IV. Иовиан (363–364), краткое царствование христианского Императора

 

После провала авантюры и смерти Юлиана положение римской армии в Персии стало катастрофическим — «не было времени для стенания и слез», говорит историк, участник этой кампании. Почти без продовольствия, не имея подкреплений, потерявшая многих известных и опытных военачальников и воинов, римская армия отступала без каких-либо шансов достойно завершить начатую Отступником войну. Естественно, первым делом нужно было выбрать нового вождя, который в силу обстоятельств автоматически должен был быть признан императором. На рассвете 27 июня 363 г., когда персы рассеялись вокруг римского лагеря, оставшиеся командиры легионов пригласили других командиров соединений и предложили начать выборы. Мнения, как это нередко бывает, разделились: некоторые вожди (Аринфей, Виктор и другие), состоявшие ранее в придворном штате Констанция, предлагали своего кандидата, галльские вожди предлагали одного из своих соратников. После долгих споров все сошлись на кандидатуре доблестного и благородного Саллюстия, но тот категорически отказался, ссылаясь на свою старость и болезни. Тогда, как это часто случается, была избрана нейтральная фигура одного из воинских начальников, командиров доместиков, — Иовиан [342].

К сожалению, о новом императоре осталось немного сведений. Он был довольно молод, едва перейдя 30-летний рубеж. Родился в известной римской семье — отец его комит Варрониан только накануне избрания сына на престол оставил свою должность иудалился на покой. Это был голубоглазый молодой человек очень высокого роста, хотя немного сутуловат, осанку имел благородную, а движения его отличались достоинством[343]. Поговаривали, что он любил сытно поесть, впрочем, как все солдаты, был очень осторожен и доброжелателен. Святитель Григорий Богослов отмечает следующие качества нового царя: «Он был муж знаменитый и по достоинству, и по благочестию, и по наружности, истинно достойный властителя» [344].

Известно, что он был христианином, и буквально перед Персидским походом Юлиан едва не отправил его в ссылку за отказ отречься от Христа, но потом передумал. По-видимому, это очевидное свидетельство высокого признания его воинских талантов, — как бы не любил Юлиан христиан, но оставить армию накануне войны без полководцев он не решился. Очевидно также, что военные действия и характер участия в них Иовиана подтвердили эту оценку, иначе ни при каких обстоятельствах армия не доверилась бы бесталанному в военном отношении человеку. Рассказывают, что когда Иовиану довели решение армии об избрании его императором, он отказался, ссылаясь на то, что не может управлять солдатами-язычниками. В ответ вся армия воскликнула, что среди них нет язычников, что все легионеры — христиане. Эта история хорошо характеризует религиозное состояние римского общества середины VI в. — для широкой народной массы переход от язычества к христианству был едва ли сложен и ещё мало отличим; повсеместно наблюдаются сцены, когда христиане принимали участие в языческих мистериях, и наоборот.

Надо полагать, его скромность в личной жизни мало сочеталась с поведением во время боя — его подвиги были известны всей армии, поэтому-то решение военного совета было столь единодушным. Когда Иовиана облекли в царские одежды, которые долго пришлось искать в связи с высоким ростом императора, легионы радостно встретили его криком: «Иовиан Август!».

Тяжелейшее бремя легко на плечи нового царя. Да, персы до сих пор терпели неприятные поражения, но сейчас диспозиция изменилась. Поразмыслив, Иовиан решился атаковать персов. Для успокоения войска была принесена и языческая жертва, также посулившая им успех. В это время один из недавних подчинённых Иовиана, ненавидевший его, перебежал к Шапуру и сообщил ему радостную весть о кончине Юлиана. Естественно, Персидский царь, посчитавший дело законченным, немедленно дал приказ наступать на римлян. Но Иовиан показал себя блестящим полководцем — персов отбили с большими потерями для них, те даже потеряли нескольких боевых слонов и множество тяжеловооружённых всадников. На следующий день бой продолжился: персы осыпали римский лагерь снарядами из метательных орудий, опять пустили слонов и конницу, которая едва не пробилась до самой палатки императора, но в конце концов персы, были отбиты с большими потерями[345].

