Без воли твоей, Господи, волос с моей головы не упадёт

 

С сердечной благодарностью посвящаю Наташиным детям — Вове и Юре.

 

Случилось это страшное происшествие 3 июля, день помню точно: память святых крымских — Инны, Пинны и Риммы. Происшествие действительно настолько для меня страшное до сих пор, хотя и окончилось очень благополучно, без душевной туги и содрогания вспоминать не могу, а ведь прошло столько лет. И только одно обстоятельство вынуждает писать то, что никогда бы не стала делать из любви к слову. Когда вчера утром увидела в компьютере просьбу передать по цепочке о пропаже ребёнка и вспомнила мной пережитый в тот день ужас, то сочла необходимым поделиться хоть небольшим опытом с теми, кто будет читать мои рассказики.

 

Мы отдыхали в деревне Николаевка Симферопольского района, мы — это мой, ныне покойный, муж Валерий, уже тогда он был тяжело больным (рассеяный склероз) инвалидом, еще мог ходить и несколько себя обслуживать, но уже нуждался и в некотором уходе, и Алёша, пяти лет, сын моего духовника в Красноярске, очень добрый и послушный мальчуган, который с двух лет рос со мной рядом и стал (и есть) мне просто, как родной внук. Лето было хорошим, по утрам, попив козьего молока, похрустев пирожками с повидлом и беляшами — кому что больше нравилось, ходили с Алёшей на море — благо, оно, манящее прохладой и мощной красотой, было от нас в пяти минутах хода. Дни летели за днями, солнце и море нам никогда не надоедало, по воскресеньям — в храм святителя Николая, где Алёшу уже знал местный священник отец Василий, у него самого было трое мальчишек, поэтому и Алёшу он сразу брал с собой в алтарь, не отличая от своих. Иногда, по милости Божией, отправлялись к мощам святителя Луки в Симферополь. Троицкий монастырь — теперь это место на земле мною любимо чуть меньше Дивеево.

Вскоре в нашем дворе поселились новые жильцы из Питера: Наталья и двое её сыновей-погодок, Володя и Юра, лет десяти-одиннадцати. На груди у мальчиков сияли крестики, и мы с Алёшей сразу обрадовались, что соседями у нас будут люди верующие. Азербайджанская пословица гласит: «Хороший сосед лучше хорошего родственника», а верующие — это ведь как родных встретил. Волею Божией мы сдружились с этими людьми на долгие годы. А тогда Алёша был чрезвычайно рад соседям, старшие мальчишки сразу стали ему «лучшими друзьями». Отношения наши с ними не всегда были безоблачными. Однажды Наталья пришла ко мне с серьёзным разговором: «Таня, ты почему не даешь Алёше конфет — он пробрался в наш холодильник, ребята видели, что тайком ел конфеты», — возмущению Натальи не было границ, потому что она решила, что это от моих «религиозных перегибов» такие строгости в отношении к ребёнку. И обрадовалась, когда узнала, в чём истинная причина — у Алёши болит поджелудочная от сладкого сразу. Было мне тогда очень обидно, но — разобрались, и любую свободную минутку проводили с Натальей в бесконечных добрых беседах, нетерпеливых, порывистых — всегда дружеских. И не так-то много было этих минуток, потому что мы прежде всего — обе — отданы были служению близким. Обычно после обеда, почитав Евангелие (в те дни мне трижды открывались страницы о предательстве), мы немного отдыхали с мужем, сон обязательно сморит. Алёша, если не спал, рисовал в комнате или читал. Однажды спала я, как всегда, чутким сном, и вдруг перестала слышать шуршание Алёшкиных бумаг, всё затихло. Он и так всегда тихонько играл, чтоб не разбудить, это в Алёше воспитано отцом, а тут вообще ни звука.

Проснулась от этой тишины с тревогой в сердце. Алёши в комнате не было. Но ужас в сердце пришел позже, когда его не оказалось и во дворе, сейчас при воспоминании об этом состоянии могу сказать поговоркой: «Дети — это наше сердце, бегающее по земле». И ещё страшнее стало, когда кто-то из соседей сказал, что Алёшу увёл из двора какой-то незнакомый дяденька. (Потом оказалось, что дяденьки никакого не было, а был это проходящий мимо Алеши прохожий). Не помню даже, вошла ли я в комнату, или прямо во дворе упала на колени и стала вопить: «Господи, это Ты!». «Господи, я всего достойна, но Ты помилуй!», — у меня не было ни грамма, ни тени сомнения, что это Господь промыслил в научение мне, окаянной.

