Еврипид как философ на сцене

Еврипид — младший современник Софокла, в чем-то и его художественный антипод. Новатор, он запечатлел следующую фазу в развитии жанра трагедии, придав ей живое психологическое наполнение.

Вехи биографии. Еврипид (480—406 гг. до н.э.), опередивший свое время, был на 16 лет моложе Софокла: он родился в тот самый 480 г. до н.э., когда Софокл уже руководил хором мальчиков, славивших победу над персами при Соломине. Но жизнь его не была безоблачной и счастливой, как у «любимца богов». В отличие от Софокла, Еврипид, склонный к уединению, был равнодушен к практическим делам. Его влекли к себе философия, книги и творческий процесс, но прежде всего — театральное дело. Среди его друзей были люди высокой духовности, интеллектуалы: Гераклит Эфесский, Анаксагор.

Современники Еврипида относились к нему неодобрительно. Он им казался заносчивым, погруженным в себя; к тому же его критическое отношение к некоторым сакраментальным институтам афинской жизни также не приветствовалось согражданами. Еврипид явно опередил свое время. Этот внутренний конфликт поэта и общества, видимо, побудил его покинуть Афины и перебраться в Македонию, воспользовавшись гостеприимством местного царя Архелая. Там он и умер в 406 г. до н.э. на несколько месяцев раньше Софокла, своего соперника, который почтил его память, выведя на сцену актеров своего театра.

Еврипид посвятил жизнь театру. Он умел отвлекаться от бытового суетного, чтобы мысленно устремиться к «прекрасному и возвышенному». Начал писать он примерно в 25-летнем возрасте, систематически принимал участие в соревнованиях драматургов, но был менее удачлив, чем Софокл: лишь пять раз брал первый приз. Принято считать, что он написал от 75 до 98 трагедий. Однако его наследие по сравнению с Эсхилом и Софоклом сохранились полнее: 18 произведений, в которых он предлагал свои драматургические интерпретации мифов Троянского и Фиванского циклов.

Недооцененный современниками, заглянувший в завтрашний день сцены, Еврипид оказался любимцем потомков.

Общий характер творчества: «люди такие, какие они есть». Драматург считал демократию, пусть и не безупречную, наиболее естественным, оптимальным государственным устройством. Но помнил при этом, что бывает «ложен суд толпы», а большинство не всегда оказывается правым. Во главе государства призваны находиться не ловкие краснобаи-политиканы, а достойные, компетентные люди. Он сочувствовал рабам, осуждал военные конфликты, а в мифологические сюжеты вносил порой критические ноты.

Сердцевиной его жизненной философии было понятие свободы и независимости индивида} его психологический облик, внутренний мир. Это объясняет пристальное внимание Еврипида к проблемам семьи и ее коллизиям, а также нелегкой доле женщины в греческом социуме.

Обращаясь к мифам, Еврипид берет обычно легендарную сюжетную схему для своих трагедий, но при этом «снижает» ее, приближает к земным проблемам. Миф был для него сюжетной оболочкой, позволявшей представить на сцене психологически достоверные, уловленные на реальном уровне драматические коллизии. И если Софокл показывал героев такими, какими они должны быть, то Еврипид — такими, какие они есть.

Пристальное внимание Еврипида к проблемам личности, к глубинным жизненным конфликтам дало основание современникам называть драматурга философом сцены.

«Медея»: трагедия обманутого доверия. «Медея» — не только «знаковое» создание Еврипида. Она принадлежит к не столь многочисленным памятникам античной драмы, которые прочно закрепились в современном мировом театральном репертуаре. Между тем, на состязании драматургов при жизни Еврипида трагедия удостоилась лишь третьего приза.

