Талисманы для влюбленных, иногородних и любителей спиртного

 

В каждом произведении искусства заключена собственная тайна, своя энергетика и поэтому личное влияние на зрителей. Иногда перед прелестной картиной побудешь, а станешь как выжатый лимон. А иногда и трагическое полотно созерцаешь, а будто сил наберешься. Знатоки утверждают, что таков, например, «Девятый вал» Ивана Константиновича Айвазовского (1817–1900). Огромное полотно трагического наполнения, кажется, волны из рамы чуть не на зрителей переливаются, а посидишь в Русском музее напротив картины, и все печали словно смоются. Недаром в музее прямо напротив картины лавочки выставлены – садитесь оздоровляйтесь!

Действительно, не было бы положительного энергетического воздействия – не бродили толпы зрителей по галереям и музеям. Каждая великая (да и не очень) картина – своеобразный талисман. Вот, например, что рассказывали старые москвичи о полотнах пейзажиста Исаака Ильича Левитана (1860–1900). На его «Золотой осени» в Третьяковской галерее – все оттенки золотого, и потому московские купцы верили: если сумеешь отличить полдюжины оттенков, приманишь богатство. А гимназистки с курсистками простаивали перед другой картиной этого же художника – «Осенний день. Сокольники». Барышни шептались, что этот пейзаж Левитан написал еще восемнадцатилетним влюбленным юношей. И потому среди барышень ходило поверье: если посмотришь на картину достаточно долго, увидишь тень молодого человека, к которому спешит девушка на картине. Ну а если ухажер появится на холсте, жди его и в своей жизни.

Но особым вниманием у москвичек пользовалась знаменитая «Аленушка» Виктора Михайловича Васнецова (1848–1926), висевшая там же, в Третьяковке. Эта картина оказалась талисманом для… иногородних. По легенде, художник нарисовал свою героиню с одной рыжей девчонки, которую встретил, когда гостил в подмосковной усадьбе Мамонтовых – Абрамцеве. Впоследствии та юная крестьянка весьма удачно вышла замуж за москвича. Так что все деревенские девчонки, перебравшиеся на заработки в Москву, верили, что «Аленушка» принесет удачу и им.

Недаром же за «сироткой на камушке» Васнецов, большой знаток русского фольклора, изобразил небольшую березку со щебечущими ласточками на ее ветвях. А уж любая девчонка в деревне знает, что молодая березка утешает в несчастье, а ласточка приносит добрые вести. Да и сама сказка про Аленушку заканчивается волшебной свадьбой.

 

Леохар. Аполлон Бельведерский. Около 340 г. до н. э.

 

Множество поверий существует и о скульптурах. Говорят, что, когда у «Ивана Грозного», созданного скульптором Марком Матвеевичем Антокольским (1843–1902), начинает сползать с колен книга, которую он читает, жди перемен. Ну а для российского человека перемены, ясное дело, ничего хорошего не несут. Как-то не случаются у нас перемены к лучшему-то…

А вот в Лувре имеются свои рассказы о поведении и характере подопечных скульптур. Оказывается, после захода солнца не следует глядеть на мраморную «Горгону Медузу», а то голова заболит. А к «Вакху» нельзя подходить на нетрезвую голову: он враз унюхает и обидится, что ему не поднесли, – замучает вас ночными кошмарами. Зато «Аполлон Бельведерский» может исполнять желания. Только просить его надо на восходе солнца. Одно плохо – музей в это время закрыт. Получается, что магией Аполлона могут пользоваться только сами сотрудники Лувра. Правда, посетители, зная об исполнении желаний, иногда прячутся в залах. Поэтому те, что прилегают к «Бельведерскому», проверяются особо тщательно. Но был все же случай, когда некий юноша сумел спрятаться в старинном саркофаге, да, видно, не рассчитал свои силы и к утру… сошел с ума. Саркофаг ведь – старинный гроб. Жутко проснуться в гробу-то!

Особо внимательно смотрители наблюдают за Венерой Милосской. Говорят, она может исчезать. «Зачем?!» – спросите вы. «Руки свои ищет!» – отвечают смотрители.

Конечно, все эти картины и скульптуры – национальное достояние. Но ведь и обычные жилища ныне принято с особым усердием обвешивать полотнами и обставлять скульптурами. При этом никто не думает, какую энергетику этот антиквариат несет в себе. Так что, даже водружая на стенку своей квартиры скромную акварель, вглядитесь в нее повнимательнее – что она может принести в вашу жизнь?..

