Составила: Каско Анна. 2013 г.

Ответы на вопрсы по ИППУ.

Составила: Каско Анна. 2013 г.

Политико-правовые идеи Аристотеля

Аристотеля (384—322 до н. э.) (ученик Платона), которому принадлежат слова: ≪Платон мне друг, но больший друг — истина≫. Родился в небольшом эллинском городе Стагире, в связи с чем его в литературе нередко именуют Стагиритом. Семнадцатилетним юношей он прибыл в Афины (в 367 г.

до н. э.), где учился, а затем и преподавал в платоновской Академии вплоть до смерти ее основателя. С 335 г. до н. э. Аристотель основал свою философскую школу — Ликей (лицей) и руководил ею почти до конца жизни.

Политико-правовая тематика подробно освещается в таких сохранившихся работах, как ≪Политика≫, ≪Афинская полития≫ и ≪Этика≫.

Ппытка вссторонней науки о политике:

– Политика как наука у тесно связана с этикой. Научное понимание политики предполагает развитые представления о нравственности (добродетелях), знание этики (нравов). Объектами политической науки: прекрасное и справедливое, но те же объекты в качестве добродетелей изучаются и в этике. Этика предстает как начало политики, введение к ней.

Два вида справедливости:

1) Критерием уравнивающей справедливости является ≪арифметическое равенство≫, сферой применения этого принципа – область гражданско-правовых сделок, возмещения ущерба, наказания. 2) Распределяющая справедливость исходит из принципа ≪геометрического равенства≫ и означает деление общих благ по достоинству, пропорционально вкладу и взносу того или иного члена общения.

– Политическая справедливость возможна лишь между свободными и равными людьми, принадлежащими к одному сообществу.

– Государство (полис) — продукт естественного развития. В этом отношении оно подобно таким естественно возникшим первичным общениям, как семья и селение. Но государство — высшая форма общения, обнимающая собою все остальные общения.

– Человек по природе своей существо политическое, и в государстве (политическом общении) завершается генезис этой политической природы человека. Однако не все люди, не все народности достигли такого уровня развития. Варвары  не доросли до политической формы жизни. ≪ Варвар и раб, по природе своей, понятия тождественные ≫.

– Политическая власть исходит из отношений свободы и равенства, принципиально отличаясь этим от отцовской власти над детьми и от господской власти над рабами.

– Частная собственность, по Аристотелю, коренится в природе человека, в его естественной любви к себе.

Виды власти: Власть господина над рабом, хотя одно и то же полезно и для прирожденного раба, и для прирожденного господина, все-таки имеет в виду пользу господина, для раба же она полезна при входящим образом (если гибнет раб, власть господина над ним, очевидно, должнапрекратиться).

Власть же над детьми, над женой и над всем домом, называемая нами вообще властью домохозяйственной, имеет в виду либо благо подвластных, либо совместно благо обеих сторон, но по сути дела благо подвластных.

Государственная власть.

Государство:

– П очему возникает государство ХР: человек по природе своей есть существо политическое, в силу чего даже те люди, которые нисколько не нуждаются во взаимопомощи, безотчетно стремятся к совместному жительству.

– Государство по своей форме представляет известного рода организацию и объединяет определенную совокупность граждан. Определение государства как формы зависит от того, кого же считать гражданином, т. е. от понятия гражданина. Гражданин – это тот, кто может участвовать в законосовещательной и судебной власти данного государства.

– Каждой форме государства соответствует свое определение понятия гражданина, свои основания наделения того или иного круга лиц совокупностью гражданских прав. Вместе с изменениями понятия гражданина и, следовательно, формы государства изменяется и само государство.

– Форму государства – также как политическую систему, которая олицетворяется верховной властью в государстве. В этом плане государственная форма определяется числом властвующих (один, немногие, большинство).

ХР: Государственное устройство (politeia) – это распорядок в области организации государственных должностей, и в первую очередь верховной власти: Верховная власть повсюду связана с порядком государственного управления (politeyma), а последний и есть государственное устройство. Я имею в виду, на пример, то, что в демократических государствах верховная власть – в руках народа; в олигархиях, наоборот, в руках немногих; поэтому и государственное устройство в них мы будем называть различными.

Различал правильные и неправильные формы государства: в правильных формах правители имеют в виду общую пользу, при неправильных — только свое личное благо.

