Надо возделывать свой вишневый сад. Валерию Шадрину, директору Чехфеста, — 80 лет

Юбилей — 12 февраля. Валерий Иванович Шадрин был начальником главного управления культуры Москвы в годы перестройки. Вместе с Кириллом Лавровым, Олегом...

Елена Дьякова13 февраля 2019

КОММЕНТАРИИКУЛЬТУРА

Юбилей — 12 февраля. Валерий Иванович Шадрин был начальником главного управления культуры Москвы в годы перестройки. Вместе с Кириллом Лавровым, Олегом Ефремовым, Георгием Товстоноговым, Марком Захаровым возглавил в 1986-м новоучрежденный СТД СССР. Но Чеховский фестиваль стал главным для него. Тем случаем, когда человек и его дело сливаются воедино. И создают — ту самую пресловутую «мягкую силу» России. Начало истории 25 лет спустя кажется героической сагой.

Октябрь 1992 года. Первый фестиваль. Под стоны со всех сторон «Пир во время чумы!» Петер Штайн привозит в обезумевшую полуголодную Москву свой «Вишневый сад». Артисты из Душанбе вырываются в Москву на военном самолете: в Таджикистане идет гражданская война. «В рамках Чехфеста»-1992 театральные менеджеры Европы смотрят дипломные спектакли мастерской Петра Фоменко в ГИТИСе: история «Мастерской Фоменко» начинается и с этого.

А еще в 1992-м продолжаются (с 1988 года!) переговоры о постановке Петера Штайна в России — первой постановке зарубежного режиссера в России с 1910-х гг.

Штайн прилетит в Москву, чтобы начать репетиции «Орестеи», 3 октября 1993 года. В день, когда танки начнут стрелять по Белому дому. Валерий Шадрин встретит Штайна в Шереметьеве — и предложит ему сразу вернуться в Мюнхен. Тем самым ставя крест на шести годах своей работы.

 

Наши на «Берлинале»: «Кислота» и «Мальчик русский». Смотреть? Рецензии Ларисы Малюковой

Два дебютных российских фильма в основной программе Берлинского кинофестиваля. Значит ли это, что молодое поколение лучше старших чувствует воздух времени?...

Лариса Малюкова12 февраля 2019

КОММЕНТАРИИКУЛЬТУРА

Два дебютных российских фильма в основной программе Берлинского кинофестиваля. Значит ли это, что молодое поколение лучше старших чувствует воздух времени? Во всяком случае, в обеих картинах — попытка ответить на неувядаемый вопрос «легко ли быть молодым?»

Пошел, увидел и ослеп

В секции экспериментального кино «Форум» состоялась мировая премьера картины «Мальчик русский» Александра Золотухина. Это одна из лучших работ выпускников мастерской Александра Сокурова. Для дебютанта — отчаянная храбрость решиться на повесть о Первой мировой, не говоря уж о производственных проблемах: историческая костюмная картина требует особой тщательности, профессионального опыта. Но Первая мировая основательно забыта. И кажется такой далекой, словно мифологизированная Троянская война.

С первых же кадров — погружение в теряющую цвет «старую эпоху» — в молоко пыли, песка и глины военных дорог. Картинка стилизована под выцветшую зернистую пленку. Изображение словно потрепано, истерто временем. И медленно из кадра в кадр на экране возникает уродливое тело войны. Здесь надо назвать имя молодого оператора Айрата Ямилова (он также снимал «Софичку» Киры Коваленко, однокурсницы Золотухина).

Деревенский мальчик Алеша с гармошкой и неумеренными надеждами отправился на войну как в путешествие в большую жизнь. В этой роли снялся Владимир Королев, его режиссер разыскал в детском доме. Зачем, Алеша, ты пошел на войну? Да немцев пострелять. И медальки бы красивые. Мальчик с завистью смотрит на застиранные гимнастерки бывалых, на которых посверкивают кресты. Щуплый Алеша словно Антошка с гармошкой — лицо в веснушках, утопает в огромных сапогах, фуражка едва держится на ушах. Но старается: тащит ружье и ящики с патронами из последних сил тягает. Пока первый же бой не настигает хорошего мальчика вовсе не приключенческим кошмаром.

Сразу поражает это дикое противоречие облика наивного, любознательного ребенка — и того кошмара, в который он шаг за шагом погружается. Война высасывает из него надежды на будущее. И он вовсе не взрослеет, просто лицо его вместо веснушек покрывается шрапнелью шрамов как болью, и он на глазах, словно климовский мальчик из «Иди и смотри», стареет.

После газовой атаки слепнет целый отряд.

Одна из запоминающихся сцен — фотографирование слепых. Их пытаются выстроить, задний ряд поднимают — ставят буквально на крышку гроба. Они валятся друг на друга. Поднимаются, держась друг за друга.

Война Золотухина — гигантская абсурдная свалка. Кажется, что бойня столетней давности разворачивается здесь и сейчас. Летящие в объектив комья земли, разворошенное поле, в окопах — живые рядом с мертвыми. Хлорная атака раздирает изнутри, выедает глаза. В траншее — ржавая от крови вода. Все это изображено фактурно, обстоятельно. И вместе с тем, как в дневниках Эрнста Юнгера, которые вдохновляли режиссера, как в фильмах его учителя Сокурова выразительность и эмоциональность гасятся отстраненностью повествователя, какие бы ужасы не изображались.

Алеша слепнет и становится совершенно беспомощным. Вместо неба с птицей — чернота.

Алешу сажают в специальный аппарат с огромным раструбом слушать вражеские аэропланы. И он начинает «слышать» войну, как «прозревшие слепые» в греческой мифологии.

Режиссер выстроил фильм как двухголосную фугу. Параллельно основному сюжету идет репетиция симфонического оркестра «Таврический», исполняющего Третий концерт Рахманинова и его главное произведение — «Симфонические танцы». Мощь музыки, в которой и духовные искания, и апокалипсизм, и архаика вместе с замечаниями дирижера вторгаются в военные сцены. Темы связываются одна с другой, развиваются по законам музыки: вступление, экспозиция, разработка, контрэкспозиция, реприза, финал. Можно придумать много объяснений и концепций этой связки «войны» и «мира». Можно вообразить, что история мальчика Леши, ослепленного войной, нафантазирована музыкой. Временами этот прием кажется нарочитым и мешает погружению в удивительно живое, дотошным и изобретательным образом выписанное пространство.

Значительно убедительнее, нежели музыкальное вторжение в киноисторию, ее внутренний контрапункт. Противостояние человеческого (как опекают в полку изувеченного мальчика, как забыв о войне, играют в догонялки, как юный немец не решается стрелять в слепого врага-сверстника, как из страха и боли возникает братство, неутомимая солидарность солдат) и античеловеческого (как отбивают Алеше, севшему есть кашу за офицерский стол, руки; как превращают зрячих в слепых, живых — в мертвых). В общем, это имя — Александр Золотухин — стоит запомнить.