VI. Святой феодосий I великий (379–395)

 

Глава 1. Святой император

 

Взошедший через 5 месяцев после гибели Валента на престол по воле Грациана, 33-летний св. Феодосий представлял собой удивительный и редкий образец сочетания лучших римских традиций и христианского благочестия. Даже такой автор, как Э. Гиббон, не находит слов, чтобы выразить своё восхищение этой благородной натурой: «Благоразумие изданных им законов и его военные успехи внушали уважение к его управлению и его подданным и его врагам». Он отличался семейными добродетелями и целомудрием, был верным супругом и снисходительным отцом, искренне и горячо любил своего дядю, который приобрёл при нём положение покойного отца, и его заботливое внимание распространялось даже на самых дальних и незнатных родственников. При этом св. Феодосий проявлял большое благоразумие в выборе друзей и приближал к себе лишь тех, с кем близко сошелся, будучи ещё мало известным человеком.

Честность и благородство св. Феодосия были выше всяких границ, достаточно привести лишь один пример, демонстрирующий, каких характеристик он удостоился к моменту прихода к власти. После страшного поражения под Адрианополем Грациан долго размышлял над тем, кому можно было бы доверить управление восточными провинциями. При всех сомнениях его выбор пал на св. Феодосия, отца которого за 3 года до этого сам же Грациан приказал казнить по ложному обвинению. И вот теперь юный вождь передавал власть в руки сына казнённого полководца, не опасаясь с его стороны никаких неожиданностей. И многократно прав Э. Гиббон, восклицая: «Какое доверие должен был питать Грациан к его честности, чтобы положиться на то, что этот преданный сын простит, ради интересов государства, умерщвление своего отца! Какое он должен был иметь высокое понятие о дарованиях сына, если надеялся, что один этот человек способен спасти и восстановить восточную империю» [441].

Он легко забывал старые обиды, но всегда помнил об оказанных ему ранее услугах, находя возможность отблагодарить своих прежних покровителей. Его приветливость в обхождении компенсировала серьёзность тона, приобретённого им в военных походах и на царском троне. Святой Феодосий уважал простоту хороших и добродетельных людей, щедро вознаграждая таланты, если они были полезны Римскому государству, и сам неоднократно демонстрировал прекрасные познания в области философии, риторики, богословия и права. Он был смирным и добросердечным человеком, а если иногда и возгорался гневом, то быстро отходил, неизменно прощая виновных[442].

Горячность и — в то же время — быстрая отходчивость св. Феодосия хорошо иллюстрирует один эпизод, случившийся с ним уже во времена единодержавного правления. При царском дворе проживала одна красивая девушка по имени Олимпиада, отец которой, уже погибший к тому времени, получил должности и состояние от императора за верную службу. Когда девушка достигла зрелого возраста, св. Феодосий решил устроить её судьбу, тем более, что за ней ухаживал испанец Елпидий — богатый и мужественный молодой человек. Но девушка, желавшая посвятить себя Церкви, отказала ему, хотя сам царь принял активное участие в сватовстве. Оскорбленный её отказом, св. Феодосий приказал конфисковать имущество девушки и вернуть ей его после достижения 30-летнего возраста, когда она «поумнеет».

В ответ он получил такое письмо от Олимпиады: «Благодарю тебя, августейший монарх, за то, что с мудростью и благоволением, достойным не только государя, но и епископа, ты соизволил возложить на себя управление моим имением и тем облегчить мне тяжесть земных забот. Соблаговоли увенчать своё дело, раздав это богатство бедным и церквам, как я то намеревалась сделать. Твои уполномоченные исполнят это с большим знанием дела, а сверх того ты избавляешь меня от уколов преступного тщеславия, которые очень часто сопровождают благотворение». После этого император горько раскаялся в своём необдуманном поступке, вернул Олимпиаде имение и разрешил самостоятельно определить свою судьбу. Вскоре девушка стала диаконисой и помощником св. Иоанна Златоуста[443].

По искреннему выражению одного автора, если бы старший Брут мог внезапно ожить и взглянуть на нового императора, то этот суровый республиканец, враг любой единоличной власти, отрёкся бы у ног св. Феодосия от своей ненависти к монархии и искренне бы признался, что такой василевс — лучший блюститель благосостояния и достоинства римского народа[444].