 

Загадки «Неравного брака»

 

Возле этой картины живописца Василия Владимировича Пукирева (1832–1890) всегда толпы зрителей. Ее рассматривают с любопытством и напряжением, как телевизионный сериал, гадая, что будет дальше. На большом холсте несколько фигур в реальный человеческий рост (что уже само по себе необычно): в полутемной церкви старенький священник надевает обручальное кольцо на дрожащий пальчик совсем юной невесты – напуганной, покорно опустившей заплаканные глаза. Рядом с юной красавицей стоит жених – старый, как дряхлая жаба, но прямой, как осиновый кол. На груди – ордена, глаза скошены вниз презрительным и собственническим взглядом. Просто показательный неравный брак: сластолюбивый, уродливый, богатый старик берет в жены беспомощную красавицу бесприданницу.

Пукирев написал это полотно в 1862 году, когда ему исполнилось ровно 30 лет. Картину молодого преподавателя знаменитого Училища живописи, ваяния и зодчества приняли по-разному. Одни говорили, что «очень хороша рама, таких ни у кого нет». Другие, среди которых был известный критик Стасов, называли ее «трагической картиной русской школы». Однако ни одна галерея не пожелала заполучить эту работу, так что Пукирев был рад и тому, что полотно по-дружески приобрел художник А. Борисовский. И только почти через 10 лет, в 1871 году, «Неравный брак» купил Павел Михайлович Третьяков. Заплатил 1500 рублей серебром, повесил на всеобщее обозрение, и стало происходить странное.

 

В.В. Пукирев

 

Жалостливо глядя на полотно, москвичи рассказывали друг другу, что автор изобразил на картине собственное горе: его любимую девушку насильно выдали замуж за богатого сановника. А что мог поделать бедный художник?! Только изобразить самого себя рядом с любимой. Видите молодого чернобородого человека с горящим взглядом, что стоит, скрестив руки, в правом углу картины? Это он, Василий Пукирев.

Потому так и пронзительна, страстна вся картина. Видно, работая над ней, художник хотел перенести на холст случившееся несчастье, облегчить свое горе. Как мог, отомстил проклятому богачу – состарил его до невозможности. И что поразительно – тот вскорости и умер. Но и это не помогло: любимая Пукирева не вернулась к живописцу, а ушла в монастырь.

На самом-то деле история была несколько иной. Нет, несчастная любовь у художника Пукирева действительно имела место. Василий был влюблен в родственницу своего приятеля, художника Сергея Варенцова – Прасковью Варенцову, но Пукирев был беден, никому не известен, и родители насильно выдали девушку замуж за богача. Но на эту историю наложилась и другая: сам Сергей Варенцов влюбился в дочку богородского купца Софью Рыбникову, но ее родители тоже выдали дочь замуж за нелюбимого, зато крайне богатого купца первой гильдии Андрея Корзинкина.

Существовала даже легенда: сначала Пукирев изобразил на картине справа своего друга Варенцова. Но тот оказался недоволен таким «компроматом». И тогда, чтобы никто не признал Варенцова на картине, Пукирев пририсовал ему усы и бороду. На самом деле ничего художник не пририсовывал – это сам он, Василий Пукирев, носил бороду с усами. Это себя он изобразил, памятуя о собственной любовной драме. За доказательством ходить не надо: достаточно взглянуть на автопортрет тех же лет, чтобы понять – на картине в качестве шафера изображен лично Пукирев.

Между прочим, семейная жизнь Сони Рыбниковой и миллионщика Корзинкина сложилась неплохо. Купец вскоре умер, оставив жене огромное состояние. А вот жизнь Прасковьи Варенцовой, любимой девушки Пукирева, с нелюбимым мужем не задалась. Говорили, что муж ее хоть и не был ни стар, ни дурен собой, но жену юную тиранил почем зря. Уж такой злой у него был характер. И Пукирев знал об этом. Но что он мог сделать? Только написать картину, где и выплеснулось на холст все его горе.

 

Неравный брак. 1862

 

Но картина не просто изображение жизни, но и художественный образ. На ней не нарисуешь красавицу невесту рядом с молодым женихом – этак ведь никакой драматической коллизии не передашь. Вот и Пукирев решил, что на холсте рядом с юной беззащитной девушкой предстанет эдакий Кощей Бессмертный ужасающего вида.

Но чтобы изобразить такового, требуется натура. Художник быстро нашел своего «жуткого старикашку». Им оказался князь Павел Цицианов – высохший и истлевший от времени на вид, но на самом-то деле – милейший человек, меценат, помогающий начинающим художникам. Вот и для «Неравного брака» Цицианов позировал бесплатно, зато в собственных орденах.

