Кто участвует в Тур де Франс.

Утренний Париж предстал перед майсами во всей своей красе – тихими залитыми солнцем дворами где загорелые арабские подростки играли в настольный теннис, бульварами засаженными густолистыми, широко растопырившими свои ветви липами. Юным странникам сразу бросилось в глаза то, что с тех пор как они покинули негритянские предместья, они не встретили на своем пути ни одного здания на первом этаже которого не было бы кафе или ресторана. По мере же приближения к центру города, количество заведений общественного питания всё возрастало и на нижнем ярусе скромного старого дома могло быть и две и три трапезных, где снаружи, за летними столиками, расслабленно посиживали довольные парижане и что-то вяло жевали. “Неужели они всё время едят?” – думали майсы. “Нет вряд ли. Наверное, они просто едят только в кафе и совсем не едят дома. Должно быть, кафе здесь такие дешевые, что в них стоит питаться хотя бы из соображений экономии электричества” – заключили ребята. Замечено было также, что жители Парижа никогда не вылизывают тарелок и даже оставляют на них остатки пищи. “Ну, это, наверное, не специально” – решили не думать сразу плохо о здешнем народонаселении ребята. “Это наверное оттого, что вылизывать тарелки им мешают их карикатурно длинные носы”.

- Люблю носы! – неожиданно заявила Чухлинка.

Но вскоре майсам пришлось поменять свое отношение к носам, а также к их владельцам. Чарли и Чухлинка познали природу длинных носов. А заключалась она вот в чём: когда ребята захотели помыть в одном из заведений “общепита” купленные в супермаркете яблоки, обладатель типичного парижского шнобеля, не зная английского, указал пальцем на табличку “for costumers only”. Только для клиентов. Такой же приём ждал майсов во всех шинках Парижа, в которые они обращались с этой скромной просьбой. Так Чарли и Чухлинка впервые узнали о парижском снобизме, высокомерии и чванстве! Чуть позже майсы подытожат свой опыт общения со здешними аборигенами в такую формулу – парижане в основной своей массе считают, что все те люди, которые родились не в столице Франции не стоят даже того, чтобы смотреть в их сторону. И еду в тарелках они оставляют специально, чтобы продемонстрировать тем самым свои богатство и сытость, мол, зашли они в корчму не потому, что голодны, а исключительно из праздного любопытства к новым позициям в меню. А вообще, едят они исключительно в кафе и ресторанах вовсе не из экономии электричества, а исключительно из-за отсутствия привычки к ручному труду.

Ездят парижане в основном на огромных черных дорогих машинах и таких же пузатых мотоциклах, причём стараются при любом удобном случае делать это без глушителя, чтобы все вокруг видели, что вот, едет парижанин. В столице Франции, правда, существует и другой вид транспорта – метро. Но построили его здесь, видимо, только для того, чтобы не отставать в этом отношении от извечного соперника - Лондона. К таким выводам майсы пришли потому, что метро это совершенно бестолковое. Чтобы попасть на платформу здесь нужно идти по бесконечным извилистым тёмным коридорам. И, наконец, попав в вагон усталый путник думает, что сейчас-то он куда-нибудь поедет, но едет он от одного угла дома до другого. Так часты в парижской подземке станции, что куда сподручнее и быстрее пользоваться здесь автобусами или ходить пешком.

Но, к счастью, в тот день на улицах Парижа происходил праздник, в веселии которого затерялась практически веся здешняя надменность. В тот день в столице финишировала знаменитая велогонка Тур де Франс. А праздник на этот раз был особенным, потому что в этом году, после длительного перерыва, в соревнованиях участвовал знаменитый велогонщик Лэнс Армстронг. Обо всём этом Чарли, страстный поклонник практически всех видов спорта, с восторгом рассказывал Чухлинке.

- Представляешь! Лэнс Армстронг участвует в Тур дэ Франс! Мы увидим его сегодня своими собственными глазами!

Чухлинка, изображая притворный интерес, так как ей, как вы уже знаете, всегда был безразличен спорт, стала спрашивать:

- А кто еще участвует?

- Еще участвует Джон Джонсон и Фриц Фрицман, - отчеканил Чарли имена известных велосипедистов.

- О-о, надо же.. А Луи Фердинанд Селин участвует? - начала издеваться Чухля.

Чарли сразу понял, что его спутница, конечно, насмехается над его любовью к спортивным состязаниям, но, надеясь что из этого в самом деле получится что-нибудь смешное, решил ей подыграть.

- Нет, Луи Фердинанд Селин не участвует. Но вместо него сегодня выступит Луи Сердинанд Фелин под руководством известного тренера Кальбера Амю. 