Оглядываясь на его беспримерные труды, оценивая личность замечательного царя, можно с уверенностью сказать, что именно св. Феодосий был даром Божьим Империи, пожалуй, в самую критическую минуту её истории, начиная со времён II Пунической войны. Исходя из его заслуг перед Римом и Церковью, имя св. Феодосия внесли в ряд самых выдающихся правителей всех времён и народов, и оно почитаемо не менее, чем имена св. Константина Великого, св. Юстиниана Великого, Ираклия I Великого, Алексея I Комнина и других избранников Христа. Скажем больше — по равенству талантов св. Феодосий превосходил некоторых из блистательнейших царей их многообразием, а своими заслугами перед Церковью обоснованно заслужил имя «святого императора».

Откуда же появился в тот момент, когда, казалось, спасения искать неоткуда, этот благородный муж? К сожалению, история оставила нам немного сведений о его детстве и юности. Род св. Феодосия происходил из Испании, из города Italica, близ современной Севильи, основанного ещё Сципионом Старшим для италийских солдат-ветеранов. Говорили даже, что семья Феодосиев имела родство с императором Траяном, во что слабо верится, поскольку ближайшие предки святого императора были всего лишь скромными муниципальными служащими. Только при отце св. Феодосия, носившего такое же имя, известного своей храбростью на поле боя и ставшего одним из самых удачливых и опытных полководцев Империи, благосостояние семьи начинает расти. Именно старший Феодосий не раз выручал императора Валентиниана I, нанося жестокие поражения варварам в Британии и в Африке, а в это время его сын находился рядом с отцом и перенимал его бесценный опыт военачальника.

Известно, что св. Феодосий получил в детстве прекрасное образование, и наставником его юности был замечательный воспитатель Антоний, сумевший соединить в душе мальчика высокие знания, понятие о чести, справедливости и храбрости и дать ему спартанское воспитание будущего воина. Кстати сказать, отмечают, что сам отец будущего императора не оставался равнодушным к его судьбе и окружал юношу нежной заботой, обрамленной строгой дисциплиной[445].

Как только сын подрос, Феодосий Старший немедленно взял его к себе, и оба потомка этого старинного рода не раз прославили своё имя на полях многочисленных сражений. Когда в 367 г. варвары вторглись на территорию Британии, Валентиниан направил молодого полководца для восстановления порядка. Феодосий укрепил дисциплину в западных легионах, вернув значительное число дезертиров в их ряды, чем резко повысил боеспособность армии[446]. Начав в 368 г. поход на Британию, молодой военачальник побеждал всех попадавшихся на его пути варваров и оказал британцам большую помощь в организации обороны. Он восстановил крепости и города, вернул порядок и стабильность в римских землях, расположенных на острове, и попутно в корне пресек заговор некоего Максимина, проявившего себя ранее в Риме в качестве безжалостного правителя — убийцы.

«Счастье не изменяло никаким его предприятиям», — говорил о нём современник. Положение дел в Британии настолько изменилось при талантливом управлении Феодосия, что в знак признательности Валентиниан отозвал его ко дворцу и назначил на высокую должность магистра конницы[447]. И в новом качестве св. Феодосий не знал поражений. В 370 г. он разбил алеманов, сделав на них внезапное нападение через Рецию. Примечательно, что часть пленных алеманов он, по согласованию с Валентинианом, поселил в Италии[448].

Звезда молодого полководца только восходила — после всех побед, где храбрость св. Феодосия постоянно состязалась с великодушием к побеждённым врагам, император Валентиниан I назначил его правителем Мизии и поручил усмирить пограничные народы, досаждавшие Риму. Это было сложное поручение, выполнив которое св. Феодосий мог с полным правом рассчитывать на ещё большие милости, но тут случилась беда. Умер старый император, а юный Грациан на основании сфальсифицированного обвинения приказал казнить старшего Феодосия. В 376 г. в Карфагене приговор был приведён в исполнение. В эту минуту и сам св. Феодосий оказался на краю гибели, но, по счастью, имя и репутация сына казнённого были настолько безупречны, что даже враги не сумели представить доказательства вины св. Феодосия. Его лишь освободили от всех государственных должностей и разрешили удалиться в Испанию, где в своём поместье Каухе он несколько лет вёл жизнь частного человека. Убеждённый христианин, будущий царь безропотно принял удар судьбы и всё своё старание, весь жизненный опыт направил на мирные цели.