Тремя правильными формами являются 1) монархическое правление (царская власть), 2) аристократия и 3) полития; неправильные — 1) тирания, 2) олигархия и 3) демократия.

Из неправильных форм государства тирания — наихудшая. Резко критикуя крайнюю демократию, где верховная власть принадлежит демосу, а не закону.

Аристотель с одобрением характеризует умеренную цензовую демократию, основанную на примирении богатых и бедных и господстве закона.

Самую правильную форму государства Аристотель называет политией. В политии правит большинство в интересах общей пользы. Сама полития является как бы смешением олигархии и демократии. Этот элемент политии (объединение интересов зажиточных и неимущих, богатства и свободы) имеется в большей части государств, т. е. вообще характерен для государства как политического общения. Полития соединяет в себе лучшие стороны олигархии и демократии, но свободна от их недостатков и крайностей. Полития — ≪средняя≫ форма государства, и ≪ средний ≫ элемент в ней доминирует во всем: в нравах — умеренность, в имуществе — средний достаток, во

властвовании — средний слой. ≪ Государство, состоящее из ≪ средних ≫ людей, будет иметь и наилучший государственный строй ≫.

Для чего нужно государство: Государство создается не ради того только, чтобы жить, но преимущественно для того, чтобы жить счастливо; в противном случае следовало бы допустить также и государство, состоящее из рабов или из животных, чего в действительности не бывает, так как ни те, ни другие не составляют общества, стремящегося к благоденствию всех и строящего жизнь по своему предначертанию. Равным образом государство не возникает ради заключения союза в целях предотвращения возможности обид с чьей-либо стороны, также не ради взаимного торгового обмена и услуг

Законодательство

К основным источникам законодательства Византии IV – VIII вв. относятся Эклога, Прохерон, Эпанагога, Василики.

В Эклоге утверждался принцип равенства всех перед законом, а также была заложена мысль о том, что законодательство должно быть более гуманным.

В Прохероне законодательство впервые переводилось на греческий язык.

Эпанагога содержала определение закона. Закон – общезначимое распоряжение, решение мудрых людей, попечение о вольных и невольных ошибках, общие установления государства, божественное изобретение. Задача закона – управлять, запрещать, разрешать и наказывать. Право толковать закон принадлежит императору.

Источником права признаются и обычаи. Указывается также, что законы не должны быть противоестественными.

Кроме того, рассматривается вопрос о соотношении властей патриарха и императора. Вся полнота власти находится у императора, но его действия не должны идти вразрез с постановлениями Соборов.

Василики к источникам права относят: плебисциты, мнения юристов, преторское право. Указы императора имеют силу закона. При этом они могут противоречить закону лишь в том случае, если не наносят ущерба либо смягчают положение виновного.

15. Политико-правовые идеи Византии в IX – XIV вв.

Патриарх Фотий

Ему принадлежат работы «Послание правителю Болгарии о том, что есть управление государством», «Послания» и др.

Около 865 г. составлено Послание Михаилу Болгарскому. В 875 г. Василий I назначает опального Фотия воспитателем своего сына, будущего императора Льва VI.

В «Послании правителю Болгарии о том, что есть управление государством» Фотий писал, что князь нуждается в наставлении. Цель указанной работы заключалась в том, чтобы изложить, какие поступки князя положительные, а какие – негативные. В первой части «Послания» указывается на то, что князь должен быть совершенным человеком, хотя по природе он одинаков со своим народом. Пороки правителя видны всем. Фотий утверждал, что правителем можно только родиться. Правитель должен постоянно совершенствоваться. Даже наказывая, он должен действовать без гнева и раздражения. Правитель должен вызывать страх, соединенный с любовью, и не должен проявлять беспощадность.

Задача государства состоит не в расширении территории или в военном деле, а в том, чего оно может достичь своими силами, - «из худшего сделать превосходное». Государство должно видеть свою цель в нравственном совершенствовании людей и их спасении.

Власть должна «охотиться за мнением народа», поэтому если население любит власть, то ей не нужно оружие для своего самоутверждения. Порядок в государстве должен быть основан на законе.

 

Послание Фотия построено таким образом, что первая и большая его часть содержит изложение патриархом основ христианского вероучения и истории церкви, а собственно «княжеское зерцало», помещенное в конце сочинения (строки 1180—1208), занимает скромное (по объему) место.

