Чарли Кузнечный выходит из себя.

Но жизнь тем и прекрасна, что совершенно непредсказуема, и любое восторженное отношение к чему-либо может смениться жестоким разочарованием. Правда, в данном случае, всё было не так уж страшно. Просто майсов решили НЕМНОГО ПОМЯТЬ. И не за что-нибудь, а именно за пение.

В вагон, в котором они сидели, зашла компания людей похожих на охотников или рыбаков, во всяком случае, были они все в камуфляже, хотя в тот год и не было никакой войны. Увидев трубу в руках Чухлинки и оценив в целом внешний вид путешественников, охотники, или, может быть, рыбаки решили, что пред ними ни кто иной как музыканты, и конечно, скомандовали им сыграть что-нибудь на свой вкус, очевидно, имея тайное намерение покуражиться над ними. Майсы же, по наивности, не видя подвоха решили спеть Пиков и Клаксонов:

    Лежит окурок в клумбе и ему наплевать

На то, что надписи кругом – траву нельзя мять.

О-о-о-о – удобно лежать, о-о-о-о – траву нельзя мять.

Зачем ты бежать-стоял? О-о-о – пидым-пидом

Зачем ты бежать-стоял – о-о-о – пидым-пидом

На этом их выступление было прервано. То ли охотник, то ли рыбак выбил из рук Чухлинки трубу, а другой его сообщник – натянул шляпу Чарли ему на глаза, вероятно желая мять ему бока за плохое пение “в тёмную”. И стали бы майсовские бока гораздо мягче прежнего, если бы не футбольные болельщики, не то Спартака, не то Торпедо, ехавшие тем же маршрутом на матч в Смоленск и всегда готовые вступить в любую драку независимо от повода. Правда драки, к их сожалению, не получилось вовсе. Когда они подскочили и, со свойственной им дерзостью, выпалили: “Кто тут не любит дурацкие песни?” – рыбаки (все же скорее всего это были рыбаки, а никакие не охотники) тут же присели и вжались в свои скамейки, боясь проронить хоть звук.

Когда всё улеглось, Чарли сказал:

- Вот я раньше замечал, что на иного человека посмотришь – и сразу начинает чесаться нос.

- И что же, зачесался у тебя нос, когда вошли эти БРАКОНЬЕРЫ?

- Еще как!

- А что же тогда мы сразу не пересели от них подальше?

- Но я же не знал, что, когда при виде человека чешется нос это значит, что он попытается создать тебе неприятности.

- Ну вот, теперь будем знать! Хороший у тебя нос, чувствительный! А знаешь, когда едешь куда-нибудь на машине или в поезде или даже в лифте то стоит только закрыть глаза и представить, что едешь в обратную сторону как сразу начинает казаться, что ты и вправду едешь назад, и от этого ощущения уже не отделаться! Вот попробуй – закрой глаза!

- Ого, здорово! Получается, что если мы заскучаем по дому – можно будет просто закрыть глаза - и представить, что едем домой.

- Можно вообще – всю дорогу ехать домой! Вот вообрази себе – едешь десять тысяч километров и всё - дорога к дому. Только вот тогда ничего не увидишь за окном.

- Ну можно так делать ночью.. – сказал Кузнечный. - А знаешь, что я еще подумал.. Я подумал, что если в храмах на Пасху каждый может забраться на колокольню и бить в колокола - то наверное в поездах и в электричках на день железнодорожника можно зайти в кабину машиниста и погудеть!

- А сегодня день железнодорожника?

- Я не знаю. Но может и машинист не знает. Вдруг он счастливый и не следит за временем. Главное его поздравить и НАПОМНИТЬ про этот обычай.

- О-о, давай, только нарвем ему цветов на ближайшей станции. Хорошо, что электрички делают остановки. Вдруг где-нибудь захочется выйти и остаться на какое-то время, или просто почувствовать, что ты здесь, а не где-нибудь еще. Или набрать цветов..

Так и было сделано. Чарли на всякий случай придерживал ногой дверь, чтобы та не закрылась – а Чухлинка спрыгнула с платформы и быстро набрала букет луговых цветов. Правда запрыгивать обратно в вагон пришлось уже на бегу.

- Здравствуйте, - сказали майсы постучавшись в кабину локомотива и протянув цветы открывшему дверь железнодорожнику. – С днем железнодорожника. Вы же ПОМНИТЕ про такую традицию, что на день железнодорожника каждый может погудеть в гудок?

- Если честно, я такого не припомню, - сказал машинист, - и вообще, сегодня не день железнодорожника, но гудеть нам пока никто не запрещал. Это даже нужно делать, но нам надоедает. Так что если хотите – можете гудеть хоть до самой Венеры!

- Венеры?

