Глава 13. Hostage to fortune

Часть первая. The girl who loved Christmas.

Рождество было самым любимым праздником Тони.

 

Как бы круто ни менялась её жизнь, этот праздник всегда наступал, принося утешение и радость. Мелодии и слова рождественских гимнов наполняли её восторгом, сколько она себя помнила.

 

Праздник приходил в дом её родителей, где было тепло и светло,  столы ломились от угощений, и звучала музыка.

 

Праздник приходил в Данморские топи, где голод и холод царили в убогом жилище, и на всем лежала тень нищеты.

 

Праздник не заставил себя ждать и в колледже Святого Павла, привнося оживление и радость   в корпуса, украшенные еловыми ветками и венками остролиста. Свечи  волнительно мерцали в полумраке старинной церкви во время мессы, и Тони пела, как всегда, как множество раз до этого:

Joy to the world,
The Lord is come!

Как бы её ни называли, кем бы ни считали, Рождество не позволяло Тони  забыть главное. Кто она такая,  кем она  хочет быть... Это была память сердца, пробужденная музыкой, память о мире, который озаряется благодаря чуду любви.

He rules the world
With truth and grace...

Она пела, и сердце её было открыто для всех, наполняясь то нежностью, то состраданием, то пронзительной грустью. Ей нравилось слушать  рассказ священника о библейских  героях в перерывах между гимнами.  Она знала эти истории наизусть. Словно кто-то любящий не переставал говорить с ней все эти годы, тепло разливалось у неё в груди.

- Мистер Форсайт?

Подняв голову, Тони увидела сестру Грей. Вечерняя служба давно закончилась, и монахиня явно не ожидала найти кого-то из учеников в опустевшей церкви. Тони приготовилась к тому, что её будут ругать, но вместо этого сестра Грей сказала:

- Хотите пирожок?

Вот уж поистине рождественское чудо!

- Не откажусь, - улыбнулась Тони.

Сестра Грей кивнула и скрылась в тени. Пир по случаю праздника был устроен в общей трапезной, но и в церкви для учеников приготовили угощение. Немного сладких пирожков и  горячий виноградный сок со специями, чтобы подкрепиться и согреться.

- Ешьте, - сестра Грей не могла выйти из роли директора, даже в этот момент, с тарелкой пирожков и стаканом глинтвейна в руках, она приказывала. - Вы должны научиться соблюдать режим питания. Ваша худоба становится нездоровой.

- Не хлебом единым жив человек, - процитировала Тони, принимая угощение из рук директрисы с благодарной улыбкой.

Сестра Грей села на скамью рядом с ней и обратила взгляд к алтарю, на распятие.

- Вы странно пели сегодня, - заметила она, помолчав.

Тони перестала жевать. Обычно про её пение говорили "прекрасно", "ангелам подобно", слышать критику она не привыкла.

- Не так, как вы поете обычно, - пояснила сестра Грей. - Слишком много страсти, на мой взгляд, для духовной музыки. Ваш голос выделялся в хоре, но я не слышала страсти сегодня.  Звучало... довольно  печально для гимна "Радуйся, мир!" Вас что-то тревожит?

Тони с удивлением покачала головой, ей самой казалось, что она пела с большим воодушевлением.

- Вы роняете крошки, - сестра Грей покосилась на неё. - Вы небрежны к своему внешнему виду, пропускаете трапезы, словно не привыкли питаться три раза в день,  ваши руки отмечены трудом, а характер – испытаниями,  и вы с первого дня настаиваете на том, что вам ни в чем не требуется помощь. Я думаю, что знаю, кто вы, мистер Форсайт.

"Мистер Форсайт" сглотнул.

- Вы – сирота, - продолжала сестра Грей, - вас воспитывали люди глубоко верующие, но невежественные. Я вижу влияние одной из этих американских общин, где верят, что Богу можно молиться в поле и слова обращения неважны. Вы очень искренни, когда поете, но при этом вы несдержанны, как язычник. Обычно. Я заметила больше смирения и осмысленности сегодня. Вы собираетесь покинуть мою школу, мистер Форсайт?

Тони  кивнула, не желая отягощать совесть очередным враньем.

- Вы намерены порвать с человеком, который платит за ваше обучение, - заключила сестра Грей более утверждая, нежели спрашивая. - Отец ли он вам? Иногда я в этом сомневаюсь.

- Я тоже, - с горечью призналась Тони.

- Даже если у него нет права удерживать вас, как несовершеннолетнего, - продолжила сестра Грей, сжав руки в кулаки на прикрытых рясой коленях, - вам будет трудно уйти. Я знаю мужчин этой семьи. Отступиться от своего для них значит проиграть, а  с проигрышем они никогда не смирялись.

- Что ж, - Тони одним глотком допила  остывший сок, - значит,  я  и не проиграю. Верно?