В основе трагедии — старинный миф об аргонавтах. Группа героев греческой мифологии (Геракл, Тесей, Идр) во главе с Ясоном отправляются на борту «Арго» через Черное море в Колхиду, чтобы добыть у местного царя Ээта золотое руно. Ээт соглашается отдать руно Ясону, лишь подвергнув его опаснейшим испытаниям. Дочь Ээта Медея, влюбившаяся в Ясона, помогает ему спастись от гибели и добыть руно. При этом, она жертвует жизнью своего брата и дяди, Пелия, брата Ээта. Ясон и Медея возвращаются в Грецию и находят приют в Коринфе у местного царя Креонта. Там у них рождаются двое детей. Но вот Ясон решает оставить Медею и жениться на дочери Креонта Главке, в основном из корыстных побуждений: завладеть богатством Креонта.

Такова предыстория событий, хорошо знакомых зрителям по мифу. Сценическое действие, как и в других классических трагедиях, представляет собой развязку происшедшего.

Трагедия открывается прологом. Кормилица сообщает о драме в семье Медеи: «Детей Ясон и с матерью на новое отдать решился ложе». Оскорбленная Медея «остановить не может воплей». Памятуя о мстительном нраве Медеи, кормилица предрекает неотвратимые страшные события. Так она готовит зрителя к встрече с главной героиней.

Первый же монолог Медеи убеждает, сколь необоснованно представление о ней как о «варварке», одержимой «темной» ненавистью. Медея рассуждает не только о предательстве по отношению лично к ней. Ее мысль шире. Она — о нелегкой доле женщин в обществе. Для мужчин в эллинских семьях было в порядке вещей развлекаться с гетерами, общаться с друзьями на пирушках. Женщина была обречена довольствоваться пребыванием в гинекее, со служанками и детьми. Нередко девушка выходила замуж совсем молодой, неопытной, не зная своего избранника. Она вступала в новый мир, где ей «чужды и нравы, и законы».

Медея оспаривает расхожее мнение, согласно которому женщина прячется за мужем, как за щитом, в то время как супруг подвергается смертельной опасности на поле брани:

Какая ложь! Три раза под щитом Охотней бы стояла я, чем раз Один родить.

Образ Медеи дан в развитии. Между тем, царь Креонт, памятуя о непредсказуемом нраве «варварки», настаивает, чтобы она незамедлительно покинула Коринф. А Медея, уже замыслившая «Ясона с корнем вырвать дом», прикидывается смирившейся и вымаливает отсрочку на сутки.

Наконец на сцене впервые появляется Ясон. В мифе он представал личностью героической. У Еврипида Ясон «снижен»: он укоряет Медею за «злые речи», напоминает, что облагодетельствовал ее, привезя из «дикой» Колхиды в цивилизованную Грецию. Ясон фальшивит, объясняя свой поступок интересами детей, желанием обезопасить их от бедности, и даже предлагает Медее деньги как отступное, но та с презрением отказывается брать их в руки.

Затем события развиваются стремительно: о них сообщает Вестник. Медея отправляет детей к Главке, невесте Ясона, со свадебным подарком: это чудесный пеплос, пропитанный ядом. Когда царевна начинает примерять пеплос перед зеркалом, яд проникает в ее тело, и она мгновенно гибнет. Обнимая и целуя тело дочери, умирает бросившийся к ней Креонт.

Далее развертывается одна из самых трагических сцен. Медея встречает вернувшихся детей. В ее душе — мучительный разлад, конфликт между чувством любящей матери и яростью безмерно оскорбленной женщины.

...О горе, горе

Над вами туча, дети... а за ней?

И долго ли вам жить еще, а мне

Глядеть на ваши руки, что во мне

Защиты ищут...

Монолог Медеи — признание в сомнениях, борьбе чувств, ее раздирающих. Перед нами не только столкновение характеров — Ясона и Медеи, но и конфликт в душе героини. Она то решает убить детей, чтобы нанести самый жестокий удар Ясону, то отказывается от страшного плана. Но побеждает месть.

Впервые в античной трагедии возникает не только противостояние героев, но и внутренний разлом в самом герое, тяжкие колебания, терзающие душу. Трудно переоценить смысл подобного психологического открытия для мирового искусства.