- О, надо же, я и не знала про такого! А японский император участвует?

- Конечно, он самый главный спонсор Тур дэ Франс!

- А Пушкин участвует?

- Пушкин раньше участвовал, но потом сломал ногу и ему пришлось стать поэтом, чтобы зарабатывать на жизнь.

- А жирафы участвуют?

- Нет, жирафам запретили участвовать. Они на финише вытягивали шею и из-за этого всё время выигрывали.

- Что ж, печально. А МАФИЯ участвует в Тур де Франс?

- Конечно! Мафия определяет победителя, а потом ставит на него большие деньги.. А если кто-то посмел победить без согласования с ней, у того в крови находят допинг и отстраняют от выступлений на 5 лет. 

- А ЕВРЕИ участвуют?

- Нет, я боюсь, что после того, как они ходили 40 лет по пустыне, они утратили всякий интерес к перемещению в пространстве без определенной цели. Теперь они ходят куда-то только по делу. Поэтому евреев вообще мало в спорте.

Так майсы придумали игру: “Кто участвует в Тур дэ Франс” и с тех пор иногда играли в неё, даже находясь далеко за пределами Франции.

Но в тот день Чухлинка еще сказала – “А мы почему не участвуем в Тур дэ Франс, раз почти все участвуют?”. И стала участвовать на свой манер. Люди уже столпились у ограждений ожидая заветного момента, когда в течении нескольких секунд мимо них промчится весь пелотон. И девочка незаметно для зрителей стала менять на их головах шляпы, если находила двух стоящих рядом людей с покрытыми головами. Проделки её вызывали безудержный смех окружающих. Но еще больше смеялись сами обладатели головных уборов, когда, случайно взглянув на соседа, видели на нём, например, свою соломенную тирольку, а на своей голове обнаружив чью-то бейсболку. Возможно Чухлинке просто повезло и попадались ей вовсе не парижане, а специально приехавшие на финиш супермногодневки иностранцы. Или же это были иногороднее, а, быть может, и просто туристы -зеваки, но никаких отрицательных эмоций со стороны жертв её шалостей она тогда не почувствовала на себе. Когда же группа велогонщиков показалась на повороте, Чухлинка, хотя она и не интересовалась спортом, но все же поддалась всеобщему, но по-парижски сдержанному ликованию, ведь парижане, конечно, пресыщены различного рода зрелищами и им не пристало слишком бурно выражать свои эмоции по поводу даже столь эпохальных событий. Чухлинке же захотелось непременно КРИЧАТЬ и она пронзительно закричала: “Армстронг! Армстронг!”, на что стоявшие впереди парижане, а в том, что на этот раз это были именно парижане, у майсов не было сомнений, обернулись и презрительно зафырчали, мол, вы не в хлеву, а в приличном обществе.

- Стоит ли ходить на спортивные мероприятия, если на них даже кричать нельзя, - досадовала девочка.

Тем временем плотный пелотон спортсменов поравнялся с майсами. Но, оказалось, что едут они все расслабленно, медленно и церемониально и даже не пытаются изображать видимость борьбы.

- Видимо это не финиш велогонки, а парад велосипедистов. А победителя они определили еще вчера, - высказал догадку Чарли.

- Или мафия всё уже решила и им теперь не интересно соревноваться, - добавила Чухлинка. – Но раз это парад, то наверное можно их обнимать! – сказала она и не дожидаясь ответа своего товарища перелезла через ограждение и побежала догонять спортсменов. Сделать это было совсем не сложно, так как ехали они, как уже было сказано, очень вальяжно. Догнав их, она стала кричать, обращаясь к велосипедистам: “”Who is Armstrong? Кто из вас Армстронг?” И велогонщики, смеясь, стали в шутку показывать пальцем каждый на своего соседа. Поняв, что её разыгрывают и решив, что Армстронг, раз он такой знаменитый, наверняка едет первым, Чухля подбежала к лидеру группы и попыталась заключить его в свои объятия. Но тот, неожиданно оттолкнул девочку и та, отброшенная к ограждению и сильно оцарапавшая ладони, из-за того, что проехалась ими по асфальту, попала в руки к наверное самым противным жителям Парижа.  

 

Зиверсы.

Те двое, что сцапали юную путешественницу были вовсе не полицейские и не охранники велосипедистов. Это были самые настоящие враги майсов – ЗИВЕРСЫ – молодые люди с тёмными волосами и стрижками как у музыкантов из The Beatles, в длинных чёрных кожаных плащах, черных рубашках и с золотыми цепями не шее.

