Миграция как переживание перемен и культурных различий

Специфика процесса социокультурной адаптации мигрантов традиционно исследовалась в рамках концепции аккультура­ции, приобретшей популярность в 30-е годы XX века. Развива­ясь первоначально в рамках антропологических исследований, эта концепция за 70 лет претерпела существенные изменения и от изучения проблем, связанных с трудностями приспособ­ления мигрантов к новой социокультурной среде, постепенно трансформировалась в поиски успешных стратегий адаптации.

проблема аккультурации в антропологии

Понятие аккультурации пришло в психологию и социо­логию из антропологии. В конце XIX века его стали приме-132

Встреча с новой культурой

людьми, становится туманным, его легче отбросить или ис­казить в воспоминаниях» (Мид, 1988, с. 344, 350). У мигран­тов возникают новые проблемы, затрудняющие контакт меж­ду разными поколениями. Например, новое культурное на­следие передается детям взрослыми, которые не являются их родителями и соплеменниками; особое значение для де­тей приобретают сверстники» принадлежащие к принимаю­щей культуре.

Интересно еще одно замечание М. Мид. Развитие конфигуративной системы, описанной на примере иммигрантов, отмечено ею и в развивающихся странах Востока и Африки: дети там «становятся экспертами по вопросам нового образа жизни, и родители теряют свое право на оценку и руковод­ство их поведением» (там же, с. 356). Поэтому у вынужден­ных мигрантов из этих стран «сила конфигурации удваивает­ся», и родителям трудно удерживать власть над детьми «или даже веру, что такой контроль и возможен, и желателен» (там же).

Практическая работа, проводимая авторами пособия с афганскими беженцами в России, подтверждает выводы, сделанные М. Мид, и демонстрирует актуальность ее кон­цепции в наши дни. В частности, выраженность префигуративного типа культуры у мигрантов можно видеть во взаимо­отношениях родителей и детей в семьях афганских беженцев. Здесь в полной мере подходит выражение Э. Эриксона, что дети иммигрантов становятся «культурными родителями» своих биологических родителей в новом обществе.

гипотеза культурного шока

После Второй мировой войны потоки мигрантов, пересе­ляющихся из Старого в Новый Свет, из Юго-Восточной Азии и других регионов мира в Европу, Северную Америку и Ав­стралию, становятся характерной особенностью двадцатого века. По некоторым оценкам, с 1945 г. по 1969 г. 45 милли­онов людей покинули свою родину именно в связи с насто­ятельной необходимостью перемены места жительства (см. Fumham, Bochner, 1986). Такие массовые перемещения людей не могли не привлечь внимания социальных психологов, со­циологов, психиатров и эпидемиологов. В Австралии,

Миграция как переживание перемен и культурных различий 133

Великобритании и США, куда прибыло за 40—70 гг. наи­большее количество беженцев и переселенцев, были прове­дены многочисленные исследования в области психологии миграций.

Единодушно признав, что причины переселения мигран­тов стрессогенны, а во многих случаях травматичны, иссле­дователи стали уделять все больше внимания изучению ре­зультатов столкновения мигрантов с чужой культурой. Со­стояние, которое переселенцы нередко испытывали в другой стране, американский антрополог К. Оберг назвал «культур­ным шоком», утверждая, что вхождение в новую культуру для каждого человека является запутывающим, смущающим и дезорганизующим переживанием (Oberg, 1960). Такое силь­ное нервное потрясение может произойти под влиянием новых условий, когда сенсорные, символические, вербаль­ные и невербальные системы, бесперебойно обеспечивав­шие нормальную жизнь на родине, отказываются адекватно работать.

Концепция культурного шока в том виде, в котором она была сформулирована Обергом, опиралась на так называе­мый клинический подход к изучению процессов адаптации в другой культуре. Его приверженцы полагали, что неудачи и проблемы мигрантов — это симптомы скрытой патологии, требующей лечения. В отечественной психиатрии расстрой­ства адаптации также нередко связывались с понятием «си­туационного расстройства» и рассматривались как «непра­вильные» реакции на события и обстоятельства жизни. Од­нако в дальнейшем культурный шок стали рассматривать как нормальную реакцию, как часть обычного процесса адапта­ции к новому культурному окружению.

