, что она даже не видела, ведь ее даже не было на шоу, и что не доказано и на что не пожаловалась ни одна предполагаемая жертва, она сказала, что правдивость событий была неважна, потому что ее статья была “мета-дискуссией” о темах, которые она поднимала, а не репортажем.

 

ВЕГАС И ЛИ СИДЯТ ДРУГ НАПРОТИВ ДРУГА НА СТУЛЬЯХ В ПОДВАЛЕ THE KING’S HEAD В ЛОНДОНЕ.

 

ДЖОННИ ВЕГАС: Но, верно ли это, у меня тут… Это реальная цитата, когда ты говоришь про то, что Рассел Брэнд сказал о расизме в Celebrity Big Brother? Потому что ты заявляешь…

 

СТЮАРТ ЛИ: Да… Нет, он…

 

ВЕГАС: … что он сказал: “Ууу, кажется, какой-то плохой расизм и всякие плохие вещи произошли сегодня, в этом нет сомнений, господа. Из-за этого Мистер Винки стал маленьким, о да…”

 

ЛИ: Да.

 

ВЕГАС: “Да, да, так и случилось, да. И моя мошонка, моя старая мошонка, спряталась в мою попку. А теперь встречайте — Эйч из Steps”.

 

ЛИ: Да, такое было. Когда я увидел это, это было буквально через два дня после того, как все разгорелось. И я увидел, как он это говорит. И я подумал, что он пытался сгладить всю эту историю, и я подумал: “Это блестяще, потому что если ты скажешь такое со сцены, это обнажит всю нелепость попытки знаменитости из сферы легких развлечений на развлекательной программе справиться с чем-то серьезным вроде таких расистских нападок…” Так что, я имею в виду, я подумал, что это идеально, записал, и люди просто открыто смеются над этим, потому что это так тупо.

 

ВЕГАС: Да, но…

 

ЛИ: Было здорово.

 

ВЕГАС: Эм, я залез кое-куда. Я проверил, так ли было.

 

ЛИ: О, ну что же, я рад.

 

ВЕГАС: Да. Да…

 

ЛИ: Нет, правда, хорошо, потому что ты должен знать… Я рад.

 

ВЕГАС: Да, да, но на самом деле он сказал: “Расизм — отстойная штука, разве нет? Это такая боль в заднице, что кто-то все еще бывает расистом…”

 

ЛИ: [ тихо соглашается ] Мммм.

 

ВЕГАС: “И лично я считаю, что если бы людей осудили за их действия и заставили посмотреть на себя, они бы подумали: “Боже, не стоило мне этого говорить”. И тем не менее, то, как они себя ведут все вместе, — отвратительно”. Так вот, ты думаешь, что у тебя есть достаточно артистической свободы, чтобы…

 

ЛИ: Ну, я думаю…

 

ВЕГАС: Чтобы переиначить слова твоего коллеги комика?

 

ЛИ: Я не думаю, что я их прямо переиначил. Я думаю, что по существу он сказал то же самое, что сказал я. Единственная разница между тем, что сказали я и он, в том, что в том, что он сказал, начинает появляться больше смысла ближе к концу, и очевидно это бы…

 

ВЕГАС: Не подошло бы твоим…

 

ЛИ: Не подошло бы моим…

 

ВЕГАС: Комедийным…

 

ЛИ:... целям. Потому что то, на что я смотрю… Это как мета-дискуссия о событии, это никак не связано с тем, что он реально сказал, оно связано с тем, как культура знаменитостей не может справиться с серьезными вопросами, и это самая важная часть. А так не имеет значения…

 

ВЕГАС: Я думаю, что…

 

ЛИ: Не имеет значения, что он сказал. Я к тому, что важно то, что он… он сказал что-то похожее. А я уже могу изменить это, если понадобится. И я думаю, что Рассел Брэнд сам согласится…

 

ВЕГАС: И где же у этого…

 

ЛИ: … что это нормально.

 

ВЕГАС: … где у этого конец, ну знаешь… То есть ты, ты видишь себя как Стюарта Ли, полубога, который может вырвать все, что угодно из контекста…

 

ЛИ: Ну…

 

ВЕГАС: … пока это соответствует твоим комедийным целям?

 

ЛИ: Это не вырывание из контекста, потому что на самом деле…

 

ВЕГАС: Ну…

 

ЛИ: Это же не было сказано, это не было сказано.

 

ВЕГАС: Ну, неправильное цитирование…

 

ЛИ: Да это даже не неправильно процитировано, у этого нет…

 

ВЕГАС: Это неправильное цитирование, потому что он никогда не говорил…

 

ЛИ: … никакой связи с этим.

 

ВЕГАС: “Мистер Винки сморщился...”

 

ЛИ: Нет, но он сказал…

 

ВЕГАС: “... о да, так и было, а моя мошонка спряталась мне в попку”.

 

ЛИ: Он говорил подобные вещи в других случаях.

 

ВЕГАС: Да, но, скорее всего, не в отношении расизма.

