Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Юго-Аравийская племенная федерация
Неконтролируемая территория Июня 1949 г.
Казак станицы Вешенской Донского казачьего войска Михаил Слепцов, сын старшего урядника Прохора Слепцова – был больше арабом, нежели казаком. Он прожил на Востоке столько, что Восток, его жизнь, его существование было для него ближе и понятнее, чем простая казачья станичная жизнь. Он чувствовал себя своим на узких улочках восточных городов, в гомонливых торговых рядах восточных базаров, среди бородатых, одетых совершенно по-чужому людей, мысли которых для обычного реестрового казака – лес темный. Он понимал, почему происходит то, что происходит, почему эти странно выглядящие люди поступают так, как они поступают – он даже полюбил их по-своему. Бедуины – простые и гордые люди, абсолютно не чурающиеся своей нищеты, считающие своим сокровенным долгом накормить и напоить гостя лучшим, что у них есть. Они были как дети – слушали человека из далеких городов, открыв рты от удивления, и не обижались, даже если он делал что-то не так, не по обычаям бедуинов. Считалось, что у христиан очень странные религиозные традиции, которые, впрочем, стоит уважать, потому что христиане гости. Следовало сделать уж совсем что-то экстраординарное и даже преступное, чтобы вывести бедуина из себя. Но с другой стороны, помимо бедуинов есть еще и ваххабиты – жестокие люди, в основном выходцы из кочевых племен, испокон века промышлявших бандитизмом, а в ваххабизме видевшим прямое оправдание этого. Есть рафидиты – шииты, с их постоянными заговорами и жестокостью – в день смерти их Пророка они собираются на улицах, кричат и режут себя и друг друга ножами, нанося страшные раны – это называется «шахсей-вахсей», праздник памяти великого предательства, великой смуты, великого раскола. Есть и похуже – те, кто наслушался пропаганды «большаков» на приисках. Любой казак знал, кто такие «большаки» – это из-за них все 20-е смута была, казаков то и дело на усмирение бросали, пару раз все войско подымалось. А «троцкисты» – странное, непроизносимое, скрипящее как песок на зубах слово – было все равно, что прозванием Антихриста... Он с большим удовольствием бы положил винтовку и снова влился в этот народ, снова покупал бы лепешки и зелень на базарах, снова слушал бы неторопливые разговоры и участвовал в них... словом, жил как раньше. Вот только... то, что произошло, требовало отмщения. Англичане. Ваххабисты. Бандиты. Пушенная в землю, рудая казачья кровь требовала мести. И кроме него – мстить было некому. Он один из тех, кто выжил в злополучном караване. Один из тех, кому повезло уцелеть под этими дьявольскими новыми ракетами англичан – которые они просто захотели испытать на русских. Один из тех, кто должен был взять кровь за кровь...
Но сейчас, задача у него была более простая. Он и еще два снайпера, должны были прикрывать собрание шейхов местных племен, которые собрались в горах, чтобы послушать пришедших издалека казаков. Вопреки тому что думают – казаки не воспринимались в горах как исчадие ада, горцы вообще хитрый народ. Каждого из тех, кто приходит к ним – они оценивают на предмет того, что можно получить от него – и если сотрудничество оказывается взаимовыгодным – запросто берут его сторону, будь он даже и кяфир. И точно так же легко – они переметнутся на другую сторону, увидев хоть малейшую выгоду в этом – если у тебя конечно нет сил принудить их к верности. Как говорят на Востоке – договор соблюдается, только если это выгодно обоим. Война заканчивается только по обоюдному согласию.
Были ли в том месте ячейки «Идарата»? А сами – как думаете? Давуд, названный в честь Пророка Дауда – был сыном вождя племени Багефер – одного из многочисленных племен региона, входивших в одну из племенных групп – Сейяр, Аль-Дохар и Джа'ада, живших в горах Хадрамаута. У отца, шейха Салема – он был восьмым сыном и пятнадцатым ребенком. И жизнь его была проста и понятна: ему купят жену, у вождя племени денег было более чем достаточно – и он образует свою семью, свой род, укрепив тем самым собственный клан и собственное племя. Однако, уже с шестнадцати лет – Давуд задумывался о справедливости. А в восемнадцать – нашел ответ, вполне конкретный ответ на обуревавшие его сомнения. Когда он с братьями ездил на рынок – чайханщик дал ему почитать книгу – сказал: «Потом вернешь», – хотя понятно было, что не слишком то он и думал о возврате. Книга оказалась написана Леоном Троцким.