Финал трагедии фантастичен: Медея вместе с телами детей улетает на небо на колеснице, посланной ей дедом, богом Гелиосом. Сокрушенный горем Ясон, сразу потерявший все, умоляет разрешить хотя бы коснуться детей. Но Медея непреклонна. «Ты просишь напрасно», — таков се приговор.

Тема трагедии — вечная. Вырастающая из внутрисемейных коллизий, она во многом типична. В этом ее общечеловеческий смысл. Поступок Медеи не может быть оправдан, но нуждается в объяснении. Это и акт мести, и вместе с тем акт отчаяния. После открытия, сколь подл Ясон, в душе Медеи взяли верх темные разрушительные силы. Конечно, Еврипид осуждает Медею. Перед нами не просто трагедия ревности, как может показаться на первый взгляд. Это еще и трагедия обманутого доверия.

 

Вопросы воспитания и литературы в комедиях Аристофана

Аристофан (446-385 гг. до н.э.) Сохранилось 11 его произведений из 30. Взгляды Аристофана: миссия поэта быть наставником граждан, а не веселить их. К современной демократии относился отрицательно. Идеал был у него в далёком прошлом. Аристофан был консерватором. Для Аристофана была не менее важна чем тема культуры. Он считал, что современная культура виновата в падении нравов.

Комедия «Облака» (антисофиская комедия) 423г. до н.э. Стрепсиад (богатый крестьянин, который женился на аристократке), Фидиппид (увлекается конным спортом), Сократ. Отец, Стрепсиад, разорился. Сократ рассказывает, что богов он не признаёт, что их боги облака. Три божества Сократа: хаос, облака, язык. Любимый приём Аристофана: приём материализации метафоры. Авторская позиция ясна. Почему именно Сократ стал противником Аристофана? Сократ пользовался громадной популярностью в Афинах. И в Лице Сократа Аристофан высмеивал всю современную философию. Сократ софистом не был. Аристофан сыграл роковую роль в жизни Сократа. Было возбужденно уголовное дело на Сократа по комедии Аристофана «Облака».

Художественные особенности комедий Аристофана:

1)Цель комедии всегда серьёзная и высокая. (всегда есть подтекст)

2)В основе сюжета лежит необычная, фантастическая, поражающая комизмом ситуация

3)В комедиях мы всегда увидим контрастное противопоставление благ

4)Введение в комедии большого числа исторических лиц

5)Использование буффонады (нарушение театральной иллюзии)

6)Комизм ситуаций дополняется комизмом слов, такие приёмы как: гипербола, использует поношение

7)Наряду с самыми грубыми насмешками идут сцены полные интеллектуального юмора (создаётся с помощью пародий)

8)Использует материализацию отвлечённых идей

9)Гротеск Аристофана называют отцом комедии.

В комедии «Облака» объектом пародирования стало учение Сократа, которое он, интерпретирует в духе софистов. Отличается от обычных комедий. Посвящена культурной проблеме: выступает против софистов и Сократа. Проблема воспитания молодежи. Афинянам вечные проблемы казались скучными. «Облака» оказались роковыми в жизни Сократа. Обличение в безбожности, безнравственности и развращении молодежи. На суде в качестве обвинения зачитывалась пьеса.

Сюжет комедии:

Старик Стрипсиад обеспокоен сыном Фидиппидом – тот играет на скачках, спустил все состояние. Стрипсиад узнает, что в Афинах есть мыслильня, хочет пойти туда учиться. Встречает там Сократа. Реальный Сократ не был таким смешным дураком. Афиняне прощали Сократу его внешний вид за его мысли. Всегда был готов к беседе – сократической беседе – приведение человека к выводу. У Аристофана Сократ – это чудак, сидящий в привязанной к стропилам корзине «парит в воздухе и размышляет о солнце». Этот Сократ изучает всякую дрянь. Проблемы: какой частью тела жужжит комар, измеряет шаг блохи. Сократ убеждает не верить в Зевса. Сократ принимает Стрепсиада в «мыслильню» и проделывает над ним обряд «посвящения». Мудрость софистов символизируется в хоре «божественных» облаков, почитание которых отныне должно заменить традиционную религию. Пародируются естественно-научные теории философов и новые софистические дисциплины, например грамматика. Стрипсиада выгоняют из мыслильни, посылает вместо себя сына. Происходит агон между Кривдой и Правдой – прежде всего о проблеме воспитания. восхваляет старое строгое воспитание. Кривда защищает свободу вожделений. Кривда побеждает. Фидиппид быстро овладевает всеми необходимыми уловками, и старик спроваживает своих заимодавцев.

Но вскоре искусство сына обращается против отца. Заканчивается все еще одним агоном. И сын, и отец идут на пир. Любитель старых поэтов Симонида и Эсхила, Стрепсиад не сошелся в литературных вкусах с сыном, поклонником Еврипида. Фидиппид поколотил старика, доказывает ему, что сын вправе бить отца. Стрепсиад готов признать силу этой аргументации, но, когда Фидиппид обещает доказать и то, что законно бить матерей, взбешенный старик поджигает мыслильню Сократа.но старику захотелось послушать Эсхила, а сыну – Еврипида. Сын побил отца и аргументировал это. Стрипсиад берет лестницу и факел – поджигает мыслильню.

Особенности:

· Сократ - карикатура на софистику (далек). На деле – выступал на площади, здесь – в мыслильне.

· Комедия кончается без обычной обрядовой свадьбы

Образованный А. не враг науки, в софистике его пугает отрыв от полисной этики: новое воспитание не закладывает основ для гражданских доблестей.

Лягушки  — Комедия (405 до н. э.)

Аристофан нападал и на Еврипида, высмеивая его трагедии в комедии «Лягушки». Главный упрек, который он делал великому трагику, заключался в том, что в его трагедиях отсутствовал героический идеал, который был так необходим греческому народу в период политических смут. В «Птицах» (414 г.), одном из самых блестящих произведений. Аристофана, карнавальный сюжет «света навыворот» получает чисто сказочное оформление, не связанное с злободневной политической тематикой. Проблематика «Лягушек» сосредоточена во второй половине комедии, в «агоне» Эсхила и Эврипида. Состязание трагических поэтов в «Лягушках», частично пародирующее софистические методы оценки литературных произведений, является для нас древнейшим памятником античной литературной критики. Разбирается стиль обоих соперников, их прологи, музыкально-лирическая сторона их драм. Наибольший интерес представляет первая часть состязания, в которой рассматривается основной вопрос о задачах поэтического искусства и в частности о задачах трагедии. Поэт — учитель граждан. «Лягушки», поставленные незадолго до решительного поражения Афин в Пелопоннесской войне и распада афинской морской державы, представляют собой последнюю известную нам комедию «древнего» типа. Несколько отличаются от привычного карнавального типа те комедии, в которых ставятся проблемы не политического, а культурного порядка. Уже первая (не дошедшая) комедия Аристофана «Пирующие» (427 г.) была посвящена вопросу о старом и новом воспитании и изображала дурные последствия софистического обучения. К этой же теме Аристофан вернулся в комедии «Облака» (423 г.), высмеивающей софистику; ко «Облака», которые автор считал самым серьезным из дотоле написанных им произведений, не имели успеха у зрителей и получили третий приз. Впоследствии Аристофан частично переработал свою пьесу, и в этой второй редакции она дошла до нас. Начиная с «Птиц», у Аристофана ослабевает резкость политической сатиры, ее злободневность.

 

Знаменитых сочинителей трагедий в Афинах было трое: старший — Эсхил, средний — Софокл и младший — Еврипид. Эсхил был могуч и величав, Софокл ясен и гармоничен, Еврипид напряжен и парадоксален. Один раз посмотрев, афинские зрители долго не могли забыть, как его Федра терзается страстью к пасынку, а его Медея с хором ратует за права женщин. Старики смотрели и ругались, а молодые восхищались.

