От зависимости к эмоциональной самодостаточности и взрослым объектным отношениям

 

Линии развития физической самостоятельности

 

1. От грудного вскармливания к рациональному пи­танию.

· Общие трудности приема пищи.

· Отнятие от груди или бутылки.

· Самостоятельное питание.

· Рост удо­вольствия от поглощения пищи (без тормозящих

· идентификаций).

2. От непроизвольного мочеиспускания и пачкания к контролю над кишечником и мочевым пузырем.

· Ребенок имеет полную свободу мочиться и пач­кать, определяется обстоятельства­ми внешней среды.

· Роль в мотивации переходит от оральной к анальной зоне. Любопытство, направленное на внутреннее устройство тела, удоволь­ствие от беспорядка, грязи, игр с удержанием, опус­тошением, переполнением кишечника, равно как и доминированием, обладанием, разрушением и други­ми проявлениями агрессии.

· Ребенок принимает и перени­мает от матери и окружающих его людей отношения к чистоте и через идентификацию делает их интегральной частью требований эго и суперэго.

· Полный контроль над ки­шечником и мочеиспусканием.

3. От безответственности к ответственности в управ­лении телом.

· Первый шаг - изменение в направ­ленности агрессии: от концентрации на теле до обраще­ния к внешнему миру.

· Развитие таких функций эго, как ориентация во внешнем мире, понимание причин и след­ствий, контроль опасных желаний в соответствии с прин­ципом реальности.

· Добро­вольное принятие правил гигиены и медицинских требо­ваний.

 

4. От эгоцентричности до партнерства.

· Эгоистический, нарциссически ориентирован­ный взгляд на объектный мир, в котором другие дети или не фигурируют вовсе, или воспринимаются только в роли нарушителей отношений между матерью и ре­бенком, соперников за любовь родителей.

· Отношение к другим детям как к неодушевлен­ным объектам, игрушкам, которые можно взять в руки, грубо с ними обращаться, управлять ими, избавляться от них, не считаясь с их реакцией и отношением.

· Отношение к другим детям как к помощни­кам, партнерам в выполнении поставленной цели (для себя), об­щей деятельности, такой, как игра.

· Другие дети рассматриваются как партнеры и объекты с их собственными правами.

5. От тела к игрушке и от игры к работе.

· Игра у ребенка начинается как активность по поиску эротического удовольствия, включая рот, паль­цы, зрение, всю поверхность кожи.

· Части тела матери и ребенка переносятся на какие-то мягкие предметы, такие как кусочки ворса, подушки, коврики, мех, мягкие игрушки.

· Прикрепление к одному специфическому пере­ходному объекту развивается и распространяется на мягкие игрушки разного типа в целом, которые в каче­стве символических объектов приближаются или оттал­киваются в зависимости от либидозного или агрессив­ного катексиса.

· Игрушки, которые ребенок прижимает к себе, постепенно отходят на второй план, за исключением времени сна. В этой ситуации в качестве переходных объектов они облегчают переход ребенка от активнос­ти, сопричастности внешнему миру к нарциссическому уходу - необходимому условию сна.

· Игрушки, которые ребенок прижимает к себе, постепенно отходят на второй план, за исключением времени сна. В этой ситуации в качестве переходных объектов они облегчают переход ребенка от активнос­ти, сопричастности внешнему миру к нарциссическому уходу - необходимому условию сна. Способность играть изменяется на способность работать, контролировать, подавлять, тормозить или моди­фицировать импульсы, доводить до конца заранее составленные пла­ны.

Различия между приемами лечения, разработанными

Анной Фрейд и Мелани Кляйн

Исходя из того, что грубое обращение пациентов в возрасте от 2 до 3 лет со своими игрушками свидетельствует в рамках переноса о харак­тере ранних объектных отношений, Мелани Кляйн пришла к выводу о существовании исходного конфликта между любовью и ненавистью, между нежными и деструктивными порывами, символическим выраже­нием которого являются фрагментарные объекты, в частности любимая «добрая» и «злая» материнская грудь, подвергающаяся настоящим нападкам со стороны грудного ребенка.