С этой минуты Свет озарял моё сердце, бегала по Николаевке с воздетыми к Небу руками, плакала, молила Господа вернуть ребёнка, потому что он — не мой: «Если бы я его родила, Господи, мне было бы легче!». В голову лезли ритуальные убийства детей, тем более, что Алёша — сын священника. В церкви сразу все встали на молебен, узнав о таком несчастье. Час шел за часом, а Алёша не находился. Наташины мальчишки в это время бегали повсюду, разыскивая его. В какие-то часы я просто окаменела, Наташа потом говорила, что только губы были совершенно синего цвета, а так — спокойствие. И вот наконец Володя ведёт моего гуляку и все кричат: «Таня, нашёлся!».

Наталья подошла обнять меня с просьбой: «Тань, ты не бей его». Я не могла ничего говорить — только: «Слава Господу, я знала, Господи, это Ты, Господи, без Тебя ничего не бывает в этом мире, Господи, и волосы на моей голове Тобою сочтены, Господи!». Но Алёше после объятий и поцелуев было сказано: «Приготовься терпеть — буду тебя бить». Он согласно кивнул и с того момента уже себя настраивал на порку, он-то хорошо знает, что лучше здесь, на земле потерпеть за свои проделки — это папино научение. Экзекуция состоялась на следующий день, никогда до этого мне его и шлёпать-то не приходилось, но здесь пять раз тапком по заднице получил он у меня! Терпеливо снёс, не плакал — знал, что сам виноват.

Где же его обнаружили Наташины ребята? В автоматах! Он прихватил кошелёк с тремястами гривнами и честно сидел их проигрывал. Совершенно знаменательным оказалось название игрового комплекса. Он назывался «Вавилон», не в бровь, а в глаз. Все дни с Натальей обсуждали потом эти события, анализировали мелочи и причины — это всё уже другой разговор. Тогда Наталья мне сказала: «Тань, ну хватит, всё уже прошло, хорошо, что это было — напишешь рассказ». Помню в тот миг своё удивление: как только она подумать могла, что об этом можно рассказ писать — кровью сердца!!?? А вот — написала же.

 

Дежурство в храме

 

В храме святой мученицы Татианы, что при Агроуниверситете в г. Красноярске, настоятель отец Валерий Солдатов давно уже завёл такой обычай — выкупать старинные иконы всей общиной, жертвуя кто сколько может. Потом обязательно пред этой иконой служится молебен, посвящённый празднику ли, святому ли с образа, записываются имена жертвователей на год для поминовения о здравии — прекрасная традиция и храм наш особо тёплый от этих икон, где чаще живопись нестарая, а стары оклады. Отец Валерий большой шутник и дежурить с ним бывает интересно. Однажды в университете были московские гости, которые пришли в храм на экскурсию. В смежной с храмом аудитории за закрытыми дверями наш клирос проводил спевку, в храм доносилось их пение, но откуда оно шло, было совершенно неясно вошедшим.

— Что это? Откуда пение? — они стояли заворожено.

— Это у нас ангела поют, — с ударением на вторую «а», не моргнув глазом, проговорил о. Валерий. Кстати, упомянув о нём, не могу не описать его поездку к святителю Николаю, она чудесна. Как-то его приятель пригласил заграницу, не помню куда именно, но о. Валерий должен был сделать загранпаспорт. Он потратил средства, паспорт готов, а поездки никакой нет, и приятель не звонит. На нет — и суда нет. Прошло некоторое время и его неожиданно приглашают… в Бари, к мощам святителя Николая. На его день памяти! Ведь о. Валерий служить начинал в храме святителя Николая. Духовную составляющую, возможно, отец Валерий опишет сам, я скажу о материальной: поездка была такой, что он нигде «рубля не потратил» — цитирую его. Обратно летел в самолёте рядом с отцом Дмитрием Смирновым. Это его духовное чадо оплачивало тур.

Скажу без ложного смирения, что любую работу в церкви Божией почитаю за честь. И внучек своих, и других детей знакомых учу, когда они прикладываются, крестясь, к иконе, ни в коем случае не целовать святого в уста, в лик, а всегда приложиться к плечику, либо, если икона во весь рост — к ножкам — Богородицы, Господа. Люблю, когда моё дежурство, встречать тех, кто в церковь входит, приветливо и радостно, потому что всю жизнь страдает моя мама от злобы церковной служащей: «Таня, у меня бабушка была верующей, я знаю, какие верующие должны быть и больше в церковь не пойду» — там с мамой по-хамски обошлись. Отец Дмитрий Смирнов на это знает что сказать: «Если тебя обхамили в магазине, ты что — больше за молоком туда не пойдёшь?» Некоторым говорю, что в церкви люди на пути спасения, поэтому на них бес злобный сильнее нападает… И всё же хочу встречать прихожан вежливо — боюсь ответственности на Суде. Вот и сегодня, в очередное дежурство, на робкий вопрос молодой женщины: «Я в брюках. Скажите — как быть?», — поспешила ответить:

— Какая разница — в чём вы? Вы же к Богу пришли! Главное — ни в чём пришли, а что вообще — в храм пришли!