Однако и римляне испытывали крайнюю нужду во всём. Продовольствие почти закончилось, множество раненых и убитых безмерно ослабило армию, участились случаи дезертирства, и, в довершение неприятностей, арабы-сарацины оставили римское войско и даже попытались уничтожить некоторые отставшие части. Это был «подарок» Отступника с того света: незадолго перед этим он запретил выдавать сарацинам большое жалованье, ссылаясь на то, что у него есть лишь железо, но нет золота. Конечно, сарацин не удовлетворил такой ответ, и последовала очевидная реакция. Лишь помощь римской лёгкой кавалерии спасла этих солдат от безусловной гибели. В любом случае римская армия осталась без сильного союзника и ещё более уменьшилась в численности.

1 июля 363 г. армия, постоянно преследуемая персами, подошла к городу Дура, где враги продержали её в обороне целых 4 дня. Войско паниковало, среди солдат распространился слух, будто границы Империи уже близки, и часть солдат потребовала от царя разрешения переправиться через реку Тигр, хотя на том берегу виднелись вражеские отряды. Поскольку возбуждение становилось всеобщим, Иовиан разрешил галльским и германским легионерам числом 500 человек вплавь переплыть водную преграду, что и было сделано. Смельчаки опрокинули персов и дали возможность инженерам соорудить мосты.

Увы, доблесть и подвиги оказались напрасными — стремительное течение Тигра не позволило наладить постоянную переправу, и римляне остались на вражеском берегу совершенно без продовольствия, почти без лошадей и шансов на спасение. Мучимые голодом солдаты искали смерти от вражеского меча, но не находили её. Впрочем, и персам война надоела: они потеряли множество воинов, невероятное число слонов, убедились в боеспособности римской армии и к тому же Шапура очень беспокоила армия Прокопия, маневрировавшая неподалеку в Месопотамии. Так или иначе, но уже через несколько дней в римский лагерь прибыли персидские послы, предложившие начать мирные переговоры.

Условия мирного договора были крайне тяжелы и унизительны для Римской империи: Шапур давал разрешение на беспрепятственный проход армии до границы при условии возврата ему 5 провинций за Тигром с 15-ю крепостями, а также городов Нисибис, Сингара и Кастра Маврорум. Кроме этого, персы взяли с римлян слово не помогать Армянскому царю Арсаку, который был вскоре разбит персидской армией и взят в плен. Конечно, такие условия не доставляли авторитета нового государя, но над ним уже витала тень измены в лице Прокопия, питавшего собственные мечты о престоле[346].

Хотя римлянам и дали уйти, но войско страдало от голода и жажды, и многие легионеры погибли в пути, а также при переправе. Коварные персы даже пытались наладить параллельную переправу, чтобы быстрее занять римские города, но, узнав, что их заметили, прекратили свои попытки. Наконец, после 6 дней пути римского войска у крепости Ур навстречу Иовиану вышли соединения трибуна Маврикия, привезшего с собой сбережённый провиант. Отсюда Иовиан направил гонцов в Иллирик и Галлию с известием о смерти Юлиана и о собственном воцарении, а также в Сирмию к своему тестю Луциллиану с дипломом о назначении его магистром пехоты и конницы и приказом отправиться в Медиолана для обеспечения порядка и недопущения государственных переворотов. Кроме этого, посланцам императора было поручено сообщать повсюду о победах римлян в Персии, чтобы панические слухи не опередили армию.

Пока шли указанные приготовления, армия страдала неимоверно — остатки доставленного продовольствия уже давно закончились, и от людоедства солдат спасли последние лошади, которых пустили на прокорм легионерам. Возле крепости Нисибис — римского ключа Востока Иовиан устроил армии дневку. Жители очень надеялись, что император не отдаст их город персам, но договор есть договор. Сюда же подошли Прокопий с войсками, предназначенными для охраны Месопотамии. Практически на глазах Иовиана персам был передан город, и жители, стеная и рыдая, покидали его, не веря в собственное унижение. После водружения персидского знамени на стенах Нисибиса римская армия отправилась в Антиохию[347]. Прокопия же с трупом Юлиана император отправил в Тарс. Вскоре выяснилось, что его тревоги и подозрения не лишены оснований — Прокопий объявился в Константинополе в пурпурной мантии царя, заявляя собственные права на императорскую диадему.