- Нет, - покачала головой сестра Грей.  -  Вы на них не похожи. В вас нет жестокости, себялюбия и готовности добиваться желаемого любой ценой.

- Вы неплохо знаете мужчин моей семьи, - натянуто откликнулась Тони, отставляя в сторону стакан и тарелку, - но известно ли вам правило? "Никогда не желай того, чего не можешь получить". Это не принцип самоограничения.   Это значит: не трать время на мечты о невозможном. Хочешь чего-то,  так добивайся, не желай впустую! Мудро, не правда ли? Это должно показывать вам, почему в моей семье не терпят поражений.

- Значит, он все же ваш отец, - во взгляде сестры Грей мелькнуло что-то подозрительно похожее на жалость, когда она повернулась к девушке и внимательно оглядела её лицо. - И все-таки вы на него не похожи.

Тони нахмурилась.

- Вы ничего не знаете о моем отце! - она встала, немного сожалея о том, что не может остаться в церкви, в тишине, покое и умиротворении, думая о Боге, о религии и о себе в этом мире. - Я похожа на него больше, чем вы думаете.

Она шла по проходу, представляя, что сестра Грей подумала сейчас, услышав, как первый хулиган школы говорит о себе, как о девушке. Директриса решила, что понимает её, что может судить о её характере и способностях... Хорошая попытка!

Тихая, безветренная ночь лежала за пределами церкви, точно, как в песне, снег искрился в свете фонарей, на темном полотне неба мерцали звезды. Тони шла по тропинке, которую вытоптали в снегу ученики, спешащие на праздник.

 

Разговор с директрисой не выходил у неё из головы.

 

Сирота!

 

Разве это имело значение когда-либо?

 

Тони помотала головой.

Дети могут чувствовать себя сиротами и при живых родителях. У неё же всегда был кто-то. Братья. Приемная мать, Мэгги. Дядюшка. Отец. Возможно, теперь, когда она узнала больше о своем прошлом, ей удастся найти еще кого-то в Америке. Сирота... Ну и что? Ведь не это делало её такой одинокой на извилистой снежной тропинке в канун Рождества. Просто её путь всегда был другим.

Люди, в большинстве своем, шли по жизни безопасным путем, следуя указателям.

Они не задумывались, что могут потерять всё, всех и даже себя в любой день и час, просто  сев на  поезд. Людям не приходилось собирать свое прошлое по крупицам, словно детишкам из сказки, которые надеялись, что хлебные крошки помогут им выбраться из темного леса и найти дорогу домой. Люди не покидали теплых жилищ, не отказывались от земных благ, чтобы уйти в туман, в неизвестность, куда сердце зовет. "Я знаю, кто вы".

 

Нет. Она не могла знать.

Только человек, обреченный на одиночество своей необычной судьбой, мог понять, что делает её такой, какая она есть, единственной в своем роде. И, конечно, Тот, кто читает в сердцах –  да, в этом сестра Грей не ошиблась. Епископ Кентерберийский мог сказать Тони, как она должна думать о Боге, но это не сделало бы её меньшей "язычницей", чем она была в шесть с половиной лет, когда впервые вышла в поле, чтобы с Ним пообщаться. И хотя все, что она делала это кричала и плакала, спрашивая, почему, почему, почему....

 

Ответ был почти мгновенным: "Ты простудишься, глупая", – один мальчик сказал, поднимая её с земли. Звали того мальчика Сэмми Брайт. И это означало, что у неё появился брат, что он сам дурак (о чем она сообщила ему позже), и что "Бог услышал".*

Тони решила, что сегодня и впрямь немного переборщила с грустью, призывая мир радоваться. Небо затянули облака, над её головой закружились снежинки. По мере приближения к главному учебному корпусу все громче становились звуки музыки.

Бал.

"Почему бы и нет?" – с мелькнувшим озорством подумала Тони, вспомнив о платье, которое один из её братьев прислал накануне. В конце концов, это был последний вечер в колледже "мистера Форсайта". Превращение хулигана в фею – чем не блестящее завершение карьеры мастера удачных розыгрышей и умопомрачительных забав?

 

 

Примечания:

 

* Сэмюэл - от др.-евр. имени Шемуэль, возможно, означает "имя Бога" или "Бог услышал"
** Рождественский гимн "Joy to the World" написан Исааком Уоттсом на основе 98 псалма, впервые опубликован в 1719 году.
*** Вторая песня, которая упоминается в отрывке не менее известная и популярная "Silent night, holy night"

 

 

Часть 2. The boy, who hated to send Christmas cards.

Эльвендорк влетел в переулок, слыша позади нарастающий гул мотора. Он от души ненавидел своих преследователей в этот миг. Эти люди заставили его бегать. На длинные дистанции. До завтрака. При том, что он всю ночь не спал, и силы его были на исходе.