Основополагающей для Фотия является взаимосвязанность веры и достоинств: «Следует, чтобы добродетели верой утверждались…» [Послание, 29—30].

Выдвижение на первый план веры: «Правильность догматов предполагает упорядоченность государственного устройства» [Там же, 30—32].

Идеальное состояние общества, достигаемое, по Фотию, гармонией вероисповедания и государственного устройства, обозначается им с помощью понятия κοσμιότης т.е. красота, создаваемая стройностью, упорядоченностью, чинностью. Закономерно его использование в трактовке государственной власти и Фотием, осуждающим всяческую нестабильность, перемены, волнения в жизни государства и общества.

Противопоставление тирана (узурпатора) князю и императору основывается у Фотия на противопоставлении мятежа и «безмятежности»: «свойство тиранов — бунтовать народ, ибо во всеобщей гибели и раздоре черпает тирания неколебимость. Свойство же князя и императора — хранить единомыслие подданных безмятежным» [Там же, 887—890].

Соразмерным, упорядоченным, согласно Фотию, должен быть внешний облик князя (о нем, кстати, поучает Фотий, не следует заботиться «сверх меры»): князю приличествует «благочиние (εὐταξία) поступи», его «движения должны украситься чинностью» (τάξει); ему следует «остерегаться поспешности (τάχος) в словах», неуместной на людях и «особенно ничтожной и низменной во всеобщих государственных постановлениях»; «быстрота в словах, делах и движении» лишь в сочетании «с благочинием» (εὐταξία) являет обладающего ею божественным; «соразмерность во всем этом с благочинием» делает человека почитаемым, достойным удивления и «более пригодным управлять» — сказано в связи с тем же описанием «нормативного» облика князя; напротив, «быстрота с бесчинием» — это безумие и безрассудство; впрочем, добавляет Фотий, и «медлительность с бесчинием» — глупость [Там же, 681—700].с

Смех, выражающий эмоциональное движение, искажает, по Фотию, облик и оскорбляет «благостояние (εὐστάϑειαν) нрава» [Там же, 705].

Надо править «державно» (ἐγκρατῶς), не прибегая к наказаниям, а создавая о себе впечатление, что можешь наказать.

Отношение к нововведениям: Представление о порядке как об условии политической стабильности определяет негативное отношение Фотия к новаторству. «Горазды нововведения … смущать и уязвлять помыслы, а толпу вызывать на злословие и дерзость» [Там же, 1139—1140]. Всякому делу должен предшествовать совет — учит Фотий, «непредусмотренные деяния, по большей части, шатки (σϕαλεραί), а содеянное праведно должно считаться скорее следствием иной причины, нежели внезапная перемена и устремление того, кто часто сбивается на сторону» [Там же, 822—825]. Патриарх настойчиво предупреждает от поспешных перемен: «Не изменяй ничего в отношении к единородцам с легкрстью и без явной причины», поскольку, если причины им будут неведомы, а сама перемена правомерна, они все равно обвинят в изменении не себя, а твое легкомыслие [Там же, 851—852].

Общие положения о власти:

Едва ли приходится удивляться тому, что в сочинении константинопольского патриарха, адресованном его духовному сыну (только что обращенному в христианство болгарскому князю), приоритетом в характеристике основ власти пользуется конфессиональная тематика.

Фотий замечает, обращаясь к Михаилу: христианское вероисповедание, заветы апостолов, учение отцов церкви, «разум вселенских соборов» — все это должно стать образом мыслей не только самого Михаила, но и его подданных, которых он должен «руковести» к истинному учению и вере, и «ничто нельзя считать почетнее заботы и попечения об этом» [Там же, 483—484]. Развивая далее эту мысль, Фотий завершает ее призывом к Михаилу сделать так, чтобы «на государство смотрели и называли (его) согласным (σύμϕωνον) вере, власть твою — (считали) всеобщим благом для рода и отчизны».

По сути дела, немногословная фраза Фотия отражает его общие представления о структуре окружающего мира: государство с его исполнительной функцией власти, общество в таких его категориях, как род, родина, и лежащая в основе всего вера.