— Спасибо вам, — сердечно произнесла женщина, впервые с пристальным интересом посмотрев на меня. Я тоже, оторвавшись от чтения, глянула внимательней: небольшого роста, курточка, капюшон вместо платка, лет тридцати пяти, красивое чистое лицо, в глазах печаль.

— Не подскажете ли — какому святому заказать молебен?

— Наверное, смогу подсказать. Может, немного объясните — в чём проблема?

— Понимаете, у меня украли… интеллектуальную собственность. Я, конечно, могу вам рассказать, но не думаю, что вам это интересно и понятно…

Я смотрела на эту женщину во все глаза и невольно улыбалась — мне вдруг стало так радостно от того, что Господь привёл её в церковь именно в моё дежурство. На столике лежал акафист святому Иоанну Воину, помощнику во всяких кражах, и я сразу указала — вот этот святой Иоанн Воин и поможет вам, он мне помогал много-много раз. Женщина написала молебен, уплатив деньги. (Всегда скорблю о том, что церковные записки стоят дорого, и, наверное, патриарх, молящийся о целом русском народе, не догадывается о такой диверсии в церкви. Пусть дорого будет всё другое — иконы, книги, свечи, требы — церковь в этом мире надо содержать, а государство устранилось — но только церковные записки нельзя удорожать, по ним Господь будет взыскивать заблудшие души. Наши старушки вписали бы туда сотни и десятки сотен своих знакомых, а у некоторых и тысяча наберётся, как раньше — целые деревни вписывали бабушки в записки. Они бы и сейчас написать не поленились, понимая всю важность для спасения душ. Да записки очень дороги, а пенсии очень малы).

— Отчего же, мне очень интересно. У меня тоже однажды украли рассказ и напечатали в газете под другим именем. Но я сказала — слава Богу, значит — хороший — раз воруют-то?

— Так легко и просто согласились? — женщина, кажется, мне не поверила.

— Согласилась я легко и просто, потому что видела в этом Божий Промысел. Дело в том, что над одним предложением того рассказа я очень раздумывала: стоит ли его брать, оно содержало намёк на осуждение монахинь монастыря. И в украденном варианте именно этого предложения не было! Тогда поняла, что преподобный Серафим не дал в обиду своих монахинь — ведь именно их я невольно осуждала тем предложением.

— Интересно, — задумчиво произнесла Ольга (мы уже познакомились). А у меня…

И она рассказала историю о том, как она, защищая кандидатскую диссертацию, проходила тяжкие испытания, какие ей строили козни две сослуживицы, возможно, из злобы и зависти. И, как закончив многолетние учёные труды с постановкой опытов в сельском хозяйстве, доверившись людям, увидела эти труды напечатанными под фамилиями тех безчестных людей, которые нагло присвоили их себе — собственно, история-то не нова. Но передо мной — живая страждущая душа, убитое грехом сердце.

— И что мне делать? Дело в том, что, когда я сменила место работы и защищала докторскую, то произошла снова такая же история, мои труды опять были напечатаны под чужими именами! И мне сказать — слава Богу?

— Видите ли, это совсем непросто сказать: слава Богу. Надо понимать — что же происходит. Вы думаете, что Бог наказывает вас, а это не совсем так. Точнее, это совсем не так. Бог нас учит. Учит, что, если мы простим, то Он Сам будет за нас мстить. «Мне возмездие Аз воздам». Если вы смените даже десяток мест работы, ситуация будет повторяться — пока не поймёте и не научитесь поступать правильно — Господь долготерпелив. Это Он, Всемогущий, действует через ваших сослуживцев.

— Скажите, а вот как быть — у меня в сердце старая-старая обида всё время всплывает?

— Покайтесь на исповеди.

— Да я каялась — не помогает.

— Да. У меня тоже так. Обида снова всплывает, мысль разворачивается в сердце, сначала пробив маленькую щель, а потом уж молотит кувалдой — так, что зло полностью овладевает. В этом и состоит жизнь христианская — исторгнуть его из сердца покаянием, отдать Господу. Это так идёт борьба с гордостью, с самолюбием. Гордость нас отделяет от Бога, Господь, чтоб не потерять нас, посылает смирителей. Строго Сам следит за тем, за чем мы уследить не можем. Святой Максим исповедник сказал, что всё плохое с нами — за возношение. Каждый человек в каждую секунду своей жизни — орудие в Деснице Божией, направленное на тебя. Раз у нас похищают интеллектуальную собственность, то, возможно, мы присвоили себе чужое.