По дороге в Тиану Иоавиан встретил гонцов, доставивших ему тревожные известия. Оказывается, посланник императора Луцилиан, направленный им на Рейн, был принят солдатами как самозванец и погиб от их рук. Легионеры не желали поверить в смерть Юлиана. Ситуацию спас один из офицеров по имени Валентиниан — с ним мы встретимся в следующей главе, сумевший вначале избежать смерти от рук солдатни, а затем успокоивший её и восстановивший порядок в полках. Теперь, когда всё встало на свои места, легионеры поспешили принести присягу в верности новому императору, а Валентиниан получил в качестве награды когорту царских телохранителей[348].

Затем произошло очень важное событие — впервые за последние три года над римским войском взвился лаборум, знамя св. Константина. Твёрдый в своей вере, Иовиан вновь повернул Империю к Христу, уведомив на своём пути в Антиохию всех губернаторов провинций об отмене антихристианских эдиктов Отступника и возвращая всех православных, сосланных ранее своим предшественником. Иовиан опасался, что языческая партия предпримет всё, лишь бы только не допустить его к власти. Каково же было его приятное изумление, когда выяснилось, что вся Римская империя признала власть христианского государя, и что его превентивные меры предосторожности оказались даже излишними. Безусловно, немаловажную роль здесь сыграло то обстоятельство, что новый император открыто признал себя христианином в циркуляре, разосланном по городам и весям Империи[349].

Правда, среди церковных партий не было уверенности в том, какую именно из них поддерживает новый царь; поэтому толпы епископов спешили навстречу императору по пути его продвижения, желая произвести на него наилучшее впечатление и выиграть его признательность. Среди страждущих посетителей ставки были, конечно, и ариане, но их ждало разочарование — Иовиан пригласил к себе св. Афанасия Великого и своим распоряжением вернул его на Александрийскую кафедру, которую тот занимал впоследствии ещё почти 10 лет. В ответ св. Афанасий предрёк ему долгое царствование — к сожалению, как мы вскоре увидим, пророчество не сбылось.

Впрочем, инакомыслящие отнюдь не пострадали, поскольку целью Иовиана было не моментальное разрешение всех догматических споров, а восстановление Церкви, только что вернувшейся из языческого плена. Не были ущемлены в правах и язычники: верный курсу святого Константина и его преемников, Иовиан не предпринял в отношении к идолопоклонникам никаких принудительных мер. Как и раньше, были подтверждены запреты на наиболее жуткие, сатанистские обряды, которые не имели широкого распространения среди населения. Эти порядки были оформлены законом, который, к сожалению, до нашего времени не дошёл. Но само существование такого акта не подвергается сомнению: очевидно, на него ссылается язычник и философ Фемистий, когда к императору в Дадастан явилась делегация из Константинополя.

 

«Твоя заботливость и твоя любовь к людям, — сказал оратор, — обнаружилась при самом начале в попечениях об устройстве религии. Ты один понял, что государь не всегда может действовать принуждением на своих подданных, что есть вещи, которые ускользают от авторитета и силы и так же мало поддаются приказаниям, как и угрозам. Добродетель и особенно уважение к богам и религии принадлежит к числу их. Чтобы они не обратились в пустой наружный знак, необходимо, чтобы государь оставил возможность следовать каждому свободному и вольному побуждению души. Как глава государства, ты объявил законом, что дела религии и почитания божества будут предоставлены свободной воле каждого. Ты следовал примеру Божества, которое вложило во всех людях общую наклонность к религии, восхотело, чтобы свобода и воля каждого решали относительно способа почитания Бога. Кто вмешается в это с помощью силы, тот похищает у людей право, дарованное им самим Богом. Я считаю этот закон столь же важным для нас, как и договор, заключённый в Персии: по этому договору мы получили возможность жить в мире с варварами; твой закон даёт нам ту выгоду, что мы можем жить между собой без раздоров и смятений»[350].

 

Хотя войско смертельно устало в походе и за последние семь месяцев с боями прошло более 2 тыс. км, Иовиан спешил в Константинополь, дабы окончательно утвердить своё царство. В главном городе провинции Галатии Анкире он принял вместе с малолетним сыном Варроном традиционные консульские регалии, стараясь таким образом обеспечить преемство своего рода. К сожалению, человек только предполагает… Интересно, что во время церемонии ребенок, сидевший на специальном курульном кресле, испугался и горько заплакал, что все присутствующие сочли дурным предзнаменованием. Увы, они не ошиблись в своих прогнозах, а, быть может, уже что-то подозревали[351].