Многие исследователи пытались уточнить понимание куль­турного шока, подчеркивая различные стороны пребывания в другой культуре. Для этого использовались термины «куль­турное утомление» (Guthrie, 1975), «языковой шок» (Smalley, 1963), «ролевой шок» (Byrnes, 1966) и др. П. Бок описал куль­турный шок как эмоциональную реакцию, возникающую вследствие неспособности понять, проконтролировать и пред­сказать поведение других (Bock, 1970). К подобным пережи­ваниям приводит недостаточное знакомство как с новыми 134

Встреча с новой культурой

физическими условиями (вид домов, магазинов, учрежде­ний), так и с социальным окружением (обычаи, этикет, ритуалы). Другие авторы связывали культурный шок с не­определенностью норм и ожиданий и, следовательно, с труд­ностями контроля над ситуацией и ее прогнозирования. В связи с этим возникает тревожность, замешательство и апатия, продолжающиеся до тех пор, пока не сформируются новые когнитивные конструкты для понимания другой культуры и выработки соответствующих моделей поведения.

Оберг выделял шесть основных психологических призна­ков культурного шока:

1. Напряжение, сопровождающее усилия, необходимые для психологической адаптации.

2. Чувство потери или лишения (статуса, друзей, родины, профессии, имущества).

3. Чувство отверженности (неприятия новой культурой) и чувство отвержения (неприятие новой культуры).

4. Сбой в ролевой структуре (ролях, ожиданиях), путани­ца в самоидентификации, ценностях, чувствах.

5. Чувство тревоги, основанное на различных эмоциях (удивление, отвращение, возмущение, негодование), воз­никающих в результате осознания культурных различий.

6. Чувство неполноценности вследствие неспособности справиться с новой ситуацией.

Среди других симптомов культурного шока К. Оберг опи­сал: навязчивое мытье рук; беспокойство по поводу чистоты воды, посуды, постельных принадлежностей, качества пищи; рассеянный взгляд; чувство беспомощности, недостаток уве­ренности, зависимость от долго живущих здесь представите­лей собственной национальности; приступы гнева по пово­ду задержек и других небольших препятствий; нежелание или полный отказ от изучения языка принимающей страны; по­стоянный страх быть обманутым, ограбленным, раненым, обиженным; приписывание большого значения небольшим усилиям и стараниям (Oberg, 1960. Р. 176).

Литература, посвященная культурному шоку, насыщена обсуждением проблем, связанных с тревожностью. Исследо­ватели отмечают продолжительную общую «циркулирующую» тревогу, окрашивающую все поведение мигранта. Обычным

Миграция как переживание перемен и культурных различий 135

явлением также оказывается недостаток уверенности в себе, недоверие к окружающим и психосоматические жалобы. В новой культуре люди утрачивают свою изобретательность, непосредственность и спонтанность и становятся чрезмерно аккуратными и педантичными в навязчивых формах. Ощу­щение потери контроля над ситуацией, собственной неком­петентности и неисполнения ожиданий могут выражаться у мигрантов в чувстве гнева, агрессивности и враждебности по отношению к представителям страны пребывания.

Клинический подход, в котором получила свое развитие концепция культурного шока, предполагает непременное рас­смотрение стадиального характера процесса адаптации. В 50-х гг. была предложена концепция стадий адаптации в виде графи­ческой U-кривой. Ее идея приписывается С. Лисгарду (Lysgaard, 1955), исследовавшему адаптацию норвежцев в США. Согласно U-кривой, процесс адаптации имеет три основные фазы: 1 — состояние приподнятости и оптимизма, 2 — период фрустра­ции, депрессии и замешательства и 3 — постепенное улучше­ние, ведущее к чувствам близости к новому обществу и удов­летворенности им. U-кривая демонстрирует, что удовлетворен­ность и благополучие иммигрантов постепенно снижаются, но затем возрастают вновь. Период приспособления продолжается около двадцати месяцев с некоторым этапом негативной стаг­нации между шестью и восемью месяцами, который соответ­ствует основанию буквы U.