И прочитав ее, Давуд понял, что все в этом мире неправильно и несправедливо. Что неправильно и несправедливо жили и живут его отец, его братья, вся его семья, весь его род и все его племя. Что неправильно и несправедливо жили его дед, его прадед, его прапрадед. И единственный способ сделать так, чтобы было справедливо – устроить революцию. Следующий раз – Давуд уже сам вызвался поехать в город по делам. Зашел в ту же чайхану и сказал тому же чайханщику, что книга ему понравилась. И когда чайханщик спросил – «А ты хочешь бороться за справедливость?» – Давуд ответил: «Да, хочу». Тогда чайханщик – дам ему еще одну книгу. И пистолет. В этих местах на пистолет тратили деньги только богатые люди, пистолет не ружье. В бою не поможет, а стоит очень дорого. Но теперь у Давуда был пистолет, и он делал революцию. Вел тайные записи – кто в племени и на каких позициях стоит. Кого надо ликвидировать. Кто о чем говорит. Все это он сообщал чайханщику, когда ездил в город по делам. И по его наводке – двоих уже ликвидировали, убили на дороге – а третьего он убил сам. Заговорил с ним о Троцком, и когда тот высмеял его – в ярости толкнул в пропасть. Книга Троцкого учила его – у революционера нет и не может быть семьи. Привязанностей. Доброты. Рода и племени. Имущества. Ничего, что может затормозить или остановить его на пути к цели. Ничего, чтобы связывало его с миром нормальных людей. Нормальных – тех, которые не засыпают с мыслями о том, кого и как убрать. Книга Троцкого учила его, что семья – главный враг революционера. Семья – как оковы, тянущие к земле. Семья – отвлекает от революции. Отец может приказать не делать революцию и вернуться в семью. Значит, надо отринуть семью внутри себя. А для этого – надо убить отца. Ни в одной религии мира, ни в одной человеческой культуре – не одобрялась идея убить отца. Наоборот – убить того, кто дал тебе жизнь, с незапамятных времен считалось тяжелейшим преступлением. Убить отца – означало убить в себе все человеческое, отринуть себя от человеческого рода, стать разрушителем. Полностью отдаться кровавому, оргиастическому хаосу разрушения – революции. Революция – это все равно, что мятеж, но мятеж упорядоченный. Надо убивать не всех – а только тех, кто мешает новому миру, новому человеческому житию. И если среди мешающих окажется родной отец – рука революционера не должна дрогнуть. Сначала Давуд не понял мысли про убийство отца и даже возмутился. Как же это так, убить отца – ведь тогда тебя отвергнут все, до последнего человека. Но чайханщик усмехнулся и сказал – просто запомни это. А потом все поймешь. Давуд запомнил это. И чем больше он замечал расхождение между идеальным, правильным миром, который нарисован в книге и тем, который есть на деле – тем чаще он возвращался к идее убить отца. Мир – не дан нам Аллахом, мир это то, что делают люди. И чтобы изменить его – надо, чтобы были другие люди, что в этом непонятного? Сейчас, Давуд от слов перешел к делу. Потому что он подслушал разговор отца с Ибрахимом, старшим братом и наследником трона. Разговор этот состоялся вечером, на дворе дома, Давуд слушал его через окно. Ибрахим был зол и сбит с толку. – Но отец! – возмущенно сказал он. – Казаки обманут нас потому, что они кяфиры! Они пришли на нашу землю с войной, почему мы не можем убить их?!