— Как чужое? Многолетние труды мои — чужое? — возмутилась моя собеседница.

— Да. Божье. Ведь кто познал Ум Господень — написано в псалме. Тот Ум, Который сотворил все человеческие умы за всю историю существования человека — кто Его познать может? Ведь это Бог дал вам мысли, собственность то — интеллектуальная. Теперь Он забрал Своё — таким вот способом. Вы же хотели эту собственность передать людям — не так ли? А Господь её людям и отдаёт, но не через вас. Обидно? А ведь Он, возможно, учит вас не тщеславиться — учит таким вот способом. Предлагаю подумать — легко ли было Иохаведе, матери пророка Моисея, отпустить своё дитя в волны? Но она верила не только в Бога, но и Богу — живая вера у неё была. Верила в Промысл Божий, который и свершился — Моисей, рождённый в рабстве, должен был быть воспитан царицей, при дворе — чтоб раб в нём не жил, чтоб он смог стать вождём народа. Однако, Иохаведа-то тоже Богом не забыта — она становится кормилицей своего сына и живёт при дворе. Вот что значит — положиться на Бога! Жить в царском дворце и кормить своего грудного младенчика-сыночка — такой щедрый дар от Господа за упование на Него. Воистину «уповающие на Господа не постыдятся и не лишатся всякого блага». И вам сейчас трудно смириться с мыслью о краже как бы вашего ребёнка, но, если подумать, что над этим промышляет Бог, то всё встанет на свои места. Если так будете думать, то легко и простить всех людей, кто в этом похищении виноват. Но — вот оно, главное — если вы поступать будете так, как надо — благодарить — то Господь исправит вам всё и нарадует ещё немало и не один раз! Попробуйте — сами увидите, а потом мне расскажите, ладно? — пока я взволнованно и радостно (от чувства, что с нами Бог, что это Он приносит Ольге понимание) произносила эту тираду, лицо Ольги менялось. Было видно, что уходит с души болезненная забота и лицо светлеет. В глазах заструился свет — да, это действия Божьи.

— Возьмите, дарю вам свои книжки — мне так хочется делиться с людьми тем, что имею, тем, что подарил мне Господь, — я протянула Ольге две книжки, — моя «интеллектуальная собственность». Изумлению Ольгиному не было границ, а я была просто счастлива послужить Богу хоть на самый краткий миг, прекрасный миг внутренней перемены от понимания, от явленного нам обеим Божия Присутствия.

 

Что ж ты вьёшься надо мной…

 

Давно пора написать мою историю знакомства с игуменом Феодосием (Поповым). Оно реально — это знакомство, мной не придумано, потому что для меня невидимый Божий мир — он даже более реален, нежели видимый. И ещё — у Бога нет мёртвых. Это постигаю на собственном опыте. Одной из первых духовных книг стала для меня эта — Сергий Нилус "Сила Божия и немощь человеческая". Удивительно простая, безыскусная повесть монаха, искренняя, сердечная — она до сих пор остаётся моей любимой книгой. Почти никогда не отдаю её читать — боюсь, чтоб она не покинула мой дом навсегда — вдруг кто-то не вернёт! Больше ни к одной книге так не отношусь, спокойно раздавая — с удовольствием даже — просто не люблю, если книги застаиваются — они должны работать! Знакомству и дружбе с игуменом Феодосием отдана очень большая часть моей духовной жизни, поэтому сегодняшняя история — только в той малой части, где игумен полюбил ворона. И описывать сама, вместо игумена, этот отрывок не буду — просто процитирую — давая возможность читателю припасть к родниковой воде прекрасного русского слова, ясного, чистого и вожделенного — словно несколько глотков студёной воды в жаркий, засушливый день:

"Очень тогда это было досадно, а делать нечего — приходилось ждать следующего лета. Сидел как-то хозяин с женой у себя на крыльце и пил чай, а в это время через двор летели старый ворон со своей самкой и молодыми воронятами. Хозяин возьми да и скажи:

— Вот бы упасть одному воронёнку для нашего постояльца!