Будучи дисциплинированным и организованным человеком, привыкшим всё делать добросовестно, прекрасно исполняя до сих пор все общественные обязанности и обладая способностью адаптироваться к любой обстановке, непритязательный и скромный, он направил свои усилия на улучшение большого наследственного имения семьи. Помимо этого св. Феодосий занялся широкой благотворительной деятельностью, помогая всем страждущим, и, имея среди местных жителей авторитет высоконравственного человека, разрешал споры между соседями[449]. Он вёл настолько уединенный образ жизни, что его имя и таланты совершенно забылись при дворе императора. И только в минуту опасности память о его воинских подвигах побудила царя вновь призвать для спасения отечества этого великого полководца.

Когда Валент погиб и внезапно единоличным правителем стал Грациан, хорошо знавший св. Феодосия, он, как уже говорилось, после некоторого размышления вызвал его к себе и возложил на голову императорский венец. Так, всего за 5 месяцев кардинально изменилась судьба св. Феодосия: из частного человека он сделался повелителем половины Вселенной — все восточные провинции (Фракийская, Азиатская, Египетская провинции, половина Иллирийской префектуры и два больших диоцеза — Македонский и Дакийский) перешли под его управление[450].

Первое время после Адрианопольской битвы оба императора совместно вели небольшие военные действия против готов и даже имели частичный успех. Но в начале лета 379 г. Грациан отбыл на Запад, а на св. Феодосия свалились едва ли разрешимые проблемы. По сути, ему ставилась задача даже не восстановить порядок в восточных провинциях, а отвоевать их обратно у готов, чувствовавших себя полными хозяевами положения. Дело заключалось даже не в том, что под Адрианополем вместе с Валентом погибло более 40 тыс. римлян — цвет восточных легионов. В конце концов, как справедливо отмечают историки, какую-то часть рекрутов можно было набрать среди местного населения, хотя обучение их и требовало времени. Но главная опасность заключалась в том, что римское войско разуверилось в себе. Напротив, ещё вчера унижаемые и обманываемые римскими чиновниками готы ощутили свою силу, громадными массами распространяясь по землям восточных провинций.

В эту минуту новый император продемонстрировал блестящие стратегические и тактические способности. Он прекрасно понимал, что немедленный реванш готам практически неизбежно приведёт к новому, ещё более тяжёлому поражению. Поэтому, организовав свою ставку в Фессалониках, царь оттуда следил за перемещениями готов, часто организуя успешные вылазки на врага. Побеждая готов в небольших стычках, римляне вскоре на деле убедились в возможности бороться с врагами, ещё вчера казавшимися непобедимыми. А укреплённые св. Феодосием крепости и гарнизоны сковывали готам силы, которые всё более и более дробились на небольшие отряды бандитов и мародеров. В свою очередь, уцелевшие подразделения римских войск стали собираться в довольно многочисленные группы, позволившие царю захватывать стратегическую инициативу[451].

Приняв делегацию Константинопольского сената, приветствовавшего его назначение на престол, св. Феодосий летом 379 г. вышел с остатками войск на Север и 6 июля остановился в городе Скупах, в провинции Дардании. По дороге император уничтожал небольшие шайки готских разбойников и предпринимал титанические шаги по формированию новой армии. Зиму с 379 на 380 г. царь провёл в Фессалониках, занимая обучение рекрутов. Тем временем готы разделились, и часть их направилась на Запад, где оккупировала Паннонию, разорив попутно несколько городов. Император Грациан попытался в 382 г. очистить провинцию от захватчиков, но успеха не имел[452].

Хотя св. Феодосий сумел несколько стабилизировать ситуацию, но всё же положение его оставалось очень тревожным. Восточные провинции едва ли могли полностью удовлетворить его запросы по рекрутскому набору, и пришлось срочно перестраивать саму схему организации армии. В качестве потенциальных солдат император широко вербовал варваров, включая самих готов и аланов, что делало его легионы ненадёжными. Были известны случаи, когда готские вожди, поступившие со своими дружинами на римскую службу, по-прежнему занимались разбоем и, более того, нередко выступали добровольными осведомителями, донося своим сородичам о планах римлян. Положение усугублялось тем, что и гражданская администрация восточных провинций была полностью разрушена, а оставшиеся очаги власти кишели злоупотреблениями. Дело доходило до того, что нередко население радовалось захвату своего населённого пункта готами, освобождавшими их от власти корыстных чиновников, практически находившихся вне контроля царя[453].