В городе Дадастан, расположенном посередине между Анкирой и Никеей, 17 февраля 364 г. император Иовиан внезапно скончался на 33 году жизни. Современники очень сомневались в естественности его смерти, полагая, что императора отравили ядом, размешанным с мелом, которым побелили комнату, где он отдыхал[352]. В этих предположениях нет ничего необычного — среди окружения императора оставалось ещё много язычников, желавших взять реванш. Кроме того, не исключено, что таким образом некоторые конкуренты расчищали себе путь к власти. Во всяком случае, всех удивило то обстоятельство, что его тело не было исследовано на предмет определения причины смерти. Хотя бы после смерти, но Иовиан дошёл до Константинополя: труп благочестивого императора был похоронен в новой столице в храме Святых Апостолов рядом с телами его знаменитых предшественников.

 

 

Приложение № 1

«Варвары и Империя»

 

Пока вся Империя замерла на 10 дней в ожидании нового царя, обратим внимание на то внешнее окружение, в котором пребывало Римское государство в те века, и какие соседи делали быт римлян невозможным, а их ужас — иногда безграничным.

В течение всех наступательных войн Рим сталкивался с народами, находящимися на гораздо менее высоком уровне развития. Обыкновенно их называли варварами, вкладывая в это слово совсем другой смысл, чем мы — просто таким способом обозначались все чужие, не римляне. Некогда большую опасность представляли собой галлы (или кельты), с разрозненными племенами которых римляне столетиями вели войны. Однажды, как известно, галлы едва не захватили столицу Римского государства. Но всё же опасность в скором времени стали представлять не они, а германцы, обитавшие на северо-востоке Европы. Являлись ли они выходцами из Азии или исконно европейским народом — имеет второстепенное значение для нашего изложения. Важно то, что они были вечными врагами Рима и вели с ним постоянные войны.

Германцы не были одним конкретным племенем, а представляли собой бесчисленное множество различных племён, имевших общее происхождение, язык и религию. Более того, как полагают, сам термин «германцы» явился изобретением римлян, а сами германские племена имели собственные наименования, которым несть числа. Прародиной германцев является Северная Европа, откуда они начали свой многовековой поход на Юг. Обычно всех германцев делят на три группы: северогерманские племена, западно-германские и восточно-германские.

Северные германцы проживали в Скандинавии, и самыми сильными из них являлись племена датчан, шведов, норвежцев, исландцев. Восточные германцы, вышедшие из Скандинавии и полуострова Ютланд к берегам Одера и Вислы, выделялись племенами готов, гепидов, вандалов, бургундов, герулов и ругов.

Самая значительная ветвь германской народности, западные германцы, насчитывала множество племен, из которых наиболее заметными были батавы, маттиаки, хаты, тенктеры, бруктеры, хамавы, хасуарии, хаттуарии, убии и другие. Вторая ветвь западногерманцев, культовый союз ингевонов, включал в себя племена саксов, англов, фризов, хавки, варнов, ампсиварий.

Третья часть западногерманцев, объединённая культом герминонов, вобрала в себя племена свевов, лангобардов, квадов, семнонов  и гермундиров.

Как полагают, общая численность всех германских племен в I в. составляла не менее 3 млн. человек, возможно, даже 4 млн. Впоследствии, вследствие естественной убыли воинов при военных столкновениях и болезнях, сопутствующих длительным походам, общая численность несколько уменьшилась[353].

Очарованные римским богатством, варвары легко переходили едва различимые границы, устанавливаемые, как правило, по границам рек Рейн и Дунай, и зачастую гибли в боях с закалёнными легионами. Как полагают, первые столкновения римлян с германцами произошли в 120 г. до н. э., когда тевтоны совместно с кимврами и амбронами продвинулись на Юг со стороны нижнего течения Эльбы. В 113 г. до н. э. они разбили римлян при Норее в Норике и вторглись в Галлию. Но вскоре, в 102–101 гг. до н. э., потерпели сокрушительное поражение от кельтиберов на границе с Испанией и от римского полководца Гая Мария при Аквах Секстиевых, в Провансе. Аналогично развивались события и для кимвров в битве при Верцеллах в 101 г. до н. э. Следующее наступление было связано с именем свевов, которые попытались объединить вокруг себя все германские племена и завоевать Галлию — умея обрабатывать лишь лёгкие поля, германцы постоянно нуждались в новых сельскохозяйственных площадях, и плодородная Галлия им очень нравилась.