И при этих словах один воронёнок взял да и упал на землю, неподалёку от хозяйского крыльца, и тут же был пойман хозяином. Когда я взял воронёнка из его рук, то вся воронья стая долго летала и кружилась надо мною, пока я не унес его домой. Вскоре воронёнок так привык ко мне, что летал за мною всюду, куда бы я ни ходил: пойду в подвал, он летит за мною, не боясь залетать даже и в подвальное помещение; а уж в дом — и говорить нечего — он влетал, как в свое собственное гнездо и брал пищу прямо из моих рук. Иногда, плотно покушавши, он улетал на волю, но неизменно возвращался домой на ночлег. Удивительно мне было, когда, бывало, дашь ему несколько кусков сырой говядины, а он возьмёт их и спрячет где-нибудь на дворе; а там, смотришь, — прилетает к нему старая пара его родителей, а воронёнок разыщет спрятанные куски мяса, поднимется с ними на крышу и угощает родителей. Любо было смотреть на это проявление в птице детской любви, и как было мне стыдно и больно за детей человеческих, не разумеющих того, что доступно даже и птичьему разумению! Когда я поступил в монастырь, со мною вместе поступил и мой воронёнок, возмужавший и ставший уже добрым большим вороном. В одиночестве и в скорбях, которыми меня преследовала вражья сила, я привязался еще более к моему другу. Был у меня в Туле знакомый инженер, и он мне прислал для моего ворона серебряных бубенчиков и медаль с выбитой на ней надписью: "ворон отца Феодосия". Я приладил и то, и другое на ворона: медаль повесил ему на грудь, а бубенчики, как у охотничьих ястребов, на хвост и на оба крыла. И когда в таком уборе летел мой ворон, то его слышно было издалека, а отец игумен, бывало, сидит на крыльце и, улыбаясь, говорит; — Ну, вот, и становой наш едет. И все смеялись на игуменское замечание. Иногда мой ворон и проказничал на свой воровской вороний лад: он повадился летать к одному Лебедянскому мяснику и портил у того вывешенные для просушки кожи. С мясником мы сошлись полюбовно, он обещал не делать вреда моему другу, если я буду платить за убытки. В другой раз он залетел в окно к молодому Лебедянскому квартальному и стащил с окна деловые бумаги, которые тот только что принес от городничего. Квартальный этот незадолго до того женился и, конечно, его больше тянуло к жене, чем к служебным обязанностям. Придя от городничего, он положил на окне бумаги, перевязанные красной ленточкой, а сам пошёл в соседнюю комнату пить чай с женой. Всё это видел с крыши соседнего дома мой ворон, и когда квартальный ушёл, он слетел со своего наблюдательного поста и, схватив на лету за красную ленточку бумаги, полетел с ними в монастырь, где и запрятал их в порожнюю разбитую бочку. Эту сцену заметили соседи, подняли крик, на который прибежал квартальный и послал в погоню за вороном верховых пожарных. Сколько тут было суматохи, сколько всякого гвалту!.. В монастыре всем было известно место, куда мой ворон складывал всё, что ему удавалось стащить, и бумаги в целости были найдены в разбитой бочке.

Для меня ворон был большим утешением, даже привязанностью; и пернатый друг платил мне, как мел, своей птичьей любовью. Пришёл ко мне отец игумен и в разговоре сообщил мне, что у него ропали две бумажки по пятьдесят рублей.

— Я хорошо помню, — говорил игумен, — что я их куда-то положил, но вот искал, искал их и нигде не нашел. Взять их у меня, казалось бы, некому: кроме келейного Ивана, у меня и не было никого.

— А вы, батюшка, — предложил я, — попробуйте-ка так сделать: прикажите заложить лошадь да скажите Ивану, чтобы он знал, что вы об этих бумажках помните: поищи-ка, брат, пожалуйста, их хорошенько — мне сейчас недосужно, а вернусь я, тогда ты мне их и отдашь. Деньги, наверное, найдутся, и вы тогда убедитесь, насколько верен вам любезный ваш келейник.

Игумен так и сделал: съездил в город и, когда вернулся, Иван ему поднес будто бы найденные в Библии деньги. Игумен был поражён и вскоре выслал Ивана вон из монастыря, объяснив ему, что это я довел до сведения о всех его мошеннических проделках. Конечно, уходя из обители, Иван пригрозил мне местью:

— Отплачу я тебе, такой сякой! Погоди — будешь ты у меня помнить хлеб-соль! — сказал он мне на прощанье.

Вскоре иду я с конного двора с ведром воды, а бывший келейный стоит у садовой калитки и держит в руках моего ворона. Ворон бьется, кричит, щиплет ему руки, а Иван на моих глазах взял да изо всей силы и ударил его головой о каменную стенку, так что кровью его забрызгал всю стенку, да и кричит мне:

— Вот тебе моя благодарность! Погоди, я тебе и еще отплачу!

Мне и до сих пор еще жаль моего ворона — каково же мне было тогда!.. Прости, Господи, творящему зло и не ведающему, чью он творит волю!».