Фотий смотрит на власть как на испытание, в котором человеку дано (или не дано) проявить себя. «Человеческий ум испытывается в делах управления и помыслах управляемых» [Там же, 626—629]. Деятельность начинается для Фотия с интеллектуальных усилий: «Всякое дело да предваряется советом, ибо непредусмотренные дела по большей части шатки» [Там же, 822—823]. «То, что руки многих и многократно не сделали, то один совет и сразу свершал, а посему благой совет предпочитай множеству рук» [Там же, 826—827]. «Свойство разумных мужей предвидеть трудности и устранять (их) посредством благого совета» [Там же, 1115—1116]. «Оружие нередко посрамляло слова, но и сила слова зачастую притупляла остроту войны и останавливала натиск великих войск. В сочетании со словом руки, следовательно, удвояют победу» [Там же, 1154—1156].

Необходимость личных трудов правителя раскрывается Фотием следующим образом: князю подобает заботиться о делах, которые идут хорошо, как о «неустойчивых», и крепить их; о тех же делах, что расстроены, надо держать совет и размышлять, как бы исправить их; опыт показывает, учит Фотий, ничто из дел, принимающих нежелательный поворот, небезнадежно, но «малейшая праздность ниспровергала великие державы…»

«Надежды напрягают жилы трудов, а труды рождают надежды. Ты же, умилостивляя Бога, не пренебрегай ничем из того, что надо сделать, и пожнешь прекрасные, великие надежды» [Там же, 1157—1159].

Успех деятельности князя заключается, по Фотию, и в качестве управления: «Кое-кто полагает, что доблесть князя в том, чтобы из малого сделать город великим. Я бы скорее сказал — из ничтожного превратить в хороший», так как первое может произойти из-за стечения обстоятельств, а второе лишь в результате деятельности того, «кто управляет наилучшим образом» [Там же, 804—808].

Власть как испытание человека, личные труды князя — все это подводит Фотия к рассуждению о личном примере правителя: «Хвали за прекрасные деяния, но хвали не только словом, а и тем, что прежде всего сам совершаешь подобное, и тем, что, отдавая подражающим (в этом) предпочтение перед остальными, отличаешь почтенных; первое — (дело людей) обычных, второе же — достойных править» [Там же, 878—881]. «Наилучшим судьей других ты станешь лишь тогда, когда, надзирая за своим, отдашь причину каждого деяния (на суд) совестливому судье и подумаешь об исправлении ошибок» [Там же, 873—874]

Фотий высказывает мысль о совестливости и самого князя: «Совершенная добродетель князя не в том только, чтобы стыдиться толпы, дабы не свершить греха, но в том, чтобы до толпы (стыдиться) самого себя» [Там же, 1081—1082]

Фотий продолжает это описание, регламентируя правдивость князя. «Поспешная клятва, — поучает патриарх, — подручница клятвопреступления», клясться — свойство неблагородного ума, и муж великой души постыдится подтверждать верность слов клятвой, к тому же «владычный закон31 запрещает клятву» [Там же, 922—926].

Фотий осуждает ложь как признак слабости, считая ее крайним злом по отношению к друзьям, запрещая в то же время лгать и врагам: «Не ухищряйся в обмане против доверяющего тебе противника» [Там же, 932— 936]. Ложь неприемлема прежде всего для правителя: «Всякому человеку следует избегать обмана, но более всего тем, кто у власти»; для первых, если такое случится, может стать оправданием слабость, вторым и она не будет убежищем [Там же, 958—959].

В отношениях с подданными Фотий требует от князя не только правдивости: «Не так мужество во время войны украшает и спасает князя, как человеколюбие и благоволение к единородцам» [Там же, 856—857].

Свои собственные невзгоды надо переносить «благодарно и доблестно», а невзгоды подвластных «сочувственно и небезболезненно — это (признак) силы и мужественного ума, противное же — (свойственно) малодушию и недостойно княжеского промысла и предстательства» [Там же, 948—951].

«Когда кто-либо управляет собой, тогда должно считать, что он истинно управляет и подданными» [Там же, 840].

«Зависть любой душе великая болезнь, наивеличайшая же прежде всего тем, кто у власти», ибо она заставляет рассматривать тех, кем ты намерен воспользоваться на благо жизни и города, как врагов из-за присущей им добродетели; «насколько следует избегать собственной зависти, настолько — гнать (прочь) и зависть к себе — это более всего подобает князю, вред которому, пусть даже не сразу, наносят завистники» [Там же, 830—836].