Но, можно сказать, в известной степени императору повезло: вождь готов Фритигерн, до сих пор державший в одной руке бесчисленные шайки соплеменников, вскоре умер, и, оставшись без руководства, готы окончательно утратили стратегическую инициативу, перестав быть единой силой. Они были всё ещё очень сильны, но император благоразумно и очень удачно использовал те раздоры, которые издавна существовали между остготами и вестготами, а также между ними и гуннами. Пока варвары выясняли между собой отношения, св. Феодосий переманил на свою сторону принца царской крови из рода Амалов Модара, получившего высокий титул римского полководца. Собрав значительное войско из своих соотечественников, Модар внезапно напал на остальных остготов и разгромил их. Император с триумфом вошёл в Константинополь как победитель готов.

Только теперь готы заметили ту перемену, которая произошла с ними за столь короткое время; пришло понимание того, что без единой, централизованной власти им нечего делать в римских провинциях, где они обречены на гибель. Оставшиеся вожди готского народа срочно призвали Атанариха, старого и опытного полководца уважаемого рода, который, перейдя Дунай, решил вновь попытать счастья. Но преклонные годы и мудрость старого гота сделали своё дело: Атанарих вскоре убедился в бесперспективности новой войны с Римом и охотно принял предложение о мире, сделанное императором.

Понимая, какое положение занимал Атанарих у врагов, 11 января 381 г. царь не поленился встретить того за несколько километров от стен Константинополя и устроить пышный приём. Надо сказать, что император был прекрасным психологом и сумел продемонстрировать варвару все лучшие стороны римской жизни, которые свидетельствовали о мощи и силе государства. И действительно, это произвело должный эффект — рассматривая стены города и его бесчисленные здания, любуясь вооружением и дисциплиной римского войска, вождь готов сказал: «Действительно, Римский император — земной бог, и тот самонадеянный человек, который осмеливается поднять против него свою руку, поднимает руку на самого себя».

Правда, готский вождь недолго наслаждался жизнью: его преклонные годы и безудержное пьянство, которому он предавался на многочисленных пирах у императора, сделали своё дело, и вскоре Атанарих умер. Надо отдать должное царю, он и в этом случае продемонстрировал гибкую и разумную тактику. Атанариха похоронили с большим почётом в Константинополе, в честь его был воздвигнут великолепный памятник, а готской армии поступило предложение перейти на римскую службу. Оставшись без вождя, видя, с какой охотой их соплеменники принимают предложение царя, каждый из командиров готских отрядов стремился не быть последним в этой очереди, опасаясь остаться в одиночестве.

Удивительно, но факт — в октябре 382 г., менее чем через 4 года с начала правления св. Феодосия, римский мир наблюдал картину добровольной капитуляции захватчиков [454]. Очень большую помощь царю оказал полководец Сатурнин, награждённый за свои успехи консульством на 383 г. В целом, можно сказать, император приручил зверя, вчера ещё готового поглотить последние островки римского мира среди океана варваров. И теперь этот зверь — готы — признавали над собой только его руку, послушно повинуясь царским приказам, но совершенно игнорируя остальные органы власти; даже Церковь была над ними бессильна по той причине, что готы являлись арианами.

Желая сохранить стабильность положения, император приближал к себе готских вождей, наделяя их пышными титулами и одаривая подарками. Это была обязательная мера для укрепления авторитета императора среди варваров, и она оказалась довольно эффективной. Когда однажды некий Эриульф попытался склонить своих соплеменников на измену, другой готский вождь Фравита заколол его мечом прямо во время царского пира[455].

