Персоналистическая социальная философия Н. А. Бердяева

Николай Александрович Бердяев (1874- 1948) — выдающийся русский мыслитель XX века — родился и вырос в Киеве в семье потомственных аристократов. Окончил юридический факультет Киевского университета. Сблизился с социал-демократами, стал марксистом, вел революционную пропаганду. Был в ссылке. Очень быстро перешел от "марксизма к идеализму" и стал одним из лидеров движения к "новому религиозному сознанию". С 1904 г. Бердяев в Петербурге вместе с С. Н. Булгаковым издавал журнал "Вопросы жизни". С 1908 г. жил в Москве. В 1922 г. философ был выдворен из страны. Жил сначала в Берлине, затем в Париже. Редактировал журнал "Путь", издал серию фундаментальных работ, в которых его социально-философская концепция приобрела свой целостный и окончательный образ.

Бердяева, конечно, нельзя назвать социологом в строгом смысле слова. В то же время практически все его работы носят ярко выраженный социально-философский характер, однозначно определенный социальными реалиями XX в. Можно сказать, что социальная философия Бердяева

Представляет собой то методологическое и мировоззренческое поле, в котором движется социологическая мысль XX в., стремящаяся освободиться от сциентизма и технократизма. Наиболее полно и глубоко идеи Бердяева отражены в следующих его работах: "Смысл творчества" (1916), "Смысл истории" и "Философия неравенства" (1923), "О назначении человека" (1931), "О рабстве и свободе человека" (1939), "Я и дояр объектов" (1934), "Опыт эсхатологической метафизики" (1947) и др.

Начав с критического марксизма, Бердяев довольно скоро эволюционировал к религиозной мысли. Собственно уже первая его книга "Субъективизм и индивидуализм в общественной философии" была попыткой соединить марксизм с этическим идеализмом на основе кантианства. И если в этой работе он еще называет исторический материализм "замечательнейшей социологической точкой зрения" (1, с. 196), то уже в ряде статей, вышедших почти одновременно с книгой, обосновывает мысль, что "не может быть и речи о марксистской социологии" (3, с. 5, 15). Правда, разрыв Бердяева с Марксом не был полным и окончательным и оппоненты часто критиковали философа за "марксистские атавизмы".

Главной для Бердяева на "идеалистическом" этапе его творчества становится проблема личности в контексте мировой судьбы, судеб общества. При этом фундаментально для философа положение о том, что реальность двуслойна, разделена на подлинный и неподлинный миры. То, что мы называем бытием, вторично и есть только манифестация скрытого смысла. Вопрос о смысле — это вопрос о Боге. Понять этот смысл может только сам человек. Отсюда вытекает важнейшее значение понятий "дух", "духовность" в философии Бердяева. "Бог есть дух. Дух же есть активность. Дух есть свобода" (14, с. 23). Именно дух скрыт за всеми манифестациями действительности. Он утверждает свою реальность через человека, его индивидуальность, самосознание, свободу. "Духовность, идущая из глубины, и есть сила, образующая и поддерживающая личность в человеке", и потому "завоевание Духовности есть главная задача человеческой жизни" (25, с. 320, 324). Очевидно в таком случае, что познание духа как Подлинной реальности оказывается самопознанием человека. Здесь-то и открывается собственно социальная проблематика, проблема соотношения родового и личностно-индивидуального начал.

"Чуждость и общность, — пишет Бердяев, — вот главное в человеческом существовании, вокруг этого вращается и вся Религиозная жизнь человека" (23, с. 44). Здесь мы и видим главные проблемы бердяевского поиска. Как преодолеть эту чуждость и далекость, найти социально-родственную среду вместить в индивидуальном универсальное? "Основное противоречие человеческого существования в том, что человек есть существо конечное, заключающее в себе потенциальную бесконечность и устремленное к бесконечности" (24, с 202). Как разрешить столкновение двух мироотношений — приспособления к данному состоянию мира и творческого замысла человеческого духа о преображении мира? Каким образом человек может прорваться к иной, высшей жизни, к новому бытию? При этом заметим, что Бердяев не принимает концепции всеединства, ибо это только другая форма отвлеченного бытия, поглощающего личность, и потому "совсем не христианская идея" (22, с. 48).