Под командованием конунга Ареовисты они попытались закрепиться в Восточной Галлии, но в 58 г. до н. э. были разбиты Юлием Цезарем. После этого великолепный Рим начнёт завоевательные, наступательные войны против германцев, опасаясь — и справедливо! — процесса образования различных союзов в станах свои врагов. Тактические успехи были на стороне римлян, но стратегически они проигрывали противостояние, не замечая, как германцы всё более и более сплачиваются вокруг границ Римского государства[354].

Римляне не смогли остановить проникновение германцев на свои территории. Очень часто пленные германцы переселялись на римские территории и даже пополняли собой легионы, получая название «socii», «hospites» или «foederati». Например, первый Римский император Август Октавиан (27–14 гг. до н. э.) переселил целое племя торингов, а при императоре Тиберии (41–54) в провинциях осело 40 тыс. сикамбров. Правда, не обходилось без эксцессов: в 69–70 гг. Юлий Цивилис возглавил мятеж племени батавов, охвативший район Самбры, Шельды, Мааса, Рейна вплоть до Эмса. Батавов быстро разгромили, но вовсе не отказали в праве воевать в римской армии. Высокие и белокурые атлеты, батавы очень ценились как солдаты, и именно из них формировалась императорская гвардия. После того как император Каракалла (211–217) сделал всех свободных подданных Империи, включая варваров-переселенцев, римскими гражданами, влияние германского элемента в армии резко усилилось[355].

Для защиты своих территорий римляне тратили поистине громадные силы и ресурсы. На берегах рек Рейн и Дунай располагались постоянным лагерем 100 тыс. регулярных и иррегулярных войск, разделённых на 2 корпуса. После построения знаменитого пограничного вала от Кельгейма до Кобленца, ввиду постепенного истощения сил Рима, численность войска была уменьшена до 50 тыс. солдат. Построенный позднее императором Траяном (98—117) вал длиной около 500 км извилисто тянулся от Рейна до Дуная и вплоть до конца III в. обеспечивал относительную безопасность границ[356].

Это относительное равновесие было нарушено в начале первого века. В 9 г. римское войско под командованием не очень умелого полководца Квинтилия Вара потерпело страшное поражение от германцев в Тевтобургском лесу; 3 легиона римлян в полном составе нашли свою смерть от германского оружия. В силу вынужденных обстоятельств император Октавиан не посмел продолжить наступление на север и приказал отвести римские войска за Эльбу, обратно к Рейну. Это был поистине переломный момент в истории человечества[357].

Под давлением готов, выходцев из Скандинавии, прошедших в течение многих десятилетий путь с севера до берегов Чёрного моря и вытеснявших всех на своём пути, германцы двинулись на территорию Римской империи. Мир увидел новых, ещё неведомых ранее участников цивилизационного процесса. Восточно-германские племена уже издавна существовали на территории от Южной Швеции и Балтийского моря до Рейна и Силезии, медленно кочуя на этих покрытых лесами просторах. Их попытки пройти к границам Римской империи успешно пресекали западногерманские племена, поэтому готы, оставив Рим в покое, передвинулись на территорию современной Пруссии и России, сделав их ареалами своего обитания около середины II в. Затем готы двинулись с низовья Вислы на юго-восток, к Чёрному морю, а проживавшие неподалеку бургунды — на юго-запад.

В 214 г. готы впервые появились на северном берегу Чёрного моря и вступили в короткие схватки с римлянами, пытаясь продвинуться по направлению к Дунаю. Они покорили местные народы и вместе с ними совершали дерзкие вылазки на азиатские города Чёрного моря.

Это движение вызвало известные Маркоманские войны, длившиеся со 166 по 180 г.[358] Точнее говоря, велась эта война против Рима не одними только маркоманами, но к ним присоединились квады, жившие в Богемии, Моравии и верхней Силезии, гермундуры, буры, виктогалы, вандалы и даже негерманские племена, например язиги  из Сарматии. Нельзя сказать, что варварам удалось создать какой-то прочный союз — как показывает история, отдельные нападавшие племена легко переходили на сторону римлян, если те обещали выделить им земли для поселений, сражались друг с другом и т.п.