В это же время св. Феодосий понёс тяжёлые утраты. В 385 г. умерла его малолетняя дочь Пульхерия, а осенью 386 г. — жена императора св. Элия Плакилла, чудесная сподвижница Православия, многократно наглядно демонстрировавшая любовь к ближнему, ухаживая за тяжело больными людьми. Церковь не случайно прославила эту благочестивейшую христианку и императрицу. Её главным занятием была молитва к Богу и забота о страждущих: многократно она бывала в тюрьмах и больницах, поддерживая несчастных, и нередко сама, своими руками омывала раны больным. Её ревность по Богу была такова, что она не допускала самой мысли о возможности ослушаться Его воли или впасть в случайный соблазн. Когда однажды св. Феодосий хотел встретиться с Евномием, арианским богословом, императрица уговорила его отклонить встречу, чтобы ариане не употребили этот прецедент в свою пользу. Император послушался царицу и даже приказал выгнать Евномия из дворца[456].

Вообще, личность св. Феодосия в известной степени символична для Церкви. Вместе с домочадцами он являл образец подлинно христианской семьи и истинного благочестия. Император — и замечательный отец семейства, и верный сын Церкви. Его жена, по словам св. Григория Нисского, была «столпом Церкви, сокровищем бедных, покровом несчастных».

Впрочем, вскоре царь начинает понижать плоды своей стратегии. В 386 г. римскому полководцу Промоту удалось разбить на Дунае остатки тех остготов, которые, некогда отделившись от основной массы своих соплеменников, пограбили на Западе, а затем, усилившись германцами и аланами, попытались вторгнуться в восточные провинции. Вождь остготов Одофей погиб, а остальные сдались на милость победителей. По условиям мирного договора, который был тут же заключён, готам разрешили компактно расселиться на территории Империи, во Фригии. Они сохранили свой язык, уклад жизни, общественный строй и религию — при всей нетерпимости к еретикам, император был вынужден разрешить готам строительство своих храмов и открытое исповедание арианства. Готы стали называть себя «federati» («федераты») и с этих пор вошли в состав Римского государства в качестве его практически полноправных граждан.

Всё же и теперь картина была не столь идеалистична, как этого хотелось бы св. Феодосию. Готы получили земли на Дунае и во Фракии с обязательством нести службу в римской армии. Но — существенный момент — уже не в составе римских легионов, а в виде национальных ополчений во главе со своими вождями. Их земли не облагались налогами, а римская администрация не имела права вмешиваться в их общественный быт[457]. Зачисляя готов в армию, св. Феодосий был вынужден разрешить им отлучаться временно на родину и присылать оттуда заместителей на своё место. Дух и дисциплина таких подразделений были крайне слабыми, что немедленно сказалось на боеспособности всей римской армии в целом. Вскоре уже не только готы, но и остальные варвары, пленённые выгодами воинской службе в Империи, формируют личные дружины, совершенно игнорируя старые римские формы организации армии.

С этого момента начинается новая страница жизни Римской империи. Галлы, испанцы, германцы уже давно состояли на римской службе, и именно они представляли собой большинство в составах легионов. Но никогда ранее вожди варварских племён не получали довлеющего положения в управлении Империей. Это стало естественным следствием решения св. Феодосия сделать вчерашних врагов своими союзниками. Поскольку же управление военными силами сохранялось за племенными вождями, а армия традиционно считалась в Империи силой, способной произвольно устанавливать и снимать царей, то теперь эта прерогатива римских полководцев едва ли не автоматически перешла к готам. Получая воинские титулы, готы становились сенаторами и постепенно сливались с высшим сословием Империи. Единственное, что останавливало их в окончательном доминировании среди политической элиты, — то, что они являлись арианами. Кроме того, встревоженный ростом могущества готов, желая обезопаситься от них, император принял закон, действовавший еще до середины VI в., согласно которому римлянам запрещается вступать в брак с готами[458].

Конечно, это было тяжёлое и обоюдоострое решение: впервые в истории Римской империи варвары стали преобладать в политической элите государства, но в противном случае они могли вообще его похоронить. В целом, хрупкая внутренняя стабильность держалась на тонкой нити личнъх отношений между императором и готскими вождями, постепенно наполнившими дворец царя, и требовалась политическая тонкость и точность расчёта, чтобы держать готов в рамках интересов Римского государства.