Эсхил умер давно, еще в середине столетия, а Софокл и Еврипид скончались полвека спустя, в 406 г., почти одновременно. Сразу пошли споры между любителями: кто из троих был лучше? И в ответ на такие споры драматург Аристофан поставил об этом комедию "Лягушки".

"Лягушки" — это значит, что хор в комедии одет лягушками и песни свои начинает квакающими строчками: "Брекекекекс, коакс, коакс! / Брекекекекс, коакс, коакс! / Болотных вод дети мы, / Затянем гимн, дружный хор, / Протяжный стон, звонкую нашу песню!"

Но лягушки эти — не простые: они живут и квакают не где-нибудь, а в адской реке Ахероне, через которую старый косматый лодочник Харон перевозит покойников на тот свет. Почему в этой комедии понадобился тот свет, Ахерон и лягушки, на то есть свои причины.

Театр в Афинах был под покровительством Диониса, бога вина и земной растительности; изображался Дионис (по крайней мере, иногда) безбородым нежным юношей. Вот этот Дионис, забеспокоившись о судьбе своего театра, подумал: "Спущусь-ка я в загробное царство и выведу-ка обратно на свет Еврипида, чтобы не совсем опустела афинская сцена!" Но как попасть на тот свет? Дионис расспрашивает об этом Геракла — ведь Геракл, богатырь в львиной шкуре, спускался туда за страшным трехглавым адским псом Кербером. "Легче легкого, — говорит Геракл, — удавись, отравись или бросься со стены". — "Слишком душно, слишком невкусно, слишком круто;

покажи лучше, как сам ты шел". — "Вот загробный лодочник Харон перевезет тебя через сцену, а там сам найдешь". Но Дионис не один, при нем раб с поклажей; нельзя ли переслать ее с попутчиком? Вот как раз идет похоронная процессия. "Эй, покойничек, захвати с собою наш тючок!" Покойничек с готовностью приподымается на носилках: "Две драхмы дашь?" — "Нипочем!" — "Эй, могильщики, несите меня дальше!" — "Ну скинь хоть полдрахмы!" Покойник негодует: "Чтоб мне вновь ожить!" Делать нечего, Дионис с Хароном гребут посуху через сцену, а раб с поклажей бежит вокруг. Дионис грести непривычен, кряхтит и ругается, а хор лягушек издевается над ним: "Брекекекекс, коакс, коакс!" Встречаются на другом конце сцены, обмениваются загробными впечатлениями: "А видел ты здешних грешников, и воров, и лжесвидетелей, и взяточников?" — "Конечно, видел, и сейчас вижу", — и актер показывает на ряды зрителей. Зрители хохочут.

Вот и дворец подземного царя Аида, у ворот сидит Эак. В мифах это величавый судья грехов человеческих, а здесь — крикливый раб-привратник. Дионис накидывает львиную шкуру, стучит. "Кто там?" — "Геракл опять пришел!" — "Ах, злодей, ах, негодяй, это ты у меня давеча увел Кербера, милую мою собачку! Постой же, вот я напущу на тебя всех адских чудищ!" Эак уходит, Дионис в ужасе; отдает рабу Гераклову шкуру, сам надевает его платье. Подходят вновь к воротам, а в них служанка подземной царицы: "Геракл, дорогой наш, хозяйка так уж о тебе помнит, такое уж тебе угощенье приготовила, иди к нам!" Раб радехонек, но Дионис его хватает за плащ, и они, переругиваясь, переодеваются опять. Возвращается Эак с адской стражей и совсем понять не может, кто тут хозяин, кто тут раб. Решают: он будет их стегать по очереди розгами, — кто первый закричит, тот, стало быть, не бог, а раб. Бьет. "Ой-ой!" — "Ага!" — "Нет, это я подумал: когда же война кончится?" — "Ой-ой!" — "Ага!" — "Нет, это у меня заноза в пятке... Ой-ой!.. Нет, это мне стихи плохие вспомнились... Ой-ой!.. Нет, это я Еврипида процитировал". — "Не разобраться мне, пусть уж бог Аид сам разбирается". И Дионис с рабом входят во дворец.