- Ну, мы так называем Вязьму.. одним словом, вот вам шнурок – развлекайтесь!

-Ура! – закричали майсы. И стали отчаянно дергать за веревку. Им казалось, что звуки издаваемые этим гудком такие громкие и стремительные, что потрясают все основы вселенной! Пронзают её насквозь, как энергия тысяч черных дыр, которая засасывает все существующее в себя и уносит в невозможные дали. Даже машинисты присоединились к ликованию и, увлёкшись, проехали следующий перрон, так что к нему пришлось возвращаться.

- Так не пойдет, - сказали они, так мы с вами и конечную проедем. Поэтому наверное так – погудели и довольно!

И Майсы, поблагодарив машинистов, вернулись в вагон. Поезд же скоро благополучно прибыл на конечную станцию – Вязьма. Городок этот был похож на большую лесную поляну, где подобно пням, на почтительном расстоянии друг от друга стояли заросшие травой приземистые желтоватые, немного потерявшие свою форму двухэтажные дома с уютными арками. Краска на всех этих домах была, конечно, облуплена, а вместо дорог “поляну” пересекали протоптанные людьми тропинки. Рядом с одним из таких домов-пней майсы и решили подождать следующей электрички. Всё располагало к тому, чтобы мирно, в мягких лучах солнца поесть арахис. Правда оказалось, что Чухлинка забыла в поезде взятую из дома бутылку с водой, отчего Чарли в первый раз за время их знакомства пришел в ярость.

- Ну вот, теперь придётся ПОКУПАТЬ воду! 30 рублей коту под хвост, и это при том, что у нас даже нет кота! А какой вред для экологии!

- Ты злишься, Чарли? – не поверила своим ушам Чухлинка.

- ДА, Я ЗЛЮСЬ!

- А чего это ты решил разозлиться? – спросила она совершенно спокойно.

- Ничего я не решал! Я просто ЗЛЮСЬ и всё, не по дурацкому расписанию или что-то в этом роде!

- Разве это проблема, 30 рублей? Вот дадим в Смоленске концерт – и у нас в кармане будет гораздо больше.. – рассудила девочка.

Тут Чарли взял себя в руки, но не потому, что Чухлинка обнадежила его, а потому, что он решил разобраться в себе. А разобравшись – понял, что он действительно никогда не паниковал и не в падал в уныние или истерики из-за больших бед, но вот, случилась ничтожная неприятность - и он вышел из себя. А случилось это потому, что так странно устроен человек - когда случается что-то действительно плохое – он переходит как бы в другой режим. Режим беды и страдания. А мелкие неприятности лишь портят общее состояние счастья отравляя его мелкими уколами тревоги. Вот почему он так отреагировал, и, поняв себя – успокоился. К тому же, он решил, что это прекрасный повод сблизиться с народом – и, чтобы не вредить окружающей среде и не покупать лишнюю пластиковую бутылку – постучался в окно первого этажа одного из домов и попросил налить им воды в банку, пообещав её тут же после опорожнения вернуть. Человек с оголенным торсом показавшийся из окна с видимым удовольствием откликнулся на просьбу, и через минуту передал майсам сосуд с мутноватой, ржавого цвета жидкостью. Можете не возвращать! – сказал человек.

Чарли поблагодарил доброхота, а когда ребята сели на скамейку и приступили к трапезе – попробовав воду сморщился, и сказал – попытался бы Христос такую воду превратить в вино!

- Зато мы узнали как живут люди в глубинке, верно? Что воду они пьют горькую-горькую, но глаза у них добрые-добрые. – рассудила Чухлинка также испробовав неприятную на вкус субстанцию.

- Верно, -  кивнул Чарли и, выпив залпом то, что оставалось в банке, пошел отдавать её хозяевам, так как майсам такая тяжелая ноша в пути была без надобности.

 

4. Рок-кафе “Судороги”

На перроне, в ожидании своего часа, стояла зеленая электричка. Незадолго до отправления Чарли и Чухлинка проникли в неё и сели у окна. Машинист, как это заведено, объявил на каких станциях предстоят остановки, а на каких нет. На этот раз посчастливилось всем тем, кто живет рядом с маленькими полустанками посреди дремучего леса, которые обычно даже не имеют названий и именуются по тому расстоянию, на котором они находятся от ближайшего областного центра, например: платформа 168 километр, платформа 105-й километр. Выйти в таких местах можно, как и в городе Новое Море, только из первых двух вагонов и сесть только в них.