Продолжая характеристику отношений между правителем и подданными, Фотий обращает внимание Михаила на сложности в положении князя: «Трудно к любви примешивать страх, — рассуждает патриарх, — ибо любящие совсем не имеют страха, а страшащиеся не желают любить. Ты же различай: наилучших предуготовь любить (ведь в их страхе нет никакой нужды), прочим же необходимо бояться, дабы они воздерживались от дурного. Убоятся они без ненависти, то и на наказующего воззрят не во гневе, а как на отца воспитующего…» [Там же, 906—911]. Гнев однозначно осуждается Фотием как «добровольное безумие», «отчуждение от собственного разума» [Там же, 1019], «огнь, пожирающий питающее его древо» [Там же, 1022], «слепое чувство… не в состоянии отличить хорошего от плохого» [Там же, 1029], а потому — «Никогда никого не накажешь в гневе праведно» [Там же, 1025].

«Постыдно, — убеждает он, — управляющему мужами и владычествующему над ними терпеть поражение от женщины и становиться рабом удовольствий. Кто какую (женщину) получил по закону в помощницы жизни, с тою живя да не согрешит» [Там же, 1043— 1045].

Фотий наставляет Михаила: «Муж поистине целомудренный и страж господних заповедей не только от персиянок, но и от взора любой женщины, как от острой и смертоносной для души стрелы, убежит…» [Там же, 1052—1054].

«Безбрачие — дело божественное, сверхъестественное и большее, нежели государственная доблесть и благозаконие. Единобрачие же — дело человеческой природы для преемства рода и общности культурной, человеколюбивой жизни и благоузаконенного государства, а многоженство — престыдно и нечисто…» [Там же, 1046—1049].

«Пьянство и роскошь правящих считай кораблекрушением для управляемых; когда кормчий тонет в пресыщении и вине, как не разбиться в мириадах волн и величайших, водоворотах государственному кораблю и не потонуть вместе с погибающим кормчим» [Там же, 1068— 1071].

Князь, религия и церковь:

Всякое деяние обретает благополучное завершение, если тому «не противодействует вышняя воля» [Там же, 672]. Чтобы ты ни делал, наставляет Фотий Михаила, «в собственной ли жизни или в обшей (жизни) государства считай справедливым причину относить к Богу» [Там же, 1165—1166].

Представление о божественном происхождении земной власти: насколько человек отмечен властью, настолько он должен первенствовать в добродетели; поступающий, иначе совершает три ошибки — губит себя, вовлекает видящих это во зло и, наконец, «побуждает хулить Бога за то, что таковую власть вручил такому человеку» [Там же, 783—784].

Молись не только наедине, но «молись на людях и публично»; насколько первое преумножает чистоту помыслов, настолько второе призывает присутствующих к подражанию; первое — собственной пользе, второе помогает и другим, спасение которых есть свидетельство добродетели князя [Там же, 646—652]. «Созидай храмы во имя Бога и его святых по церковным установлениям и приучай народ собираться в них, с тем чтобы они сообща молились Богу, возносили общее славословие, приходили к единомыслию и обретали общее спасение и пользу» [Там же, 653—657].

Власть князи правосудие:

Рассуждая о существе закона, Фотий исходит из своего понимания характера власти: «Многих похвал достоин тот, кто, получив большую власть поступать несправедливо, творит справедливость»; для бедняка предлог поступать несправедливо — его бедность, «мужу, обладающему могуществом и не испытывающему нужды, непростительно грешить несправедливостью» [Там же, 775—780].

«Характер правящих становится законом для подданных» [Там же, 819]. Если толпа даже сама в чем-либо ошибается то причину этого она все равно возводит к князю [Там же, 819—820].

Сосредоточив толкование справедливости на личности правителя, наделенного властью, Фотий тем самым лишает категорию закона самостоятельной ценности, существующей независимо от государя.

Согласно Фотию, благоденствие подданных «возвещает о высшем разуме и справедливости власти» [Там же, 1163—1164]. Правда, константинопольский патриарх все же не допускает нарушения закона во имя благоденствия: «Не восхвали ничьей несправедливости, даже если кажется, что благодаря ей (наступает) благоденствие» [Там же, 814].

