Материал 4. Чилийский феномен

Пригоден ли для нас опыт Пиночета

Недавно народный депутат СССР Виктор Алкснис, говоря о различных экономических моделях, на которые, по его мнению, мы могли бы ориентироваться, заметил в своем интервью Би-би-си: “Я не поклонник Пиночета, но он создал очень эффективную экономику. Давайте судить по тому, чего он сумел добиться. Я убежден, что мы можем использовать его опыт для решения наших проблем”.

В. Алкснис не одинок в своем желании использовать опыт чилийских военных для нормализации нашей экономики. В последнее время с подобными призывами выступали народный депутат СССР М. Бочаров, ряд видных военачальников. Опыт этот “заворожил” представителей самых различных кругов – журналистов, политических деятелей, даже театральных режиссеров.

Среди них и член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь МГК Ю. А. Прокофьев. Выступая на одной из пресс-конференций, он отметил, что рынок в нашей стране должен формироваться при участии и под влиянием государства. При этом он заявил: “Я бы не побоялся в этом плане назвать и Чили”.

Чилийская экономика действительно добилась впечатляющих успехов за последнее десятилетие. Я работал в Чили в конце шестидесятых годов и в то время, когда у власти находилось правительство Народного единства. Был в Чили и в январе прошлого года. И то, что увидел в последний свой приезд, не могло не поразить. Экономика Чили находится на подъеме и является одной из самых стабильных на континенте.

И, думается, само по себе обращение к чилийскому опыту вряд ли заслуживает какого-либо осуждения. Дело, однако, в другом. Прежде чем взять его на вооружение, следовало бы проанализировать, соответствует ли он нашим реалиям, способны ли мы применить в своей экономике те методы, которыми руководствовались чилийцы.

Боюсь, что те, кто рекомендует присмотреться к Чили, берут во внимание лишь один аспект “чилийского феномена”, считая, что он был достигнут только благодаря сильной власти, в данном случае военной диктатуре.

Но даже если согласиться с этим тезисом, нельзя не задуматъся о цене этого “феномена”. Опубликованные недавно данные чилийской комиссии по примирению не оставляют никакого сомнения на этот счет. За годы пребывания военных у власти в Чили было убито 2.279 человек. Из них 164 чилийца стали жертвами насилия во время разгона демонстраций. 2.115 человек погибли при различных обстоятельствах от рук службы безопасности, в том числе 615 скончались под пытками, 975 человек исчезли бесследно после ареста. И, наконец, сотни тысяч чилийцев были вынуждены эмигрировать, спасаясь от репрессий.

Готовы ли мы заплатить такую “цену”?

При этом, на мой взгляд, считать, что Пиночет навел порядок в экономике исключительно с помощью диктатуры, – глубокое заблуждение.

Проблема в том, что, как писала “Нью-Йорк таймс”, “Пиночет первым из правых или левых диктаторов ввел открытую экономику. Его политика свободного рынка была полмостью обоснованной, и она сработала. Чилийский бизнес динамичен и продуктивен. Инфраструктура страны – от метрополитена до воздушного транспорта, морских перевозок, горнорудной промышленности, финансов и производства – является наиболее эффективной в Латинской Америке”.

С авторитетной американской газетой нельзя не согласиться. И все же я позволил бы себе сделать одно замечание. Дело в том, что никакой открытой или рыночной экономики Пиночет не вводил. Она существовала в Чили задолго до него, как существовала и ее основа – институт частной собственности.

Чили – традиционно страна средних и мелких предпринимателей, ремесленников. Именно они составляют основу национальной экономики. И не случайно, что после прихода к власти Пиночет стал уделять им наибольшее внимание. Военные не столкнулись и с такой проблемой, как денационализация, или, как мы сейчас говорим, разгосударствление. Хотя бы по той причине, что подавляющее большинство компаний и предприятий (всего около 350) были национализированы Народным единством, и их возвращение в лоно частного сектора, начавшееся сразу после переворота, прошло относительно безболезненно. Не было необходимости военным властям проводить и референдум об отношении населения к частной собственности, так как большая часть земельных угодий уже находилась в руках частников. Поспешные же, а порой провокационные действия экстремистски настроенных сторонников Народного единства, производивших под видом экспроприации насильственный захват земельных участков, вызвали лишь негативное отношение к коллективной форме собственности.