Мне вспомнилась ещё одна история, но из жизни моей подруги Веры и её отца, старого пастуха деда Романа. Он вот также однажды спас жизнь выпавшему из гнезда воронёнку и что же? С этого часа его собственная жизнь наполнилась необычайной радостью: ежедневно, утром и вечером вся деревня видела, что впереди и вокруг стада всегда кружит стая ворон, причём этот ворон, спасённый, всегда скликал своих сородичей. Сядет на ветку, а взлетает уже вместе с другой вороной, потом — на следующую и так до тех пор, пока не соберёт целую стаю — чтоб благодарить доброго деда Романа. И не только этот ворон, но и все другие смело садились дедушке на руки, плечи, на спины коров — так вся деревня и знала, что стадо идёт — по птичьему карканью, гомону и суете. Ворон прожил в этом дворе много-много лет и бабушка Параскева, хозяйка дома, частенько ворчала:"Сделал бы ты, старый, для ворона поилку — ведь не ровён час утонет в ванной-то". На что дед Роман отвечал: "Ну ты, Паша, придумала — он что — дурной, что ли, утонуть-то? Да он умнее людей, ты понаблюдай-ка!". А ворон всё-таки утонул — не по глупости, конечно — нечаянно — соскользнули лапки и утонул — горя было у деда Романа — да уж не вернёшь, сам виноват — зачем свою благоверную не послушал!

Но и это не вся воронья история. Моя Ирочка, всем известная по другим рассказам молодая докторша, ещё когда в школе училась, беззаветно полюбила творчество группы "Яхонт" за песню "Чёрный ворон". Этой известной в Красноярске молодёжной группе в те далёкие времена приходилось петь и в ресторанах. Однажды их попросили спеть эту народную песню, оказалось, что один солист знает её от бабушки, он и спел. Потом песню разучили, она-то и прославила ансамбль "Яхонт" и все эти годы — ребята поют много народных песен, хорошо поют, должна признаться, слаженно так, красиво — прославляет их. Но трагедия и здесь произошла: в одной из гастрольных поездок погиб солист группы, любимый певец моей Ирочки, Сергей Селиванов. Для христианина смерти нет, это лишь переход в иную реальность, но вот беда — все годы в церкви Ирочка не знает: был ли Сергий крещён. Поминала, конечно поминала — невозможно любимого артиста забыть, а вот записочку в алтарь уже не подать — это скорбно, Ира понимает силу помина души в алтаре, когда частица вынимается. В этом году, по милости Божией нечаянно встретившись с нынешним саксофонистом группы А. Иголкиным, она выяснила: Сергия отпевали — значит, без сомнения — крещён, можно поминать и в святая-святых — огромная для Иры радость. А уж для самого-то Сергия покойного — и выразить нельзя — сколько пользы в таком помине! Ире дано было вот что пережить: после окончания службы — Ирочка поёт на клиросе — на панихидном столе она нашла приглашение на творческий вечер саксофониста Андрея Иголкина. А несколькими днями раньше я приглашала Иру на этот вечер. Она не пошла и, когда до неё дошло, что это ведь именно Сергий звал её — приглашение-то лежало не где-нибудь, а именно на панихидном столе! (неважно, что его положили служительницы — это Господь — их руками!) вечером мы шутили: "Проворонила, Ира,…" Да, когда у меня вырвалось это слово, мы тут же вспомнили, что в один год, когда Ира гуляла с сыном, в день смерти Сергия Селиванова, их вдруг окружила стая ворон. У них были острые клювы, было даже немного страшно, но только до того момента, пока Ирочка не вспомнила "Чёрный ворон" — так сегодня же 19 ноября — день памяти Сергия — пришло понимание и тихая радость в сердце. Конечно, мне хочется добавить, что Ира любит игумена Феодосия много сильней меня и книга о нём является для неё настольной — и слава Богу — в её жизни живёт и реально действует игумен Феодосий. Сегодня, 12 сентября, в день, когда пишу этот рассказ, в житиях святых есть святой Христофор. И по ночам он уходил молиться в пещеру к святому Феодосию Великому! И всегда видел пред пещерой двух воронов! А моя Ирочка сегодня покупала билеты в Томск — поклониться мощам святого Фёдора Томского (мирское имя игумена Феодосия — Фёдор, это к слову) и дали ей билеты в кассе на ближайшее число — других не было — 15 сентября. "Святые Феодосий и Антоний Печерские — под их покровительством еду, слава Богу", — подумала Ира сразу. Да, конечно, под их святым покровительством пусть Господь управит её путь в Томск, там ведь ещё у неё и альма-матер, — за молитвы нашего с ней знакомого молитвенника-игумена Феодосия (Попова).

 

Вера от слышания…

 

 Мальчики да девочки

Свечечки да вербочки…

А. Блок

 

 И всё же надо жить и петь,

 коль петь однажды подрядился.