Говоря о наказании за проступки, Фотий различает между прегрешениями нарушителя по отношению к самому себе и к обществу: «благозаконие государству будет», если правитель неумолим ко вторым: тогда как «дело императора и наизаконнейшей власти» — человеколюбиво относиться к первым, справедливо осуждая за проступки против общества [Там же, 768—773].

«Из законов прославляй и принимай самые точные», взирая на них, соизмеряй с ними свою жизнь, но не назначай в соответствии с их положениями жестоких наказаний подданным, руководи ими с помощью «более человеколюбивых» постановлений [Там же, 792—795].

Наилучшим судьей, убеждает Фотий Михаила, считай того, кто быстрыми помыслами охотится за природой справедливости, а, поймав ее, правильно осуществляет; быстрый в помощи обиженным, медленный в наказании прегрешивших; сильнее золота и не менее власти; одерживающий верх над гневом и не терпящий поражения от сострадания; единственное родство, дружбу и славу такой судья знает в суде по справедливости [Там же, 844—850].

Император Василий

Основатель македонской династии. Ему принадлежит работа «Главы наставительные к сыну Льву» (66 глав).

Богоустановленность власти связана с ее ограничением. Власть дается не в собственность, а во владение, для определенной цели и на определенных условиях. «Власть дается на хранение». Царские прерогативы переходят из одних рук в другие. Следовательно, если происходит смена царей, то они не собственники, а владельцы. Собственником власти является один Бог. И поэтому «несобственники» не могут распоряжаться властью как угодно.

Задача государства – достижение общего блага, оказание каждому поддержки. Но, по мнению императора Василия, не стоит давать добро недостойным.

Правитель должен устранять всякую борьбу в государстве и быть для подданных «неписаным законом». Он должен уметь выбирать себе помощников, оценивая способности последних в управлении собственным хозяйством.

Отношение императора Василия к законам заключалось в следующем. Правитель должен свято хранить законы, изданные его предшественниками. В противном случае законы, изданные им самим, тоже не будут уважаться. Следование закону должно сочетаться с гуманностью и снисходительностью.

Также император Василий отмечал, что если финансы построены на слезах народа, то они не будут обладать прочностью. Налоговая политика государства должна быть снисходительной.

Сравнительно небогатый жанр византийских «княжеских зерцал» представлен в правление императора Василия I (867—886) сразу двумя сочинениями: «Учительными главами» и «Вторым поучением» Василия своему сыну, будущему императору Льву.

 

Было бы естественно ожидать и от Василия, что в начало его поучений сыну будет выдвинута основа основ византийских представлений о власти императора — ее божественное происхождение. Это ожидание, впрочем, не оправдывается: крестьянский сын из Македонии, преодолевший в течение немногих лет, казалось бы, непреодолимую пропасть, разделяющую конюха магната Феофилицы и императора, начинает свои наставления с мысли о важности образования.

Примеры глав: гл. 2 «О вере», гл. 4 «О суде и воздаянии» (имеется в виду «небесный суд»), гл. 28 «О великодушии и кротости», гл. 38 «О том, что все преходяще в этом мире», гл. 41 «О царствии небесном», гл. 42 «Память о Боге» – главы о вере; гл. 6 «О заботе и бдении», гл. 9 «О желаниях», гл. 10 «О достоинстве характера», гл. 20 «О почитании родителей», гл. 21 «О справедливости», гл. 47 «О мире», гл. 49 «О внимании», гл. 51 «О снисходительности», гл. 52 «О благодарности», гл. 53 «О телесной красоте» и др.

Дабы сохранить свое царство безупречным, поучает Василий в гл. 21, не берись делать то, за что ты порицал бы других, ибо подданные горазды судить дела архонтов; если ты будешь придерживаться этого правила, то совершишь тем самым два следующих поступка: ты и себя убережешь от порицания, и подданных научишь… всячески изощряться в добродетели; если жы ты будешь делать противное тому, что говоришь, то совесть тебе судья; а если, говоря благое, ты и поступать будешь так же, то обретешь одновременно и свидетелей, судей твоей жизни, и безукоризненных подражателей твоему совершенству [Главы, XXXII С—D].

В гл. 32 «О благозаконии» Василий полагает в основу правопорядка нрав императора и соблюдение им «добрых законов» предшествующих императоров, не вспоминая о каком бы то ни было конфессиональном обосновании своей мысли [Главы, XXXVII А—В].