Исследуя особенности адаптации мигрантов после того, как они возвращаются обратно на родину, Дж. Е. Галахорн и Дж. Т. Галахорн (Gullahom, Gullahom, 1963) описали весь про­цесс с помощью W-кривой. Они обнаружили, что «обрат­ная» реаккультурация также имеет U-образный характер. Получается двойное U, следовательно, в целом — W.

Опираясь на концепцию Лисгарда, Оберг выделил не­сколько стадий культурного шока:

1. Стадия «медового месяца» — очарованность новой куль­турой, энтузиазм, восприятие местных жителей как привет­ливых и дружелюбных.

2. Кризис — ощущения неадекватности, фрустрации, тре­воги и гнева, вызванных различиями в языке, понятиях, Ценностях, знаках и символах.

Встреча с новой культурой

3. Восстановление (выздоровление) — разрешение кризи­са тем или иным способом по мере усвоения языка и культу­ры принимающей страны.

4. Приспособление (адаптация) — принятие новой культу­ры, с эпизодическими проявлениями тревоги и напряжения.

Стадиальные концепции адаптации имеют столько же последователей, сколько и критиков. Критика осуществля­ется по ряду направлений. Во-первых, не все мигранты ис­пытывают фазу приподнятости («медового месяца») — не­которые с самого начала пребывают в состоянии депрессии и тревоги. Речь идет, в первую очередь, о вынужденных миг­рантах, у которых эти состояния нередко развиваются еще до прибытия. Во-вторых, стадии выделялись на основе раз­личных зависимых переменных: это могло быть состояние депрессии, чувство одиночества, ностальгия, реакции на климат и даже возможности занятий спортом. В-третьих, известно, что некоторые мигранты ни в какой фазе не ощу­щают депрессии и тревоги, иногда даже с удовольствием переживая новый опыт и успешно адаптируясь к условиям другой культуры с первых дней пребывания. В-четвертых, в зависимости от параметров ситуации и личностных особен­ностей, U-кривые могут иметь совершенно различные фор­мы — сглаженные, резкие и т.д.

Многочисленные исследования, связанные с проблемой культурного шока, обобщены в книге британских психологов А. Фэрнхема и С. Бочнера «Культурный шок» (Fumham, Bochner, 1986). Основная часть проанализированных исследований была направлена на изучение проблем адаптации не у вынужденных мигрантов, а у так называемых временно пребывающих — сту­дентов, сотрудников международных организаций, туристов, иностранцев-визитеров. Тем не менее, книга, безусловно, представляет большой интерес для всех, кто работает с вы­нужденными мигрантами. Несмотря на то, что ее название предполагает развитие целостной концепции культурного шока, ее авторов нельзя назвать безусловными приверженца­ми этого направления. Фэрнхем и Бочнер, рассматривая по­нятие культурный шок, относят его к псевдопсихологичес­ким терминам, многообещающим, но маловыражающим, та­ким, как, например, «нервное истощение». Они критично

Миграция как переживание перемен и культурных различий 137

рассматривают традиционные клинические обоснования куль­турного шока и показывают преимущества подхода, который основан на учете, в первую очередь, этнокультурных аспек­тов и предполагает формирование программы культурного научения мигрантов с целью выработки успешных стратегий адаптации к новой среде. Фэрнхем и Бочнер говорят не столько о концепции, сколько о гипотезе культурного шока. Ее суть в том, что переживания, связанные с новой культурой, вызы­вают неприятное удивление или шок, отчасти от неожидан­ности, отчасти потому, что могут привести к негативной оцен­ке своей собственной культуры.