– Если можешь – тогда иди и убей. – ответил отец, старый, но все еще сильный и властный шейх нашего племени. – Что же касается меня – я напомню тебе: гость на нашей земле неприкосновенен. А они идут к нам как гости, а не войной. – Но они же захватили крепость в Харибе! Разве это не война? – Это говорит о том, что они хорошие воины и их следует уважать. Хариб – не наша земля. И если хариби показали себя плохими воинами, то это их дело... – Но если неверный... – Хватит повторять за этим нечестивцем, нашим правителем, и нашим муллой, который дает деньги в рост! – А как же договор с англизами. – Англизами? – вкрадчиво спросил шейх. – Что-то я не помню, чтобы я заключал с ними договор. Может, ты заключил? – Нет, отец, как я могу без тебя. – То-то и оно. Договор заключил этот нечестивец Абу. И много ли мы получили с того договора, а? Хоть динар? – Ничего. – То-то и оно. Абу заключил договор от имени всех шейхов, а все деньги забрал себе. И где же тут справедливость? ... – Нет никакой справедливости. Но и мы – если ничего не получили, и ни с кем не договаривались, значит, никому и ничем не обязаны. И если казаки предложат хорошие условия – я намерен выступить на их стороне. – Мы пойдем войной, отец? – Да, Ибрахим. Мы пойдем войной. Пора очистить Шук-Абдаллу от этого нечестивца и посадить на трон того, кто думает о народе. Клянусь Аллахом, этот жирный мерзавец думает о народе только тогда, когда подсчитывает, сколько у него денег в казне, и думает, с кого бы еще взять, чтобы казну пополнить. Он не правит нами – он нас грабит. Забыв об Аллахе, о совести обо всем, о чем должен помнить правитель. Но он забыл о том, что наши деды никогда не соглашались подчиняться ему. Наши деды соглашались подчиняться тому, кого этот негодяй убил. И узурпировал власть. Клянусь Аллахом, если руси пойдут на войну с нечестивцем, я присоединюсь к ним. Пора разобраться со всеми с ними. И с теми, кто не уважает наши ценности, традиции, идеалы, оскорбляет нашу веру и наших стариков – тоже. Клянусь, когда мы войдем в Шук-Абдаллу, эти негодяи будут висеть на одной веревке с нечестивцем Абу... – Веревка не выдержит, отец... – со смехом сказал Ибрагим, – она и одного то Абу с трудом выдержит – Ничего... – проворчал старый шейх, – у руси есть веревки из железа, я сам видел. Попрошу у них, думаю, руси не откажутся дать ради такого дела...
Давуд слышал все это. И чем дальше он слушал все это – тем больше он убеждался в том, что отец – предал свой народ, свое племя и представляет опасность. Опасность для странного слова «революция», которое было в этих горах очень необычным и пахло освобождением и новой жизнью. Иногда Давуд произносил это слово вслух, когда никого не было рядом – революция. Как и всякое новое, оно завораживало. Манило. Но теперь, для революции надо было действовать. Надо было сделать что-то, что не позволило бы отцу встать на пути революции. Что сделать? Надо убить руси! Надо сказать, что Давуд мало видел руси почти не знал, как они выглядят – только знал о том, что они кяфиры то есть неверные, не принявшие ислам и не подчиняющиеся законам шариата. Но в горах их почти не было – когда англизы были в Адене, их тоже в горах не было, что цивилизованному белому человеку делать в горах, и зачем туда идти? Но сейчас – они пришли. И они кяфиры. Любого кяфира – можно и нужно убить. Но не просто убить. Надо сделать так, чтобы союз руси и племен был невозможен. А для этого, что подойдет лучше, чем убийство гостя? Давуд почти ничего не знал о руси, но предполагал, что их законы, обычаи и традиции примерно такие же как у горцев – он вообще считал, что все человечество живет, похоже, примерно так же, как и они здесь в горах. [389] У горцев, равно как и у бедуинов-пустынников, про которых Давуд знал убить гостя – означало тяжелейшее преступление. Что говорить, если для бедуина самое тяжкое оскорбление – это сказать: «Ты не признаешь гостей». Убийство же гостя, да еще пришедшего на переговоры и под гарантии вождей племен – неминуемо обернется яростью руси и приведет к войне между руси и племенами. И никакого союза в этом случае не будет – а они смогут объединить и возглавить народ и повести их на войну с безбожными, не признающими Аллаха руси. И это и будет – чаемая революция. Так говорил тот, кто учил Давуда революции. Он говорил, что как ребенок рождается в муках и крови, точно так же – в муках и крови рождается революция. Только заставив народ мучиться и страдать – можно сделать революцию. Еще он сказал, что закон прогресса таков: ради него умирают люди, но те, кто будет жить по новому – умерших не помнят. Но их –будет помнить и воздаст великой наградой Аллах на небесах. Вот такой вот Леон Троцкий и «Крепость мусульманина» [390] в одном флаконе. Стань шахидом во имя революции! Когда в доме все уснули – Давуд пошел и достал пистолет. Это была одна из карманных моделей «Браунинга», небольшое, но смертоносное оружие, которое предпочитали революционеры в Европе. Он не умел разбирать пистолет – но он был вполне надежным, и тот, кто дал Давуду пистолет, подсказал, как хранить его. Давуд хранил его в замасленной тряпке. Давуд взвесил на ладони пистолет – он был небольшим, но тяжелым для такого небольшого размера и приятно холодил руку. Завтра. Завтра все решится...