В гл. 44 «О несправедливости» автор подчеркивает, что большую ответственность за несправедливось несет не непосредственный виновник, а не пресекающий ее; император должен внимать жалобам потерпевшего несправедливость, ибо последнему, если он не нашел защиты у государя, остается лишь уповать на отмщение Бога, который и взыщет с тебя за небрежение [Главы, XLIV С—D]. Разумеется, Бог выступает в этом контексте высшим судией, воздающим по грехам, но ему все же не отводится роль источника законности. Как и в гл. 4 «О высшем суде и воздаянии» [Главы, XXIV В—С], здесь речь идет лишь о возможном возмездии, коль скоро вершитель правосудия на земле (император) не исполнит своих обязанностей.

О материальных благах:

Следующая глава (24), лишенная вероисповедальной аргументации, посвящена отношению императора к имению. Возвышенность и независимость (ἀδούλωτον) императорских помыслов, согласно Василию, не столько в обилии власти, сколько в презрении к имуществу; в этом особенно проявляется благородство его души; презрение к имуществу не в том, чтобы втуне копить его в мешках, а в том, чтобы им щедро распоряжаться по необходимости; более других император обязан благодетельствовать друзей и защищаться от врагов, но и то и другое требует расходов; по Василию, условие возвышения надо всеми — презрение к стяжанию; «все это не твое собственное, но твоих сорабов, а особенно бедных и странников (ξένων)» [Главы, XXXIII В—С]. Пятая глава «О милостыне» рассматривает подаяние как путь к приобретению на небесах богатства нетленного [Там же, XXIV С—D]. Отношение к накоплению определяется в гл. 27 «О богатстве и корыстолюбии» мыслью о том, что процветание государства обеспечивается богатством государственной казны лишь тогда, когда она пополняется праведными приношениями; собранное же неправедно не только уничтожает накопленное праведно, но и навлекает суд Бога — законодателя справедливости [Там же, XXXVI А].

Церковь – Гл. 45 «О смерти и бессмертии», построенная целиком на христианской аргументации, утверждающей тленность телесного и бессмертие души, разделяющей царство земное и небесное, характеризующей, наконец, земную власть только как возможность обрести царство небесное [Там же, XLIV D — XLV А].

Гл. 28 «О великодушии и кротости», призывая Льва к моральному совершенствованию: безудержный смех — это невоспитанность, надо быть великодушным в наказаниях, достойным нравом, кротким в речах, спокойным и обходительным по характеру; сказанное, утверждает Василий, делает для подданных государя желанным и больше отцом, чем императором [Там же, XXXVI В].

Как выразитель концепций христианизированной идеологии, Василий, естественно, отводит вопросу о вере специальную главу (гл. 2), но не ограничивается общерелигиозными рассуждениями: автор выходит за рамки богословской проблематики в том смысле, что распространяет свои наставления будущему императору на церковно-административную сферу.

Согласно Василию, церковь для его преемника не только мать, вскормившая Льва в «святом духе», но и инстанция, возложившая (вместе с Василием) на его главу венец. Взаимоотношения императора и церкви описываются метафорой «дети и родители»: если человек обязан чтить своих плотских родителей, то тем более он должен почитать тех, кто родил его в «божьем духе», поскольку первые даровали ему лишь кратковременную жизнь, а вторые приобщают к жизни вечной. Почитание церкви императором гарантирует, как полагает Василий, почитание императора Богом. В соответствии с представлением о церкви — духовном родителе Василий требует от сына благоговения перед священниками как духовными отцами, но не только.

Если справедливо, пишет Василий, чтобы из-за тебя почитались и твои слуги, то благочестиво, чтобы из-за Бога ты чтил его слуг — священников [Там же, XXIV А—В].