Здесь необходимо сделать историческое отступление. Группа Зиверсов возникла еще во времена Французской революции 1879 года вместе с жирондистами, якобинцами, ультрой и бешеными. Только Зиверсы были еще более бешеные, чем сами бешеные. Они были настолько дикими, коварными и жестокими, что о них даже решили не писать в исторических книгах, чтобы никому не было повадно к ним присоединяться. Именно с той поры и по настоящее время они выпускают свою газету “Бессмысленное насилие”, в которой призывают всех колотить, мутузить и всеми всячески помыкать. Именно помыкание всеми и вся они считают залогом светлого будущего, каким они его себе представляют. Но было бы наивно думать, что Зиверсы исчезли вместе с революционными реалиями или утратили рычаги влияния на французскую политику, а значит и политику одной десятой человечества, говорящей на французском языке. Нет, под их давлением уже в современной Франции было создано новое министерство – Министерство Наглых Лжей и Выдумок, в котором большинство министров – Зиверсы. И это самое министерство выпускает еще десятки газет и журналов, в том числе журнал карикатур, в которых самым наглым и бесстыдным образом высмеивается всякая правда и таким же образом превозносится и тиражируется всякая ложь. Подытоживая всё вышеупомянутое, можно сказать, что их стратегия – держать всех в страхе и невежестве, таким образом, их преступная деятельность заключается в первую очередь в покушении на истину, а так как известно, что ничто так не порабощает человека, как его собственные заблуждения, то можно сказать, что Зиверсы – это самые настоящие злодеи, причём такие, какими рисуются враги человечества в их собственных сатирических журналах.

Когда Зиверсы по своим зловредным источникам узнали о проделках майсов в Москве и Берлине они даже сменили свой девиз, который раньше звучал: “Убивать! Убивать! Убивать!” на “Увидел майса – мни ему бока!”. Такими ОПАСНЫМИ и ПРАВДИВЫМИ сочли они идеи Чарли и Чухлинки. Читателю может показаться, что новый слоган менее кровожаден и провозгласители его, вероятно, даже поменялись к лучшему и этому можно порадоваться.. Возможно, но поменялись они лишь для всех остальных, потому что все свои коварные усилия в данный исторический промежуток зиверсы решили направить исключительно против двух юных, беззащитных странников.

- Сейчас мы хорошенько намнём тебе бока! Мы узнали твою противную рожу! – кричали молодчики в плащах. – Её вчера напечатали в берлинских газетах в заметке про фальшивомонетчиков. Ты майс, верно? Не отпирайся, мы чуем майса за километр!

- М-м, да.. майс.. – неуверенным тихим сдавленным от испуга голосом проговорила Чухлинка.

- Ага! Вот теперь-то ты за всё поплатишься. Это ты осмелилась выступить против нашего миропорядка, из-за тебя останавливаются заводы, обесцениваются валюты! Из-за тебя однажды станут покупать в четыре раза меньше автомобилей, ведь в машину помещается не один человек, а четыре или пять! А всё из-за вашего авто…стопа, - с трудом выдавили из себя это омерзительное для них слово зиверсы, при этом лица их были такими, будто они только что прожевали лимон. – А может быть автомобили вовсе перестанут покупать, из-за того, что по вашему примеру вообще все начнут ездить от заправки до заправки!

- Все не начнут, - попыталась защитить себя Чухлинка такими доводами, - все не начнут, тогда некому будет подвозить тех, кто едет!

- Хватит тебе болтать! Ваше время кончилось. Пойдем, мы будем мять тебе бока!

И зиверсы, взяв Чухлинку за загривок, потащили её в безлюдное место. Парижане при этом ничего дурного не заподозрили, решив, что это охранники уводят нарушительницу в полицейский участок. Чарли же, в то время, когда происходила сцена допроса с пристрастием, затаился, почуяв что дело серьезное и теперь, находясь на некотором расстоянии, не упускал всю группу из виду, одновременно ища глазами достаточно тяжёлый предмет, которым можно прихлопнуть обоих молодчиков разом. Но за всё то время, что чернорубашечники вели Чухлинку в глухой тупик, никакого свободно валяющегося тяжелого предмета Чарли так и не увидел. Тогда он решил, что это даже к лучшему, ведь прихлопывать – это, вообще, не очень-то человеколюбиво и, поэтому лучше просто открутить зиверсам головы и оставить их лежать на асфальте, ведь первый же подоспевший полицейский патруль поставит им их на место.

