Состояние Донской армии: состав, снабжение, настроения

После самоубийства атамана Каледина и захвата области большевиками Донская армия перестала существовать. В ходе весеннего восстания действовали стихийно возникавшие повстанческие отряды. Первейшей задачей новоизбранного атамана Краснова было сформировать из этих соединений численностью 17 тыс. человек боеспособную регулярную армию[137]. 4 (17) мая в «Приказе Всевеликому Войску Донскому №1» атаман предписал Военному Ведомству «приступить к немедленному созданию на началах общеобязательной воинской повинности из казаков и калмыков 1918-1919 гг. <…> постоянной армии в составе трех конных дивизий, одной пешей бригады…»[138]. 14 (27) мая генерал-майор С.В. Денисов был назначен командующим Донской армией, полковник И.А. Поляков – начальником штаба армии[139]. В армии были введены уставы, установившие дофевральские порядки[140]. В Верхне-Донских округах мобилизация встречала сопротивление[141]. Многие станицы самого северного, Хопёрского округа занимали нейтральную позицию, выражавшуюся как в нежелании воевать в составе красновского войска, так и на стороне советской власти[142]. На их усмирение были отправлены карательные экспедиции[143].

По всему Войску действовал приказ атамана, по которому уклонявшихся от службы крестьян следовало вместе с семьями выселять за пределы области, а имущество отчуждать в пользу казны; не желавших служить казаков лишать казачьего звания[144]. От службы в Донской армии освобождались служащие правительственных учреждений, работающие на рудниках, железнодорожные служащие, лица, попадающие под льготы по семейному и имущественному положению, освобождалась донская учащаяся молодежь. Иногороднее население переписей 1895-1917 гг. не служило, а было обложено военным налогом[145]. В Отдел иностранных дел правительства ВВД поступали прошения от жителей области с приведением самых разных причин, по которым их следует освободить от призыва. 27 сентября (10 октября) 1918 г. ротный фельдшер Константин Паренцов заявил, что не может быть призван вследствие того, что он подданный Украинской державы. Освобождение он, действительно, получил и по своему желанию обязался покинуть пределы Войска в течение семи дней[146]. Обрусевшие немцы, проживавшие на Дону и подлежащие призыву, просили заступничества у немецкого военного руководства. 29 октября (11 ноября) 1918 г. Вильгельм Фрезе, 45 лет, по профессии инженер-электрик, русский запасный офицер, родившийся в городе Ревеле и в настоящее время служащий в качестве переводчика при немецкой комендатуре, просил немецкое начальство «предпринять нужные шаги у русских властей на предмет освобождения меня от призыва и оставления у Вас на службу. Женат, 3 детей и кроме получаемого содержания никаких средств». Комендатура обратилась к Войсковому руководству, сообщив, что Вильгельм Фрезе им очень нужен[147]. Инженер-переводчик получил освобождение от призыва.

Остро стояла проблема нехватки офицерского состава. По сведениям А.В. Венкова, с 13 (26) февраля по 1 (14) апреля 1918 г. на Дону было расстреляно 14 генералов, 24 полковника и войсковых старшины и 292 кадровых офицера, количество которых на август 1914 г. составляло около 850 человек. Количество расстрелянных за это время офицеров военного времени до сих пор не подсчитано[148]. Многие из выживших офицеров были разочарованы в казачестве и либо уходили «в отпуск по семейным обстоятельствам», либо в Добровольческую армию. П.Н. Краснов запретил и то и другое^[149]. Была возобновлена подготовка новых кадров - восстановлены занятия в Новочеркасском казачьем училище, в Донском кадетском корпусе, Николаевском кавалерийском училище. Офицеров готовили в кавалерийских и пехотных училищах (Елизаветградском кавалерийском, Павловском пехотном). Артиллеристов выпускало Михайловское артиллерийское училище[150]. К августу 1918 г. в армии сложилось три группы донских офицеров: немногочисленные кадровые; более многочисленные офицеры военного времени и офицеры, произведенные из простых казаков за отличия во время весеннего восстания (так называемые «химические» офицеры)^[151]. К началу июля 1918 г. усилиями атамана численность Донской армии увеличилась с 17 до 50 тыс. человек^[152]. По данным на 14 сентября в рядах армии состояло 47 тыс. 435 человек^[153].

Параллельно формированию Донской мобилизованной армии шла организация «Молодой» (постоянной) армии из молодежи 19 и 20-летнего возраста, начало которой было положено 5 (18) мая атаманским приказом №4^[154]. «Молодая армия» была на полном Войсковом содержании^[155]. К концу августа 1918 г. ее численность определялась в 25 тыс. человек^[156]. Приказом по Донскому Войску №391 от 4 (17) сентября полкам «Молодой армии» были присвоены названия Донских полков, существовавших в Русской армии^[157]. К 1 (14) декабря 1918 г. в ее рядах было уже 34 тыс. 480 человек^[158].