В скором времени, уже после восстановления единоначалия в обеих частях Римской империи, св. Феодосий столкнулся с первыми тяжёлыми последствиями своего решения по готскому вопросу. Поскольку местные, традиционные общественные элементы повсюду вытеснялись готскими ставленниками, в государстве зрело едва скрываемое недовольство таким положением дел. Опасаясь, что готские отряды, расположенные по Дунаю, могут легко изменить ему, царь велел перевести их для несения службы в Египет, отозвав, соответственно, местные войска для охраны западной границы. Готы подчинились, но по дороге устраивали настоящий разбой, забирая бесплатно всё, в чём испытывали нужду. В Сирии, в городе Филадельфия, египетские и готские легионы встретились, «египтяне» заступились за местных жителей, произошла стычка, вследствие которой более 200 готов погибло[459].

Другой эпизод произошёл в Малой Скифии, где одна группа готов получила землю для расселения. Командир гарнизона города Томы (ныне — Кюстендже) Геронтий всерьёз опасался, что, пренебрегая договорённостями, варвары захватят город, тем более, что своим дерзким поведением готы способствовали появлению соответствующего настроя мыслей у римлян. Предупреждая возможную атаку, Геронтий напал на них и разбил, отправив золотые украшения убитых врагов в подарок императору. Но св. Феодосий иначе расценил поступок своего командира, отдав того под суд за ослушание приказа. Только благодаря многим просьбам, обильно поддержанным золотом подсудимого, Геронтию удалось избежать казни[460].

В 387 г. в Антиохии местное население, раздражённое готами и новыми налоговыми повинностями, которыми власть, остро нуждающаяся в деньгах, обложила их, даже свергло на землю статую императора, его отца, сыновей и умершей императрицы св. Плакиллы, и таскало её с позором по улицам. Остановить императора, вспылившего по поводу этого инцидента, оскорблявшего его величество, смог только местный епископ Флавиан, с трудом уговоривший царя простить горожан[461]. Первоначально царь повелел лишить город всех привилегий, сравняв его по правилам судопроизводства с деревней и поставив в зависимость от Лаодикии. Кроме того, было назначено следствие для отыскания виновных. Но когда эмиссары императора прибыли в город, святой монах Македоний встал на их пути и умолял простить город.

В это время прибывший в ставку царя епископ Флавиан, молча стоявший перед императором, выслушивал его упрёки в адрес Антиохии. Царь напомнил ему все милости, оказанные городу, и вслух задавался горестным вопросом: «За что, за какое зло они так сильно мстили мне и надругались над моим именем?». Однако у епископа хватило и ума, и такта, чтобы дать возможность императору успокоиться. «Подумай, — заметил епископ Флавиан, — что теперь тебе надлежит позаботиться не только об этом городе, но и о твоей славе, даже обо всём христианстве. Теперь и иудеи, и язычники, и вся Вселенная, и варвары, — ведь и они услышали об этом, — обратили взоры на тебя и ждут, какой произнесёшь приговор по этому делу. И если произнесёшь приговор человеколюбивый и кроткий, все похвалят такое решение, прославят Бога и скажут друг другу: «Вот каково могущество христианства! Человека, которому нет равного на земле, который властен всё погубить и разрушить, оно удержало и обуздало, и научило терпению, какого и простой человек не показывал»» [462].

Наконец, в завершение беседы царь подвёл итог: «Если Господь Вселенной, Который для нас сошёл на землю, для нас принял зрак раба и от облагодетельствованных был распят, молился за распявших Его Отцу Небесному… то как не простить ругавшихся надо мной мне, подобному им человеку?». В результате св. Феодосий отменил все ранее данные приказы по Антиохии[463].

Впрочем, с этими и иными проявлениями недовольства римлян пока ещё император в целом мирился. Но в 390 г. в Фессалониках разыгралась трагедия, стоившая горожанам многих тысяч жизней и открывшая новую страницу во взаимоотношениях Церкви и верховной власти. Местное население возмутилось поведением готов, расквартированных в городе и ведущих себя предерзостно. Как следствие, горожане перебили готский гарнизон, что, в свою очередь, вызвало безудержную ярость со стороны царя, находившегося в тот момент в Италии. Его наказание было быстрым и жестоким — многие жители города (говорят, число жертв колебалось от 7 до 15 тыс. человек) были перебиты вошедшими в Фессалоники имперскими войсками без различия пола и возраста.

Епископ Милана св. Амвросий Медиоланский (333–397), имевший большое влияние на императора, тут же на время отлучил его от Церкви, наложив тяжёлую епитимию[464]. Рассказывают, св. Амвросий сказал императору: «Ты подражал Давиду в преступлении, подражай же ему в покаянии»[465].