Гипотеза культурного шока предполагает, что в некото­рой мере все мигранты страдают от него, но это допущение нуждается в эмпирическом подтверждении. Изменения сре­ды, привычной обстановки далеко не для всех людей могут оказаться неприятными или стрессогенными. Уже упомина­лось, что некоторые люди не переживают никаких негатив­ных ощущений; более того, они ищут новых ощущений и наслаждаются ими (см. Zuckerman, 1971). Позитивная сторо­на изменений среды состоит в том, что они определяют тол­чок к саморазвитию, а преодоление трудностей ведет к лич­ностному росту и самосовершенствованию.

Например, П. Адлер (Adler, 1975) и К. Дэвид (David, 1972) установили, что хотя культурный шок часто ассоциируется с негативными последствиями, он в определенных дозах оказывает положительное влияние на личностный рост. Ре­зультатом культурного шока может быть приобретение но­вых ценностей, установок и паттернов поведения. В столкно­вении с другой культурой индивид получает знания опыт­ным путем, начиная понимать источники своего собственного этноцентризма и приобретая новые взгляды на природу че­ловеческого многообразия.

Фэрнхем и Бочнер рассматривают традиционные и со­временные концепции, объясняющие происхождение куль­турного шока. К традиционным они относят концепции горя, фатализма и селективной миграции. В качестве современных приводятся концепции, основанные на анализе негативных событий жизни, систем социальной поддержки, ценност­ных различий.

Встреча с новой культурой

Центральными для понятия культурного шока стали воп­росы, как люди адаптируются к этому состоянию и как они изменяются под его воздействием. Одним из ключевых поня­тий при ответе на эти вопросы стало понятие «маргинальная личность», предложенное в 20-е гг. Р. Парком для обозначения культурного статуса и самосознания иммигрантов, оказав­шихся перед необходимостью адаптации к новому для них урбанистическому образу жизни. Собственно предметом анализа маргинальная личность становится в работе Э. Сто-унквист «Маргинальный человек» (1937). Эта книга была по­священа изучению процесса включения членов «второсте­пенных», «подчиненных» групп (мигранты, этнические мень­шинства) в «доминирующую» группу общества. В работе Стоунквист исследовались проблемы людей, находящихся между двумя культурами, но не принадлежащих полностью ни к одной из них — ни к доминирующей, в которую они не могут полностью включиться и не принимаются ею до кон­ца, ни к своей родной, исходной, отторгающей их как от­ступников (Stonequist, 1961).

Но маргинальное^ — не единственный путь развития лич­ности, находящейся «между» двумя различающимися куль­турами. С. Бочнер в 1982 г. выделил четыре категории, кото­рые в настоящее время широко используются для понимания последствий межкультурных контактов, а также для описа­ния стратегий межкультурного взаимодействия мигрантов:

1) интеграция — аккомодация собственных культурных ценностей и ценностей принимающего общества;

2) ассимиляция — отказ от собственных культурных норм и ценностей и добровольное или вынужденное приня­тие норм и ценностей другой культуры вплоть до пол­ного в ней растворения;

3) сегрегация — раздельное существование и развитие куль­турных групп;

4) геноцид — намеренное уничтожение другой группы. На основе выделенных категорий Бочнер предложил че­тыре стратегии адаптации в новой культуре:

1) «посредничество»: «посредники» синтезируют особен­ности двух культур; такая стратегия соответствует про­цессу интеграции;

Миграция как переживание перемен и культурных различий 139

2) «переход»: «перебежчики» практически переходят в дру­гую культуру, изменяя своей собственной; такая стра­тегия характерна для процесса ассимиляции;

3) «маргинальный синдром»: «маргиналы» остаются на границах двух культур, переживая в результате этого тяжелые внутриличностные конфликты; эта стратегия характерна для процесса сегрегации;

4) «шовинизм»: «шовинисты», или «националисты», от­рицают принимающую культуру.