Надо сказать, что в то время тема неравного брака являлась весьма актуальной для российского общества. Родители сплошь и рядом безжалостно выдавали дочерей без их согласия за богатых стариков, пытаясь поправить свое материальное положение. Дошло до того, что девицы, попадающие в такую жуткую ситуацию и не имеющие возможности ни к какому сопротивлению, ибо по закону они находились в полной зависимости от родительской или опекунской воли, начали травиться и резать себе вены. Газеты постоянно печатали материалы о том или ином самоубийстве очередной бедной девушки.

Трагическая и впечатляющая картина Пукирева оказалась на волне общественной жизни. Стоит только вспомнить, что, когда отчеты о «неравных браках» в Российской империи легли на стол государя императора, их предваряла небольшая копия полотна Пукирева. Ну а когда вышел закон Священного синода, по которому запрещался брак, если жених был на 20 лет и более старше невесты, Пукирев почувствовал себя причастным к этому общественному событию. Получается, что именно его картина помогла многим бедным девушкам избежать печальной участи.

Однако себе он помочь уже не смог. Более того, его больной мозг уже полностью уверился, что возлюбленная была отдана на поругание старику-упырю. Потом его распаленному уму стало казаться, что его преследует собственная картина. Он начал писать ее уменьшенные копии, на одной из которых расписался черной траурной краской прямо на своем изображении. Постепенно Пукирев спился, начал скитаться по чужим домам, жил на подачки друзей и умер в бедности и безвестности 1 июня 1890 года. Словом, хоть он и рисовал другие полотна, был академиком живописи, но в народной памяти остался только как художник одной картины. Зато какой!

Его картина уже давно жила собственной жизнью. Москвичи рассказывали друг другу, что полотно оказывает почти мистическое влияние на публику. Старики, готовящиеся жениться на молоденьких, совершенно не могут перед ней находиться: у одного начинает страшно болеть голова, у другого – сердце, а кто и вовсе сознание теряет. Недаром зрители прозвали картину «Кощей с невестой». Сам Репин рассказывал, что «Неравный брак» «много крови испортил не одному старому генералу да чиновнику». А известный писатель-историк Н. Костомаров лично сознался друзьям, что, увидев картину Пукирева, отказался от намерения жениться на молодой девушке.

Да и с девушками на выданье, смотревшими на картину, начинало твориться что-то неладное. То жених предложение обратно возьмет, то свадьба разладится, а то и после венчания брак несчастливым окажется. Ну а уж когда одна курсистка, собиравшаяся под венец, выйдя из галереи, бросилась под колеса проезжавшей конки, среди московских невест прочно утвердилось поверье: нельзя смотреть на картину Пукирева перед свадьбой. В иное время – пожалуйста, а перед свадьбой – нельзя!

И последняя загадка «Неравного брака». Для современного зрителя она непонятна, потому что обычаев того времени мы не помним. Но для современников создания полотна эта загадка легко разгадывалась. Тогдашние зрители, смотрящие на картину, понимали главное: происходящее на ней действие еще не венчание – это только обручение. Ибо на невесте надето платье с большим декольте, обнажающем и плечи и грудь, что абсолютно не дозволялось при самом таинстве венчания. Но главное, над невестой и женихом шаферы не держат золотых венцов, полагающихся при совершении обряда. Да и не сам жених надевает на пальчик девушки обручальное кольцо, а всего лишь священник. То есть все происходит не по чину венчания, но по возможности пока еще обручения.

Словом, еще есть время. Венчание как невозможность поворота событий еще впереди. И можно одуматься. Не губить свою судьбу. Не потому ли шафер, которому на венчании положено держать венец над невестой, столь пристально смотрит на нее? Может, она одумается и все еще можно будет изменить? Не потому ли Пукирев столь истово повторял и повторял сюжет своей картины, что все время на что-то надеялся? Ведь это только обручение. Еще не венчание. Все можно изменить!..

 

Мистика красоты

 

Иван Николаевич Крамской (1837–1887) традиционно считается главой русской реалистической живописи, вождем передвижников. Но удивительное дело: посреди сотни реалистических работ, созданных Крамским, самыми известными и притягательными остались полотна мистические и таинственные.

Правда, о мистике Крамской не помышлял. Своих «Русалок» он задумал как полотно «по народным мотивам», взятым из «Майской ночи» Гоголя. Вот только вышло странноватое зрелище: тяжелый лунный свет, колдовское затягивающее озеро, призрачные русалки, вышедшие на ночной берег… Устроители первой выставки Товарищества передвижников (1871) повесили эту жутковатую картину рядом с трогательным пейзажем Саврасова «Грачи прилетели». И случилось невиданное: не понравились ночным русалкам дневные птицы – в первую же ночь пейзаж упал со стены.