День клонился к вечеру и солнце висевшее невысоко над верхушками деревьев наполняло вагоны мягким золотым светом. Состав мирно скользил сквозь дремучие леса смоленщины. На небольших полустанках в вагон, в котором сидели майсы, заходили почтенного вида пожилые женщины и тихо беседовали друг с другом на красивом русском языке, который редко можно услышать в Москве. Через пару остановок они выходили на такой же дремучей, глухой платформе со всех сторон окруженной лесом. Куда они шли – для майсов было загадкой – то ли в избушку посреди лесной чащи, то ли в отдалённую деревню, то ли в домик путейщика.

Чарли сказал, что раньше он думал, что умные и интересные люди живут только в Москве и Петербурге, но сейчас ему кажется, что это может быть вовсе не так и обитатели далёких, потерянных в глуши лесов посёлков и деревень может быть даже глубже и духовнее столичных жителей. Так он рассуждал, глядя на людей сидящих в вагоне.

Вот появились контролеры, но майсам уже не хотелось притворяться сидениями и, тем более, бегать от проверяющих. Им стало совестно. Они подумали, что было бы гораздо лучше, если бы их решили подвезти по доброй воле. Ведь тогда они будут знать, что там, где они очутились люди очень отзывчивые и им будет гораздо радостнее продолжать путь. И они сказали контролёрам:

- Здравствуйте! Мы едем БЕЗ билета! Может быть мы могли бы сделать что-то для вас, чтобы вы разрешили нам проехать до конечной? Ревизоры предложили вымыть пару вагонов и майсы с радостью откликнулись на это разумное предложение.

Был уже поздний вечер, за окном стремительно темнело. Чарли очень любил ночные электрички. В них обычно мало людей и поэтому ему представлялось, что вагоны едут как бы сами по себе, по своим делам - пятно света и тепла скользит сквозь густую тьму. Так и сейчас – пассажиров в поезде почти не было и ребята легко и радостно выполнили поручение и, получив согласие проверяющих ехать дальше, сами решили поприставать с разговорами к тем немногим, кто ехал в ночной Смоленск.

Один из этих людей сказал: “Посмотрите на деревья. Деревья – совсем как человеческие мысли. Они так же имеют широкое основание и разветвляются на мысли поменьше и мыслишки – веточки”. А другой сказал, что человек, как всякое дерево, которое гнётся под весом снега и даже прижимается к земле - однажды разогнется. Третий пожаловался на то, что влюблён в женщину, а она влюблена в конструкции. Она инженер. Четвёртый сказал, что книги – это наши сообщники. “Вот не останется русских людей совсем – но останутся русские книги. Вот с ними и будем вести беседы”. Пятый рассказал, что однажды ударил человека по лицу и разбил ему очки, и что чудесным образом после этого он стал прекрасно видеть. Но сидевший рядом персонаж в пиджаке и в галстуке вмешался в разговор и сказал, что чудес не бывает, потому что чудеса экономически невыгодны.

 Мужчина в синих штанах и шляпе поведал, что есть такая страна, в которой язык устроен так, что как бы вы ни пытались – у вас всё равно не получится сказать что-нибудь несмешное. Так и выходит, что в этой стране всякая фраза обращается в шутку и все, конечно, смеются. И никому не надоедает всё время хохотать.

Был и еще один пассажир сидевший в углу вагона вдалеке ото всех. Глаза у него были безумные, страшные, добрые. Глаза оленя. Он сказал, что умереть можно в любой момент даже когда ты совершенно здоров. Смерть может наступить, если вдруг перестать помнить о том, что ты есть. Наверное все те, кто думают больше о других чем о себе так и умирают незаметно.. 

Поздно ночью электричка подъехала к зданию из красного кирпича, на котором большими, светящимися в темноте буквами было написано – Смоленск. Майсам совсем не хотелось спать. Причиной тому было наверное то, что это было их первое большое совместное путешествие. А еще ребят взволновали разговоры со встретившимися им людьми, поэтому они решили побродить по ночному городу. Рядом с вокзалом они увидели невзрачное здание. Над его дверью висела нарисованная красками вывеска – “Рок-кафе Судороги”.

- Ого! Кажется мы, наконец, нашли место, где танцуют пляску Святого Витта! – обрадовался Кузнечный.

- Пляску кого?

- Святого Витта! В средневековье была такая болезнь, когда человек начинал дёргаться во все стороны, всеми частями своего тела, даже пальцами ног, ушами и волосами..

- Даже волосами? – удивилась Чухлинка.

- Конечно! Это же БОЛЕЗНЬ! Но некоторые насмотрелись на больных и придумали такой танец.

- Это Святой Витт придумал?

- Не знаю, может и так, а может он был первым, кто этой болезнью заболел, а может самой знаменитой её жертвой..

Чухлинке стало ужасно любопытно посмотреть на такие танцы, а Чарли подумал, что хорошо было бы дать здесь концерт, чтобы раздобыть немного монет..