Хорунжий Донского казачьего войска Григорий Велехов выступил в поход с пятью казаками и несколькими ослами с поклажей – подарками для племен, провизией в дорогу и личным снаряжением. Он сознательно не стал брать больше казаков в дорогу, рассудив, что если чего – то убьют, сколько бы ни было, а если ослабить гарнизон захваченной крепости – можно потерять то, что уже есть. Свой отряд он вооружил пулеметом Браунинга и тяжелой снайперской винтовкой калибра 12,7, которые ехали на осле – это не считая личного вооружения. В подарок племенам, он тоже взял оружие, трофейное, из того, что взяли в крепости. Англичане – хозяйствовали тут, как оказалось, уже давно – значит, в племенах, наверное, оружие британского стандарта и патроны к нему тоже наверняка есть. Оружия он взял, не скупясь – все равно, в крепости его было больше, чем требовалось любому, самому тяжеловооруженному отряду, даже если всех вооружить пулеметами – а смысл, кстати? А вот если удастся поднять против узурпатора – а значит, и против англичан племена...
Дорога в горы была почти знакомой, и если отвлечься – то можно представить, что они не в Федерации, а в хорошо знакомой Велехову долине Бекаа. Те же самые, террасные посадки, на которых не покладая рук работают феллахи, те же самые низкорослые горные сосны, та же акация. А вот винограда и оливок – типичных для долины Бекаа не было видно. Шейхи уважили – прислали не одного, а сразу двух рафиков, из двух разных племен, идти без которых по чужой земле было опасно. Рафик – в примерном переводе близкий друг, товарищ – один из социальных институтов здесь. Когда вооруженный отряд хочет пройти миром по чьей-то земле – они должны найти рафика, представителя местного племени, достаточно уважаемого, который проведет их по земле племени, гарантируя то, что их никто не тронет и гарантируя то, что вооруженный отряд не причинит никому вреда. Рафик – нужен еще и потому, что вооруженный отряд может не знать местного диалекта – которые в горах сильно отличаются, иногда в двух соседних деревнях – и нужны будут услуги переводчика, чтобы отряд мог купить все необходимое без лишних эксцессов. Миссия рафика очень почетна, рафик пользуется уважением всего племени – и потому на эту роль отправляют не мальчика на побегушках, а солидного, уважаемого человека. Например, рафик про имени Максуд, шагающий сейчас рядом с Велеховым – был двоюродным братом шейха. Он был очень горд и доволен тем, что Велехов – перед отправкой в путь предложил ему на выбор ботинки и винтовку: и то и другое было очень дорогим подарком здесь. Ну а то, что ботинки сняты с убитых – никогда местных не волновало – не выбрасывать же такую ценную вещь как ботинки только из-за того, что в них кого-то убили. Убийство – эка невидаль. Рафик Максуд гордо шагал рядом с Велеховым, неся на плече новенькую винтовку «Ли-Энфильд» производства Королевского арсенала в Энфильде с оптическим прицелом, и расспрашивал руси о том, как они живут в своей стране. Что бедуины, что горцы – чрезвычайно любопытны – ведь у них нет ни радио, ни телевидения, ни синематографа и гость является единственным источником информации о том, что происходит за пределами племени. Иногда, чтобы послушать рассказы гостя, бедуины и горцы готовы ехать за два-три десятка миль, проведя целый день в пути. В свою очередь – обычай предписывает гостя поделиться информацией в обмен на щедрое угощение. Велехов владел типичным для Междуречья диалектом арабского, а рафик Максуд торговал на рынке, и поэтому они отлично понимали друг друга... – Эфенди... а сколько у вас жен и детей? – с детским любопытством спросил Максуд. – Трое... – Три жены? – Нет. Одна жена и трое детей... На самом деле – Велехов лгал, и самому себе, и своему проводнику. У него не было детей... так получилось, единственного – убили, после чего они и собрались обратно на Дон. Он понимал, что если он скажет, что у него нет детей – в глазах горцев он будет выглядеть не мужчиной, неполноценным мужчиной, с которым никто разговаривать не будет. Но так получилось, что он врал и себе самому... его жена понесла, да так и не успела сказать. – Ва... сокрушенно сказал горец – а почему вы не купите себе еще жену, или не возьмете рабыню? Вы же воин, эфенди... – У нас так нельзя делать, – сказал Велехов, – рабство это грех. Нельзя, чтобы человек был рабом, будь то мужчина, женщина или ребенок. И у нас не покупают женщин, и не берут их рабынями. У нас должно быть так, чтобы была одна жена, и за нее никто не платит денег. Наша вера так требует, вера наших отцов и дедов. Велехову этот разговор