Турангалила II » (седьмая часть)

Три части симфонии, объединённые общим названием «Турангалила I, II, III» представляют собой вторую линию развития, - своего рода философско-медитативное отступление, предназначенное для проникновения в смысл концепции произведения. Мессиан здесь показывает, что для постижения сути таких сложных и отвлечённых понятий, как Божественная Игра, недостаточно простого проживания процессов этой Игры. Необходимо с помощью мистического откровения, философского размышления и пристального созерцания обнаружить истинный смысл этого понятия, так как простому, обыденному, повседневному сознанию не дано эмпирическим путём раскрыть значение Божественных Игр.

Во всех трёх «Турангалилах» требования к воспринимающему сознанию особенно высоки в противовес «основным» частям, которые более явственно опираются на традицию и развивают идейную линию произведения, основной тематизм и основные «состояния» симфонии. Материал всех «Турангалил» тяготеет к атональности, структурной разомкнутости («Турангалила III» искусственно прерывается), нивелировке интонаций (встречаются большие соло ударной группы с инструментами без определённой высоты звука). В «Турангалиле II», также как и в остальных, преобладает монтажный принцип составления разделов формы, фактура создаётся с помощью наложения интонационно-темброво-ритмических блоков в контрапунктическом сочетании, и превалирующим является нетематический материал.

Данная часть написана в сложной двухчастной форме со вступлением и кодой, в которой появляется тема Статуи. Содержание «Турангалилы II» зафиксировано в комментарии Мессиана: это - «…двойной ужас качающегося маятника в форме ножа, постепенно приближающегося к сердцу заключенного, в то время как стены из раскалённого железа постепенно сужаются» [4, с. 149]. Возможно, здесь даётся постижение другого значения понятия «турангалила» - игра жизни и смерти. Это сопряжено с тем, что устрашающая сущность Божественных Игр касается человека потому, что он является смертным и уязвимым для различного рода воздействий. Эта телесная уязвимость, слабость плоти порождает ощущение беззащитности перед космическими глобальными процессами мира.

Открывает данную часть в с т у п л е н и е у фортепиано соло. Здесь присутствуют явные параллели с тематизмом предыдущей части: слышится пение птиц, уже более беспокойное и овеянное нотками тревоги.

Далее следует в т о р о й р а з д е л (ц. 2), полностью решённый с помощью тембра ударных. Развитие материала здесь организовано тремя ритмами различной длины у трёх инструментов (треугольник, деревянный брусок, турецкая тарелка) с длительностями от 1/16 до 16/16, которые накладываются друг на друга одновременно. Каждый голос имеет свою собственную ритмическую серию, которая в то же время входит в общую структуру прогрессивного ряда из 16 длительностей. При этом Мессиан добавляет ещё один этаж из трёх голосов (цимбалы, маракасы, барабан), симметрично воспроизводящих ретроградные формы этих же серий.

Т р е т и й р а з д е л (цц. 3-5) перекликается с первым, так как строится из пластов и сохраняет «птичьи» фигурации фортепиано (однако, более развитые). Сомнамбулический диалог двух гобоев, дублированных глокеншпилем, с двумя флейтами составляет основу мелодического «брожения», создавая ощущение тематической «размытости».

Вторая часть (цц. 6-8) интересна тем, что, после появления материала первого раздела (с зеркальным хроматическим ходом у волн Мартено и тромбонов и туб), блок ударных и третий блок звучат одновременно (ц. 7) В соответствии с программой Мессиана, это - отображение «двойного ужаса» заключенного перед угрозой приближающегося к сердцу маятника и сдвигающихся раскалённых стен. Сложность этого образа заставляет размышлять о неоднозначности восприятия смерти, о множественности путей прекращения жизни. Можно увидеть в самом факте окончания человеческой жизни элемент игры, возможность дальнейшего разветвления вероятных путей развития сознания.

Целостность «Турангалилы II» определяет смысловая арка - каденция фортепиано, на материале вступления. Она открывает к о д у, возвращая материал птичьих трелей из вступления. Птичий глаз созерцает процесс казни человека, и в нём, как в выпуклом зеркале, отражается эта сцена: в трели солирующего фортепиано вторгается тема Статуи, звучащая в виде знакомых тяжёлых терций у валторн, тромбонов и туб. Это единственное тематическое «вкрапление» узнаваемого материала из предыдущих частей симфонии. Появление темы Статуи, несомненно, свидетельствует о проявлении подавляющего надличного начала, распоряжающегося судьбами людей, начала, оглашающего приговор человеческой душе и свершающего его посреди Божественной Игры. Смятенные пассажи фортепиано, следующие за проведением темы Статуи, отображают ощущение ужаса от свершившегося. Таким образом, утверждается непреходящая реальность Игры по отношению к тем, кто в ней участвует.