Собиратель Третьяков купил оба полотна. «Грачей» повесил в свой кабинет, а «Русалкам» никак не мог найти места – перевешивал из комнаты в комнату. Он и раньше сталкивался с капризными творениями. Если какому-то полотну не нравился «сосед», картины начинали воевать – то краска полопается, то рама треснет, а то и вовсе одна из картин на пол рухнет. Но «Русалки» повели себя хуже всех – из залы, где их пристроил Третьяков, по ночам стало раздаваться заунывное пение. Там отказались убираться служанки. А дети Третьякова боялись даже ходить мимо. Увидев однажды картину ночью при свете лампы, 6-летняя дочка Павла Михайловича Верочка подняла страшный крик. Девочке показалось, что русалки зовут ее к себе, в свой жуткий и призрачный мир.

Третьяков и сам начал замечать, что, как только подольше побудет возле «Русалок», чувствует страшную усталость. Потом и посетители стали поговаривать, что рассматривать сцену из «Майской ночи» тяжело. А затем по Москве пошел слух, что какая-то барышня, насмотревшись на картину Крамского, утопилась в Яузе. Хорошо, что старушка нянька, жившая в семье Третьяковых, присоветовала: «Повесьте картину в самый дальний угол, чтобы на нее свет не падал. Трудно русалкам при солнечном свете, оттого они даже ночью не могут успокоиться. А как попадут в тень, разом перестанут колобродить!» Так и сделали. С тех пор, если речные девы на полотне и поют свои русалочьи песни, посетителям это не мешает.

Волнующий аромат тайны окутывает и другую картину Крамского. Его «Неизвестная» – портрет красавицы, написанный вполне реалистично. Вот уже более 120 лет зрители, критики, художники взахлеб восторгаются ею. Но она смотрит на всех свысока из открытой коляски, медленно проезжающей по Невскому проспекту. Ее лицо вспыхивает презрительным румянцем, губы кривятся, словно все вокруг недостойны ее красоты. И кажется, что она – не реальная женщина, а мистическая королева холодного, туманного Петербурга.

Это сейчас мы видим в ней утонченную аристократку. Но современники, глядя на ее моднейший наряд, легко «прочитывали» ее социальное положение. Дело в том, что для истинной дамы высшего света столь ультрамодное одеяние да еще и макияж считались совершенно неприличными. Можно, конечно, было надеть изысканную шляпку или пальто – но по отдельности. Две ультрамодные вещи – это уже перебор. А на прекрасной незнакомке «писк моды»: бархатное, отороченное мехом и синими атласными лентами платье-пальто, называемое «скобелев» и шляпка-беретка «франциск». На губах помада, на щеках румяна, и брови подведены. Так что, несмотря на шик, красоту и стать, современники понимали, что перед ними одна из дам полусвета, проще говоря, содержанка. Но кто она?!

Крамского забросали вопросами: «Она существует?» Художник усмехался и показывал на полотно: «Конечно – вот!» Публика снова кидалась к картине, восторженно ахала, пытаясь высмотреть, понять, разгадать тайну красоты.

Лишь один человек не разделял всеобщих восторгов – коллекционер Павел Михайлович Третьяков. Долго стоял, пристально и пытливо вглядываясь в холодно-презрительные глаза незнакомки, потом резко повернулся и стремительно вышел из зала. Крамской обиделся и продал свою красавицу в одну небольшую частную коллекцию.

Отчего же Третьяков отказался купить «Неизвестную»? Может, оттого, что слишком хорошо знал – портреты красавиц не приносят ничего хорошего. У коллекционеров даже поверье есть, что красавицы с картин пьют жизненную энергию у зрителей. Недаром и «Джоконду» Леонардо, и красавиц Боттичелли или Тициана называют «вампиршами», а фанатики пытаются их порезать и уничтожить.

«Неизвестная» тоже пошла по несчастливой дорожке. Правда, первое несчастье она принесла себе, когда вместо известнейшего собрания Третьякова попала к мелкому коллекционеру, а потом никак не могла успокоиться, переходя из рук в руки. К тому же, едва она появлялась на очередной выставке, публика начинала шептаться, что обладание картиной приносит горе: одного ее владельца бросила жена, у другого – сгорел дом, третий – обанкротился.