не нравился – он разбередил в душе то, что он хотел бы забыть. Забыть, и больше никогда не вспоминать. Рафик же – отнесся к словам руси серьезно, вопреки бытующему мнению горцы отнюдь не были фанатиками. Они требовали уважения к своим традициям и обычаям – но уважали обычаи и традиции других народов. И если человек, тем более гость говорил, что он делает так, потому что этого требует вера его отцов и дедов – это было достаточное объяснение, чтобы позволить ему и дальше делать это, если это, конечно не шло совсем вразрез с местными верованиями и убеждениями. И еще – Максуд услышал то, что он хотел бы немедленно уточнить. – Эфенди... – сказал он, – а разве за ваших женщин совсем не надо платить никакую цену? Совсем-совсем никакую? Максуд конечно не видел, как выглядят казачки, женщины казаков – но даже так, это выглядело крайне выгодной для него сделкой. У Максуда было три сына, каждому – надо было купить жену, причем старшему – надо было подыскивать прямо сейчас. Все знали, что Максуд торгует – и небольшим выкупом не обойдешься, потребуют золотом. Причем, невеста может быть и совсем невидной: на Востоке, с учетом того, что распространены гаремы, даже дурнушка в девках не останется. А если эти руси такие дураки, что отдают своих женщин просто так – надо, не теряя времени, действовать, и взять каждому сыну по женщине. Так он немало сэкономит. – Ну, как сказать... – сказал Велехов, – конечно, выкуп платить надо, просто у нас это немного по–другому. Семья невесты – должна собрать приданое для дочери, если хочет хорошо отдать ее замуж. Это у нас называется – кладка, положить кладку. Тут уж у кого какая семья, бывает – пару кофтенок да одеяло дадут, а бывает, что и мельницу в приданое положат. А на самой свадьбе – происходит выкуп невесты. Но не так как у вас, у нас это ритуал. Положат несколько золотых монет, и того ладно. – О, Аллах... У Максуда загорелись глаза. Он просто не мог поверить в то, что услышал. Неужели руси и в самом деле так глупы, что не только отдают своих женщин за копейки, но еще и приплачивают за них. Мельница! Максуд знал, что такое мельница – ими владели в горах богатые феодалы, нещадно беря плату с тех, кто ею пользовался. Неужели руси могут бесплатно отдать женщину, да еще дать в приданое мельницу?! – Эфенди... – Максуд взял казака за руку, явно растроганный, – эфенди. Клянусь Аллахом, мы богатая и всеми уважаемая семья здесь. У меня три сына – и все мы происходим из рода шейхов. Наш давний предок – воевал за Пророка Мухаммеда! Эфенди. Если ты поможешь моим сыновьям взять себе жен в вашем народе – клянусь Аллахом, я в долгу не останусь, эфенди... – Э... – протянул Велехов, – так не пойдет. У нас казачек отдавать за чужаков не принято, не делают так. Нет, не принято. Тем более, за правоверных – у нас выходят только за человека своей веры. Нет, не выйдет... – Эфенди... – не успокаивался Максуд, – клянусь Аллахом, я все сделаю. Накрою стол, дам дорогие подарки. Аллахом клянусь, все сделаю, только помоги... Тем временем, долговязый, жесткий как молотильный цеп Петро Кательников, тоже воевавший на Востоке и знающий арабский – шагал рядом с ослом, замыкающим колонну, на которого он примостил свой заряженный пулемет – схватил и стреляй. Он разговаривал со вторым рафиком, известным и уважаемым в округе мужчиной по имени Рабих, у которого было целых одиннадцать сыновей и все – воины. Правда, о невестах он не расспрашивал – был уверен, что сыновья смогу себе женщин и украсть. Такое тоже здесь было, порой по хитрости, коварству и внезапности местные женихи превосходили казачьих пластунов и отряды спецназа. Заканчивалось все это по-разному. Понятное дело, что если дочь украли – то девственной она в дом не вернется, а не девственную – никуда не денешь. Но шила в мешке не утаишь – узнавали, кто украл, отправлялись на переговоры – все мужчины в роду, тяжело вооруженные. Переговоры шли о кихите, выкупе, который платили не только за кровь – но и вообще за любое совершенное преступление. Здесь важно было показать свою силу – сумма денег прямиком зависела от опасности войны между родами, деньги должны были избавить от кровопролития. Если договориться не удавалось – приглашали кадия, судью, который и мирил стороны – но иногда все заканчивалось кровавой резней. Такое тоже бывало. Но Рабиха интересовало не это... –... Не... – обстоятельно рассказывал Петро Кательников, попирая каменистую землю ногами, обутыми в десантные полусапоги и не забывая поглядывать по сторонам – мы люди не сказать, что богатые. Но и чтобы бедовали – тоже не