(Подробнее о типологии смотри с. 193—200)

Исследователи культурного шока выявили его зависимость также от степени сходства и различия культур. В этом контек­сте центральное место заняло понятие культурной дистан­ции. И. Бабикер с соавторами (Babiker, 1980) исследовали взаимосвязь между культурной дистанцией и частотой обра­щения за медицинской помощью и успехами на экзамене у иностранных студентов Эдинбургского университета. С це­лью измерения индекса культурной дистанции была разра­ботана методика, фиксирующая различия между культурами по следующим темам: климат, одежда, религия, традиции, язык, национальная кухня, структура семьи, образование и др. Исследователи предположили, что степень одиночества, отчуждения и стресса зависит от величины дистанции между собственной культурой студента и принимающей культурой. Несмотря на то, что была выявлена значимая корреляция культурной дистанции с тревожностью и числом обращений за медицинской помощью, в целом результаты исследова­ния оказались довольно противоречивы.

Продолжая работу в этом направлении, Фэрнхем и Бочнер провели в 1982 г. эмпирическое исследование зависимости со­циальных трудностей от культурной дистанции. В нем приняли участие 150 иностранных (из 29 различных стран) и 50 англий­ских студентов, обучавшихся в университетах Лондона, Окс­форда и Кембриджа. Все иностранцы прожили в Англии от 1 до 5 месяцев и раньше бывали в этой стране не чаще 2 раз.

По трем основным критериям — религии, языку и кли­мату — страны, из которых прибыли студенты, были разде­лены на три группы по степени их близости к культуре Be-140

Встреча с новой культурой

ликобритании. Первую группу — «близких» культур — соста­вили страны Северной и Центральной Европы (такие как Франция, Бельгия, Германия, скандинавские страны). Вто­рую — «среднеудаленные» страны Южной Европы и Латин­ской Америки (Греция, Италия, Испания, Аргентина, Бра­зилия, Колумбия и др.)- Группу культурно «далеких» соста­вили страны Азии и Африки (Египет, Индия, Иран, Ирак, Корея и др.). Студентам был предложен опросник с 40 ут­верждениями, описывающими различные каждодневные со­циальные ситуации, которые в пилотажном исследовании были признаны наиболее стрессогенными (например, раз­говор о себе и своих чувствах, дружба с англичанами, посе­щение вечеринки или официального обеда, поход за покуп­ками, визит к врачу и др.). Респонденты должны были отме­тить степень возникающих у них трудностей (то есть чувства тревоги, дискомфорта, страха или смущения) по 6-балль­ной шкале в каждой из ситуаций.

Гипотетическое разбиение стран происхождения иност­ранных студентов на три группы получило в эксперименте практическое подтверждение: ответы студентов сформиро­вали три кластера, высоко коррелирующие с принадлежно­стью к той или иной «теоретической» группе. В исследовании подтвердилась гипотеза, что чем больше разница между куль­турой принимающего общества и культурой страны проис­хождения, тем больше трудностей переживается в каждо­дневных социальных ситуациях. Наиболее сложными были признаны ситуации установления и поддержания личных отношений с представителями местной культуры. У иност­ранных студентов оказалось довольно мало друзей среди ан­гличан, и контакты с местными носили в основном утили­тарный характер. Авторы объясняют это нехваткой социальных навыков, необходимых для эффективного общения в другой культуре.

Разница культур определяет те изменения, которые проис­ходят в жизни мигрантов после того, как они оказываются в другой стране. Опыт российских психологов показал, что изме­нения в образе жизни, социальном статусе, когнитивно-эмо­циональной и поведенческой сферах личности должны служить основными ориентирами в психологическом консультирова-

Стратегии межкультурной адаптации

нии и психотерапии. Одним из ключевых ориентиров являются изменения в тендерных ролях. В практической работе с мигран­тами из других культур невозможно обойтись без учета этого фактора (подробнее см. с. 209—216).