Так и было сделано. Когда Зиверсы были уже готовы к тому, чтобы начать безжалостно терроризировать несчастную Чухлю, Чарли, сняв с себя рюкзак, запрыгнул одному чернорубашечнику на спину и принялся откручивать ему голову. Однако, дело осложнялось тем, что юноша не знал В КАКУЮ СТОРОНУ откручиваются головы у этих негодяев. А откручивались они, на самом деле СПЕЦИАЛЬНО, не против часовой стрелки, а наоборот. Это была настоящая ХИТРОСТЬ и КОВАРСТВО, совершенно в духе зиверсов, так как именно благодаря подобным ухищрениям они и добились власти над той частью планеты, которая говорит по-французски.

Таким образом, Чарли не только не открутил, но напротив, еще сильнее затянул Зиверсу абажур, отчего тот стал еще активнее БРЫКАТЬСЯ. Второй же молодчик тем временем отпустил Чухлинку и принялся колотить Кузнечного по спине. Именно этот опрометчивый шаг в итоге и погубил замыслы крепышей. Чухлинка, воспользовавшись недальновидно предоставленной ей свободой, выбежала на улицу и стала звать на помощь, но.. все чопорные парижане равнодушно проходили мимо. Но, как всегда, в критических ситуациях решения приходят на ум сами собой. Она вдруг вспомнила, каких слов больше всего на свете боятся французы и вообще – европейцы, и стала их кричать.

- Произвол! Диктатура! Тирания! Преследования инакомыслящих! Притеснения!

Слова эти на всех языках звучат примерно одинаково и парижане, разобрав в иноязычной речи знакомые им “dictature, tyrannie, représailles”, стали со всех сторон напирать и взволнованными голосами спрашивать: “Где диктатура? Где произвол? Где притеснения?”.

- Там, там! – отчаянно жестикулируя, показала Чухлинка и целая дюжина французов побежала в тупик, где зиверсы уже повалили Чарли на асфальт и МУТУЗИЛИ его своими коваными ботинками. Французы оттащили драчунов от Чарли, но те не успокаивались и продолжали махать кулаками и даже разбили одному почтенному господину нос, пытаясь всё-таки добраться до ненавистного им майса и разделаться с ним, пока он ещё не ускользнул из их лап. Тогда общим советом было решено всё же открутить зиверсам головы, хотя в толпе и звучали голоса, считавшие что это тоже ПРОИЗВОЛ, и нужно действовать исключительно в рамках закона. Но поступили всё же руководствуясь мнением большинства. Нашлись среди присутствующих и люди, знающие и осведомлённые, в какую всё-таки сторону откручивается у Зиверсов голова, и, усилием нескольких человек абажуры чернорубашечников были благополучно откручены. Обнажилась резьба, глаза и уши зиверсов завертелись в беспорядке..

Головы были аккуратно положены рядом с телами в расчете на первый же полицейский патруль, который поставит их на место, и тогда можно будет считать, что никаких притеснений, преследований, произвола, диктатуры и бонапартизма не было и в мыслях.

 

Город без романтики.

К вечеру у Чухлинки из-за всех пережитых волнений прорезалась простуда, накопившаяся в результате всех переохлаждений этого холодного в Европе лета. Что делать? Лекарства в Париже ужасно дорогие, а смелость, о которой говорил эстонский водитель, спасала лишь до поры до времени.

- Красота спасёт мир, - продекламировал Чарли, будто это политический лозунг. – Так говорят. А раз уж она может спасти целый мир, то простуженного она точно может выручить.

Где же взять ударные дозы красоты? Решено было, раз уж майсам всё равно негде ночевать, уложить Чухлинку спать в картинной галерее, а как известно, главная картинная галерея Парижа – это Лувр. Разумеется, у майсов не было и мысли о том, чтобы покупать билеты в музей, тем более, что они прекрасно знали: чтобы прикоснуться к Высокой Культуре в Европе нужно отдать баснословное количество монет. План был придуман такой: внести Чухлинку через служебный вход под видом скульптуры, а Чарли переночевать где-нибудь в другом месте. Ступни девочки были приклеены к “постаменту” из пенопласта, а всё тело её Кузнечный осыпал мелом и хорошенько втёр его в кожу, волосы и одежду. Затем, взяв свою спутницу под мышку, он понёс свою спутницу в Лувр, не мало удивляя при этом прохожих и туристов, так что весь путь ребята проделали под трескотню затворов фотоаппаратов. 