Но в первый период войны маркоманы со своими союзниками разорили провинции Норик, Рецию, Паннонию, Иллирик, дошли до нынешней Венеции и осадили Аквитанию. Достаточно сказать, что при заключении промежуточного мира они вернули 20 тыс. пленных римлян — ничего подобного Империя до сих пор не знала. Только после многочисленных сражений императоры Марк Аврелий  (161–180) и его сын Комод (180–192) смогли заключить мирный договор с варварами, согласно которому им разрешалось селиться близ северного берега Дуная на пограничных с римлянами территориях, хотя и с некоторыми ограничениями[359].

Война с маркоманами невольно затронула и лангобардов, а вместе с ними и вандалов, проживавших на юго-западе Скандинавии и в Ютландии. Они пересекли Балтийское море и осели на Нижней Эльбе, а затем двинулись по течению Одера. Вандалы делились на два племени: асдингов и силингов. В 171 г. они получили разрешение императора поселиться в Дакии. Часть вандалов совместно с пенами костобоков предприняли наступление в Нижнюю Мезию, на Фракию и на Грецию. И хотя эта атака была отбита, угроза сохранялась[360].

Затем появилась мощная конфедерация франков — ещё одна ветвь германского народа. Как утверждают, они пришли из области Паннонии и первоначально колонизировали земли у берегов Рейна. Дикие идолопоклонники, они затем пересекли Рейн и устроились в Тюрингии, где создали первые подобия городов и выбрали своего короля. Затем в 240 г. франки перешли Рейн, но были разбиты римлянами у Майнца. Впрочем, римские солдаты напрасно радовались победе и легкомысленно перешли на вражеский берег. Вскоре они попали в засаду, умело организованную варварами, и потерпели поражение. Многие легионеры и офицеры погибли в бою, и лишь незначительные остатки Иовианского легиона сумели пробиться обратно[361].

В 264 г. отряд франков большей численности вновь перешёл границу, перебрался через Пиренеи и даже достиг Африки. Около 290 г. франки утвердились на острове между двумя устьями Рейна в области романизированных батавов [362]. Все свои усилия они направили на завоевание Галлии, что им, в конце концов, и удалось сделать. Но и эта экспансия не носила болезненных черт — франки разделили судьбу остальных германцев, перманентно находившихся в состоянии войны и мира с Римом. Уже с III в. франки служат в римских легионах, приобретя славу храбрых и умелых солдат. Через некоторое время этот союз разделился на две самостоятельные группы: те франки, которые осели по берегу Рейна, стали называться «приречными» или «рипуанскими», а те, что дошли до моря и расселились вплоть до побережья Голландии, — «салическими» или «приморскими» франками[363].

Встревоженные готским перемещением, остальные германцы: продолжали свою медленную экспансию приграничных имперских территорий, постепенно меняя уже знакомый перечень соседей Рима. Рядом с франками, в устье Эльбы, образовался союз саксов и англов,   а к югу между Дунаем и Рейном поместился союз алеманов, куда, помимо уже известных германцев, вошли свейские племена. Рядом разместились лангобарды. Как следствие векового передвижения готов, на нижнем Дунае и по берегам Чёрного моря возник союз готских племен[364].

Новая Германия заявила о себе очень активно: франки вторглись в Галлию, алеманы постоянно угрожали Италии, а готы, систематически устраивая сухопутные набеги, нередко доходили до Фракии и даже до Греции. В Шлезвинге и Гольштейне располагались варны  и юты, ругии кочевали от берегов Одера по направлению к долине Тисы, скиры остановились в Галиции[365].

Покой восточных провинций Империи систематически нарушали исавры, проживавшие на южном побережье Малой Азии, между Памфилией и Киликией. Это племя слабо поддавалось культуре вследствие своей труднодосягаемости и издавна стяжало славу разбойников и храбрецов. Уже в I в. римлянам пришлось столкнуться с исаврами, и в последующем они захватили эту область. Однако трудности колонизации были столь велики, что какое-то время Исаврия переходила от одного правителя к другому; наконец, при императоре Диоклетиане (284–305) она была выделена в отдельную административную единицу. Но и к IV в. исавры были далеко не покорены Римом. Они по-прежнему славились, как дерзкие, быстрые, невероятно проворные воины, питающиеся грабежами и разбоем, и римские солдаты считали за благо удовлетвориться тем, что загоняли их в родные ущелья, бдительно сторожа выходы из них[366].