Ряд исследователей подчеркивают значимость отдельных параметров принимающего общества, которые важны для оценки силы и продолжительности культурного шока. Во-первых, может различаться воспринимаемое и существую­щее на самом деле сходство/отличие своей и чужой культуры. Например, американцы в Великобритании попадают во мно­жество социальных и психологических «ловушек», переоце­нивая сходство культур, то есть речь идет об адекватности восприятия новой культуры. Во-вторых, замечено, что пред­ставители традиционных культур, которым присущи регла­ментированность поведения, власть традиций, хуже адапти­руются. Например, корейцы и японцы в ситуациях межкуль­турного контакта часто испытывают страх, что поступают неправильно. В-третьих, в тех странах, где на государственном уровне провозглашена политика культурного плюрализма, что предполагает равенство, свободу выбора и партнерство, адаптация происходит легче. Канада проводит такую поли­тику с 1971 г., Швеция — с 1975. В-четвертых, имеет значе­ние терпимость к другим культурным ценностям — культура толерантна, или стремится ассимилировать чужих, или же она полностью закрыта. В-пятых, сила и продолжительность переживания культурного шока часто зависит от степени несоответствия природы и климата страны выхода и прини­мающей страны.

стратегии межкультурной адаптации

В современных исследованиях процесса адаптации к но­вой социокультурной среде все больше внимания уделяется практическим вопросам. Используя эмпирические результа­ты, полученные в рамках изучения гипотезы культурного шока, психологи продолжили исследование процессов ак­культурации, сосредоточивая усилия не столько на ее труд­ностях, сколько на поисках успешных стратегий адаптации мигрантов в новых жизненных условиях.

Встреча с новой культурой

Первый вопрос, который представляется здесь методоло­гически важным, касается соотношения группового и лич­ностного уровней аккультурации. Такое разграничение было сделано в кросс-культурной психологии. Канадский психо­лог Дж. Берри, внесший большой вклад в исследование про­цессов адаптации мигрантов, отмечает, что это соотноше­ние важно по двум причинам. Во-первых, если на уровне группы изменения происходят в социальной структуре, по­литической организации, экономических отношениях, куль­турных особенностях, то на уровне личности трансформи­руются поведение и феномены сознания (идентичность, ценности, установки). Во-вторых, аккультурация каждой лич­ности — это уникальный процесс, который может не совпа­дать с групповыми изменениями. Понимание психологичес­ких последствий процесса аккультурации для отдельной лич­ности возможно через соотнесение двух измерений: через оценку изменений, происходящих на групповом уровне, и участия в этих изменениях отдельных индивидов.

Разграничение группового и личностного уровней опре­делило введение понятия «психологическая аккультурация». Этот термин был предложен Т. Грейвсом с целью обозначе­ния изменений, возникающих в индивидуальном опыте в результате культурных контактов. Если аккультурация — это процесс изменения в культуре группы, то психологическая аккультурация — процесс изменения в психологии индиви­да (Graves, 1967).

Именно о психологической аккультурации говорит Дж. Бер­ри, когда утверждает, что и сам межкультурный контакт, и процесс адаптации мигранта будут во многом зависеть от того, какой аккультурационной стратегии придерживается индивид. Аккультурация, по Берри, сводится к двум основным пробле­мам: поддержания своей культуры (в какой степени сохраняет­ся собственная культурная идентичность) и участия в меж­культурных контактах (степени включения в другую культуру). С точки зрения Дж. Берри, для определения индивидуальных ориентации на аккультурацию необходимо выяснить позицию индивида по двум основным вопросам. Эти два вопроса, све­денные в таблицу (см. Таблицу 3) можно рассматривать в каче­стве простого и надежного методического приема определения возможных стратегий адаптации.

Стратегии межкультурной адаптации

Первый вопрос — «Важно ли для вас поддерживать соб­ственную культурную идентичность?» — касается отноше­ния к собственной культуре, ее ценности для индивида и необходимости сохранения и развития его этнокультурной идентичности. Второй — «Важно ли для вас поддерживать отношения с другими этническими группами?» — направ­лен на определение отношения индивида к группе контакта: насколько взаимодействие с членами этой группы ценно и желанно для индивида. Ответы на эти вопросы могут быть обозначены в виде точек на биполярных градуированных шкалах, в которых один полюс принадлежит максимально положительному, а второй — максимально отрицательному ответу на данные вопросы. Если мы ограничим ответы на данные вопросы словами «да» и «нет», то в схеме, изображаю­щей взаимосвязь ответов, будут представлены 4 варианта потенциально возможных сочетаний, каждое из которых соот­ветствует определенному виду аккультурационной стратегии.