Целью атамана Краснова было повести казачество на Москву^[159]. Он неоднократно заявлял, что «Дон обязан бороться и восстановлять «единую и неделимую»^[160]. Однако казаки, страдавшие так называемой «пограничной болезнью» еще с апрельского восстания, когда повстанческие отряды не выходили за границы своего округа или своей станицы, не желали выступать за пределы Донской области^[161]. Под предлогом «наилучшего обеспечения границ» 18 (31) августа 1918 г. Войсковой Круг издал «Приказ Донской армии №844», в котором предписывалось занять Царицын, Камышин, Балашов, Поворино, Новохоперск, Калач и Богучар – «неповинующиеся настоящему указу ответят по всей строгости законов военного времени»^[162]. На этой же сессии Круга вещевое довольствие армии было постановлено признать, «по независящим от органов интендантства причинам, не удовлетворительным и предложить управляющему Военным отделом хотя бы к осени принять все меры к снабжению действующей армии обувью и одеждой в достаточной мере»[163]. Неудовлетворительным делегаты нашли и продовольственное снабжение частей[164]. Необходимо заметить, что первое время Донская армия вообще находилась на самоснабжении – станичные полки содержались своими станицами, благо у населения скопились «громадные запасы бывшего казенного обмундирования»^[165]. После установления связей с немцами в Донскую армию начали поставляться складские русские винтовки с Украины и прочее обмундирование, но, по-прежнему, большое значение имели оружие и вещи, захваченные в ходе боев, т.е. трофеи^[166]. Все казачьи хозяйства были обложены контрибуцией, иными словами, было введено что-то вроде «продразверстки» для армии. К концу лета 1918 г. с одного только Хопёрского округа было собрано 246 тыс. тонн хлеба^[167]. Представители оппозиционного атаману лагеря в лице А.П. Богаевского, В.А. Харламова и других впоследствии резко критиковали организацию Донской армии. К примеру, в «Донской летописи» отмечено, что «одним из наиболее больших зол явился непомерный рост тыла при заметной его бездеятельности»^[168]. Есаул Павел Назарьевич Кудинов, назначенный в ходе Вешенского восстания командующим повстанческой армией, вспоминал про период осени-зимы 1918 г.: «Боевые части на фронте оставались голодными, и раздетыми, ибо все захватываемое в боях у красных имущество, необходимое для армии, расхищалось тыловыми учреждениями»[169].

Масштабы тыловых хищений были настолько огромны, что даже английская военная миссия сомневалась, что поставляемое ею обмундирование дойдет до фронта в полном объеме. Чтобы не опозориться перед союзниками, в Отдел снабжения была спущена следующая директива: «От удачного выполнения плана приемки, перевозки и распределения полученного имущества зависит в полной мере дальнейшее отношение английской военной миссии к нуждам Донской армии»[170]. Далее предписывалось поручить приемку и распределение военного имущества лицу, знающему английский или французский и облечь его широкими полномочиями. «Со стороны английской миссии высказывается опасение за возможность хищения не только во время пути, но и продажи предметов обмундирования и снаряжения воинскими чинами по раздаче таковых. <…> Было бы целесообразно, по крайней мере в смысле воздействия на психологию англичан, издание Войсковым Кругом отдельного закона, усиливающего наказание за продажу и покупку военного имущества». С целью уверить союзников, что до фронта все дошло в сохранности, приказывалось состоявших при штабе Донской армии английский офицеров «послать в части, получившие английское обмундирование, снаряжение и вооружение, дабы они доносили по начальству, что имущество дошло по назначению»[171].