Вскоре, вследствие варварских набегов, римская колонизация за пределами Империи была практически уничтожена: готы захватили Дакию, и германцы, теснимые ими, громадными толпами устремились вглубь территории государства. Противопоставил этой экспансии Рим не многое: его военные силы были уже истощены, поэтому, чередуя отдельные удачные военные походы с поражениями, римское правительство старалось бороться с варварами уже ставшими традиционными средствами. От них либо откупались, либо предоставляли захваченные германцами земли для их расселения, сохраняя эти территории в составе Империи и обретая новых, хотя и беспокойных, непокорных, но подданных.

Ранее полноправными гражданами Рима считались лишь сами римляне, представители остальных национальностей, если они подчинялись Риму в силу войны, оказывались в положении рабов. Но выработавшееся постепенно jus gentium («право народов») сгладило неравенство правового положения этой категории лиц и римлян. Дальше — больше: сама государственная власть предпринимает активные меры по приближению к себе варваров, открывая им двери на военную службу и, следовательно, в элиту Империи. До некоторого времени обретение правового статуса, почти равного статусу римского гражданина, не затрагивало публичных институтов власти. Варвары могли свободно проживать на римских землях, где им было разрешено участвовать в гражданском обороте, их права защищались римским законом, но при этом они никак не влияли на политическую систему Империи и не обретали публичных обязанностей римских граждан, с наличием которых органично была связана политическая карьера.

Это была необычная, но закономерная и естественная картина. Сознание германцев этого времени было ещё не столь развито, чтобы думать об образовании самостоятельных государств. Они продолжали жить в форме племенных союзов, и их вполне устраивало такое положение дел: римская власть не вторгалась в вопросы внутренней организации их быта, не претендовала на древние германские правовые и общественные традиции и даже предоставляла целый ряд прав. Если варвар вдруг оказывался вне мест своего нового проживания, он не чувствовал себя в чём-либо обделённым по сравнению с остальными подданными Империи.

Помимо этого, они были очарованы римской культурой и теми благами, которые она им предоставляла. Взамен требовалось совсем немногое: варвары были обязаны защищать территории, на которых они расселились, поставлять в римскую армию волонтеров и соблюдать правила соглашения, по которым им дозволялось жить на римской земле. Вопрос о получении политических прав был безынтересен для них, поскольку весь круг их интересов был полностью и целиком сосредоточен на внутриплеменных проблемах.

Уже не отдельные группы пленных варваров, а целые племена — пока ещё с согласия императоров — становились подданными Рима: при императоре Галерии (305–311) на правый берег Дуная переселилось целое племя карпов, св. Константин Великий выделил Паннонию для размещения сарматского племени ягизов, а более 300 тыс. готов расселились во Фракии. Вместе с готами право жительства в Паннонии получили также германцы вандальского племени (вандалы), первоначально жившие на берегах реки Вислы. При императоре Юлиане Отступнике франки окончательно завоевали Галлию и получили от императора официальное разрешение на владение этими землями.

Хотя свободные варвары и считались к тому времени почти полноправными гражданами, законом их браки с римлянами были строжайше запрещены, а мерой наказания за это являлась смертная казнь. Нередко полагают, что это была роковая ошибка — варвары вынужденно «варились в собственном котле», не имея возможности ассимилироваться с римскими гражданами. Но, с другой стороны, численное превосходство германцев было уже таким, что при разрешении смешанных браков они легко поглотили бы носителей имперской культуры.

Новое положение дел ещё более наглядно сказалось на формировании римской армии. Ещё и ранее пленных варваров, сдававшихся без боя, именовали «dedititii» — «рабами Империи», иногда вербовали в войска — первому эта мысль пришла в голову императору Пробу  (276–282). Он набрал первый отряд численностью 600 человек, а его преемники сделали такую практику постоянной. Римская армия переставала быть армией патриотов и становилась варварской армией, хотя и хранившей римские традиции и порядки[367]. Сами не желая того, римляне открыли доступ варварам к политической сфере. Становясь начальниками военных отрядов, играя с каждым годом всё более заметную роль в деле обеспечения безопасности римских границ от новых толп варваров, германцы начинают участвовать в таких важнейших вопросах, как выборы императора.