Но самое страшное случилось в семье ее создателя – меньше чем через год после создания «Неизвестной» у Крамского умерли два сына. Потрясенный художник выразил трагедию как умел – написал полотно «Неутешное горе»: посреди пустой комнаты стоит плача его несчастная жена. Понимая, что такую горестную картину никто не купит, Крамской безвозмездно отослал ее Третьякову. Но собиратель русской живописи обладал наидобрейшим сердцем – он тут же передал семье художника большой гонорар. И что удивительно: если шикарно-блестящая «Неизвестная» приносила одни несчастья, то скромное полотно, полное трагизма, стало давать людям облегчение. Посетители Третьяковки задерживались перед «Неутешным горем» не только чтобы посочувствовать матери, но и чтобы попросить у нее заступничества за своих детей. И больные дети выздоравливали…

А «Неизвестная» странствовала по России и даже ухитрилась побывать за рубежом. И говорят, еще много нервов помотала… Только в 1925 году она попала, наконец, в Третьяковскую галерею и с тех пор успокоилась. Может, потому, что всегда мечтала попасть именно сюда? Только вот тайна ее по-прежнему не раскрыта. Впрочем, может, именно Тайна и есть самое интригующее и манящее в этой красавице? Она по-прежнему смотрит свысока. Правда, на ее «соседей» по Третьяковской галерее так особо не поглядишь. Там любая картина – шедевр. И у каждой свои Тайны…

 

Миры Эдуарда Мане

 

Художник Эдуард Мане (1832–1883) был воистину великим – ибо создавал не просто картины, но творил миры, которые жили собственной жизнью – мистической и скандальной.

Уже в 15 лет непокорный Эдуард, старший сын влиятельного парижского судейского чиновника Огюста Мане, заявил нечто из ряда вон выходящее: он не пойдет по стопам отца, а станет художником. Судья угрожал сыну безденежьем, отлучением от семьи, в конце концов, отправил строптивого мальчишку в плавание к Южной Америке – может, посмотрит мир, одумается.

 

Эдуард Мане

 

Не помогло! Едва 22 января 1850 года «бунтовщику» исполнилось 18 лет, он поступил в мастерскую известного исторического живописца Тома Кутюра. Но, поучившись, понял, что напыщенная историческая живопись не привлекает его. «Возвышенный сюжет действует мне на нервы! – восклицал он. – Я хочу быть живописцем современной жизни!» Во времена господства академического стиля это был настоящий бунт. Недаром полотна Мане почти не принимали на официальные выставки. Из мастерской Кутюра художнику тоже пришлось уйти. И вот весной 1856 года он начал самостоятельную творческую жизнь.

На паях с друзьями Мане снял мастерскую на улице Лавуазье. Художники сложились и на общего помощника. Мальчишка Александр мыл им кисти, бегал за провизией, но больше всего любил позировать. Мане охотно рисовал с него этюды. Однажды написал небольшую картину – лукаво улыбаясь, мальчишка ест вишни, и спелый сок течет по пухлым губам. Друзья посмотрели и скривились: да у мальчишки будто кровь на губах!

Через неделю Мане пришел в мастерскую вечером – забыл что-то. Открыл дверь и остолбенел – на огромном гвозде висел… Александр. Много ночей потом снился Мане этот ужас – он пытается вынуть мальчишку из петли, но веревка врезалась в тело, и приходится вырезать ее прямо из окровавленного мяса. А на губах мальчишки выступает кровь…

Уже на следующий день после трагедии Мане решил сменить мастерскую. Искал долго – все напрасно! Однажды набрел на просторное помещение, хотел даже остаться, но взглянул на стену. Там торчал огромный гвоздь.

«Здесь кто-то повесился!» – побледнел Мане. «Откуда вы узнали?» – недовольно пробурчала консьержка. Но художника уже и след простыл. Весь день он бродил по бульварам, никак не мог унять дрожь. А ночью ему опять приснился Александр. «Мне одиноко здесь. Страшно одному!» – жаловался он. «Зачем ты сделал ЭТО?» – в ужасе спрашивал Эдуард.

Но мальчишка не желал дать ответ, хотя с тех пор постоянно мучил Мане своими жалобами. Художник уж и спать боялся. Но однажды увидел репродукцию картины Мурильо «Мальчик с собакой» и вдруг подумал: почему бы не нарисовать Александра с четвероногим другом? Так и сделал – создал свое полотно «Мальчик и его собака». И удивительно – юный самоубийца отстал от художника. Ведь у него появился друг…

А между тем таинственность и скандальность стали уже визитными карточками Мане. «Вот уж 15 лет публика готова швырять в меня гнилыми яблоками. Она этого не делает только потому, что ей для меня и яблок жалко!» – горестно писал художник своей жене Сюзанне. В феврале 1865 года Мане закончил полотно, которое решил написать на самый уж, казалось бы, традиционный сюжет, – «Спящую Венеру». Он даже композицию взял с картины Тициана, хотел стать «истинным продолжателем классических традиций». В конце концов, ему уже 33 года, он должен зарабатывать на жизнь, кормить жену и сына Леона.