Войдя внутрь они оказались в тёмном сыром помещении, где под ритмичную музыку дико отплясывала самая разношерстная публика. Но в основном это были неопрятно одетые, худые небритые мужчины с нечесаными сальными волосами.

- Маргиналы. – оценил обстановку Чарли. – Здесь мы дадим свой лучший концерт. Лучшей публики просто не придумаешь!

Чухлинка ничего не поняла, но обрадовалась тому, что нужно будет выступать.

- Кажется у нас в репертуаре есть кое-что, что ИМ понравится. – сказал Кузнечный и дал необходимые инструкции Чухлинке.

Майсы ворвались на сцену и прокричали в микрофон: “Стоп музыка! Это заведение окончательно и бесповоротно оккупировано Майсами! Сейчас вам придётся потрясти своими костями во славу пригородов всех городов где играют ритмы и блюзы! Бабах!”

И в зал ворвались оглушительные звуки безумной трубы, которая играла так быстро, что всем присутствующим пришлось танцевать в три раза быстрее чем до того и дёргаться у них стали не только руки и ноги, а, как и положено в плясках такого рода – еще и волосы, уши и носы. Когда же прелюдия закончилась Чарли заорал в микрофон:

Я сижу на кухне и читаю Роллинг Стоун

Венечка на кухне починяет патефон

Вера спит на чердаке, хотя орет магнитофон

Её давно пора будить, но это будет моветон.

Я боюсь жить, наверное я трус,

Денег нет, зато есть

Пригородный блю-у-у-у-ууууууузззз!

Когда песня закончилась, все танцевавшие попадали на пол без сил. Но Чарли и после этого не оставил их в покое.. Он сказал в микрофон: “Если у вас есть лишние монеты – отдайте их нам”. И даже нищие, которые приходили в это кафе только потанцевать и никогда ничего не покупали, отрывали верхнюю часть своего тела от пола, чтобы положить монету в древесную шляпу, а после свалится уже без сознания.

На последок майсы решили спеть колыбельую лежащим на танцполе. Это была песня The Seekers – well, well, well. Когда она была исполнена один из бродяг прохрипел:

-Кто автор?

- Иисус Христос, - бодро отрапортавал Чарли, после чего майсы, гремя монетами, удалились.

Не найдя достойного ночлега майсы большую часть ночи бродили по безлюдным холмистым улицам города, застроенного желтыми сталинскими домами. Лишь изредка ночь рассекали фары машин взбиравшихся по горбатым дорогам на холм или спускавшихся с холма. Майсы заходили во дворы заброшенных зданий окна которых смотрели на них глубиной своих необитаемых глазниц и будто говорили что-то, и было так тихо, что казалось можно это что-то услышать.

Под утро, когда ребята совсем устали кочевать, в одном из дворов они наткнулись на вывеску полуподвального помещения, которая гласила: “Киноклуб – Фильмы с плохим концом”, а ниже было подписано: “Круглосуточно. Вход бесплатный”. Когда они зашли – как раз начинался фильм. Но действительно ли у него был плохой конец майсы так и не узнали, потому что в самом его начале заснули на сидениях сном гусениц – подобрав под себя ноги и уткнувшись носами в свои рюкзаки.

Чарли тогда приснилось, что к нему в Москве на 7-й этаж поднимается папа его лучшего друга детства – Саши Беликова, жившего на первом этаже и говорит, что Саша умер.

- Отчего? – спросил Чарли.

- От остроты зрения. - ответил сашин отец.

 

За границей, которой нет

Юные путешественники опасались – не схватят ли их на границе за их проделки, но к их огромному удивлению, никакой границы между Россией и Беларусью не оказалось. Пассажиров только высадили из электрички, которая шла от Смоленска до края российских владений, они потоптались немного на платформе, ёжась о утреннего свежего воздуха, а потом сели в другой поезд, местом назначения которого был белорусский город Орша. Так майсы впервые оказались за границей, которой нет.

Что сразу бросилось им в глаза в другой стране. В Беларуси большинство людей ходили не в черном, как в России, а в белых рубашках. А в привокзальных ларьках почему-то вместо пива и сигарет продавали овощи и фрукты. Майсы купили себе по паре морковок и тут же их сгрызли.

С еще одной особенностью Беларуси майсы столкнулись уже в следующей электричке – Орша – Минск. Оказалось,что здесь очень много всяческой СТРОГОСТИ. И сколько они ни просили кондукторов – полных суровых женщин с бездонными как океан голубыми глазами позволить им доехать до конечной станции – ничего из этого не вышло и юных путешественников выгнали из поезда уже на второй остановке от начала пути. Это был небольшой полустанок со всех сторон окруженный Белорусскими Полями. Тут ребят немного разморил сон и они решили, перед тем как идти искать дорогу по которой двигаться предстояло автостопом, немного вздремнуть в поле.