 

"Другу Мону", очевидно, не терпелось получить с него должок.

 

Второй автомобиль с затемненными стеклами показался впереди, перегораживая выход из переулка. Или же это были люди Большого Джима, который жаждал мести за ночной погром в его ресторане? Эльвендорк с разбега перемахнул через каменную ограду, оказываясь на заднем дворе какого-то дома и... в помоях по пояс.

Вопль гнева вырвался у него.

Неважно, кто преследует его, он заставит их об этом пожалеть!

- Эльвин? - голос прозвучал со стороны дома.

Холодный пот прошиб его при мысли о том, на кого он наткнулся. Он не спешил оборачиваться на звуки голоса, всерьез обдумывая, а не прыгнуть ли ему обратно за ограду, чтобы встретиться с вооруженными бандитами. Но ему не пришлось долго размышлять над этим, девушка уже была рядом и протягивала ему руку.

Он был удивлен и, вопреки всему, слегка разочарован, когда понял свою ошибку.

- Ты как сюда попал? - Молли помогла ему вылезти из ямы, что мгновенно вызвало целый ряд воспоминаний о том, как она доставала его из озера, из провала, в который он свалился, гуляя среди руин, снимала с дерева, помогала выбраться из шкафа, где он запер себя случайно...

Эльвендорк раздраженно отпрянул. Он уже давно стал достаточно ловким, чтобы не попадать в такие передряги, но чувство все равно было такое, что ему снова восемь.

- А-а, понятно, - Молли бросила взгляд поверх ограды, прислушиваясь к топоту бегущих и злобным выкрикам; она быстро кивнула юноше, давая знак следовать за собой в дом.

Эльвендорк колебался всего секунду.

 

Он ненавидел бегать.

 

И сегодня ему определенно не хотелось умирать.

 

Не в костюме тошнотворно коричневого цвета с пятнами от помоев.

Он вошел вслед за Молли в маленькую и, надо сказать, довольно захламленную прихожую, отметив, что девушка успела собрать волосы в пучок и сменить вечернее платье на дневное. И если её вечернее "золотое" платье говорило о любви к риску и роскоши, то дневное из темно-зеленой шерсти, было образцом скромности, довольно скучным и весьма старомодным.

- Буфы? - Эльвендорк насмешливо фыркнул. - Ты знаешь, что они вышли из моды лет десять назад?

Молли провела его по коридору в небольшую комнату, которая могла претендовать на статус библиотеки, если бы в центре не стоял длинный обеденный стол, еще не убранный после завтрака. Впрочем, книги лежали и на нем тоже.

- Тебя преследуют бандиты, но ты находишь время думать о фасоне моих рукавов, - бормоча, Молли быстро подошла к окну и задернула шторы. - Похоже, твоя одержимость вещами лишь усугубилась с возрастом... Не трогай ничего, ладно? Я здесь в гостях.

Эльвендорк отложил открытую книгу, которую взял со стола. Трудно было поверить, что кто-то может читать "О способах резекции желудка, пищевода и гортани", не отрываясь при этом от яичницы и тостов. Он хотел было спросить у Молли, кто здесь живет, но тут ему на глаза попались фотографии – несколько старых снимков на полках.

- Это ты! - удивился он, взяв один из них, в серебряной рамке, украшенной витыми стеблями и бутонами ирисов. - Тебе здесь сколько... Лет восемь?

- Одиннадцать, - напряженно ответила Молли, выглядывая в окно через щель между шторами.

- Ты была такая худенькая, - Эльвендорк невольно улыбнулся, - и веснушчатая...

Нос, глаза, косички, насупленный вид... Малышка на снимке напоминала сердитую Дюймовочку. Память Эльвендорка хранила совсем другой образ. Молли шестнадцать, она бежит по лестнице, машет ему вслед кулаком, сурово отчитывает его, напускает на себя строгий вид, грозится свернуть его в трубочку и выкурить после обеда...

- Угу, худенькая – от недоедания, веснушчатая – от палящего солнца, под которым приходилось работать, - Молли устало провела рукой по лицу. - Дорки, я не могла взять тебя с собой в Америку.

Эльвендорк удивленно посмотрел на неё. Спасаясь от погони на протяжении двух часов, он успел позабыть о содержании их разговора в гостинице.

Вернув снимок на полку, он пожал плечами.

- Ладно.

- Ладно? - Молли сморгнула. - И что? И всё?

Эльвендорк адресовал ей свою самую очаровательную улыбку.

- Эй! - она уперла руки в боки, становясь очень похожей на себя шестнадцатилетнюю.- Ты не можешь сперва говорить об этом так, словно хранил обиду на меня все эти годы, а потом просто сказать "ладно"!

- Выходит, что могу, - Эльвендорк прихватил яблоко из блюда на столе и развалился в широком, обитом бархатом кресле. - Это дом твоих родителей?