сказать. Все в пропорции у нас. Ну, вот у меня, скажем хозяйство – домишко, сам срубил, о пяти окнах, баз хороший, скотинка – четыре коровы держим, свинки. Овец у нас нет, больно мешкотно с овцами, да и пастух, гад, за каждую просит, хвитина ему в дыхало. За корову еще туда – сюда, они молоко каждний день так дают, а вот ты за овец-то заплати. От коров прибытка больше, как дорогу пустили – жинка, та сноха на станцию пойдут, молоко, пирожки продадут – кто с поездов, хорошо платит. Раньше еще волов держали, а теперь не держим, трактором пашем. Вон, у нас с Гришкой, да с Никитой Бурьяновым, есть такой казачишка – мы трактор на три земли взяли, на три хозяйства. Больше нам и не надо. – А земля? – А чего земля? – Кательников зевнул, по привычке перекрестив рот под тканью защищавшего от пыли шемаха – землица войсковая, нам Ее Государь отписал в вечное пользование, за службу. Мне вот, по хозяйству моему полагается три десятка десятин пахотной, [391] да на скот скосить сколько-то. Но травы не хватает, я сено покупаю. Землю у нас раньше всю делили, теперь только по укосам делят. А земля твоя, потому что у кого как. У меня вот – четыре коровы, я с них навоз на поля каждний год вывожу, землица дюже жирная. А кто – на печи лежит, так землица у него сухая, как мышиный помет. И чего? Я с ним должен землю делить? Да ни в жизь. Скорее выпорем на сходе за лень. Рабих – примерно пытался прикинуть размеры благосостояния гостя – и не мог. Он, например, не представлял себе, что такое дом о пяти окнах и баз – просто потому, что не представлял дом, построенный из дерева, он не знал, что есть такие места, где все дома из дерева. Дерево здесь – ценилось на вес золота, им даже топили, и то в самый холод. Да и плохое здесь было дерево, кусты одни, совсем тепла не дающие. Но четыре коровы! Здесь признаком богатства считалась одна корова, не то что четыре. Молочные продукты были только на столе у феодалов и шейхов. А тут... У обычного воина, который шел рядом с ним – было четыре коровы! И свиньи – правда, свиньи это харам, но говорят, что неверным можно... – Эфенди... – сказал Рабих – а что есть десятина... – Десятина... – Кательников пригляделся... – ну, вон, скажем, валун видишь? Вон тот с деревом рядом. – Вижу. – Ну, вот от него, до дороги черта. И вперед – столько же. Вот этот кусок – и будет десятина, на глаз если. – О, Аллах... Получалось, что гость и в самом деле богач –по местным меркам феодал. Рабих просто не представлял себе казачьей земли и не делал скидку на то, что ее гораздо проще обрабатывать, нет чудовищно трудоемкого террасного земледелия. По горным меркам – такой кусок земли должны были обрабатывать сорок-пятьдесят испольщиков. – Эфенди... а сколько у вас феллахов? – Феллахов? Каких феллахов, зачем мне они? Иногородних, что ли? То тебе гутарю – есть трактор. Трактор, это брат, такая штука, ни с каким волом не сравнится... покамись не сломался. Только гас жрет... тут у нас некоторые взялись, как городские, авто себе покупать. Гришка вон тоже брался, говорит – куплю авто. Говорю: тю, дурак, зачем тебе авто? Кому оно тут нужно? А гас [392] жрет? Ладно тебе трактор, это все одно, что быки. Быков сеном правдаешь, они тебе и пашут, а трактор вот – гас жрет. Но это хоть в дело. А авто – что? Ездить на нем? Так коняшки же есть, нешто на них не доедем, куда надо? Деды ездили, отцы ездили – и мы доедем. А авто – пусть городские и балуются. Баловство одно... – сурово заключил казак. А Рабих даже сбился со счета, пытаясь себе представить благосостояние, которым обладал пришедший издалека казак-руси. Получается, что их царь – Белый царь, в горах кто-то знал и говорил, о Белом царе, и о городе, в котором улицы-реки – содержит своих воинов, даже гвардию – так, как в горах живут феодалы. Феодалы, которые давно потеряли совесть и страх перед карой Аллаха и издеваются над правоверными. Но если Белый царь так содержит своих воинов – то, как же тогда живут в земле Руси простые люди? Если уж хуже Гвардии – это понятно, везде Царь тратит деньги на тех, кто утверждает его власть. Но много ли хуже? Может быть, правы были те, кто говорил, что руси живут намного лучше их – говорили, а они не верили. И если руси так живут – почему тогда есть бунтовщики против Белого царя? Неужели кому-то не нравится такая жизнь? Может прав был и князь Самед, который хотел быть в дружбе с руси? Ведь чего сейчас можно сказать хорошего об их жизни. Ну да, руси неверные – и Абу все время об этом твердит. Да только что с того, если он и такие как он делают харам почище любого неверного? Может, надо