На месте оказалось, что в Лувре не один служебный вход, а целых два. Над одним из них висит табличка: “Для смертных”, над другим “Для бессмертных”. У Чарли не было сомнений, что ему надо войти именно в ворота для бессмертных, так как он сразу понял, что под бессмертными подразумеваются не люди, а произведения искусства, а он как раз нёс одно такое головой вперед. Когда юноша поравнялся с охранником он жестами объяснил ему, что в его руках не что иное как искусство и ему положено находиться не где-нибудь, а именно в музее, так как во всех цивилизованных странах произведения передовой эстетической мысли по праву принадлежат народу. Охранник недоверчиво оглядел Чухлинку, застывшую в воинственной позе, и нехотя набрал какой-то номер. Через минуту на проходную подошел человек, очевидно занимающийся отбором и хранением музейных ценностей. Такую должность он занимал определенно потому, что куда лучше разбирался в ПРЕКРАСНОМ, чем остальной обслуживающий персонал.

- Искусство! – произнес Чарли по-английски, указав при этом на Чухлинку, которую он, устав держать на руках, уже положил плашмя на пол.

Хранитель ценностей наклонился к “скульптуре” и стал внимательно, напряженно вглядываясь в каждую складку на её “облачении”, изучать принесенную “реликвию”. Чарли уже было подумал, что дело на этот раз не выгорит, как вдруг лицо музейщика озарилось улыбкой.

- Фригийский карлик! Это же древнегреческая статуя Фригийского карлика! Это они научили греков ковать железо! Наконец-то она нашлась! Где вы её раздобыли? – сказал культуровед на прекрасном английском.

Чарли было растерялся, но вовремя вспомнил фразу: “Чем более невероятна ложь, тем охотнее в неё поверят”, и поэтому ответил,

- В пруду, в своей деревне, в своём собственном пруду. Я ловил в нём осетра и обнаружил вот это. Искусство должно принадлежать народу, я так считаю, поэтому я и принес..

Лицо искусствоведа еще больше засияло.

- Вы правильно, правильно сделали, что решили передать статую в государственный музей. Вы истинный, настоящий француз, гражданин, гуманист!

- Но я не француз! Вы же видите, что я даже не говорю на вашем языке! – возмутился Чарли

- Нет, вы Француз! Причём Подлинный! Теперь я в этом абсолютно убеждён! - восторженно уверял музейщик.

Чарли бросил взгляд на свою подругу. На её лице была изображена недовольная гримаса. Чухлинке не нравилось, что её признали фригийским карликом.

- Я – фригийский карлик, а он, видите ли, француз! – мысленно ворчала она.

Музейщик еще раз поблагодарил Кузнечного за активную гражданскую позицию и за то, что тот передал реликвию государству, не требуя никакого вознаграждения. Он сжал руку Чарли обеими своими руками, потряс ими, а затем позвонил по телефону, чтобы вызвать носильщиков, которые аккуратно перенесут изваяние в музейные загашники. Но во взгляде работника теперь уже можно было отчетливо прочитать: “Вот вы принесли статую. Спасибо вам! Но почему бы вам теперь не убраться восвояси, в свою глушь из которой вы приехали?”

 

“Какой дурацкий город – этот Париж” – Думал Чарли, шагая по одной из вечерних авеню, где за летними столиками гоготали посетители кафе, шуршали накрахмаленные подолы полупрозрачных платьев и отдавал спиртом шлейф от духов прошедших мимо барышень. “Мало того, что здесь не пускают в туалет помыть яблоки, так люди еще и заняли все чердаки, живут в них совершенно официально, платят за электричество и называют это мансардами. НИКАКОЙ РОМАНТИКИ! Купить чердак и жить в нём, разве это романтично? Вот просто залезть на крышу и переночевать – вот это романтика, а парижане её убили!”