Молли почему-то вздрогнула.

- Нет, конечно, - ответила она, занимая чопорную позу на одном из стульев, придвинутых к столу. - Мои родители... Их давно нет.

Эльвендорк огляделся со сдержанным интересом прежде, чем впился в яблоко, которое было достаточно сочным, чтобы утолить его жажду – еще одно последствие утренней беготни.

- А почему здесь твои детские фотографии? - спросил он, лениво жуя.

Молли скрестила руки на груди.

- А почему я должна отвечать на твои вопросы – снова? Может, сперва ответишь на мои? Почему ты в Америке? Что заставляет тебя копаться в прошлом? Какая муха тебя укусила? Где твои манеры? Я серьезно, Эльвендорк Хайверхилл. Сейчас же сними ноги с подлокотника!

Эльвендорк перестал жевать, снова ощутив то странное напряжение, которое ранее списал на счет неподходящего костюма. Ноги он с подлокотника снял. Но лишь за тем, чтобы встать.

- Ты! - он ткнул в Молли яблоком. - Ты – женщина, которая заставила меня поверить, что под моей кроватью живет крокодил! И это только одна причина, по которой ты не заслуживаешь моего доверия! Можешь спасать меня, сколько хочешь, я все равно...

- Безнадежный идиот, - подытожила Молли, подперев щеку ладонью. - Ну, хотя бы ты перестал быть таким доверчивым после того случая с крокодилом.

- Я не был доверчивым! - возмутился Эльвендорк.

- Был, - мрачно отрезала Молли, - ты верил всему, что он тебе говорил, даже не задумывался о том, что это может быть бессмыслицей. Если бы он сказал, что настоящий Хайверхилл и с камнем на шее в воде не потонет, ты бы пошел и утопился.

Эльвендорк отпрянул, словно она его ударила. Тонкая ниточка понимания, возникшая было между ними, натянулась до предела, но Молли не почувствовала этого. Её взгляд был тяжелым, исполненным печали.

- Он постоянно внушал тебе, что ты – слабый, ничтожный, глупый. Он заставлял тебя доказывать обратное каждый день. И ты никогда не думал, что его презрение к тебе не заслужено. Ты верил ему слепо. Чуть ли не каждую фразу ты начинал со слов "Мой отец говорит..."

- Ни слова больше о моем отце, - прошипел Эльвендорк, сжимая яблоко в руке так, что сок просачивался сквозь пальцы и капал на ковер. - Ты... ты права не имеешь! После всего...

- Полагаю, - голос Молли звучал приглушенно, словно издалека, - у меня все же есть это право, Дорки, ведь он был, уж прости, что говорю об этом только сейчас, и моим отцом тоже.

Надкусанное яблоко упало на ковер и покатилось прямо под ноги старику, который вошел в комнату. При виде его Молли встала и улыбнулась, как ни в чем не бывало.

- Доброе утро, дядюшка Максвел! - произнесла она с наигранной бодростью.

- У нас гости? - старичок склонил голову на бок и прищурился, стараясь разглядеть Эльвендорка, которого она загородила собой.

- Да! Это мой... мой знакомый из Лондона.

- Но, дорогая, - старик с неожиданной для его возраста прытью обогнул девушку, - твой знакомый так бледен... Юноша, как вы себя чувствуете? Вижу. Плохо. Не волнуйтесь, вы в надежных руках! - он схватил и потряс безвольную руку юноши. - В чем это у вас ладонь? И костюм... А-а, впрочем, неважно. Рад знакомству. Меня зовут доктор Пирсон!

Все его самообладание понадобилось в этот миг, чтобы ответить ровным тоном:

- Эльвендорк Хайверхилл. Не будет ли это наглостью с моей стороны, если я попрошу вас об одолжении?

- Для друзей моей дорогой Молли – все, что угодно, - заверил его старик.

- В таком случае... -  и плевать, что нет у него друзей, плевать, что "дорогая Молли" оказалась его лживой сводной сестрицей, дочерью его отца, извращенца поганого, и какой-то американской шлюхи, к дьяволу ВСЁ.  - Где я могу принять ванну?

___

 

 

Примечания:

 

Hostage to fortune (анг. идиома) – буквально заложник судьбы. Так говорят 1) О человеке, когда его рискованные слова и поступки могут повлечь за собой крупные неприятности.   G ive hostage to fortune значит: рисковать, полагаясь на фортуну. Вести себя не слишком мудро, играть с огнем. 2) О близких людях, жене и детях, которые зависят от человека. Подчеркивается, что семьянин не должен ввязываться в авантюры и опасные приключения, т.к. его долг беречь и обеспечивать своих  hostages to fortune

 

Глава 14. La Jalousie

Часть первая.