Правда, история по обыкновению не раскрыла нам всех тайн этого события: в последствии св. Амвросий сам свидетельствовал, что император был обманут, и его гнев излился на фессалоникийцев под влиянием чужих слов, сильно исказивших действительность[466]. По крайне мере, сохранились свидетельства того, что инцидент был инспирирован неким Руфином — придворным советником царя, имевшим свои виды на Фессалоники; с ним мы столкнёмся при жизнеописании детей святого императора. Как говорят, Руфин заметно преувеличил вину жителей города, зная, что император по характеру очень вспыльчив, и сделал всё, чтобы отмщение было действительно жестоким.

Как можно понять, св. Феодосий едва ли мог знать, какое наказание Руфин готовит городу; очевидно, он надеялся, что по обыкновению произведут дознание, обнаружат организаторов волнений и определят меру наказания. Собственно говоря, царь вдруг оказался перед фактом случившегося, не имея возможности что-либо исправить. Тем более, заслуживает внимания его поведение в этой ситуации, когда его, практически невиновного в избиении фессалоникийцев, властелина мира, спасителя отечества, всемогущего императора, ждало позорное и публичное церковное наказание. Наказание, наложенное не Вселенским Собором, которому уже приписывали прерогативы рассматривать церковные дела в отношении самых высоких лиц, не группой архиереев, а всего-навсего архиепископом одного из городов Империи.

Примечательно, что св. Феодосий не пытался уйти в сторону и указать св. Амвросию истинного виновника трагедии. Он благородно и смиренно принял наказание, искренне раскаиваясь в избиении жителей города и негодуя на себя за собственную нераспорядительность и вспыльчивость — черты характера царя, менее всего виновные в происшедших событиях. По обыкновению, будучи истинным христианином, св. Феодосий принял всю вину за случившееся на себя, нисколько не сомневаясь в том, что эта жестокая история не случилась бы, если бы он не был грешен и не предотвратил её. Прямым свидетельством этого является то, что ни в данный момент времени, ни позднее святой царь не отмстил Руфину, хотя и ясно отдавал себе отчёт в его роли в данных событиях, и даже назначил его советником и опекуном старшего сына Аркадия.

Это — удивительная история, совершенно несвойственная истории взаимоотношения Церкви и власти в прежние года, далеко не обычная реакция епископата на те или иные действия императора. Впервые на царя была наложена епитимия (отлучение от принятия Святых Даров), и, что ещё более удивительно, самодержец послушно склонил свою главу перед словом клирика, исполняя наложенное на него наказание. До св. Константина такое, конечно, представить себе было невозможно, да и при нём едва ли кто посмел бы высказать императору столь резкий протест, отказав ему как члену Церкви в высшем таинстве. При предыдущих царях, когда полыхали церковные споры, такой приговор епископа мог окончательно определить симпатии царя в пользу конкретной партии. Впрочем, и сейчас, ввиду необычности ситуации, едва ли вся Церковь одобряла поступок св. Амвросия; можно лишь в очередной раз удивиться твёрдости характера и сугубой принципиальности Святителя. Но и поведение святого императора заслуживает уважения: приняв епитимию от архиепископа Медиоланского, он на деле показал, что для него и в его понимании Церковь и Империя существуют органично, слитно, и сам император обязан подчиняться церковной дисциплине, хотя бы и наперекор собственной выгоде. Сложив с себя знаки царской власти, св. Феодосий публично в храме оплакивал свой грех, и со слезами просил прощения[467]. Вскоре царь был прощён.

Впрочем, этот эпизод имеет второстепенное отношение к готскому вопросу. Главное заключается в том, что, по мнению св. Феодосия, с которым сложно не согласиться, любой инцидент с готами мог сиюминутно прервать сложившееся хрупкое равновесие. Жители Фессалоник, ослушавшиеся царского приказа, фактически могли развязать новую Готскую войну, и ещё вопрос, кто вышел бы из неё победителем. Поэтому, надо полагать, и последовала столь жестокая реакция императора.