Некоторые наставления и характеристики императора:

Образование «украшает империю и делает императоров приснопамятными»; правда, ниже в той же главе сказано, что «образование дело жизнеполезное и важнейшее (σπουδαιότατον) не только для императоров, но и для частных лиц» [Там же, XXV А]. О совершенном разуме говорится: «Императору не править царственно, если он не упражняет деятельный разум» [Там же, LIII С—D]. Гл. 51 связывает царственное со словом: «Не столько обильное состояние, сколько надлежащее императорское слово может утешить страждущую душу» [Там же, XLVIII В—С]. Чтение книг Иисуса Сираха рекомендовано Льву, так как в них он может «прочитать о государственных и императорских доблестях»

Императорские дети, по мысли Василия, «должны быть живыми образами отцовской добродетели» [Там же, XXI В — XXIV А]. В главе о почитании родителей отношение к ним регламентируется следующим образом: Лев должен чтить отца не так, как подданные (коленопреклоняясь, принося дары и славословя), — это недостойно царственного мужа, «но чтя добродетель, упражняясь в послушании (σωφροσύνη), совершенствуя (κοσμῶν) свой нрав, заботясь о слове, которым украшается разум молодых, и так готовить себя достойным царствовать над людьми и быть подобием царства небесного» [Там же, XXXII В—С]. «Императорским венцом следует считать чистую совесть, которой ты себя украсишь больше, чем десятками тысяч других украшений», — пишет Василий в гл. 62 «О благом нраве» [Там же, LIII В].

Императору нет нужды нравиться кому-либо «красотой тела», поскольку над ним нет никого, кроме Бога, а Богу угодно «благородство души» [Там же, XIVIII D — XLIX А]. Гл. 40 «О страже» посвящена тому, как надежнее всего обеспечить безопасность «императорского тела» (σῶμα), т.е. жизни императора [Там же, XLI В].

«Тебя тогда нарекут воистину императором, когда ты будешь управлять не только подданными, но и одержишь верх над удовольствиями» [гл. 63 «О власти над наслаждениями». Там же, LIII В—С]. Нельзя ни возноситься в удаче, ни унывать в беде — «это малодушие, неподобающее императорскому достоинству» [гл. 38 «Об эфемерности земного». Там же, XL D — XLI А]. «Возвышенность и независимость императорского разума не столько в обилии власти, сколько в презрении к имению» [гл. 24 «О презрении к имуществу». Там же, XXXIII В—С]. «Хорошим императором является тот, кто назначает архонтов, преследующих несправедливость, когда подданные ее терпят… свойство хорошего императора изучать нравы, характер, достоинства и образ мыслей своих архонтов» [гл. 30 «О власти». Там же, XXXVI С—D].

Несомненно царским достоинством, хотя это и не выражено эпитетом βασιλικός, является, следуя за Василием, моральное превосходство императора. «Поскольку ты избран, — поучает он Льва в гл. 10 «О видах добродетели», — царствовать над остальными людьми… постольку старайся превосходить всех подданных добродетелью… Если ты господствуешь надо всеми по чину, а в добродетели над тобой господствуют иные, ты в меньшей степени являешься царем, но над тобой царствуют другие… царствуй истинно таким образом, чтобы править всеми по части добродетели» [Там же, XXV С—D]. «Не так все блага (τєρπνά) мира, как богатство добродетели украшает императора».

Благой император:

О законах: «благой император», хорошо разбирающийся в людях и назначающий праведных архонтов [Там же, XXXVI С—D].

Неписаным законом для подданных станет обычай (ᾔϑη) императора и он сохранит память по своем царствовании незабвенной, если и сам будет следовать добрым законам предшествующих императоров [Там же, XXXVII А—В], — рекомендуется в гл. 32 «О благозаконии».

Связь между земной и небесной монархиями в качестве предпосылки миротворчества обосновывается в гл. 47 «О мире»: «Будучи моим сыном, (сыном) императора земного, по плоти и следуя сказанным мною словам, ты наречешься сыном царя небесного, приписывая себе божественное родство по духу, являясь учеником кроткого и миролюбивого Христа, так как сказано: «Блаженны миротворцы, ибо они нарекутся сыновьями Бога»«[Там же, XLV В—С]. В гл. 52 «О благодарности» обретение «царства небесного» взамен земного рассматривается как награда за хорошее управление тем, что император «получил» от Бога [Там же, XLVIII С—D].

Наконец, справедливое слово императора обладает большей силой, чем деньги [Там., же, XLVIII В—С].

Константин Багрянородный

Данный мыслитель использует в качестве критерия не теорию, а опыт и исторические сведения, которые он анализировал. Он считал, что правителю нужны знания, основанные на опыте, так как необходимые добродетели правителя предполагаются.

Константин Багрянородный выделял несколько з