Самое ужасное в девчонках... Их одежда! Чулки, подвязки, нижние юбки, панталоны, корсеты, платья с миллионами застежек, какие-то валики, которые они используют, чтобы делать высокие прически... Страх. Жуть.  Тони не могла представить, что будет одеваться так каждый день. И еще она понимала теперь, сидя на кровати, красная и мокрая от пота, почему каждая леди обязательно имеет горничную.

Без горничной леди просто не сможет одеться.

А, главное, всё ради чего? Чтобы чувствовать себя кочерыжкой внутри капустного кочана и потеть под слоями одежды!

Тони спрашивала себя, почему вечерние платья никогда не использовались для пыток. Ей на ум пришла поговорка: чтобы понять человека, надо пройти милю в его башмаках. Тони сделала бы это законом. Каждого мужчину, который думает, что может судить женщин, она бы заставила надеть вечернее платье и пройти в нём милю. Это послужило бы толчком для общественных преобразований, о которых мечтают женщины.

Или нет?

Все же многим по какой-то причине нравилось так наряжаться. Тони покачала головой, думая, что сумасшествие –  единственное возможное объяснение.

Обманув ожидания своего брата, она не пришла в восторг от фасонов и драпировок. Фея с каштановыми локонами не появилась на свет после того, как она с большим трудом надела на себя все необходимое. На самом деле, она чувствовала себя неуклюжей, странной и... несколько голой.

От идеи пойти на бал Тони не отказалась только из чистого упрямства. Не зря же она потратила целый час на борьбу с застежками! И все же она не спешила покидать комнату для размышлений, где переодевание происходило.

Тони могла не опасаться, что кто-то придет сюда в разгар праздника. Кроме того, благодаря Филморам, у неё  были копии ключей почти от всех помещений в школе –  одна из немногих привилегий председателя клуба МУЗ. Можно было пожалеть лишь о том, что в комнате нет зеркала. Когда Тони встала с кровати, свое отражение она могла увидеть только в окне, за которым начала сгущаться ночь, растушеванная снегопадом.

Какая-то незнакомка, напоминающая героиню готического романа,  одарила её томным взглядом из-под ресниц. Тёмные, мягко вьющиеся локоны обрамляли её бледное, утонченное личико.  Руки, плечи, шея, будто сделанные из мрамора, выглядели продолжением бледно-зеленой симфонии воздушного шелка, шифона и бархата. Более глубокого оттенка лента на её корсаже была вышита шнуром, и цветочный мотив вышивки наводил на мысль о том, что её талия  – изящный стебель.

Ладно.

Возможно, сумасшествие было не единственной причиной, почему женщины издевались над собой, чтобы выглядеть ТАК.

"Не хватает перчаток", - Тони подумала, оглядев себя еще раз напоследок.

По дороге на бал она успела подумать о том, что не хватает также теплой накидки, а шифоновый шлейф слишком длинный – путается в ногах. Но все это забылось, когда она переступила порог зала, где проходило празднество.

Узнает ли её кто-нибудь? Тони замерла у входа и огляделась в нерешительности, словно это место было ей незнакомо, и тот, кто пригласил её, должен вот-вот подойти.

Полумрак в помещениях, где юноши и девушки собираются вместе, не соответствовал уставу колледжа, но свечи кое-где успели потухнуть. Хорошо освещенной оставалась лишь середина зала, где под звуки пианино и виолончели кружились танцующие пары.

У Тони был совсем небольшой опыт в классических танцах, и тот она получила в колледже, где ей приходилось занимать ведущую позицию. Впрочем, кому нужны эти танцы? В зале стояла такая духота, что она могла порадоваться теперь тому, что её платье было открытым.

Двое юношей из её класса прошли мимо, задержав на ней взгляды. Один из них улыбнулся, что было забавным напоминанием о том, как в прошлом году во время драки она выбила ему зуб. Тони развернулась и пошла в другую сторону, придерживая шлейф.

Веселье началось!

Ей приходилось сдерживаться себя, чтобы не рассмеяться, когда знакомые обращали на неё внимание. Быть на виду и в то же время оставаться невидимой... Что за волшебство!

 

Полумрак тому причина, парик или платье, но её одноклассники, будто ослепли. За кого они принимали её, интересно, когда расступались, освобождая ей путь, и вежливо кланялись? За прекрасную леди? Ну и ну! Кто здесь еще? Мистер Коллинз! Сын окружного судьи. Не раз заявлял, что тюрьма – самое подходящее место для Тони Форсайта.

- Благодарю, - голосом чуть выше обычного ответила Тони, когда мистер Коллинз вскочил, чтобы предложить ей свой стул. - Здесь так жарко...

Мгновение спустя мистер Коллинз исчез, чтобы появиться вновь с напитком для неё. В этот миг Тони почувствовала на себе взгляд из толпы. Нет. Из группы танцующих. Черная коса мелькнула в воздухе, Тони услышала смех мисс Филмор прежде, чем увидела, с кем она танцует. Попытки мистера Коллинза заговорить с ней не имели успеха. Она неотрывно смотрела туда, где высокий светловолосый юноша кружил Сибил в танце.