В отличие от старых республиканских времён, христианская Римская империя под влиянием Православия постепенно изменяла своё отношение к варварам. Стараясь примирить свою веру с фактом культурной отсталости варварских народов, византийцы начали называть их «полуварварами», распространяя этот термин и на тех римлян, которые забыли цивилизованные привычки и культурно опустились[368].

Не известно, насколько долго продолжалась бы эта ситуация на границах Империи, но в IV в. она вновь резко обостряется. Гунны — союз тюрских племён, извечно кочевавших по берегам Каспийского моря, внезапно пришли в движение направлением на Запад, сметая всё на своем пути. Первыми их удар ощутили на себе аланы, которые на время после этого просто перестали существовать. Затем интервенции подверглись готы, вынужденные, спасаясь, постепенно уходить на Юго-Запад, тревожа попадавшиеся на их пути германские народы, и создавая серьёзную опасность Римской империи. На их плечах висели гунны, которым достанется сомнительная слава разрушителей Рима — об этом мы расскажем подробнее в другой части. Вместе с готами вглубь Империи уходили искать спасения — и одновременно грабить — вандалы, соединившиеся к тому времени с аланами, гепидами  и свевами  в один временный союз. Они захватили Галлию, затем, под давлением гуннов, двинулись в Испанию и, перебравшись через Гибралтар, растеклись по Северной Африке[369].

Но это печальное событие также произойдёт ещё нескоро, а в описываемый нами период из всех бродивших по границам Империи варваров наибольшую опасность представляли собой готы.

Не обладая первоначально возможностью захватить земли западных германцев, готы медленно подходили к берегам Чёрного моря, поскольку территория обитания — лесистая и болотистая — не давала возможности прокормить всё увеличивающееся по численности готское племя. Около 230 г. готы, осевшие на северном побережье Чёрного моря, разделились на две группы: вестготов и остготов. Над первыми властвовал род Балтов, над второй группой — род Амалов. Там готы проживали какое-то время, занимаясь, главным образом, разбоем и грабежами. Мало-помалу они овладели морским делом и начали заниматься пиратством. Первый морской поход готов традиционно относят к 256 г., когда они попытались высадиться на восточном берегу Чёрного моря, но были отбиты с тяжёлыми потерями близ города Фазис (ныне — Поти). Вслед за этим они штурмом овладели Трапезундом, захватив громадную добычу и почти не встретив сопротивления.

В другой раз, в 269 г., точкой нападения готов было избрано устье Днестра. Морская экспедиция поддерживалась сухопутными войсками, которые были вместе с жёнами и детьми. Варвары направились к Афонскому полуострову, но были разбиты императором Клавдием II Готским (268–270) в верхней Мезии в 270 г.; погибло около 50 тыс. готов. Однако уже в следующем 271 г. император Аврелиан (270–275), отдавая себе отчёт в полной безнадёжности борьбы с готами, отдал им Дакию, переставшую быть римской провинцией. После этого почти 100 лет готы жили в относительном мире с Римом, лишь иногда беспокоя приграничные районы своими набегами[370].

В это же время произошло большое нападение союза германских племен певкинов, грейтунгов, австронгов, тервингов, визов, герулов и гепидов на земли в устье Истры. Более 500 варварских судов в 267 г. направились к Боспору Фракийскому, но потерпели поражение от римлян. Затем потерпел поражение и флот варваров, но они всё же продвинулись на Север через Беотию, Эпир и Македонию. Наконец, разбили и их. А в 269 г. новая коалиция племён вторглась в римские земли и произвела опустошение. Поход начался от Днестра через Мезию. Они попытались взять штурмом Томы и Маркианополь и даже произвели нападение на маленький Византий — прообраз будущего Константинополя. Но, в конце концов, разгромили и их. Вообще, 270 г. стал пиком успеха римлян в войнах с варварами-германцами, хотя уже в 275 г. Рим потерял Дакию, захваченную германцами[371].

Как известно, готы не имели своего государства и единого правителя; так, в отдельные периоды времени они насчитывали до 4-х королей одновременно. Даже в конце IV в. у них сохраняется многоначалие — короли Фритигерн, Атанарих и правитель самостоятельного племени Германрих[372].