Картину выставили во Дворце промышленности и тут же окрестили Олимпией – по строке культового тогда поэта Закари Астрюка «Лишь успеет Олимпия ото сна пробудиться». Такой скандальной известности не знало ни одно живописное творение!

Толпы посетителей осаждали зал. Бедных служителей раз двадцать сбивали с ног. Просто чудо, что никого не затоптали и не порвали полотно. Газеты обозвали обнаженную Олимпию «бесстыдной куртизанкой после ночи любви». Потом пошли дальше: «Что за извращенный демонизм? Надо же дойти до того, чтобы изобразить у ног этой маленькой гетеры черного кота?!»

И вот по Парижу поползли слухи. Якобы еще в юности, когда Мане плавал в Южную Америку, он познакомился там с местными негритянскими культами и стал их пропагандировать. Вот откуда на проклятой «Олимпии» чернокожая служанка с дарами экзотических цветов! Мане только плечами пожимал. Он действительно плавал в Америку, но жил в цивилизованном Рио-де-Жанейро. Какие еще культы?! А черная кожа служанки написана, чтобы просто оттенить белизну самой Олимпии.

Но слухи продолжали множиться. Дамы падали в обморок перед полотном, а придя в себя, уверяли, что Олимпия своим пронзительным взглядом выкачивает из них силу. Она же настоящая ведьма, вон и черный кот сидит у ее ног! С котом тоже начались истории. Некоторые посетители, приходя, не видели его. Мане оправдывался – просто черный кот написан на фоне темного угла. Но посетители утверждали: котяра спрыгивает с полотна и уходит. Разве его удержишь? Разъяренный Мане прибежал вечером на выставку и остолбенел – кота не было! Оторопелый художник поморгал, и… кот снова появился на своем месте. Мане тогда решил – пригрезилось.

Но вот уже сто лет служители Лувра, где висит загадочная «Олимпия», тайком крестятся. Еще бы, ведь с полотна иногда слышно противное мяуканье. Да и если взять несколько репродукций картины, на двух из трех явно не увидишь никакого котика…

Скандальная известность сделала Мане лидером молодых живописцев. Теперь мастерская Мане забита поклонницами. Они зовут его инфернальным и скандальным и постоянно пытаются соблазнить. Но этот скандалист по вечерам спешит домой, ибо больше всего на свете ценит домашний комфорт. Но в любую размеренность когда-нибудь вторгается Наваждение…

Ее зовут Берта Моризо. Она – молодая художница. У нее струящиеся темные волосы и бездонные глаза насыщенного зеленого цвета, которые кажутся черными. В одежде она тоже предпочитает только черное и белое. Во всем ее облике явственно проступает что-то первобытное, цыганское, колдовское.

«Зеленоглазая русалка! – озабоченно шепчет жена Мане Сюзанна. – Такие затягивают!» Жена права. Мане теперь живет как в лихорадке. Знакомые говорят, у него вид безумного. Он и вправду становится все безумнее, ведь у его любви нет будущего. Художник женат, а зеленоглазая Берта согласна только на венчание. Каждый раз, едва она появляется в его мастерской, Мане хватает кисть и лихорадочно пишет ее очередной портрет, словно боится, что она исчезнет. Она написал уже с десяток, но не может остановиться. Он сохнет, теряет сон, и неизвестно, что случилось бы с ним, если бы Берта сама не разорвала это наваждение. Она вышла замуж за… младшего брата художника – юриста Эжена Мане.

 

Нана. 1877

 

Мане не спился и не удавился. Работа – вот лекарство. Он создавал все новые картины. А критики между тем все больше укрепляли его скандальную известность! Они обозвали безнравственной картину «Нана» (ведь это – «ночная бабочка» Парижа!), скандальной – «Стирку» (ведь там – прачки!). А Мане все трудился. Уже смертельно больной, он написал «Бал в Фоли-Бержер» – гимн вечной радости и восторгу жизни. Как это ему удалось, смертельно больному, великая тайна. Он умер 30 апреля 1883 года от гангрены.