Заслуга же Пиночета заключалась в том, что он свел до минимума вмешательство государства в экономику, на что главным образом ориентировалось правительство С. Альенде, отделил ее от политики, деидеологизировал экономику.

Распустив Национальный конгресс и все без исключения политические партии (в том числе и Национальную, безоговорочно выступившую в поддержку путчистов), общественные и профсоюзные организации, запретив забастовки и другие формы социального протеста, военные, с одной стороны, лишили граждан Чили возможности заниматься политической деятельностью, а с другой – как бы вывели экономику из-под контроля государства, перепоручив ее высококвалифицированным специалистам.

При этом саму модель развития разрабатывали не национальные экономисты (хотя чилийские специалисты в области экономики высоко котируются не только на континенте, но и за его пределами). Ее авторами стали представители так называемой Чикагской школы во главе с лауреатом Нобелевской премии Милтоном Фридманом (против которых в нашей прессе было выпущено немало ядовитых стрел). Приглашая зарубежных специалистов, Пиночет исходил из чисто прагматических целей, считая, что “мальчики Фридмана”, не связанные с теми или иными секторами национальной экономики или местными компаниями и фирмами, подойдут к решению поставленной перед ними задачи более беспристрастно и выработают более объективную модель, которая отвечала бы интересам всей экономики.

Чили представляет собой довольно компактную страну, которой без особых проблем можно было бы управлять из центра. Тем не менее военные власти пошли на децентрализацию управления. Каждому из районов в разумных пределах была предоставлена хозяйственная и экономическая самостоятельность. Они действовали без излишнего вмешательства центра, практически автономно.

Важно и то, что чилийская экономика чуть ли не сразу стала ориентироваться на экспорт, хотя и за счет ущемления внутренних интересов. При этом преследовались две цели. Во-первых, был взят курс на зарабатывание валюты, чтобы иметь возможность рассчитываться с внешним долгом. Во-вторых, стремясь выпускать высококачественную продукцию, способную конкурировать на международном рынке, страна тем самым не только подтягивала свою технологию и промышленность до мирового уровня, но и создавала и развивала такие новые отрасли, как электроника.

Разумеется, это лишь схематичное изложение чилийской модели развития экономики, и оно не охватывает всех ее компонентов. Таких, как увеличение иностранных капиталовложений, что стало возможным вследствие предоставления режима наибольшего благоприятствования зарубежным вкладчикам (которых к тому же привлекали внутриполитическая стабильность и уверенность в судьбе своих капиталов), создание условий для деятельности международных монополий (на конец 1989 года в стране действовали филиалы 24 крупных компаний].

Перечисленные факторы действовали во взаимосвязи. Именно они, а не сильная власть, олицетворяемая военным режимом и Пиночетом, и предопределили появление “чилийского феномена”.

В пользу этого тезиса говорит хотя бы опыт соседних с Чили Аргентины и Уругвая. У этих трех латиноамериканских стран много общего. Военные пришли к власти примерно в одно и то же время (в Уругвае – в июне, в Чили – в сентябре 1973 года, в Аргентине – в марте 1976 года). Да и срок пребывания “у руля” вполне сопоставим. И что же? В отличие от Чили военные Аргентины и Уругвая, показав полную неспособность выправить экономику, были вынуждены оставить власть.

Значит, дело не только и не столько в “сильной власти”, будь это даже военная диктатура, а в той экономической политике, которую она проводит.

Вместе с тем нельзя не сказать и о другой стороне “чилийского феномена”, о которой почему-то забывают его адвокаты. Экономическая политика военных породила серьезное социальное неравенство, расслоение в чилийском обществе.

В марте прошлого года к власти в Чили пришло конституционное правительство, возглавляемое президентом Патрисио Эйлвином. Перед ним стоит ответственная задача – доказать, что успешное развитие экономики вполне возможно и в условиях демократии.

А. МЕДВЕДЕНКО

“Известия” 17.06.91