сделать так, как руси, чтобы и жить так же как они... – Эфенди... – сказал Рабих – а много ли людей в вашей земле, которые сравнятся богатством с вами... Казак хохотнул. – Эк ты... нашел богатство. Нешто ли я богатый. Вон, Мельников. Как атаманом стал – калкан нажрал, почище иного бирюка, ирод. И жулит... сукин сын. У него сын – сопля соплей, а в Новочеркасске доходный дом поставил и гостиницу строит. И авто купил себе – на какие деньги, спрашивается? Да на войсковые же. Ничего, как выборы будут, так мы с него за это авто и за доходный дом и спросим... по чести спросим. Вот где богатые. Или вон – Парамонов. Он почитай, богаче иного банка будет, у него только в нашей области – магазинов тридцать, он мясо скупает, фабрики у него. Эти... консервы делает, и казне продает за деньги. На войсковое довольствие. Вот и почитай – наше же мясо мы и едим, а Парамонов богатеет. Говорят, еще доля у него в заводе, который авто делает, и тракторы, правда какая – Богу весть. Дочуру у него – эк, кусок, почитай пудов семь – за этого... инженера выдал. Инженер этот... кстати, тут же у вас чего и строит. Кубыть и растрясет жирок то, дочура. А сыновья у него, кто в этом... ниворситуте,., не знаю я как это по-вашему, медресе что ли сказать. А старший, Сережка – вон, уже причал в Ростове держит и склады, в папеньку пошел. Вот – богатые. А ты говоришь – я богатый. Да я скорее тут ноги до ж... сношу, чем такие деньжищи заработаю. Такие деньжищи, брат – не про наши рожи. Рабих понял мало, но и того, что понял, было достаточно. – Так что, совсем нет бедных? – спросил он. Казак подумал: – А знаешь... есть и бедные. Вот я на действительной был... как то подняли нас по тревоге, вывели на улицы, а там хлоп-хлоп. Зазевался – почитай, тебя и нету. Видя, что проводник ничего не понимает, казак обыденно пояснил. – Троцкисты. Ироды. Народ сбаламутили, сами с револьверами да винтовками. Аглицкий царь, значит, дал, чтобы плохо было, чтобы под шумок нашей землицы оттяпать. Это они зараз. Да только – вот им. Казак показал похабно, продолжил вспоминать... – Эти, значит, постреливают, гады, с окон садят, с крыш, бомбы бросают. А нам зараз винтовки выдали новые, они сами вроде как стреляют. [393] Это сейчас приноровились, а тогда. Дергаешь-дергаешь, а оно ни туды ни сюды. Впереди баррикады, горит, дым, оттуда тоже по нам садят. Мы по подъездам, да за авто, за углами попрятались, бежит вахмистр, орет – вы чего, сукины дети! В атаку арш-арщ! А потом – хлоп. И лежит, болезный, доходит... ... – Ну мы чего... Гришка отчаянный был, что тогда, что сейчас... Пошли – он, я, еще Мишка Слепцов, Чернов был, еще пара казаков. Пулемет ручной взяли, тяжелый то не поднять. Улицу перебежали, в подъезд. Там тоже казаки, Гришка орет – за мной! Наверх поднялись, там эти двое... Один выстрелил, Мишку поранил, гад. Другой не успел, там же их обоих и шлепнули. Вылезли на крышу. Гришка пулемет установил, там этих... как тараканов. Мы и шпарим по ним, с пулемета, да с винтовок, у кого стреляет. Потом снизу – бабах! Броневик подошел... Казак сплюнул. – Потом, в рабочий квартал пошли, там эти ироды прятались, людей мутили. Я посмотрел... как живут. У нас так хозяин скотину держать не будет, истинный Бог. Я с одним потом говорил – говорю, вы чего как свиньи то живете? У вас вон – тут вода, тут крысы бегают. А он рукой машет – мол, все одно не свое так и чего. Все одно помирать. Вот такие бедные были. Ни кола, ни двора, на завод нанимаются. Да только чего: кто хорошо работает, того заметят, в мастера выбьется, али даже в инженеры. А кто с завода да в кабак... чего с такого взять? Вот такие вот... людей то не хватало. Тут поработает, там поработает. А тут зараз троцкисты – грабь награбленное. Ему чего – он взял шпалер, да пошел. Потом – Царь им послабление сделал, приказал фабрикантам, чтобы меньше семидесяти копеек в час не смели платить никому, это со штрафами, да больше десяти часов работой никого не понуждали. А кто царского указа не послушает – у того и завод в казну, запросто. Но меня уж не было, мы как действительную отслужили – к вам сюда подались. И я, и Гришка, и многие друзьяки... – А чего... Рабих даже не успел сообразить – спереди крикнули «сполох!» – и казак, с поразительным для его размеров проворством сшиб с ног рафика и залег сам, успев схватить с осла пулемет. Спереди – грохнули выстрелы. – А... твою ж мать... Но стрельба – кончилась так же быстро, как и началась – это щейхи, оказывается, выслали вооруженный дозор для встречи гостей. Опознались кое-как. А то могли бы и из пулемета – запросто...