Но делать нечего. Пришлось Кузнечному брести с двумя рюкзаками через фешенебельные районы в надежде не путешественническое счастье. И возможно, если бы он пошел на восток Парижа, то нашел бы свою удачу в виде пустого чердака, которые в этой части города, оккупированной в основном арабами, вероятно, всё же изредка встречаются. Но так вышло, что красота бульваров повела его не на Восток, как обычно, ведь в большинстве городов Западного полушария именно восточная часть городов бывает заселена бедняками, а потому привлекает таких как Чарли своей ветхостью. Нет, на этот раз шум листвы липовых деревьев на широких парижских бульварах повел его на запад, ведь, как вы помните, Чарли всегда шел туда, где красиво. И пришел Чарли к опушке огромного Булонского леса, находящегося в городской черте и, одним своим краем подбирающимся практически к центру города. И казалось бы, вот где бы Чарли провалиться в прошлое, хотя бы в Средние Века, где всегда, там где заканчивался город и начинались пустоши – безлюдные пространства, начинались настоящие приключения. Но юноша остался в нашем времени и приключения к нему пришли в виде современных ужастлей и кошмариков. И если в Берлинских парках по ночам сложно вдохнуть глоток чистого воздуха из-за дыма от самокруток с марихуаной, то в ночном Булонском лесу в наши дни все тропинки облюбованы “жрицами любви” – пугающими женщинами в кожаных юбках, на каблуках и с покрытыми косметикой лицами. Они были похожи на монстров, в лапы которых сама шла юная беззащитная добыча. И хоть Чарли, как и все люди, и имел свои недостатки, все же был он человеком с чистой душой, по крайней мере, как представляется автору, с высоты его опыта. А ведь именно неиспорченные молодые души так привлекают укоренившихся в пороке сознательных или несознательных прислужников неправды. Женщины прикасались к нему, когда он проходил мимо них по узкой тропинке, говорили какие-то гадости на английском. Вот где в Париже, кроме музея знают английский язык! Чарли с каждым прикосновением всё ускорялся, а затем и вовсе перешел на бег, бормоча шепотом: “Отстаньте, отстаньте проклятые Ужастли!” Он, конечно, видел таких женщин в России, но ему всегда казалось, что они бедные, несчастные, тяжелыми обстоятельствами жизни или даже кем-то насильно принужденные заниматься этим позорным делом. Здесь же он увидел упивающихся своим распутством, сделавших свой свободный выбор и, кажется, вполне довольных этим людей.

Кузнечный забрался вглубь леса, как можно дальше от всех тропинок, и только там расставил палатку, продолжая тихо шептать: “Отстаньте, отстаньте!”. В первый день Париж ему не понравился.

 

На самом дне.

Майсы встретились в условленный час возле музея. Чухлинке не понравились картины в Лувре, но зато, как она призналась, очень понравился вид из окна, который в итоге её и вылечил.

В этот день майсы решили посетить еще одно знаменитое парижское спортивное мероприятие, которое называется Роллан Гаррос. На Роллан Гарросе, как оказалось, играют в свой особый вид тенниса не похожий ни на английскую, ни на американскую, ни на австралийскую разновидности. Дело в том, что вместо ракеток здесь используют торты и пирожные на жесткой картонной подложке. Благодаря ей, мяч, попадая в торт, не пролетает его насквозь, но зато разбрызгивает крем по всему корту. При сильном ударе куски кондитерских изделий долетают даже до трибун ко всеобщему восторгу зрителей, которые раскрывают рты в надежде, что туда что-то попадёт. Разумеется, одного торта хватает максимум на один розыгрыш мяча, поэтому, конечно, используют продукцию с подошедшим к концу сроком годности. Майсы, протолкнувшись в первый ряд, само собой, нахватали ртом произведений французских кондитеров. Где бы они еще они могли отведать такой вкуснятины да еще и в таком количестве. К тому же, ребята были вынуждены признать, что парижане не такие уж и снобы, как им показалось поначалу, и что они умеют сбросить с себя налёт серьезности и высокомерия, и порезвиться как дети, вымазав лицо в креме. Этим все занимались, когда в перерывах работники очищали площадку от налипших к ним Фарезье, Мильфёйей, Крокембушей и Тарт Татенов. И, кажется, всем было безразлично, кто победил и кто проиграл, а скорее зрителям даже хотелось, чтобы никаких проигравших вовсе не было. И вправду, давно и не майсами замечено, что переживает и поддерживает публика на Роллан Гаррос больше тех, кто уступает по сумме заработанных очков.

Однако и здесь майсов донимали Зиверсы, поклявшиеся во что бы то ни стало отомстить им за своих развинченных товарищей. Весь день Чарли и Чухля бегали от своих преследователей сначала по всей трибуне, а потом и по всему Парижу, не желая больше попадаться в их руки. Эта беготня в итоге довела ребят до отчаяния, и они решили прибегнуть к совсем неожиданному для самих себя шагу – попросить защиты в Российском посольстве. Полицейские (как потом поняли майсы, это были переодетые зиверсы) кое-как объяснили им где оно находится. Оказалось, что, почему-то, российское консульство в Париже находится в здании вокзала, но это совершенно не насторожило ребят. Внутри же “дипломатического представительства” майсов постигло разочарование. К ним вышел пожилой человек со слегка растрёпанными волосами и на русском, но с заметным французским акцентом, объяснил им, что сегодня все терминалы, где можно взять талончик на посещения посла сломаны. А без талончиков посол отказывается принимать посетителей. Но почтенный мужчина объяснил ребятам, что они могут обратиться в другое помещение полпредства, которое находится в другом здании, но, по удивительному стечению обстоятельств, тоже в помещении вокзала, только в другой части города. Он любезно объяснил, как можно проехать туда на метро. Майсы поблагодарили господина, но предпочли отправиться в путь пешком. Когда пожилой господин увидел, что ребята прошли мимо вестибюля станции подземки он догнал их и сказал:

- Милые мои друзья, я прошу меня простить за назойливость, но я настаиваю на том, что вам будет гораздо сподручнее добраться до места на транспорте. Пойдёмте, я провожу вас! Нас пропустят бесплатно, меня знают все полицейские!