 Л. Миллер

 

Мимо нищего, давно немытого, в оборванных обносках мужика, который склонившись, желал мне: "Спаси Христос, матушка, сохрани тебя Бог", прошла со словами: " Прости, брат — нечем тебя утешить", — а он взял и разулыбался так, словно я ему деньжищ отвалила. С неба пробрасывал мелкий и колючий снежок. Ветер по ранней весне тоже дул холодный. А на сердце хорошо. И не только из-за добрых пожеланий нищего — хотя, конечно, во многом из-за них — за кем ходят нищие, за тем ходит милость Божия — Златоуст сказал. Златые уста… Золотые яблоки в серебряных сосудах — это уже в притчах говорится о добрых словах. Правда, здорово? Красиво… Было Вербное воскресенье. Шла из церкви и сияла тихонечко изнутри — так бывает… Раздумалась о том, что доброе слово, если оно не фальшиво, если из удобренного Богом сердца исходит, тоже может стать милостыней. Иногда значительнее иной материальной. Одно доброе слово может украсить целый день, притом не только бедному… Ах, как, оказывается, я сегодня богата… Стоп. Прошла мимо двух парнишек, продающих вербочки. Маленькие букетики, светящиеся жемчужным отсветом. Почему ж так спокойно прошла — ведь один из парней курил. В такой день. Стоя возле храма. Продавая эти нежные букетики, которые вскоре окропят водицей святой, прочитав молитвы. Эта святынька будет до следующего года стоять рядом с иконами, наряженными рушниками и теплящимися лампадочками в православных домах, а он стоит и курит… Обидно-то как. Молодо-зелено, не всё понимает. Вернусь-ка я к ребятам — грех мне промолчать. Подошла. Парнишка сигарету не бросил, но рукой прикрыл — всё ж совесть шевельнулась.

— Вербу продаёшь, а куришь — начала я. Паренёк лет четырнадцати-пятнадцати набычился и зло взглянул, мол, сейчас начнутся нотации… Спрашиваю: "А тебя как зовут?".

— Александр.

— Как моего сына. Тоже курит. Я виновата — сама 18 лет курила. Господь освободил, по милости.

У ребят в глазах появился интерес.

— А знаешь что? Ты хочешь продать вербу? Деньги нужны тебе? Возьми и прямо сейчас, бросив сигарету, попроси Господа помочь, а сам обещай Ему не курить — хотя бы сегодня, хотя бы возле вербы… Вот увидишь — вся твоя верба будет продана до последней веточки… У меня есть знакомый старик. Он курил не меньше пятидесяти лет, но лишь однажды взял, встал ночью на колени перед иконой и попросил Матерь Божию помочь бросить. Веришь — с того дня — как отрезало. Больше не курит. Слава Богу.

На лицах у мальчишек было смущение… Жаль, что не смогла купить у них вербочку — хоть немножко помочь подросткам. Но утешилась тем, что это моё слово когда-нибудь, может, через годы, возьмёт и всплывёт в памяти у кого-то из них — если захотят реально избавиться от страсти курения. Ведь "вера — от слышания", а помощь — от Господа, "сотворшего небо и землю, море и всея же в них"…

 

Молодых гусей стройная стая…

Доктору Д. В. Фёдорову — мастер-скауту…

Недавно припомнила своему духовнику, как пришла к нему на сороковом году жизни, ему было тогда двадцать пять, он считал меня старой. Но вот ему сорок и за столом на юбилее спросила, смеясь: «Как — сорок — это много или мало? Вы молоды, батюшка?». Хохотали… Стало понятно выражение «дни лукавы».

О вечной молодости души свидетельствуют почти неизменные размышления о том главном, чего важнее и в молодости, и сейчас, в преклонных годах нет для меня. Когда начинаю думать о дружбе и, словно в старинном бархатном альбоме, перелистывая неторопливо и внимательно тяжёлые страницы, разглядываю в сердце своём подаренных мне Богом людей, благодаря Его за эти безценные дары, душа приходит в высокий и тонкий трепет.

Сколько раз в жизни своей переживала, вновь и вновь перечитывая, рассказ Н. Лескова «Кадетский монастырь»! Каждый раз с живым, заново рождающимся высоким чувством. Он ведь о дружбе и исполненном долге. Рассказ этот, словно негасимая лампада, всегда теплится в моём сердце, иногда чуть притухая, часто — большим и ясным огоньком сияет мне примером и в творчестве, и в жизни. Сколько в моём уме и сердце хранится рассказов о прекрасных и благородных поступках моих друзей! Как же я их люблю! Даст ли мне Бог ума и сил записать эти рассказы, собрав вместе — получится ли из них книжка когда-нибудь? Надеюсь. Потому что унести такую копилку, не поделившись ни с кем, было бы жаль — жаль не умножить радость, тепло, любовь. Жаль не подарить эти драгоценные каменья, жемчуга из моей коллекции (всю жизнь копила!) всем вам, дорогие мои читатели.