Но не тут то было, только они прикорнули как появились крестьяне в соломенных шляпах и белых рубашках, растолкали их древками своих инструментов и стали кричать: “Нечего здесь валяться! Это наш хлеб! Нечего топтать наш хлеб! Вон отсюда!”.

Майсы, и правда, совсем не подумали о том, что губят посевы и, потому, искренне извинившись, поспешили выйти на просёлочную дорогу. Над землей висело затянутое облаками июньское небо, но облака были не очень плотные и, потому, благодаря свету пробивавшемуся через них, золотые пшеничные колосья ярко светились. Дул свежий ветер с запада. Он нёс в себе всё то, что собрал в тех краях, откуда пришёл. Были в этом ветре и шум океанов и сырость домов и пыль чердаков и шепот древесных крон. Всё это входило в грудь Чарли и Чухлинки смесью тревоги и предчувствия приключений. Ветер уже сейчас вдувал в них всё то новое, что они увидят. Ребята чувствовали это и немного боялись, но это был легкий страх, который скорее влечет, чем вынуждает повернуть назад.

Дорога, которой шли майсы рассекала бескрайние пашни и ребята толком не знали куда идут. В какой-то момент их нагнал белобрысый человек, который, очевидно, тоже по какой-то причине задержался возле станции. Чёлка его развевалась на ветру, а одет он был вопреки здешней моде не в белое, а как принято в России – в чёрное.

- А вы, значит, путешественники? – такими были его первые слова.

- Выходит, что так.

- Куда едете?

- В Минск, а потом, может, в Киев или еще куда!

- Я тоже скоро поеду в Киев.. А вы как поедете?

- Мы автостопом.

- Оо, я бы хоть сейчас с вами поехал..

- Боюсь, что трех человек вряд ли подберут, - поспешил отделаться от нежелательного попутчика Чарли.

- Ну, пожалуй да, - согласился незнакомец. – Знаете где дорога? Она вооон там, - показал он. – Нужно на развилке повернуть налево.

Майсы шли до развилки болтая о том о сём со светловолосым компаньоном, а когда пути их разошлись он крикнул, пытаясь заглушить порыв ветра:

- Ждите меня на Крещатике! Я тоже там скоро буду! Обязательно дождитесь!

- Хорошо, - крикнули в ответ майсы не подозревавшие о размерах и многолюдности этой улицы.

Вскоре Чарли и Чухлинка оказались на широком шоссе по которому, тем не менее, ехало совсем немного машин.

- Я считаю, что мы не должны стоять на обочине протянув руку и ждать пока нас кто-то решит подвезти.

- Почему? – не поняла мысль своего спутника Чухлинка.

- Потому, что тогда пейзаж совсем не будет меняться! Мы будем стоять на месте и ничего не увидим, а ведь мы находимся в путешествии, ведь так? Кроме того, известно, что высшие силы помогают только тем, кто что-то делает.

- Да, так говорят, - хмыкнула девочка.

- Стало быть, мы должны всё время двигаться.. так или иначе, сами идти к цели. И еще Чарли решил подкрепить свою теорию таким железным аргументом:

- Видишь кусты, которые растут вдоль дороги? Это автостопщики, которые стояли на обочине в ожидании момента, когда их подберут. Они одеревенели!

Чухлинка еще раз хмыкнула, но так как была принципиально не против идеи всё время идти – не стала спорить с неправдоподобными выкладками своего спутника. Кроме того, она предложила ему такую идею:

-         А давай я буду идти вдоль дороги на руках! Я умею! Тебе только придётся понести мой рюкзак.

-         О-о-о, так нам точно не придётся долго гулять на свежем воздухе.. – с радостью согласился Чарли.

Действительно, сложно было проехать мимо этой странной парочки шагающей по обочине. Один в древесной шляпе и с трубой двигался задом наперед лицом к потоку машин, готовясь им сигналить, а другой персонаж шел на руках по кромке шоссе.

Первым, кто подвез майсов, правда на короткое расстояние, был бывший священник на старой газели. Обменявшись с попутчиками несколькими ничегонезначащими фразами он быстро перешел к привычному для себя делу, то есть к разговорам о религии и о философии. Он сказал, что люди сотворены из звездой пыли. А еще, что звери – то же самое что и дети, и что “ведь нам не приходит в голову есть младенцев потому, что они не умеют говорить?” А последние его слова были такими: “Вот философы написали сотни томов, пытаясь доказать, что мир существует, но так ничего толком и не добились. А ведь всё просто. Существует всё то, что имеет начало и конец. А в Библии о том, что мир сотворен и что вскоре последует его кончина сказано ясно..” Вторая машина промчавшаяся мимо них была кабриолетом. Она доехала до горизонта и там остановилась, а потом, не разворачиваясь, задом поехала обратно до тех пор, пока не поравнялась с майсами. Водитель жестом показал ребятам прыгать в автомобиль.