Зимой 1918-1919 гг. Донская армия несла поражения. Ухудшилось снабжение фронта, помощь союзников, в том объеме, в котором была обещана, не приходила, росло недоверие казачества к атаману. Казакам хотелось скорее кончить затянувшуюся войну пусть даже путем заключения мира с большевиками. В декабре 1918 г. на севере области казаки стали попросту оставлять позиции^[172]. «В декабре войска Верхне-Донского округа, минуя командование, начали мирные переговоры с советским командованием и разошлись по домам, образовав к 25 декабря (7 января) громадный прорыв, открытый для вторжения советских войск». 28 февраля (13 марта) 1919 г. на фронте начались митинги, а затем и «братание» с красными казачьих полков (28-го, Вешенского, Казанского и Мигулинского)[173]. Буквально за день до этого в окружное совещание членов Войскового Круга Усть-Медведицкого округа поступил доклад от членов Круга, совершивших поездку на фронт в период с 9 (22) по 23 февраля (8 марта) 1919 г. В нем отмечено удрученное состояние духа армии и населения. От всех воинских частей поступали настойчивые требования: 1.Увеличить жалованье воинским чинам, приблизительно до 100 руб. в месяц. 2. Безотлагательно обеспечить части обувью, обмундированием и бельем. 3. Снабдить литературой. После ознакомления с докладом все требования членами Круга были удовлетворены, но было уже поздно. «Во всех объехавших нами станицах, - сообщается в докладе, - производится мобилизация стариков в возрасте до 55 лет с целью охранения станиц, поддержания порядка и вылавливания дезертиров. <…> В ст. Цымлянской осматривали лазарет, где оказалось до 150 больных и раненых, которые заявили, что они несколько дней находятся без медицинского персонала, прислуги и какой бы то ни было медицинской помощи. <…> Помощи в естественной потребности никем не оказывается, лежат подмоченные и среди собственного помета»[174].

В условиях поражений на фронте ужесточилось отношение к военнопленным. Инструкция по рассортировке и препровождению военнопленных, выработанная согласно пункту 2 приказа ВВД от 28 февраля (13 марта) 1919 г. за №228, предписывала сразу же на фронте разбивать пленных на три категории: 1.Интеллигенция и казаки, комиссары, агитаторы, матросы, уголовники и инородцы. 2.Шахтеры, фабричные, бывшие воинские чины. 3.Все лица, насильственно мобилизованные и не проявившие активной деятельности. Первую категорию ожидал на месте военно-полевой суд с применением высшей меры наказания. Вторую отправляли в лагерь. Третью делили на две группы: те, кто изъявил желание бороться с Красной армией, отправлялись на фронт, остальные – на тыловые работы на прифронтовые полосы и в станицы[175]. В Азове был устроен концентрационный лагерь. По правилам заведующий лагерем должен был следить, чтобы военнопленные по прибытии размещались в специально отведенном бараке, купались в бане, одежда их дезинфицировалась. Деньги и переписка отбираются на хранение. Людей рассортировывают по знаниям или ремеслам на группы[176]. В реальности условия содержания были ужасные. По сведениям Отдела внутренних дел, содержащихся в еженедельном отчете по азовскому лагерю, в начале лета 1919 г. пленных в лагере было «свыше 10 тыс. человек, из них около 1 тыс. больных. Свирепствует, с каждым днем усиливаясь, эпидемия тифа и дизентерии. Смертность достигает 100 человек в сутки. Крайняя скученность жилья: в каждом бараке находится свыше 500 пленных. <…> Часть пленных ночует на улице. <…> У лавки военнопленных идет торговля остатками одежды. Стража скупает по исключительно низким ценам обувь, платье и пр. <…> Одного из умерших стащили в могилу и похоронили, но так как их трупы зарывают неглубоко «покойник», отогревшись под землей, выкарабкался и пришел в свой барак. Другой «покойник», впавший в обморочное состояние, очнулся на пути к кладбищу на носилках и был приведен обратно. Пользуясь стремлением пленных отправиться на работы или в город за хлебом, наряжающие писаря берут взятки за запись вне очереди. <…> Пленные говорят, «лучше бы нас застрелили на месте, чем заставлять переживать такие ужасы»[177].

Распределение пленных на работы нередко происходило без ведома заведующего всеми военнопленными Дона генерал-майора Елкина. Командующие воинскими частями, в распоряжении которых оказались пленные, самовольно распределяли людей на работы, не отправляя их в азовский лагерь. Представитель начальника всех военнопленных Донской области при штабе 2-го Донского отдельного корпуса поручик Соседов 22 августа (4 сентября) 1919 г. сообщал своему начальству: «Я имею достоверные сведения, что военнопленные раздаются домашним способом: 1. Имеющим власть или при посредстве таковых 2. В экономии и коннозаводчикам. Знаю, что даже в округах есть любимые и нелюбимые станицы…»[178]. Проследить какой ход получила эта докладная записка не удалось.

Атаману Краснову, безусловно, принадлежит заслуга создания летом 1918 г. Донской армии, силами которой вся область была очищена от большевиков. Однако допущенные при этом организационные просчеты, как то: непомерный рост тыла, рост злоупотреблений, когда до фронта в должном объеме не доходило ни обмундирование, ни продовольствие, свели на нет все былые успехи и подорвали боевой дух армии.