Но спустя несколько лет появились новые полотна художника Эдуарда Мане. Мир был ошарашен. Выяснилась поразительная вещь: один из племянников Сюзанны, тоже, между прочим, Эдуард, так проникся полотнами великого дяди, что стал писать в его манере. Создал полотен сорок, и весьма искусно. Даже сама Сюзанна не могла различить, где работы ее мужа, а где племянника. А может, просто Эдуард Мане, проживший всего-то 51 год, не успел написать всего, что хотел. Вот и пришел на помощь другой Эдуард. Миры ведь должны жить…

 

Волшебная кисть Ренуара

 

«Думаешь, почему тебе, Огюст, так удается изображение королевы Марии-Антуанетты? – Папаша Ренуар усмехнулся, рассматривая фарфоровую тарелку, расписанную его 14-летним сыном. – Да потому, что мы и сами – благородных кровей. Может, даже королевских. Не смотри, что я – портной, а дед твой – башмачник. Это – поворот Судьбы. Дед твой был сыном знатного аристократа. Но когда началась революция, та самая, что срубила голову бедной Антуанетте, родители-аристократы подкинули сына в дом бедняку-башмачнику. Самих-то их казнили, но мальчик выжил. Вот теперь ты, его внук, и рисуешь королеву…»

Прекрасная семейная легенда. Да только на нее хлеба не купишь. А ведь хочется – и с маслицем… Юный Пьер Огюст Ренуар (1841–1919) работал с 13 лет: сначала на посудной фабрике, потом в мастерской, где расписывали шторы и веера. Кисти и краски стали его единственными игрушками. Еще в два года мальчишке можно было сунуть в руки цветной карандаш, и он затихал, оставив всех в покое.

 

Огюст Ренуар

 

Однако денег на учебу не было. Ренуар заработал их сам: расписывал тарелки на фабрике фарфора, веера, скатерти и ширмы, пока не собрал на оплату Школы изящных искусств в Париже. Начал писать картины, да они у начинающего живописца мало что стоили. Приходилось работать «по бартеру»: портрет жены башмачника – за пару башмаков, булочника – за бесплатный хлеб на месяц. Да Ренуар не гнушался даже подбирать тюбики, выброшенные другими учениками, чтобы выдавить оставшуюся краску!

Но и после окончания учебы мир искусства не признавал «портняжку». Официальные художественные салоны регулярно отвергали его полотна. Да и первую выставку импрессионизма, где Ренуар показал семь картин, не обругал только ленивый.

В 1876 году Огюст Ренуар познакомился с известным издателем Шарпантье. И его картины так понравились жене издателя, что уже через пару недель мадам Шарпантье заказала молодому художнику свой портрет, затем – портреты детей, потом представила Ренуара другим богатым знакомым. И пошло-поехало! Вот только с моделями была напряженка.

Ренуар стоял на Монмартре на улице Монет и робко оглядывал дефилирующих красоток. Еще с училища художник мечтал писать обнаженную натуру. Женская нагота – красивая, чистая, – что может быть притягательнее? Но профессиональные натурщицы считают такое позирование «безнравственым». Так не попробовать ли поискать среди монмартрских кокоток? В те времена «ночные бабочки» щеголяли в неприлично коротких (по щиколотку!) юбочках из блестящего шелка и прятали деньги в черный чулок. Но первая же красотка, к которой подошел Ренуар, отбрила его: «Я этим не зарабатываю!» Вот так! Раздеться перед клиентом – пожалуйста, а перед художником – неприлично…

В конце концов брат Ренуара Виктор, юноша куда более активный, чем робкий Огюст, привел в мастерскую художника известную ночную диву – Нини Лопес. Правда, уговорить ее позировать обнаженной даже оба брата не смогли. Тогда Ренуар изобразил ее в жанровой картине «Ложа», где пресыщенная и горделивая дама полусвета презрительно разглядывает театральную публику. Критики подняли бучу – совершенно непристойный сюжет! Но через месяц Нини прибежала в мастерскую Ренуара с восторженным блеском в глазах. Оказалось, драгоценности, которые нарисовал художник на героине «Ложи», ей таки достались. Поклонник, увидев на картине такую красу, и вправду не пожалел денег.