Тони недолго задавалась вопросом, пришли эти двое на бал вместе или нет. Танец кончился. Юноша покорно следовал за Сибил, которая прошла мимо стульев, где сидели девушки, ожидающие приглашения. Его лицо было отрешенным и, кажется, немного усталым. Сибил болтала, не умолкая. Они скрылись в толпе.

Тони вдруг поняла, что мистер Коллинз смотрит на неё с недоумением.

- Вы мне кого-то напоминаете, мисс...?

- Белроуз, -  она с улыбкой подняла на него взгляд. - Джейн Белроуз. Я здесь по приглашению своего кузена Тони. Вы могли заметить сходство.

Мистер Коллинз попятился. Представил,  что сделает с ним Тони Форсайт, если узнает, что он заигрывал с его кузиной? "Ай да я! Сама себя охраняю..." – Тони воспользовалась замешательством мистера Коллинза, чтобы уйти.  Ну его, этот бал.  Суета, духота, глупые выражения на лицах, нелепые наряды, музыка...

Тони остановилась на полпути к выходу.

 Флейта взвилась, вырывая протяжный вздох у неё из груди. Скрипка. Контрданс. Ревность. Её сердце забилось быстрей, когда высокий юноша подошел к ней.

- Не согласится ли мисс Джейн Белроуз оказать мне честь, - его глаза смеялись.

- Ты узнал меня? - прошептала она, в нерешительности глядя на его протянутую руку.

- О чем это вы говорите, дорогая мисс Белроуз? - он спрятал улыбку, изображая непонимание.

- Один танец, - предупредила Тони, вложив свою руку в его.

И Джерри Филмор вывел её на середину зала.

"Боже! Я не умею танцевать!" - паническая мысль мелькнула у неё при взгляде на юношей и девушек, которые выстроились в две линии.

- Все просто, - шепнул Джерри, подводя её к концу линии, где девушки в бальных платьях стояли, взявшись за руки. - Мы разучивали эти фигуры в прошлом году перед майским карнавалом, помнишь?

Тони прикрыла глаза. Прыжки, хлопки, галоп... Пока первая пара исполняет композицию, остальные ждут. Отлично.

Джерри встал напротив неё и ободряюще кивнул. Она вязала за руку худенькую барышню, которая ужасно нервничала, судя по тому, какой потной была её ладонь. Харриэт Астор? Да, кажется, про эту девочку Сибил говорила, что с ней случаются приступы истерии, во время которых она отказывается принимать пищу и все время плачет. "Только не сейчас, Харриэт, пожалуйста", - мысленно взмолилась Тони, вытягивая шею, чтобы разглядеть первую пару танцующих.

Движения и впрямь были хорошо знакомы ей. Вскоре она начала покачивать головой в такт музыке. Ей уже не терпелось начать. А Джерри все время улыбался и не сводил с неё глаз. Его веселый взгляд говорил, что он оценил шутку, которую она провернула, и в нем также можно было прочесть восхищение. Тони не могла объяснить противоречивых чувств, которое это восхищение с его стороны внушало ей сегодня. Было приятно, но совестно, будто получаешь рождественский порядок, а самому нечего подарить в ответ.

Один танец ничего не значит, верно? Она надеялась, что Джерри это понимает, и все-таки не могла избавиться от смутного чувства вины, когда видела блеск в его глазах.

Харриэт отпустила её руку, делая шаг навстречу своему партнеру, довольно упитанному, по сравнению с ней, Льюису.  Тони следила за их правильными, но не слишком изящными движениями, удивляясь тому, что эти двое, похоже, без ума друг от друга. Джерри подмигнул ей, видимо, думая о том же. Настал их черед танцевать, и от этого захватывало дух. Шлейф путался в ногах. Тони ловко подняла его прямо в танце, и уже ничто не стесняло её движений. Как это она раньше не догадалась, что петелька на конце шлейфа пришита специально, чтобы надевать её на палец?

Джерри со смехом похлопал в ладоши и шепнул, огибая её:

- Гляжу, ты вошла во вкус, мисс Белроуз...

Тони погрозила ему пальчиком, как того требовала следующая фигура танца. Внезапно Харриэт Астор шагнула к ней с протянутой рукой. "Мы должны поменяться!" - сообразила Тони, оказываясь напротив Льюиса. Тот был доволен переходом еще меньше, чем она. Шагнув к ней, он наступил ей на ногу, а она толкнула кого-то спиной.

- Ой! - обернувшись, Тони на мгновение замерла. - Простите... - голос её стал тонким от волнения.