Вот, например, совсем недавний случай. Под окнами у моих молодых друзей на первом этаже какой-то хулиган стрелял ночью. Муж моей подруги, военный врач, его имя Роман, называю его, не меняя, чтоб молящиеся пожелали ему спасения, мгновенно оценил происходящее и своим телом закрыл жену, просто лёг на неё. Здесь вот не надо торопиться прочитать дальше. Надо остановиться и поразмыслить над этим предложением. Вроде, естественно это, о чём тут говорить особо. Да. Но всё же человек подвиг совершил — жизнью реально рисковал, жену спасая. Он утром отпирался, вроде и не помнит ничего. Вот так.

А сегодняшний мой рассказ не очень длинный. Совсем недавно с удовольствием прочитала и глубоко прочувствовала рассказ В. Д. Ирзабекова «Гуси-лебеди». Вот уж несколько дней всем знакомым с горячим чувством пересказываю не придуманный автором сюжет, взятый им из жизни: толпа праздно гуляющих людей, образованных, поймали из стаи гуся, чтоб его зажарить. Стая не отдала своего друга на съедение — билась крыльями и клювами с людьми так, что им ничего не оставалось делать, как только отпустить гусьего собрата… А сколько радости было в стае от победы! Рассказ этот удивителен и прекрасен. Мне он напомнил такой пуховый платок, шоколадного цвета, мягкий пушистый и тёплый, плотно-плотно тканый из тонких пуховых ниток. Кайма — нежное широкое, изящное кружево с восточным орнаментом из атласно-блестящих в тон основной ткани ниток. Всегда хотела себе такой платок, а сегодня видела в церкви на женщине, оценила ещё раз его изящество и красоту, и вот пришло это сравнение. Богатство рассказа ещё и в юморе, иронии — здесь пример утончённого юмора. Почему юмор там утончён и изящен — потому, что идёт как-то изнутри слов и предложений, он в слова облёкся, но сам спрятан во внутреннем ритме. Энергия веселия, радостного духа, столь желанного любой душе, прорывается от полноты сердца! Вспоминается монолог актёра Михаила Ефремова из фильма "Двенадцать" Н. Михалкова, его возмущение рыгочущими утробным смехом залами над низкопробным материалом, который весь уносит души слушающих во ад, сама я тоже не меньше возмущена этим "искусством" опускать души. Здесь такой противовес! Мы можем ощутить себя людьми, если у нас звучит такой юмор! Рассказ вместил в себя весь Божий мир в самых его лучших проявлениях и красотах — в Божественной полноте! Надеюсь, мой читатель найдёт и прочтёт, ведь я пересказала только суть. Он о человеческой дружбе — вершине Божьих даров всем людям земли. Бог взял и просто подарил нас всех друг другу. Не без смысла, конечно…

Чем отличаются христиане от нехристиан? «Посмотрите — как они любят друг друга» — вот единственное отличие. Расскажу случившееся на этих днях в церковной общине, не уточняя место и имена, но случай реальный. Одна очень православно-бдительная мамаша вдруг заметила, что слово «скауты» (её дочь — активистка в этой подростковой организации при храме) — нерусское, что символика скаутов восходит к масонам. Её не смогли убедить мы, взрослые, что организация скаутов благословлена патриархом, что руководят ею священники, что всё освящено. И даже то, что святой Василий Кинешемский был мастер-скаут и дал нам подробное руководство по воспитанию подростков в этой организации (в нашем детстве было некое подобие — «тимуровцы», жаль только, что там были добрые дела без Бога — но такие времена были), не могли поколебать её уверенности. Она запретила взрослой дочке быть там вожатой, и всё тут. Благословлять её перестала — нет тебе, дочка моего благословения, масонская это организация — хоть тресни. Никто не смог разубедить её — даже духовник, которого она внезапно перестала слышать — бывает с нами и так. И тогда за девушку вступились «стая гусей» — все скауты! Они стали встречаться тайно, уговаривали своих родителей поддержать вожатую, сплотились ещё тесней, вместе не по обязанности, а от души спешили собраться, пойти на каток, в кино, в церковь, на концерт — лишь бы вместе, лишь бы не отбилась от их стаи вожатая — Господи! Как трогательно было наблюдать их праведное возмущение! Какая нежная любовь внезапно проявилась меж ребятами — девчата и парни объединились! Как радостно — есть ещё гуси в молодой человечьей стае! Какой удивительно красивый клин вдруг поднялся в небо над нами — чтоб все увидели и восхитились! Есть ещё! Слава Богу! С такими выживет наша Родина!