По мнению Кляйн, младенец воспринимает мать как «протопрес-ледовательницу, которая извне и изнутри атакует тело ребенка», угрожая кастрировать младенца мужского пола или выпотрошить младенцев обо­их полов. Кляйн была «убеждена в том, что в основе инфантиль­ных неврозов лежит психотическая (т. е. параноидная и шизоидная) тре­вога, которая в известной степени является элементом нормального раз­вития в младенчестве...». Она подразделяла оральную стадию развития на две субфазы — параноидно-шизоидную и депрес­сивную, — полагая, что переживания, характерные для этого этапа пси­хологической эволюции, сохраняются на всю жизнь и доступны для ре-активации в любом возрасте. Судя по результатам наблюдений Мелани Кляйн, по мере развития процесса интеграции приятных и неприятных для эго ребенка элементов объекта возникает депрессивная тревога, поэтому она и назвала субфазу, датированную второй половиной пер­вого года жизни, «депрессивной».

Камнем преткновения между Анной Фрейд и Мелани Кляйн яви­лось мнение последней о том, что эдипов комплекс и супер-эго формиру­ются в возрасте, соответствующем депрессивной субфазе развития. Раз­решающим фактором этого процесса Кляйн считала фрустрации ораль­ного характера, обусловленные внешними обстоятельствами или «неспособностью» ребенка «получать удовлетворение от кормления грудью».

Различные представления Мелани Кляйн и Анны Фрейд о процессе развития ребенка и происхождении неврозов, разумеется, не могли послужить основой для аналогичных приемов лечения.

Если Анна Фрейд тяготела к «модификации классических приемов лечения», то Кляйн усматривала значительные различия между интер­претацией детских переживаний и анализом состояния взрослого чело­века, хотя и допускала, что при изучении эго взрослого человека учиты­вать уровень психологического развития было бы не менее целесообраз­но, чем при исследовании эго ребенка. Она рекомендовала без промедле­ния обращать внимание на позитивные и негативные проявления перено­са и осуществлять «глубокое» толкование. При этом сначала происходит реактивация, а затем ликвидация агрессивных и садистических импуль­сов орального характера, которые не в последнюю очередь обусловлены завистью и ненавистью, возникающими в связи с «бессознательным знанием» того, что родители вступают в коитус, рассматриваемый сквозь призму фантазий орального толка.

Анна Фрейд придерживалась иного мнения, хотя впоследствии про­извела ревизию некоторых своих представлений о модификации прие­мов лечения с учетом условий детского психоанализа, в частности конце­пции «неаналитической прелюдии» терапии. Она полагала, что дети хуже поддаются анализу, чем взрослые люди, поскольку зачастую не ис­пытывают страдания, под давлением которых возникает потребность в аналитическом лечении, и не проявляют склонности к самосозерцанию, рефлексии и озарению. Чем моложе пациент, тем скромнее его способ­ность к восприятию правды, ниже порог восприятия тревоги и фрустра­ции, уязвимее представления о неизменности объекта, и поэтому выше степень риска возникновения переноса. Серьезным препятствием на пути развития процесса психоаналитического лечения Анна Фрейд счи­тала и то обстоятельство, что дети предпочитают выражать свои чувства действиями, а не словами. Кроме того, она полагала, что «щекотливая ситуация может сложиться в связи с неизбежным вмешательством роди­телей в процесс анализа ребенка». «В этих обстоятельствах довольно трудно разработать приемы лечения в соответствии с канонами психо­анализа, то есть осуществить интерпретацию феноменов, связанных с переносом и контрпереносом, устранить смещение и регрессию, заме­нить примитивные патогенные защитные механизмы резонными, адап­тивными реакциями, усилить общий потенциал эго и создать условия, при которых эго сможет контролировать большее пространство пси­хики».