Давайте не будем определять оппонентов в ад

— Противостояние церковных «консерваторов» и «либералов» тоже замешано на страхе?

— Конечно. Причем противостояние это обусловлено не религиозными факторами: в любой политической системе есть левые и правые, либералы и фундаменталисты. Как говорил Хосе Ортега-и-Гассет: «Массы более послушны страхам». Поэтому «либералы» боятся засилья «ортодоксов», какого-то звериного оскала тюремной системы, как они себе это рисуют. «Ортодоксы» в то же время питаются другими страхами — если мы допустим изменение устава, то завтра придут гомосексуалы, начнется разврат, Церковь развалится, и сатана воцарится.

Страхами питаются оба лагеря, а поскольку страх есть неизбывная компонента человеческого сознания, то эти лагери будут существовать всегда. Но противостояние между ними может быть куда менее жестким.

Вы посмотрите, насколько изолированы почти все православные приходы. Даже существуя в одном городе, они могут никогда не посетить друг друга с визитом. Это очень интересный факт. При этом скажи этим верующим об угрозе раскола в православии — реакция будет резкой: «Мы не допустим раскола, мы против раскола!» При этом даже настоятели этих приходов могут видеть друг друга только на общих богослужениях, если они в них участвуют.

А если бы мы общались между собой чаще, если бы православные были ближе друг к другу, то тогда и «либералы» с «ортодоксами» меньше бы друг друга боялись. Вот эти изолированность и страх как раз и обеспечивают жесткое противостояние.

Давайте чаще общаться, обсуждать, давайте не перетягивать друг друга на свою сторону, а знакомить со своей точкой зрения. Давайте не будем определять друг друга в ад за противоположную нашей точку зрения. Если мы выпьем за одним столом пять чашек чая, мы не переубедим друг друга, но мы перестанем друг друга бояться. Вот это и будет единство. Я за такое единство.

— Мне кажется, тут должны задавать тон пастыри, призывать своих прихожан к такому диалогу.

— Вопрос в том, способны ли они сами на такой диалог? К сожалению, многие прекрасные пастыри, замечательные люди никогда не участвовали в равном диалоге. Так получилось, что сегодня священник — это тот, кто слышит «простите, благословите». Он не привык к реальной оппозиции, к реальному спору. Мы видим, что зачастую священники даже не умеют выстраивать спор. Они думают, что спор должен определить, кто православный, а кто антиправославный. Если они начнут призывать к диалогу, то окажутся в ситуации, которую не смогут контролировать. Они не смогут быть медиаторами между сторонами, потому что сами всегда занимают какую-то позицию.

Я думаю, что пастыри сегодня не готовы к дискуссии, к полемике. Наверное, их надо готовить. Должны быть курсы повышения квалификации для священников.

Почему-то психологи, по себе знаю, проходят курсы повышения квалификации каждые пять лет и чаще. Философы тоже проходят. А священники — нет. Почему? Ведь объективная потребность в этом есть.

Надо, чтобы кто-то их собрал и объяснил, как разговаривать с инославными, с людьми, может быть, нетрадиционной ориентации, с крайними ортодоксами, с фундаменталистами, в какой степени эти люди могут быть правы, как нам относиться к ним хорошо, даже если они будут категорически за свою точку зрения. Этого понимания и видения нет. А главное — нет запроса.

Зато есть запрос на аргументацию своей точки зрения — дайте нам аргументов против тех или против этих. Я этим занимался достаточно долго — моя первая публичная письменная работа вышла в 1997 году, потом в 2000-м, потом книга против протестантов «Православие — протестантизм: штрихи полемики», потом еще одна в 2012 году. Когда ты пишешь против одной стороны в пользу другой, тогда это востребовано. Но когда ты пытаешься предложить общее поле дискуссии, не все знают, что на этом поле делать.

Наши батюшки, может быть, правильно поступают — в целях безопасности они не хотят садиться за руль автомобиля, которым не умеют управлять. Но если бы их кто-то научил этому, они бы, может, и захотели, а их прихожане научились бы понимать других. А то у нас сегодня кто угодно — баптисты, ПЦУ, атеисты — это прямо черти какие-то. Такая демонизация, как способ самозащиты, выглядит убого и отталкивает мыслящих людей с обеих сторон.

— А с коронавирусом, масками, прививками — не та же самая картина?

— Да, здесь тоже доминирует страх, а уж выливаться он может в любую форму. Маски носить — это унижение или забота о ближнем? Одни кричат, что без масок — редиски, другие — что в масках покорные редиски, которые «под Сороса скачут». И там, и там — страх. Кто-то должен обратиться к страху, не рассуждать о масках и пандемии, а сказать: «Почему ты так боишься? Существование человека с другими взглядами не несет такого колоссального значения, какое ты ему приписываешь».

С этим внутренним страхом никто не работает. Христос, обращаясь к апостолам, говорил: «Не бойтесь». Он не боялся нарушать субботу, Он не боялся перешагивать через наставления Моисея, говоря о том, что они написаны по жестокосердию. Он не боялся переступать через авторитет старцев. Ученикам Своим Он говорил: «Не бойтесь, просто любите друг друга, не бойтесь, что от того, что вы что-то нарушите, небо упадет на землю». Но сегодня страх стал доминантой очень многих религиозных сообществ. В частности, страх раствориться.

Я знаком с одной православной общиной в Америке — они боятся раствориться в американском обществе, служат на церковнославянском и так далее. Их страх можно понять, я не говорю, что он безосновательный. Но я против того, чтобы религия была религией страха — пусть обоснованного, правильного, но все равно страха. Это неправильно. Христианство — про другое. Христианство — про то, что тот ближний, которым ты пользуешься или которого боишься, это и есть для тебя откровение Божие.

— Страх мешает нам спасаться?

— Я с трудом понимаю универсальную категорию спасения. Одному человеку Христос говорит, что не надо досматривать родителей — «Иди за Мной». Другому говорит: «Ты недалеко от Царства Божия». Третьему говорит: «Я тебя исцелил, иди домой, иди куда идешь». Спасение — это продолжение диалога, начавшегося здесь, на земле. Спасенный — человек, который продолжает говорить с Богом.

— Переформулирую: страх становится препятствием между человеком и Богом?

— Я бы сказал, не становится. Он становится поводом для общения с Богом. Как и мы знакомимся друг с другом чаще всего по какому-то поводу, а потом углубляемся в отношения, возможно, становимся друзьями. Первый импульс, по которому ученики пошли за Христом, был, скорее всего, ложным — они надеялись, что Он скоро воцарится и так далее. Когда поводом христианства становится страх или выгода, это нормально. Я против того, чтобы это превращалось в окончательную, финальную версию христианства. У христианства есть гораздо больший потенциал.

Страх — это нормально, пусть он будет, лишь бы он не стал единственным или главным содержанием христианства.

Я ни в коем случае не стыжу людей за то, что они чего-то боятся. Мы все чего-то боимся. Смерти, например. Под конец жизни многие впервые приходят в храм — потому что по ним уже звенит колокольчик. Разве их обвинишь в этом? Для них это стало поводом. Но иногда они на этом и останавливаются. Поэтому здесь священник должен, начав со страха, заканчивать чем-то другим.