Фундаментальную роль в раскрытии динамики человеческого существования играют у Бердяева две категории — свобода и объективация. Исходная точка его рассуждений — примат свободы над бытием, и именно в этом скрыта тайна мира и возможность творческого прорыва к духу. Подобная конструкция необходима Бердяеву для того, чтобы снять с Бога ответственность за зло. Ответственным за него оказывается сам человек, ложным образом использующий свою свободу. "Все в человеческой жизни должно пройти через свободу, через испытание свободы, через отвержение соблазнов свободы" (23, с. 57). И главное препятствие, с которым сталкивается человек на этом пути, есть объективация.

Идею объективации Бердяев считал для себя основной, ибо с ее помощью можно описать все структуры неподлинного бытия человека. Объективацию характеризуют следующие признаки: отчужденность объекта от субъекта, поглощение неповторимо - индивидуального, личного общим, безлично—универсальным, господство необходимости, подчинение человека социальной обыденности, уничтожающей оригинальность (19, с. 388; 24, с. 145). Объективация в этом порядке мира принципиально непреодолима, она есть всеобщий способ иллюзорного существования человека. Тем не менее назначение человека — восстание против порабощающей объективации, освобождение в духе от нее.

Помочь в этом человеку может особая философия — философия персоналистическая. "Персонализм переносит центр тяжести личности из ценности объективных общностей — общества, нации, государства, коллектива — на ценность личности" (22, с. 25). Соответственно снимается дилемма социального универсализма и номинализма.

В контексте персонализма становится понятной трактов_ка Бердяевым смысла и сути социологии, его острая критика социологизма. Отвлеченный социологизм, отмечает Бердяев, отрывает нас от реальности: "обманчивый социальный покров бытия" подменяет здесь само бытие. "Применение отвлеченных социологических категорий разделяет, а не соединяет" (8, с. 129), упускает подлинную индивидуальность событий, утверждает примат объективированных форм над личностью. Подлинная социология должна поведать о духовной природе бытия. Не случайно в поздних трудах Бердяева появляется понятие "апофатической социологии"^[5]. Только такая социология, в отличие от социологии катафатической, оправдывающей объективацию, способна проникнуть в суть мира, свободного от объективации, а потому невыразимого на обычном социологическом языке.

С самых первых своих работ Бердяев стремился выявить особенности социального познания, что привело его к определению оснований современной социологии познания. Основной вопрос познания не в том, как что-либо познается, отмечает Бердяев, а в том, "кто познает и принадлежит ли к бытию тот, кто познает" (15, с. 27). Познание социально обусловлено: социальны понятия, нормы, законы, язык, сама логика социальна, выражая социальную, т. е. объективирующую, принудительность. Познание зависит от форм общения людей, от ступеней их общности, их духовного состояния. Бердяев делает акцент на коммуникативной функции познания и полагает, что "особенная проблема социологии познания есть проблема рассмотрения познания в двух перспективах — в перспективе общества и в перспективе персонального общения" (17, с. 263). Перспектива общества предполагает наибольшую общеобязательность, максимальную объективацию и социализацию знаний, их условность и знаковость. Устанавливается тирания слов, фикций, которыми живут люди без всякого внутреннего самоопределения, утверждаются фанатизм, ортодоксия, нетерпимость, патологическая одержимость идеями. Познание же в перспективе общения причастно к тайне существования, к духу и, не обладая универсальностью, может быть максимально истинным. И только в таком случае утверждается моя духовная общность с другим Я.