Майсы были настолько удивлены странным поведением работника посольства, что не решились противиться и позволили провести себя через турникеты и посадить в вагон. Когда же состав скрылся в туннеле, пожилой господин, на ходу доставая из карманов накладные усы и бороду и приклеивая их, побежал обратно в здание железнодороржной гавани. Когда же “дипломат” оказался внутри, вокзал, к изумлению окружающих, вдруг бесшумно поднялся над землей и полетел, будто на крыше у него был огромный пропеллер. Приземлился он точно в том месте, куда таинственный служащий направил майсов. Здесь он уложил свои растрёпанные волосы и в новом облике был готов снова встречать Чарли и Чухлинку и навешивать им на уши очередную порцию малоправдоподобного вранья. И совершенно не важно, что он плёл им на этот раз всё тем же вежливым тоном и столь же обходительно. Суть его велеречивых увещеваний осталась неизменной. Посольство “к сожалению” не работает. Чарли даже не заподозрил ничего неладного, а вот Чухлинка, которая гораздо лучше разбиралась в людях, когда майсы уже распрощались с загадочным персонажем, сказала:

- Ты знаешь, Чарли, мне кажется, что это был тот же самый человек!

- Да будет тебе! – не верил в эту версию Кузнечный. – Что же он, перелетел что ли через весь Париж? Посмотри какие на дорогах пробки! Он никак не мог оказаться здесь раньше нас!

Но вот парижские газеты вышли на следующий день с ошеломляющим заголовком: “Парижский вокзал изволил полетать”, только вот майсы не умели читать по-французски, поэтому брехучки на прилавках не разъяснили им всей сути произошедшего днём ранее. А было всё это, конечно, проделками вездесущих Зиверсов, которые подстроили все это, потому что никак не хотели, чтобы майсы от них улизнули. И хотя в тот день Зиверсам так и не удалось поймать юных путешественников, ребят к концу дня всё же посетило уныние. Причиной этому было и то, что их целыми днями преследуют и, вместо того чтобы наслаждаться прекрасными видами, Чарли и Чухлинка вынуждены спасаться бегством, и то, что они понятия не имели как выбираться из этого огромного города. В довесок опечалило их и исчезновение ста евро, подаренных дружелюбным арабом. У майсов не было сомнений, что это дело рук коварных Зиверсов. Теперь, когда они познали всю глубину их подлости, они были уверены, что вытащил деньги из кармана Чарли именно работник посольства, который так заботливо обнимал его, провожая в метро. А сделано это было для того, чтобы еще больше осложнить ребятам жизнь, и без того непростую. Так сильные мира сего, обладатели сверхбогатств, не гнушаются отбирать мелочь у бедняков, чтобы присовокупить её к своим тучным капиталам, а жертву свою, лишившуюся опоры в мире, сделать прислужником своей системы. Что же касается выезда из столицы Франции, то майсы никак не могли найти человека, который мог бы им объяснить дорогу до бензоколонки на шоссе до океана. Те редкие интеллигентные люди, вроде работника музея, знавшие английский, понятия не имели, где на трассах располагаются заправки. Простые же водители, которые знают всё о дорогах, не понимали ребят и в бессилии разводили руками. Карты же Парижа, которые можно было развернуть и изучить в книжных магазинах не покупая их, не давали никакой ясности, потому что оказалось, что собственно то, что называется Парижем – это есть только его центр. Большой же Париж состоит из множество формально независимых городов. На картах же имевшихся в продаже изображался исключительно туристический центр.

Итак, съестные и финансовые запасы ребят подходили к концу. О том же, чтобы поиграть где-нибудь музыку не могло быть и речи. Кругом шныряли зловредные недруги только и ждавшие момента, когда их оппоненты обнаружат себя пением.

Уже ночью Чарли заглянул в мусорный контейнер во дворике ресторана в надежде найти там какой-нибудь деликатес с вышедшим сроком годности. Но ничего такого не нашел он в помойном баке. Зато там было кое-что получше. Там была надежда, которая пришла к ребятам в виде светящейся гирлянды на самом дне пустого хранилища для пищевых отходов.