Сибил Филмор скривила губы и адресовала ей неприязненный взгляд, обходя своего партнера. К нему она повернулась с очаровательной улыбкой.

Тони продолжила танцевать, чудом избегая новых столкновений. Все кружилось у неё перед глазами:  свечи, колонны, еловые ветви, блестящие украшения, ярко-розовое платье Сибил... Та едва коснулась её руки во время перехода. И всё остановилось в тот миг, когда она оказалась напротив юноши с напряженным, бледным лицом и усталостью, и смятением, и - внезапно, - бесконечной грустью в синих глазах. Словно что-то обрушилось. Сердце болезненно сжалось у неё в груди. С губ сорвался вздох, она посмотрела на юношу вопросительно: "Чем же я так обидела тебя? Что сделала?!"

- Уилл... - она прошептала одними губами.

Юноша отвернулся с таким выражением, словно ему было больно смотреть на неё. Музыка кончилась. Каждый присоединился к своей паре, с который был разлучен прихотливыми законами контрданса.

 

Часть вторая.

Мысли её в последние две недели были заняты только одним человеком.

 

Она думала о нем утром, днем, вечером и даже ночью, поскольку волнение и тревога лишали сна. Все, чего она хотела, это снова увидеть его. Когда в дверь стучали, она бежала, сломя голову, в надежде, что это окажется он. Открывая утреннюю газету, она молилась, чтобы  узнать о нем новости. Друзья не могли найти тему, которая не свелась бы в итоге к разговору о нем. Дела не могли отвлечь её от тягостных раздумий и  волнений, с ним связанных. На улице она провожала взглядом каждого, кто был хотя бы отдаленно похож на него. И вот дошло до того, что она обезумела окончательно.

 

Безобидное приглашение на чай едва не обернулось трагедией, когда она бросилась через дорогу наперерез автомобилю, увидев, что по другой стороне улицы идет он.

Анни Брайтон не думала, что однажды наступит день, когда её подруга Кенди будет до такой степени одержима Нилом Леганом.

Но это происходило прямо сейчас на её глазах.

- Кенди... - мисс Брайтон осторожно коснулась плеча подруги.

- Померещилось, - не своим голосом откликнулась Кенди, сжимая в руках сумочку, - снова...

Похоже, её нисколько не волновало, что она едва не погибла. Анни не могла в этот миг сожалеть о своей фальшивой помолвке с Арчи. Слава Богу, что они оба были так легкомысленны, чтобы использовать это в качестве предлога для возвращения в Чикаго! Кенди действительно очень нужна была помощь, и что хуже всего, она отказывалась это признавать. Заманить её к врачу под предлогом чаепития – это была идея Арчи. Минуту назад Анни казалось, что её задача проводить подругу туда и обратно была простой.

- Я не могу сидеть сложа руки! - воскликнула Кенди, размахивая сумочкой, как оружием. - Не могу пить чай, пока он там... - она судорожно сглотнула. - Пока не знаю, где он и что с ним.

- Неизвестность убивает, -  тактично согласилась Анни, подталкивая её к тому, чтобы продолжить путь.

Прохожие начали оглядываться на них, когда Кенди издала вопль отчаяния и ярости. Успокаивало то, что кто-то из людей Эндри всегда присматривал за ней. Впрочем, и это не могло защитить её, когда она сама бросалась под колеса.

- Мы почти пришли, - с мольбой промолвила Анни, оглядывая ряд частных домов на улице, на которую они вышли. - Доктор Пирсон, он ведь твой коллега? С его стороны было так любезно пригласить нас обеих! Напомни, как мне следует обращаться к нему? Мистер Пирсон? Или все-таки "доктор Пирсон"? У этих домов что, нет номера? Как же мы найдем нужный? Ты говорила что-то о зеленом фасаде... но они все зеленые! Впрочем, этот бледно салатового оттенка, а тот – серовато-зеленый. Хотя, нет, он просто грязный. Ты случайно не помнишь, какого цвета...? - Анни обернулась к подруге, которая не двигалась с места, глядя на маленький особнячок с крышей, покрытой пестрой черепицей.

- Не зеленый, а черепаховый, - слабо улыбнулась Кенди, - действительно, панцирь черепахи напоминает. Можешь называть доктора Пирсона, как тебе нравится. Его не волнуют условности. Он похож на этот дом.

Анни плохо себе представляла, как может выглядеть человек, похожий на дом. Он... Маленький? Старый? Заросший, как сад за забором? Немного странный, должно быть, судя по тому, что его крыша выглядит оплывшей, как если бы её покрыли расплавленным воском, и все окна на фасаде разные по форме? Мисс Брайтон несмело последовала за подругой, когда та прошла  через причудливо изогнутую калитку.