- Вы долго размышляли – подбирать нас или не подбирать? - спросила Чухлинка.

- Да, - коротко ответил водитель. В это время машина мчалась уже со скоростью свыше ста километров в час. Кузнечному, который сидел на переднем сидении под защитой лобового стекла, было ещё не так невыносимо, а вот Чухлинке пришлось несладко из-за мощных косых потоков Свежего Белорусского Воздуха со страшной силой бившего ей в лицо. Водитель явно получал удовольствие от поездки на автомобиле с откидным верхом и по всему было видно, что он не очень расположен общаться. Просто он захотел сделать доброе дело и всё. Поэтому майсы, задав еще парочку дежурных вопросов, больше не стали приставать к нему со своей болтовней. 

А вот со следующей семейной парой на жигулях, которая ехала до самой столицы, майсам удалось плодотворно пообщаться. От немолодых супругов они узнали, что беларусы живут в основном в Минске. Что они склонны всё преувеличивать – размеры городов, расстояния и полезность овощей, численность стражей порядка в своем государстве. А еще, что дорожные знаки, специально обращены в Беларуси к водителю обратной стороной, чтобы автомобилисты почаще брали попутчиков, ведь увидеть, что нарисовано на указателе можно только если обернуться назад. Поэтому здесь, если человек едет по незнакомой дороге – он обязательно берет себе пассажиров, чтобы те смотрели в заднее стекло и сообщали ему обо всех путевых метках.

Весело болтая с доброхотами о том о сём, майсы и не заметили, как въехали в Минск. При приближении к нему не было никаких признаков того что скоро начнется большой город. В окрестностях Москвы и Петербурга о близости к мегаполису свидетельствуют многочисленные магазины, заправки и шиномонтажные мастерские пространство которых растянуто на десятки километров. Здесь же резко закончился лес и вдруг начались дома. Ребятам сразу бросилось в глаза то, что в Минске не было никаких ярких реклам, стеклянных торговых центров, ларьков и рынков. Поэтому Чарли и Чухлинке пришло на ум сравнение с чистотой хрусталя. Они назвали Минск Хрустальным городом.    

 

В Хрустальном городе.

Как вы уже знаете, Чарли Кузнечный умел гулять “куда глаза глядят". Поэтому на вопрос: “Где вас высадить?” он ответил: “Где угодно”. Майсов не нужно высаживать рядом с достопримечательностями, они сами найдут то, что им нужно. Вот они уже бродят среди новостроек Минска, похожих на скалы, вот видят первые надписи – “Склад отсутствующих предметов” и вроде бы обычную надпись “Морг”, но рядом с моргом, на деревянном каркасе висят колокола и дети звонят в них невпопад, как в церкви на Светлое Воскресение. Немного удивляют майсов названия улиц – Свежей ряженки, Холодного Кефира, Молодой Картошки, Пахучего Укропа, Топлёного Молока. Впрочем, можно ли удивить этим жителей города Новое Море? К тому же всем известно, что Беларусь живет сельским хозяйством. 

- Ой, смотри, что это? – на одной из улиц крикнула Чухлинка.

- Где?

- Вон там! – показала она пальцем на балкон 9-ти этажного дома.

Там, сильно выступая вперед, из досок, прутьев и прочего хлама и тряпья было сложено огромное гнездо! Из него шел пар и доносилось шкворчание, похожее не то, что издает сковородка, когда на ней что-то жарят. Это была одна из минских достопримечательностей – человек, живущий в гнезде посреди города.

- Ого, гнездо! – удивился Чарли.

- Э-эй, огромная птица, вылезай! – крикнула Чухлинка.

К удивлению обоих майсов из гнезда показалась лысоватая голова человека.

- Привет! – крикнула голова улыбаясь бровями. - Как настроение?

- Отличное! – крикнули майсы. – А что это вы там жарите?

- Овсянку с брусникой!

- Оо, а мы и не знали, что овсянку можно жарить.. Так вы человек, или птица?

- Птица! Птица мысли! Это именно я доказал, что люди должны жить не в квартирах, а в гнёздах! Я летал на научную конференцию людей-птиц в Брюссель и получил там за свою теорию первую премию!

- А какая вы птица?

- Ворона! Вороны живут триста лет! Столько и люди будут жить, если будут жить в гнездах! Здесь больше солнца и свежего воздуха, к тому же не слышен соседский телевизор!

- А если ваш сосед тоже переселится в гнездо на балконе вместе с телевизором?

- Если уж он настолько поумнеет, то уж точно откажется от телевизора! Разве что будет слушать радио. Радио “Только для Птиц”..