 

ЛИ: Нет, но он, знаешь…

 

ВЕГАС: [что-то неразборчивое] любит геноцид…

 

ЛИ: Но если бы он, если бы он попытался сказать про расизм, и он…

 

ВЕГАС: Вот так ты думаешь, что он бы…

 

ЛИ: Да. И тот факт, что он такого не сделал, а на самом деле сказал что-то довольно неплохое, не мешает мне сделать то, что я пытаюсь сделать. Я пытаюсь взглянуть на картину целиком о том, как… Ну знаешь, расизм ужасен, мы все согласны с этим. Да? Но это не что-то, с чем легко может справиться знаменитость... И когда ты думаешь о знаменитостях, я думаю, что многие представляют Рассела Брэнда. И то, как они представляют, как он разговаривает, больше похоже на то, что я сказал. Так что по мне, неважно, что он сказал. Важно, что, знаешь… И я не думаю, что ему есть дело. Я думаю, что он бы посмотрел на это и сказал: “Ну, честно говоря, хороший бит…”

 

ВЕГАС: Ты его спрашивал?

 

ЛИ: Я не спрашивал его, нет. Но я думаю… Я знаю, что ему нравится, что я делаю, и я думаю, что если бы он увидел, он бы был польщен, что его неправильно процитировали, а не раздражен этим. Я думаю, знаешь что, я думаю, что он был бы рад.

 

ВЕГАС: Разве это не звучит самонадеянно?

 

ЛИ: Это не… Это… Это самонадеянно, но я думаю, что ты… Когда ты работаешь с такими идеями, ты работаешь в… Тебе приходится делать такие смелые ходы, связывать идеи. И если, связывая их, ты не строго… Если ты предаешь кого-то и делаешь так, что он выглядит хуже, чем он есть на самом деле, то это уже необходимая жертва для битвы. А битва для того, чтобы попытаться достичь правды. А правда в том, что расизм ужасен и что… да знаешь что… Он не говорил этого, он сказал: “Отстой”, знаешь. Неважно, разве важно, что он сказал. Смысла в том, что мы достигаем более важных вещей, чем то, что он сказал.

 

ВЕГАС: Но, просто… Видишь ли ты… Я к тому, что это сумасшедшая часть комедии, потому что ты… Ты заводишь друзей в индустрии…

 

ЛИ: Да.

 

ВЕГАС: … но потом тебе надо вроде как оставаться совершенно безразличным интеллектуально…

 

ЛИ: [ нейтрально ] Мм.

 

ВЕГАС: Понимаешь, о чем я? У тебя бывают такие проблемы, что ты думаешь: “Это было бы идеально сказать про него, но… Я же увижу его в баре, я с ним встречусь”, — понимаешь, о чем я? — “и я буду странно чувствовать себя…”

 

ЛИ: Да, ну, я имею в виду…

 

ВЕГАС: “... из-за того, что сказал о нем”?

 

ЛИ: Знаешь, у меня есть подобное в отношении Рассела Брэнда и Тома О’Коннора. Знаешь, это все вышло, и теперь посмотрим, что произойдет. И это непохоже на то, что я бросаю ему перчатку. Но я просто говорю, что рассматриваю его как ресурс сейчас, чтобы достичь… ну как смешное животное или что-то…

 

ВЕГАС: [смеется]

 

ЛИ: Или… плохую погоду. Просто что-то, что можно преувеличить. И он стал как бы феноменом…

 

ВЕГАС: Ммм.

 

ЛИ: Как дождь. Он уже не человек для меня, понимаешь?

 

ВЕГАС: Он продукт.

 

ЛИ: Он продукт. И если я решил приписать ему то, что он не говорил, это моя прерогатива, как мне кажется.

 

ВЕГАС: Точно.

 

ЛИ: Это как когда ты рассказываешь шутку про смешную собаку и потом представляешь, что мог бы подумать пес, никто же не скажет: “О, ты не знаешь, что пес подумал именно: “О, хотел бы я, чтобы у меня была кость”. То же самое… Это то, как я чувствую, в отношении знаменитостей, персонажа Рассела Брэнда… Мне приходится выплеснуть мои мысли на…

 

ВЕГАС: Понимаю.

 

ЛИ: … холст.

 

ВЕГАС: В теории, если бы он связался с тобой и сказал: “Вообще-то, я нахожу это глубоко оскорбительным”, ты бы убрал это?

 

ЛИ: Ну, знаешь, мы обсуждали это перед съемками DVD. Мне сказали, что он такого не говорил. А я сказал: “Ну, вот, что мы сделаем — я позову Джонни Вегаса, и он в дополнительных материалах к диску спросит меня про это, так что мы туда включим то, что он на самом деле сказал, и, ну знаешь, мы прикрыты”, но большинство людей не посмотрит эту часть…

 

ВЕГАС: Да [смеется].

 

ЛИ: Так что, знаешь, все вроде прикрыто юридически, но не так, что это как-то повлияет на сам отрывок.

 

ВЕГАС: Точно.

 

ЛИ: Так что это во многом просто механизм защиты.

 

ВЕГАС: Так что… Я думал, зачем это ты позвал такого простака брать у тебя интервью. Я простофиля.

 

ЛИ: Да. Ты простофиля. И тебе дали эту цитату, чтобы ты мог вспомнить о ней, и я бы поговорил на эту тему.

 

ВЕГАС: Можно мне…

 

ЛИ: Это как сноска.

 

ВЕГАС: Можно мне чувствовать себя тупым теперь?

 

ЛИ: Нет, тебе надо чувствовать, что ты…

 

ВЕГАС: Сделал хорошую вещь?

 

ЛИ: Да, ты сделал хорошую вещь, да.