С тех пор по Парижу пополз слух – полотна Ренуара приманивают удачу. Эта легенда особо стойко держалась на Монмартре – ночные красавицы всерьез поверили, что волшебная кисть художника может наколдовать им лучшую жизнь. Теперь они соглашались позировать даже обнаженными. «Пусть рисует нас чаще!» – подытожила «ночная роза» Анжель. Саму ее Ренуар писал и обнаженной, и одетой, а как-то раз изобразил в компании веселых «прожигателей жизни». И что бы вы думали? Анжель действительно выскочила замуж за богатого поклонника. По настоянию мужа она даже нанесла Ренуару визит вежливости. И тут же зашептала на ухо, пока муж не слышит: «Арман знает, что я позировала голой. И что у меня были дурные знакомства. Но он не знает, что я часто кричала: «Дерьмо!» Умоляю, не говорите ему!» Вот так – иметь дурные знакомства еще можно, но ругаться – ни-ни! Ренуар долго смеялся над такой «скромностью», но тайну Анжель не выдал.

Однажды в мастерскую художника вошла самая разборчивая «звезда» полусвета – мадмуазель Анна. Ничуть не смущаясь, оглядела скромную обстановку и проговорила: «Почему бы вам не написать себе мебелюшку получше? Ведь все судачат: то, что вы рисуете на холсте, сбывается в жизни!» – «Я попробую! – усмехнулся Ренуар. – Но, может, нарисовать сначала вас?» Анна кивнула и, ничуть не стесняясь, начала раздеваться. Всего за пару сеансов Ренуар написал свою лучшую картину – «Обнаженную». Вот где роскошное – живое тело! Вены просвечивают сквозь теплую розовую кожу. Полная атласная грудь вздымается. Анна дышит!

И подумать только, про это роскошное тело критики написали, что оно пошло зеленоватыми пятнами и стало похоже на разлагающийся труп. Ренуар чуть не поперхнулся, услышав такое. Идиоты! Да это же дымка от зеленоватой ткани, на которой сидит Анна. Дураку видно, что такой прием еще больше подчеркивает молочную матовость кожи!

Сама Анна ликовала – не зря пришла к Ренуару! Совершенно неожиданно она и вправду удачно выскочила замуж – за солидного, еще не старого банкира. И, демонстрируя мужу столь весомую красоту, изображенную Ренуаром, нагло врала, что она – дочка маркиза, только незаконная. И банковский муж млел от восторга. Вот вам и волшебство кисти!

Когда 38-летний Огюст встретил 18-летнюю Алину Шариго, он так и представился: «Ренуар – тот, который рисует картины». Наивная Алина подумала: «ренуар» – какая-то редкая профессия, и, между прочим, оказалась недалека от истины. Он и вправду мало что умел, кроме живописи. И потому Алина, став женой Ренуара, взяла на себя и дом, и быт, и заботы. Всё! Лишь бы Ренуар рисовал. Алина даже не ревновала мужа к натурщицам. Те бродили по мастерской в чем мать родила, Ренуар ругал их и грозил палкой, когда они небрежно держали позу. А сердобольная Алина, ободряя, похлопывала по спине. А потом мчалась на кухню – варить обед на всех. В конце концов, Ренуар достоин писать большую красоту. И сытую. Недаром как-то художник рассказал жене, что к нему пристала тощая девица из дамского журнала: «Зачем вы рисуете таких объемных красавиц? Это же не модно!» Ренуар ответил вполне философски: «Мода пройдет. А мои красавицы будут жить вечно!»

Наверное, он прав… Алина взяла со стола альбом. Их сын Жан увлекся фотографией и вклеил туда снимки картин отца. На Алину, как всегда, заворожено улыбаясь, смотрели ренуаровские «девушки с зонтиками», «девушки в черном», танцовщицы, купальщицы. И она вдруг с трепетом осознала – все они, написанные Ренуаром еще задолго до знакомства с ней, похожи на нее, Алину. Даже Мария-Антуанетта с чудом сохранившейся фарфоровой тарелки, расписанной 14-летним Ренуаром. Мистика какая-то! Алины еще на белом свете не было, а Ренуар уже изображал ее. Не видя, не зная, он рисовал ее лицо, ее тело. Что-то изменял, правил, добивался совершенства. И наконец, создал свой прелестный канон красоты. И уже после того, как красота эта выплеснулась в красках, в его жизнь вошла реальная Алина.

Да ведь Ренуар и детей своих также создал. Если сравнить прелестные портреты чужих детей, которые он рисовал, не имея своих, станет ясно – задолго до реальности он сотворил их на полотне – движением своей кисти.

«Нас всех нарисовал папа!» – сказала Алина детям. И дети поверили ей. Жан Ренуар, ставший выдающимся кинорежиссером ХХ века, даже всерьез описал этот мистический феномен в своей книге об отце. И надо сказать, что все дети Алины и Ренуара оказались весьма талантливы. Первенец Пьер стал блестящим актером, а младший Клод продолжил дорогу отца в искусстве – стал замечательным керамистом.