- О, в Беларуси тоже вещает радио “Только для Птиц”?

- Конечно, а вы откуда?

-Из России!

- Очень здорово, что вы приехали! Счастливо!

- Счастливо, крикнули майсы! Приятного аппетита!

- Спасибо! – ответил птице-человек.

Вот юные странники уже в центре города. Здесь большие арки желтых домов вели в заросшие деревьями безлюдные дворы. Здесь на стенах зданий играло летнее солнце пробивающееся сквозь листву, а в каждом подвале жило по два десятка котов. Это сейчас Минск совершенно лишен всякой бродяжей живности, а тогда, тем летом, Минск был наверное самым котовым городом мира. Правда большинство кошек почему-то были пугливыми и не давались в руки людям.

 Вот майсы снова выходят в улицу и гуляют вдоль трамвайных путей поднимающихся и поворачивающих на холмистых тенистых, благодаря старым липам, улицах. Так идя по путям ребята набрели на улицу Октябрьская застроенную старыми кирпичными заводами, давно заброшенными. Ныне она является популярным в городе местом, где расположены самые посещаемые питейные заведения, а тогда она была завалена прошлогодней осенней листвой, а на остановке был написано, что трамвай здесь проходит только один раз в час, а остальное время ходит по соседней улице.  

“Все самое интересное скрыто за заборами” и “Если за целый день ты ни разу не перелез через забор, то это день ты прожил зря” – считал Чарли. Вот и сейчас за красной, кирпичной как и сами заводы стеной майсы увидели брошенный без дела старый башенный кран. О том пытаться или не пытаться вскарабкаться на него речи даже не шло. Чарли сел на корточки, а Чухлинка, встав ногами на его спину – забралась на кирпичную стену, а потом подала Кузнечному руку, после чего оба спрыгнули во внутренний двор. К сожалению, когда ребята забрались на металлический каркас – им так и не удалось вдоволь налюбоваться пейзажем, так как прибежавшие тут же охранники стали кричать и грозить милицией. Ничего не поделаешь, попадать в руки служителей порядка в другой стране не входило в планы путешественников и им пришлось повиноваться. Правда, оказалось, что на всей территории завода растут грушевые деревья, и не смотря на то, что на календаре было только начало лета, они уже ломились от спелых плодов. “Наверное еще прошлогодние. Тем они слаще” – подумала Чухлинка и, пока майсов конвоировали к проходной завода, она, предоставив Чарли удовольствие общаться с охранниками, набила полные капюшоны себе и товарищу спелыми сочными плодами этих фруктовых деревьев.    

Но с самым красочным проявлением строгости майсы столкнулись, когда наткнулись на здание главного ЗАГС-а. Перед ним на стенде было написано: Брак – это союз мужчины и женщины! НЕЛЬЗЯ поженить ногу на ботинке, кашель на сиропе от кашля, алюминий на чугуне, телевизор на розетке, пса на коте, верблюда на своем горбе, сон на будильнике, деревья на весне! Только мужчину на женщине!

- Вот строгость! Здесь во всём порядок! – дивились майсы.

Видели они и грузовик доверху наполненный буквами. И взял Чарли они одну букву из него и разглядел хорошенько. И гаркнул на него кто-то, то ли сторож, то ли охранник - мол, положь букву на место. Ему таковое их положение не казалось ни странным, ни абсурдным. Дали ему, человеку этому, может охраннику, а может сторожу, наказ, чтоб прохожие глаз не пялили - значит так положено. А кем и зачем положено не его ума дело. Так майсы и не узнали, что это за буквы такие и зачем они там все в кучу свалены.

В минском парке Культуры и Отдыха продавалось дешевое мороженное и были старые дешевые скрипучие аттракционы. Таких дешевых аттракционов майсы никогда не видели и поэтому решили на них покататься. Они опробовали пару очень страшных каруселей, на которых Чарли от страха чуть не умер, а Чухлинка, напротив, ничего не боясь весело улыбалась.

- Как ты можешь так спокойно переносить этот смертельный ужас? – спросил Чарли.

Чухлинка объяснила: “Я боюсь только в тех ситуациях, когда всё зависит от меня. А когда от меня ничего не зависит – я совершенно спокойна.”

- А у меня всё совершенно наоборот! – сказал Чарли. – Я очень боялся, что эти старые железяки сломаются и мы улетим и врежемся в какое-нибудь дерево..  

А на колесо обозрения майсов, узнав, что они из России пустили вообще бесплатно.