Оказывается, на том свете тоже есть свои соревнования поэтов, и до сих пор лучшим слыл Эсхил, а теперь у него эту славу оспаривает новоумерший Еврипид. Сейчас будет суд, а Дионис будет судьей; сейчас будут поэзию "локтями мерить и гирями взвешивать". Правда, Эсхил недоволен: "Моя поэзия не умерла со мной, а Еврипидова умерла и под рукой у него". Но его унимают: начинается суд. Вокруг судящихся уже новый хор — квакающие лягушки остались далеко в Ахероне. Новый хор — это души праведников: в эту пору греки считали, что те, кто ведет праведную жизнь и принял посвящение в таинства Деметры, Персефоны и Иакха, будут на том свете не бесчувственными, а блаженными. Иакх — это одно из имен самого Диониса, поэтому такой хор здесь вполне уместен.

Еврипид обвиняет Эсхила: "Пьесы у тебя скучные: герой стоит, а хор поет, герой скажет два-три слова, тут пьесе и конец. Слова у тебя старинные, громоздкие, непонятные. А у меня все ясно, все как в жизни, и люди, и мысли, и слова". Эсхил возражает: "Поэт должен учить добру и правде. Гомер тем и славен, что показывает всем примеры доблести, а какой пример могут подать твои развратные героини? Высоким мыслям подобает и высокий язык, а тонкие речи твоих героев могут научить граждан лишь не слушаться начальников".

Эсхил читает свои стихи — Еврипид придирается к каждому слову: "Вот у тебя Орест над могилою отца молит его "услышать, внять...", а ведь "услышать" и "внять" — это повторение!" ("Чудак, — успокаивает его Дионис, — Орест ведь к мертвому обращается, а тут, сколько ни повторяй, не докличешься!") Еврипид читает свои стихи — Эсхил придирается к каждой строчке: "Все драмы у тебя начинаются родословными: "Герой Пелоп, который был мне прадедом...", "Геракл, который...", "Тот Кадм, который...", "Тот Зевс, который...". Дионис их разнимает: пусть говорят по одной строчке, а он, Дионис, с весами в руках будет судить, в какой больше весу. Еврипид произносит стих неуклюжий и громоздкий: "О, если б бег ладья остановила свой..."; Эсхил — плавный и благозвучный: "Речной поток, через луга лиющийся..." Дионис неожиданно кричит: "У Эсхила тяжелей!" — "Да почему?" — "Он своим потоком подмочил стихи, вот они и тянут больше".

Наконец стихи отложены в сторону. Дионис спрашивает у поэтов их мнение о политических делах в Афинах и опять разводит руками: "Один ответил мудро, а другой — мудрей". Кто же из двух лучше, кого вывести из преисподней? "Эсхила!" — объявляет Дионис. "А обещал меня!" — возмущается Еврипид. "Не я — язык мой обещал", — отвечает Дионис еврипидовским же стихом (из "Ипполита"). "Виноват и не стыдишься?" — "Там нет вины, где никто не видит", — отвечает Дионис другой цитатой. "Надо мною над мертвым смеешься?" — "Кто знает, жизнь и смерть не одно ль и то же?" — отвечает Дионис третьей цитатой, и Еврипид смолкает.

Дионис с Эсхилом собираются в путь, а подземный бог их напутствует: "Такому-то политику, и такому-то мироеду, и такому-то стихоплету скажи, что давно уж им пора ко мне..." Хор провожает Эсхила славословием и поэту и Афинам: чтобы им поскорей одержать победу и избавиться и от таких-то политиков, и от таких-то мироедов, и от таких-то стихоплетов.