Асноуныя этапы развицця археалагичнай тэарэтычнай думки

В настоящее время понимание слова "археология" несколько отличается от того первоначального значения, которое придавали ему древние греки. Между тем именно им человечество обязано введением данного термина в бытовой, а впоследствии и в научный оборот ("архайос" - древний, "логос" - учение, слово). В частности, у Платона, в произведениях которого мы встречаем одно из наиболее ранних упоминаний понятия "археология", этот термин присутствует в значении "рассказов о старине".

       В платоновском диалоге "Гиппий Больший" софист Гиппий сообщает, что лакедемоняне (спартанцы) слушали рассказы "о родословных героев и людей, о переселениях, т.е. о том, как в старину основывались города, и вообще о всей археологии".

       В сходном значении рассказов о древностях, о давних временах употребляли слово "археология" и другие античные авторы, вовсе не имея при этом в виду науку о древнейшей части истории человечества и тем более раскопки и изучение раскопанного [1, с.9].

       В эпоху европейского Возрождения археология стала иллюстрацией по истории античного (греческого и римского искусства), фактически она являлась частью музейно-антикварного дела, пополняя собрания античных скульптур и керамики [2, с.10].

       Многие историки археологических знаний относят начало археологии к глубочайшей древности, ссылаясь на раскопки вавилонского царя Набонида, коллекции древностей в музее пергамской династии Атталидов и описания памятников в эллинистических "периегесисах" (своего рода путеводителях по достопримечательностям). У них выходит, что археологии более 2000 лет. С этим решительно не согласен англичанин Глин Даниел. "Античный мир, - пишет он, дал историков, географов и этнографов, но не археологов. Первобытная археология – единственная гуманитарная наука, которую мы не можем возвести к грекам". В этом высказывании еще содержится ограничивающее словцо – "первобытная": первобытная археология – только одна из нескольких отраслей археологии (остаются еще античная, восточная, средневековая…). Другие показывают, что, по мнению Даниела, только с появлением первобытной археологии возникла археология как наука вообще. "Археология, пишет он, - была созданием викторианцев. Период от 1840 до 1900 гг. был основополагающим периодом в археологических открытиях и методике". А так как 60 лет – слишком затяжные роды, даже для науки, то проф. Даниел сокращает этот период, называя более узкий: "Рождение археологии: 1840 – 1870", а внутри него выделяет один год:

       "Если бы кто захотел выбрать специальную дату, с которой числить наступление зрелости археологии (маленькая неувязка в терминах: зрелость начинается с рождения. – Л. К.), то это должен быть 1867 год – год Exposition Universelle (Всемирной Выставки) и созыва конгресса (археологического. – Л. К.) в Париже. Это был поистине триумф археологии" (1950: 116).

       Создание археологической науки Даниел называет также "английским археологическим переворотом" (или буквально "английской археологической революцией"). Этому, по Даниелу, предшествовал "скандинавский археологический переворот" или "Датский переворот антиквариев", имевший место, таким образом, до рождения археологии, так сказать, в утробном периоде ее развития. Но именно этот более ранний переворот считают началом археологической науки другие ученые. В следующем веке с аналогичным высказыванием выступил гамбургский археолог Ю. Эггерс: "Археологии примерно 150 лет, – заявил он. – Летом 1957 года датский Национальный музей в Копенгагене праздновал свое 150-летие. Если может идти речь о твердых датах, то именно это и должно было быть юбилеем первобытной археологии как науки".

       Акад. С. А. Жебелев в своей "Истории археологических знаний" считал такой фигурой Иогана Иоахима Винкельмана. Б. Пшибышевский прямо пишет о возможности "по праву считать Винкельмана отцом археологии как науки». Однако ни Жебелев, ни Пшибышевский не были археологами: первый – историк, второй – искусствовед. Но так считают и многие археологи.

       Советские археологи А. С. Амальрик и А. Л. Монгайт (1966: 22) признают за Винкельманом лишь право называться основоположником истории античного искусства, "которую долгое время считали, а в некоторых европейских странах и поныне считают, важнейшей отраслью археологии". В книге этих двух авторов больше значения придается другому современнику Руссо – французскому аббату Бартелеми, "так как он впервые использовал вещественные памятники для познания не самих вещей и их истории, а для познания истории общества, создавшего эти вещи. А именно это и делает археологию исторической наукой". Труд Бартелеми был издан в 1788 году. Впрочем, и Бартелеми указанные авторы основоположником археологии все же не называют, склоняясь к тому, чтобы оставить эту честь за скандинавскими учеными, которые "подняли археологию до уровня других гуманитарных наук".

2. Когда возникла археология? Какие-то разногласия возможны просто за счет преувеличения роли той или иной личности современниками и ближайшими потомками. Но корень расхождений, очевидно, кроется в различии критериев определения археологии. Ученые по-разному определяют, с какого шага начинается именно археология, а это зависит от того, что понимать под термином "археология". Мы уже останавливались на этом вопросе, но здесь задевается другой его аспект – не объем предмета, а научность знания.

       Если исходить из принятого в советском государстве, да и в нынешней России понимания археологии, то есть из того, что археология – это историческая наука, изучающая материальные древности как исторические источники, то такая археология – детище ХХ века и существует далеко не везде: в ряде стран археология не связана с историей. Для американцев она, например, вместе с лингвистикой, этнографией и другими науками составляет антропологию. Но уже тогда, после первоначальных крайностей, стало понятно, что как бы советские идеологи ни гордились своим пониманием задач археологии, как бы ни были уверены в его правильности, нельзя было забывать о том, что наша школа отнюдь не исчерпывает всей мировой археологии – что в ней существуют и другие школы, взаимодействие с которыми (не только борьба, но и сотрудничество) неизбежны и необходимы. Если бы мы стали считать археологией только свое направление в ней, это означало бы, что мы слишком зазнались и замкнулись. Ведь с такой позиции история Геродота – не история, философия Платона – не философия (не говоря уж о философии Канта или Сартра). Наши историки и философы даже в пору безраздельного господства у нас марксизма предпочитали более широкие определения наук. Но тогда сугубая молодость археологии отпадает.

       С другой стороны и великая древность археологии под вопросом. Если говорить об истории археологических знаний, то есть знаний, имеющих отношение к археологии, применяемых непосредственно в ней, то, конечно, эти знания начали накапливаться с незапамятных времен - с тех, когда не только археологии, но и никаких наук еще не было. Иное дело выяснить, с какого времени это накопление выделяется в особую отрасль знания, как бы она ни называлась. Опять же иной вопрос – когда эта отрасль становится наукой, то есть когда она начинает соответствовать критериям научности. Еще один вопрос – выделение в особую отрасль предшествует обретению научности или следует за ним, и в этом случае вопрос становится таким: когда наука выделяется из более обширного комплекса изучения и становится самостоятельной, а не частью другой науки? И уж совсем особый вопрос, с какого времени за ней закрепился нынешний термин или с какого времени этот термин получил нынешнее значение. То есть история термина – это совсем не история обозначаемой им дисциплины.