- Как символично! – сказал Кузнечный. – Эта гирлянда лежит в самом низу этой гадилки и светится. Так и человека, когда он доходит да самого глубокого отчаяния, до самой нижней точки падения, до дна, может ожидать там чудо спасения..

- Почему бы провидению не спасти его чуть раньше? – задала вопрос как бы самой себе девочка.

- Наверное потому, что этот путь к самому подножию жизни тоже для чего-то нужен.. – неуверенно ответил ей компаньон.

- Ну значит нам надо ждать чуда, Кузнечный. Потому что мы как раз у самого подножия, как ты сказал. На дне жизни!

 

Чудо случилось очень скоро и очень неожиданно. Когда перед сном Чарли вытряхивал то, что осталось в его карманах, оказалось, что монет в них, за вычетом тех ста евро, было больше чем с утра. Единственное, чем питались Майсы в Париже, кроме тортов на Ролланд Гаррос – были круассаны по одному евро за штуку в уличных пекарнях и по 75 центов в редко встречающихся в центре супермаркетах. А сдачу Чарли, не смотря на свою экономность, всегда брал не глядя, полностью доверяя очаровательным пышно-и розовощеким булочницам. И оказалось, что это как раз тот случай, когда доверие к людям вознаграждается. Когда-то, возможно, майсы не нуждались в деньгах и из-за невнимания к подсчету мелочи деньги перекочевывали в кошельки тех, кому они больше требовались. Теперь же, когда уже Чарли и Чухля оказались в бедственном положении, монеты стали перебегать в их карман из карманов тех, у кого в этом смысле всё было в порядке. После этого неожиданного открытия майсы никогда не пересчитывали сдачу и не раз такое легкое отношение к деньгам оказывалось для них спасительным в трудные минуты. Чарли и Чухлинка, как птицы небесные и верблюды земные, перестали думать о завтрашнем дне, а концерты стали давать всё больше там, где им самим этого хотелось, а не там, где заставало их безденежье.

Спасение же от зиверсов дала память, которая, как океан во время бури, выбрасывает на берег различные предметы, которые таились в его глубине. Так и она подняла на поверхность и выбросила на берег их сознания факт – со времен поездки в Крым они так и не выложили из своих рюкзаков накладные бороды. Итак, наклеив их, майсы слились с толпами праздношатающихся по восточной части города арабов и зиверсы совершенно перестали их узнавать. Однако выбраться из мегаполиса Чарли и Чухле не удавалось еще целых три дня.Что ж, и это было частью большого плана, который, по всей видимости, имеют на наш счет те сверхъестественные силы, которые управляют вселенной и без позволения которых ни один волос не упадёт с головы человека. Разве можно было им покинуть Париж познав только одну его сторону? Разве он не один из прекраснейших городов мира? Не по этой ли причине рождение и проживание в нём возносит парижан до осознания себя как небожителей, к которым можно лишь приблизиться, но не встать с ними вровень. Майсы бродили по городу три дня как бы без цели, лишь иногда обращаясь к показавшимися им симпатичными людям с одним и тем же вопросом на английском языке: “Как добраться на общественном транспорте до заправки стоящей на шоссе ведущем к океану?” И постепенно всё плохое стало уходить на второй план, переставало подмечаться, а сознание наполнялось тёплыми, светлыми и щемяще-прекрасными образами улиц засаженных широколистыми и раскидистыми липами, проспектами, спускающимися с холма и залитыми вечерним светом, тихими набережными Сены и просто прекрасными, прекрасными домами и пейзажами, которые лучше один раз увидеть своими глазами, чем сто раз прочесть о них в книгах. К концу пятого дня пребывания в Париже майсы уже не боялись признаться себе в том, что он стал их любимым городом, и что им уже вовсе не хочется его как можно скорее покинуть. Однако, знаком к тому, что это всё-таки нужно сделать, ведь конечная их цель еще не достигнута, стала встреча с человеком обладавшим нужными знаниями. Это был английский дальнобойщик. Вот по этой причине он знал и английский язык и сеть дорог окружавших город. А так как он часто бывал в столице Франции – знал он и здешнюю сеть общественного транспорта. Это была невероятная удача, настоящее провидение. От этого человека ребята получили исчерпывающую информацию. Лента дорог снова замаячила перед ними на горизонте и поманила к себе. Теперь они точно знали, что завтра они окажутся на обочине шоссе перед последним рывком к своей мечте. Им предстояла последняя ночевка в Булонском лесу. Далее перед майсами лежала прямая дорога к берегу Атлантического океана.      

 

          18. Значит вы хотите увидеть океан?