Понимание Бердяевым сущности социального существования эволюционировало, но при этом неизменным было его критическое отношение к абсолютизации социальности. Исходной для него является трактовка общества как объективации, как чуждой человеку реальности. Кооперация, сотрудничество людей в борьбе и их общение, единение — вот две цели, которыми обусловлено существование общества. Наиболее полно осуществляется обычно первая цель. Продукты коллективного, группового сознания, возникающие в процессе ее реализации, представляются людям более реальными, чем личность, хотя на самом деле они фантомны, внеличностны и безличностны. Человек подчиняется им, и "из всех форм рабства человека наибольшее значение имеет рабство человека у общества" (22, с. 61). Общество есть царство социальной обыденности (очень важное понятие для Бердяева), неподлинности, оно находится во власти закона большого числа, есть организация жизни масс. Однако по существу не человек находится в обществе, но общество находится в нем.

В целом, согласно Бердяеву, возможны два понимания» общества и соответственно пути его развития: общество понимается и строится как природа или как дух. В первом случае общество находится во власти необходимости, принуждения, объектности, во втором оно есть субъектность и движется исканием свободы, покорно закону Бога. В реальном обществе одновременно действуют оба начала, но обычно преобладает природное.

В обществе нужно различать несколько уровней социальности: общности органические, механические, духовные. Первые два типа общностей принадлежат объективированному миру. И только духовная, персонализированная общность есть прорыв в иной порядок, освобождение человека. В целом представления Бердяева об устройстве общества эволюционировали от идей довольно жесткого социального иерархизма, высказанных в книге "Философия неравенства", до трактовки иерархизма как объективации и соответствующих анархических выводов. Однако неизменной при этом была идея единства аристократического и демократического начал общественности.

Одним из первых в мировой философии и социологии Бердяев уделил внимание феномену массового человека, вторжение которого на арену истории ведет к торжеству родового сознания, стадности под лозунгом равенства. Положительным началом общественности может быть не массовое, а только аристократическое начало, по существу совпадающее с личным. Речь, конечно, идет об аристократии в духовном плане, а не по социальному происхождению. В идеале к аристократическому типу должна стремиться всякая личность, что и будет утверждением не массовизированного общества, но подлинного демократизма и равенства.

Как мы уже знаем, проблема личности, индивидуальности — центральная у Бердяева. При этом особое внимание уделяется решению вопроса о соотношении универсализма и индивидуализма. По Бердяеву, "истоки человека лишь частично могут быть поняты и рационализированы. Тайна личности, ее единственности никому не понятна до конца. Личность человеческая более таинственна, чем мир. Она и есть целый мир. Человек — микрокосм и заключает в себе все" (23, с. 14). В работах Бердяева много страниц посвящено феноменологии личностного бытия. Он приходит к выводу, что личность может быть определена как единство в многообразии, как творческий акт, усилие и борьба, постоянная прерывность, живое противоречие между личным и социальным, формой и содержанием, конечным и бесконечным, свободой и судьбой.

Конечно, человек включен в сверхличные "социальные целости", "личность имеет социальное содержание и призвание, но они не определяются обществом, они определяются изнутри к обществу" (17, с. 306). Иными словами, проблема личности первичнее проблемы общества, а потому нужно идти от духовности как первичного к социальности. Личность существует только потому, что существуют сверхличные ценности, т. е. "существование личности предполагает существование Бога, ценность личности предполагает верховную ценность Бога" (15, с. 63). Именно на этой основе решается проблема универсального в личности: оно не вне личности, но внутри нее как конкретность и полнота ее экзистенциальной встречи с Богом, где Бог не некая внешняя объективация универсальной идеи, но личность, к которой я трансцендирую. Личность есть образ и подобие Божье, причем, акцентирует Бердяев, Бога как личности, Христа, и поэтому "существует соизмеримость между человеком и Богом в вечной человечности Бога" (23, с. 178).