День клонился к вечеру. Избегая шумного центрального проспекта ребята, скользя сквозь проходные дворы в “единственно верном” направлении выбранном Чарли, очутились в окружении высоких сталинских домов, служивших надежной защитой от звуков главной магистрали города. Здесь было слышны только чириканье птиц и детский смех. А посреди двора стояло старое деревянное здание с деревянными же колоннами. На входе висела ржавая табличка: “Детский театр дождя”. Майсы открыли скрипучую дверь на которой еще оставались следы облупившейся краски небесно-голубого цвета. В фойе стояло пианино без крышки. Половина клавиш у него отсутствовали, ровно как и половина паркетных дощечек на полу. По бокам находились полукруглые деревянные лестницы ведущие в зал, где проходили концерты, а на стенах висели старые афиши. На одной из них можно было прочитать: “В эту пятницу, 14 июля 1995-го года в 16.00 ожидается дождь. Приходите к нам в театр, дождь сыграет вам удивительную музыку на своём органе!”

- Ого! Это как ветер и ветки в цистерне на Каннонерском острове.. Только, наверное, лучше, ведь тут орган и целый театр! – обрадовалась Чухлинка.

Взойдя по ступенькам майсы оказались в небольшом, насчитывающем всего 20 рядов, зале. Ряды спускались вниз очень круто, так что в бытность посетители театра не утыкались взглядом в затылки впередисидящих. Большинство кресел, конечно, отсутствовали, а те, что остались – были изрезаны ножом и разрисованы ручкой и фломастерами. Но самым интересным, было то, что в центре амфитеатра висела тарзанка, подвешенная к широкой металлической балке поддерживающей потолок.

Чарли первым, чтобы проверить надёжность конструкции, поднялся с тарзанкой на верхний ярус и с диким криком полетел через весь зал до самой сцены за которой стоял орган, а затем вернулся назад. Чухлинка же без всяких криков спокойно совершила несколько прыжков.

Что же представлял из себя орган? Над ним в потолке было сделано большое прямоугольное отверстие, через которое в него попадал дождь. Сам же иструмент являл собой чрезвычайно сложное сплетение различных по толщине труб, металлических пластинок, клапанов и еще множества таких вещей, для которых майсы не могли подобрать подходящих слов. Некоторые части, по-видимому, по задумке должны были вращаться и издавать художественный треск. Некоторые, под весом капель, должны были приводить в движение молоточки, которые били по струнам. Но, большинство элементов конструкции, конечно же, были созданы для того, чтобы гудеть, ведь все порядочные органы большую часть времени именно гудят. Все эти звуки, наверное, сплеталось когда-то в многоголосые симфонии, которые никогда не повторялись, ведь в мире еще никогда не проливались два одинаковых дождя.

Почему же такое место оказалось заброшенным? Когда майсы вышли наружу, чтобы купить Свежего Белорусского Кефира, и вернуться обратно, ведь именно здесь они решили переночевать, они встретили во дворе местного жителя, который всё им объяснил. Орган был построен одним человеком, но его устройство было настолько сложным, что создатель его так и не смог найти достойного ученика, который мог бы овладеть искусством настройки этого инструмента. А настраивать его нужно было перед каждым выступлением, ведь дожди бывают самые разные - проливные, моросящие, косые, грибные.. И вот, когда умер основатель театра, инструмент стал издавать звуки имеющие мало общего с искусством.. Но, однажды, по мнению старожила, может пролиться такой дождь, который заставит заржавевшие трубы вновь переливаться небесными мелодиями. “Кстати, сегодня ночью, по прогнозу как раз обещали осадки..” – сказал он прощаясь.     

Выпив кефира и подкрепившись арахисом майсы украли пару дворовых котов для тепла, чтобы спать с ними в обнимку, а затем присмотрели себе место в театре – прямо за кулисами, за органом, где когда-то переодевались танцоры, импровизировавшие под звучавшую музыку. Пол за кулисами состоял из широких лакированных досок, здесь было сухо и чисто, так что майсы пожелали друг другу спокойной ночи, завернулись вместе с котами в спальные мешки и… долго не могли заснуть. С одной стороны их волновало предвкушение ночного концерта, а с другой – они уже твердо решили, что завтра им предстоит отправиться в путь именно автостопом..и поэтому переживали – кто встретится им на пути? Не будут ли они скучны и неинтересны этому человеку..

На следующий день они не помнили, когда заснули, и снилась ли им прекрасная музыка, или она звучала на самом деле.. Но Чарли, вспомнил и еще один сон, который приснился ему уже под утро. В этом сновидении один человек назначил ему встречу, на которой должен был его убить. Он сказал: “Приходи в храм, там я убью тебя”. Обычно на такие встречи не приходят, во всяком случае, когда соотношение сил не в пользу приглашенного, но так как местом убийства была выбрана церковь – Чарли решил прийти. И вот он бродит по залитому солнцем помещению, необыкновенно счастливому, смотрит на иконы и