В запущенном фруктовом саду перед домом Анни заметила высокую женщину, та при помощи граблей собирала в кучи опавшую листву. Женщина выглядела молодо, но платье на ней было мрачное и старомодное, как будто она позаимствовала его из гардероба своей строгой, рано овдовевшей бабушки. Анни могла представить, почему вид у этой женщины был недовольный. Зима давно наступила, а уборкой сада до сих пор никто не озаботился –  лужайку покрывал ковёр из талого снега, почерневшей листвы и гнилых яблок.

- Добрый день, - приветливо поздоровалась Кенди.

Анни лишь кивнула. Она была не уверена, стоит ли отрывать эту строгую даму от работы. До приветствия Кенди она просто игнорировала гостей, орудуя граблями. Впрочем, и после приветствия всё, что она сделала, это выпрямила спину и усталым жестом отвела назад упавшие на лицо волосы.  Рыжий, подумала Анни, моден в этом сезоне.

Кенди недоуменно пожала плечами.

- Нас пригласил доктор Пирсон, - заметила она, повысив голос. - Это ведь его дом?

Женщина вздохнула, опираясь на грабли, и окинула девушек сердитым взглядом, который заставил мисс Брайтон подумать о том, что её пальто слишком светлое, прическа слишком  затейливая и вообще, что она делает здесь в такое время, когда все нормальные люди заняты делом?

- Я его коллега из госпиталя Святого Ионнна, - выступила вперед храбрая мисс Уайт, - меня зовут Кенди.

- Кенди? - женщина высоко подняла брови, её голос звучал чуть хрипловато, как если бы она долго молчала.-  А почему сразу не Шугар или Ханни? Недостаточно сладко?

Кенди вспыхнула после этих слов. Анни напряглась,  видя на её лице то самое выражение, которое обычно возникало перед тем, как она бросалась с кулаками на Тома, когда он дразнил её.

- Вы... - тут Анни оценила, насколько лучше стала выдержка её подруги за время обучения хорошим манерам у мадам Элрой. - Вы, должно быть, Молли. Доктор Пирсон упоминал, что у него гостит племянница. Как я и сказала, мы с вашим дядей коллеги. Сожалею, если он забыл упомянуть о том, что пригласил меня и мою подругу мисс Брайтон к чаю сегодня.

И все-таки спокойствие Кенди не было безупречным. Глаза её сверкали, во взгляде читался вызов: "Что вы скажете на это, мисс Грубиянка?"

Помрачнев, женщина отвернулась.

- Ах, да, - произнесла она ровным тоном. - Госпиталь. Юная Флоренс Найтингейл. Чай. Я должна была сразу догадаться по тому, как все переслащено...

- Моя фамилия не Найтингейл, а Уайт, - возмущенно заметила Кенди и, чуть помедлив, добавила. - Уайт Эндри, если точнее.

- Поздравляю, - женщина поджала губы и обеими руками схватилась за древко граблей.

Анни почему-то представила в этот миг, как она этими граблями лупит Кенди по голове.

- Мы, пожалуй, зайдем в дом, - полувопросительно сказала она, уводя подругу за собой по тропинке.

- Какая странная... - Кенди выворачивала шею, оглядываясь на женщину, которая осталась в саду и не сказала больше ни слова, стоя к девушкам спиной. - Что с ней, как думаешь?

Анни вздохнула.

 

Кенди всегда было трудно понять, почему она кому-то не нравится. Но встреча с недружелюбной племянницей доктора хотя бы отвлекла её на время от тревоги за мистера Легана.

- Знаешь, доктор Пирсон рассказывал, что она – сирота, как и мы, - задумчиво сказала Кенди.

Анни оглянулась, чтобы увидеть черно-белый сад на фоне серого неба и одинокую темную фигуру среди голых ветвей. Пламенно-рыжие волосы женщины были единственным ярким пятном в этом навевающем грусть пейзаже.

 

"Я не сирота", –  захотелось возразить Анни при мысли о родителях, которые всегда ждали её в теплом, уютном доме, но она промолчала.

 

___

Примечания:

Шугар (sugar) и Ханни (honey) - в переводе с англ. "сахар" и "мед".
Флоренс Найтингейл (1820 — 1910) — сестра милосердия и общественный деятель Великобритании.

 

Глава 15. Strong impression

Пуф!

 

Искры летят во все стороны...

 

 И загадочная фея растворяется в облаке волшебной пыльцы!

 

К сожалению, Тони не умела так исчезать. Ей пришлось пройти через весь зал, ощущая на себе взгляды учеников, слыша их шепот. Это было не то уважительное и боязливое внимание, к которому она привыкла, будучи первым хулиганом школы. Её щеки горели, по вискам из-под парика ползли капельки пота, и она будто стала ниже ростом. Джерри Филмор преследовал её, но она так ни разу и не оглянулась, продолжая идти с растущим непониманием того, что же произошло после танца.

Почему все смотрят на неё так, словно видят, догадываются?...