Рассматривая различные формы бытия личности в мире (обществе), Бердяев основной и синтезирующей такой формой считает одиночество (33, с. 44). Возможность выхода из одиночества дается общением. Соответственно в плане личностного бытия идея уровней социальности конкретизируется Бердяевым посредством различия между сообщением и общением, или коммуникацией и коммунионом. Сообщение есть внешнее общество, оно предполагает разъединение и разобщенность, это мир символизации и объективации, ролевых отношений между людьми. Общение же экзистенциально, неконформно, принадлежит "царству духа", выходит за пределы всяких внешних социальных форм. Высший уровень общения достигается в религии, ибо она "есть не только моя связь и соединение с Богом, но и моя связь и соединение с другими, с ближними, есть общение, общность, коммунион" (17, с. 282).

В качестве зримых форм выражения сообщения и общения Бердяев рассматривает коллективность и коммюнотарность. Собственно все, что до сих пор говорилось о понимании Бердяевым общества, и есть характеристики коллективизма. Что касается коммюнотарности (общинности), то она есть соборность (в отличие от сборности коллективизма), духовно-религиозная общность людей, братство между ними без какой-либо стоящей между ними и командующей ими реальности. Коммюнотарность есть духовная самодетерминация личности, она идет изнутри вовне, это персонализм в действии. В этом плане Бердяев с различных сторон обращается к проблеме социального действия личности, трактуя ее в таком же реформационном духе, как и П. Б. Струве и С. Н. Булгаков, что выразилось в его понимании свободы и творчества.

Суть и значение свободы Бердяев характеризует следующим образом: "Требование свободы духа есть божественное требование. Не человек, а Бог не может обойтись без свободы человека. Бог требует от человека свободы духа, Богу нужен лишь человек свободный духом. Божий замысел о мире не может быть воплощен без свободы человека, без свободы духа" (14, с. 93). Свобода есть долг, бремя, обязанность для человека, и в этом ее трагизм, она источник страданий, ибо человек боится свободы, любит быть рабом и выбирает рабство. Словом "рабство" Бердяев называет все те объективированные формы, за которыми человек скрывается от долга быть свободным. Речь идет о рабстве у бытия и Бога, у природы и общества, у самого себя и государства, у войны и собственности, у пола и красоты и т. д. и т. п. Блестящий анализ всех этих форм дан в одной из лучших книг Бердяева "О рабстве и свободе человека".

Путь освобождения от рабства — творчество. Тема творчества, начиная с книги "Смысл творчества", всегда была

основной у Бердяева, ибо только творчеством, считал он, может быть оправдано человеческое существование. Вопрос о творчестве — это прежде всего вопрос об отношении человека к Богу, о его ответе Богу. Творчество должно быть рассмотрено как продолжение человеком Божьего творения, это обязанность человека и требование Бога к нему (23, с. 209). Творчество есть вторжение духа в бытие, "переход небытия в бытие через акт свободы" (15, с. 45). При этом в отличие от С. Н. Булгакова и близко к П. Б. Струве Бердяев трактует творчество не только как реализацию замысла Бога, но и как создание не бывшего, нового для самого Бога (22, с. 45). Однако здесь человек сталкивается с трагедией творчества: цель творчества — достижение иной жизни, иного мира, но вместо этого творится культура, объективация. Отсюда становится понятной трактовка Бердяевым социальной эволюции.

Социально-философские аспекты сочинений Бердяева связаны с проблемами социально-исторической динамики. Как и другие христианские социологи и примерно с той же аргументацией, Бердяев отрицает линейные интерпретации исторического процесса и соответственно все теории, точнее, религии прогресса. Человечество не замечает, подчеркивает Бердяев, что цветы прогресса — кладбищенские цветы (б, с. 121). Все попытки осуществления земного рая ведут только к аду на земле, усилению господства объективации, обострению трагического конфликта личности и общества. Конечно, люди уповают на новую общественность, но движение к ней должно идти не по горизонтали, плоскости, но по вертикали, как становление новой духовности в плане творчества.