Негативно оценивая решение императора в отношении готов, обращая внимание на готское засилье, с которым преемникам св. Феодосия пришлось бороться почти целое столетие, забывают, что, возможно, иной альтернативы у императора просто не было. Он не был причастен к ситуации начала своего царствования, не он довёл Империю до состояния коллапса, но, столкнувшись с этими проблемами, должен был решать вопрос с практической точки зрения, не особенно задумываясь над тем, сколько хлопот доставят его действия будущим царям, и как оценят их историки. Просто этого будущего вполне могло бы и не быть, какой уж тут выбор! Святой император точно рассчитал, что при всех преференциях, которые получили по праву силы готы, всё равно они оставались для Империи чужеродным элементом — сама принадлежность их к арианскому вероисповеданию, помноженная на запрет браков с римскими гражданами, неизбежно со временем приведёт или к их ассимиляции имперским телом, или к полному отторжению. И тот факт, что Империя после относительно короткого готского засилья будет существовать ещё добрую тысячу лет, свидетельствует о верности стратегического выбора св. Феодосия.

Но это будет ещё не скоро. А сейчас, едва успокоив готов, император столкнулся с новыми проблемами уже на Западе: в 383 г. погиб император Грациан. Как уже рассказывалось выше, царь не сразу решился на войну с узурпатором, но, вынуждаемый обстоятельствами, вскоре блистательно победил Максима. 13 июня 389 г. царь триумфально вступил в Рим вместе с юным Валентинианом II. Он надеялся, что царствование западного царя отныне будет спокойным, но, к сожалению, этим надеждам не суждено было сбыться, и Валентиниан погиб в 392 г. вследствие измены франкского вождя Арбогаста, состоявшего на римской службе.

Задушив царя в его же спальне, Арбогаст всё же не решился объявить себя императором. Вместо этого он инициировал восшествие на престол своего бывшего секретаря ритора Евгения, прошедшего стремительную карьеру вплоть до министра двора и претендента на трон. Надо отдать должное узурпатору — в любом статусе (и на частной службе, в качестве секретаря Арбогаста, и на государственной, уже при Валентиниане II), он проявил себя умелым и преданным человеком, а его учёность и красноречие в соединении с чистотой нрава способствовали повышению авторитета Евгения среди народа. Даже то обстоятельство, что Евгений с большой неохотой принял участие в спектакле по провозглашению себя царём, сыграло ему на руку — толпе нравится зримо видеть, как якобы их безудержная воля творит нового царя.

В любом случае, послы нового правителя Запада направились к св. Феодосию с большими дарами, желая получить его согласие на передачу власти над западными провинциями Евгению. Видимо, они рассчитывали, что император был не в курсе всех нюансов воцарения Евгения, и с притворной скорбью рассказали ему о неожиданной гибели Валентиниана.

Но, надо полагать, император, состоявший в близких отношениях со св. Амвросием Медиоланским, был осведомлён обо всех деталях и реальной роли Арбогаста и Евгения в цареубийстве. Однако внешне не подал вида и отпустил послов с двусмысленным ответом. На самом деле император был глубоко возмущён убийством Валентиниана II, к которому питал тёплые чувства. Не меньше его поразило предательство Арбогаста — своего старого товарища по многим военным походам. С одной стороны, ему не терпелось наказать узурпатора и предателя, с другой — довлело понимание опасности, которой подвергнется Империя в случае очередной гражданской войны. Проявив свои таланты уже на дипломатическом поприще, св. Феодосий по существу выиграл время для подготовки к новой войне, решив в первую очередь выяснить, насколько его решение будет находиться в согласии с волей Бога.

Сказать откровенно, положение дел св. Феодосия было далеко не столь блестящим и однозначным, как это может показаться. Едва собранная из лоскутов Империя возглавлялась не столько императором, сколь пёстрой смесью различных правителей и военачальников, в воле которых было либо принять власть царя, либо отклонить её. Трудно даже в общих чертах представить себе, какую титаническую работу проделал святой император, собирая объединённые войска для войны с узурпаторами, и заручаясь поддержкой или мирным нейтралитетом лиц, формально состоящих его же подданными или подчинёнными. Хрестоматийный пример демонстрирует правитель Африки, некий мавр Гильдон, потомок древних Нумидийских королей. За свою поддержку св. Феодосия он получил в управление Африку, став комитом Империи, и вскоре, пользуясь полной безнаказанностью и неограниченностью власти, сколотил себе громадное состояние.