Шейхи собрались около пещер, в месте, издревле используемом для советов. Их было восемь человек – не считая глав больших и уважаемых семей, в которых было достаточно вооруженных мужчин – эти так же имели право принимать участие в подобных мероприятиях. Место это – было не лучшим, потому что от частого сбора здесь людей здесь водились в немалом количестве клещи и блохи. Но традиция – есть традиция. Никто даже и не подумал обыскать гостей и приказать сдать оружие – это было бы оскорблением. Все присутствующие тоже были вооружены – вооружение разнилось от старых винтовок Энфильда и Мосина до ручных пулеметов. Все внимательно слушали... Человек, чье лицо заросло бородой, дабы скрыть многочисленные шрамы – шагнул вперед. Это был Волков, и он путешествовал в отряде под видом простого казака. – Ассаламу алейкум ва рахматуллахи ва баракатуху, – сказал он, – да воздаст вам Аллах благом, и да приведет он в порядок дела ваши... Шейхи сдержанно поздоровались. – Я пришел и говорю с вами от имени принца Касима Дхалы, вашего законного правителя по праву той клятвы, которую вы сами и ваши отцы давали его отцу! Шейхи зашушукались... – Принц Касим Аль-Хабейли, чей трон узурпирован самозванцем, намеревается вернуть его в самом ближайшем будущем, дабы взойти на трон и править согласно шариату и в облегчение страданий бедного народа княжества. Принц Касим не признает прав подлого узурпатора Абу, да покарает его Аллах, и говорит вам: кому вы покорились, воины? Вы покорились негодяю, который совершает мунафикун на каждом шагу, который пьет харам и не может оплодотворить женщину, потому что и сам он как женщина, он – грязный маниук. Вы предали клятву и не поднялись, когда он убил вашего князя и привел на земли принадлежащие правоверным англизов, этих подлых и злонамеренных кяфиров, которых каждый правоверный должен убить, как только встретит. Что ж, в таком случае – Аллах карает вас законной карой за клятвопреступление и слабость. И будет карать дальше, пока вы не вспомните, что вы – воины и дети воинов. – А почему принц Касим не пришел к нам сам, чтобы сказать это? – выкрикнул один из собравшихся. – А почему вы не пригласили его, как законного наследника своего отца, а вместо этого сидите здесь и говорите о том, какой Абу мунафик и как он совершает всяческие непотребства? Разве принц Касим должен приходить на ваши земли без приглашения? Принц Касим богатый человек и у него денег больше, чем у кого либо другого в Адене. Для чего ему вы, если вы забыли о клятве? Живите и дальше, терпите надругательство над шариатом и над вашими сыновьями, которое совершает Абу. Только помните, что сказано об этом в Коране: неужели вы входите к мужчинам и совершаете непотребное, отрезая пути? В таком случае вы превзошли в мерзости своей все известные народы. И помните, как Аллах покарал таких: не одним, а сразу несколькими наказаниями! Он сделал так, чтобы небо и земля поменялись местами, и чтобы пошел дождь из камней и серы, и чтобы разверзлась земля, и заставил нечестивых вопить от ужаса. Вы хотите претерпеть такое же наказание? Неужели, вы осмеливаетесь навлекать на себя гнев Аллаха Всевышнего!? Шейхи молчали – это и в самом деле были тяжкие обвинения. –Ты неверный, – встал шейх, – как ты можешь судить нас и наши дела? – Принц Касим готов предстать перед любым шариатским судьей, дабы дать ему отчет в делах своих. А вы – готовы сделать это? Или вы видите своим шариатским судьей Абу?! Абу, который узурпировал власть. Абу, который так разжирел, что и ходить без посторонней помощи не может? Абу, который привел сюда англизов? Знаете, что будет от того, что он привел сюда англизов? А вы послушайте... Велехов шагнул вперед:
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2021-11-27; просмотров: 44; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 13.58.252.8 (0.102 с.) |