Бердяев подробно анализирует этапы культурно — исторической эволюции человечества, прежде всего в книге "Смысл истории". Особое внимание он уделяет перспективам открытой Ренессансом гуманистической культуры Европы. Бердяев приходит к выводу, что XX век — век кризиса этой культуры и ее завершения. В ряде произведений он тщательно исследует симптомы кризиса человечества и его культуры, используя при этом такие характеристики, как дегуманизация, массовизация, унификация, универсализация и т. п.

Одним из первых в мировой философско-социологической мысли Бердяев обращается к вопросу о роли техники в развитии общества и рассматривает в этой связи проблему соотношения культуры и цивилизации. Вопрос о технике, по мнению Бердяева, есть вопрос о судьбе человека и судьбе культуры. Можно, считает философ, установить три типологические стадии в истории человечества — природно-органическую, культурную в собственном смысле и технически — машинную. Техническая стадия означает переход от организма к организации, конструктивности, человек начинает преобразовываться по образу и подобию машины. Техника не знает общения и означает крайнюю объективацию человеческого существования.

В других терминах это означает переход от культуры к цивилизации. Отличие между ними в том, что культура больше связана с личностью и духом, творчеством, индивидуализацией, общением, цивилизация же есть социально — коллективный процесс, когда преобладающее значение приобретают массы и техника. Общее состояние современной цивилизации Бердяев обозначает термином "буржуазность", рассматривая ее не как категорию социально — экономическую, но этико-психологическую и онтологическую. Буржуазность есть прикованность к этому миру, к социальным объективациям, любовь к власти и могуществу, отказ от творчества, стремление к всеобщей рационализации, потеря духа.

Бердяев пытался определить перспективу выхода человека и человечества из кризисной ситуации. При этом с самого начала он исходил из того, что "всякий серьезный кризис с социальной и политической своей стороны является лишь поверхностью, лишь производным, корни же лежат в духовной и таинственной глубине бытия, а потому и выход из кризиса связан с перерождением этих глубин" (5, с. 9). В 20 —е гг. Бердяев обозначил в ряде работ предполагаемую им направленность эволюции термином "новое средневековье". Смысл его мыслитель видел в восстановлении духовного универсализма, иерархизма, проникновении религиозности во все сферы жизни, ее религиозного преображения. Новое средневековье отнюдь не социальный идеал, это переходная и драматическая эпоха всяческих потрясений, ломки привычного и т. д. В качестве сигналов вхождения человечества в новое средневековье Бердяев рассматривал коммунизм и фашизм.

Позднее данная концепция Бердяевым уже не обсуждается и ее место, судя по всему, занимает идея "новой духовности", или Царства Духа. Новая духовность должна быть возвращением внутрь подлинного существования. Это не бегство от мира, но его духовное завоевание и реальное изменение, т. е. совершение персоналистической революции (19, с. 445). Иными словами, Бердяев делает акцент на внешнем социальном преобразовании, что придает большую гибкость его анализу состояния и перспектив цивилизации, несколько снимает присущие его концепции общественного развития элементы утопизма. Царство Божье интерпретируется Бердяевым как Царство Духа, противоположное царству Кесаря, т. е. миру объективации. Сложность проблемы в том, что Царство Божье нельзя мыслить вне времени, ибо это ориентирует на его пассивное ожидание. Царство Божье, подчеркивает Бердяев, приходит не только в конце времени, но и в каждое мгновение, оно "не только ожидается, оно созидается, начинает созидаться уже здесь и сейчас на земле" (24, с. 271). Человек сам уготовляет Царство Божье, этого от него ждет Бог. Но как это происходит — великая тайна и область апофатической социологии. "В каждое мгновенье жизни нужно кончать старый мир, начинать новый мир. В этом — дыхание Духа" (24, с. 286). И еще: "Царство Божье есть царство Богочеловечества, в нем окончательно Бог рождается в человеке и человек рождается в Боге, и осуществляется оно в Духе" (14, с. 134).