Глава двадцать шестая Юбилейные справки

 

Рыхлая почва готова,

Сейте, покуда весна:

Доброго дела и слова

Не пропадут семена.

 

И. Никитин

 

 

I

В. Д. Спасович

31 мая 1866–1891 гг

31 мая 1891 г. исполнилось 25 лет со дня вступления в адвокатскую корпорацию одного из известнейших русских судебных ораторов, ученого криминалиста, литератора‑публициста и критика, присяжного поверенного Владимира Даниловича Спасовича. В. Д. родился в 1829 г. в гор. Речице, Минской губ. В 1849 г. он окончил курс юридических наук в С.‑Петербургском университете и уже через два года защищал магистерскую диссертацию «О правах нейтрального флага». Ряд мыслей, высказанных в диссертации, получил осуществление через несколько лет в известных парижских декларациях 1856 г.

Сблизившись с известным ученым проф. Кавелиным, г. Спасович в 1857 г. занял кафедру уголовного права в Петербургском университете, где он поднял преподавание этой науки до высокого научного уровня. Поражая своих слушателей как глубиною эрудиции и смелостью выводов, так и живостью, картинностью и изяществом изложения проф. Спасович сразу приобрел громкую известность и в университете, и за стенами его. В 1863 г. он издал известный «Учебник уголовного права» и доныне, т. е. через тридцать лет, составляющий настольную книгу для всякого образованного юриста и давно уже сделавшийся библиографическою редкостью. В 1861 гг. Спасович должен был покинуть после известных событий Петербургский университет вместе с проф. М. М. Стасюлевичем, К. Д. Кавелиным, А. Н. Пыпиным и др.

Но научно‑литературная деятельность В. Д. безостановочно продолжалась и продолжается до сих пор в течение сорока слишком лет. Кроме массы юридических статей и монографий по разнообразным отраслям права и процесса, В.Д.Спасович написал много историко‑литературных и критических монографий, из коих назовем: «Историю польской литературы», «Жизнь и политика маркиза Велепольского» и пр. Он же специально изучал Байрона и влияние байронизма на Пушкина, Лермонтова и Мицкевича. В последнее время г. Спасович выпустил собрание своих сочинений в восьми томах.

С 1866 г. с открытием новых судов В. Д. вступил в сословие петербургских присяжных поверенных.

Почти с самого учреждения С.‑Петербургского совета присяжных поверенных В. Д. Спасович с небольшими перерывами принимал самое живое участие в деятельности его то в качестве председателя или товарища, то в качестве рядового члена [549]. В. Д. был всегда «мирским» человеком. Трудная миссия, выпавшая на долю петербургской адвокатуры, создать первые устои и принципы деятельности адвокатов в духе Судебных Уставов, т. е. в духе мужественного, честного и бескорыстного служения идеям нового суда, – имела в лице В. Д. одного из полезнейших сотрудников. Установление корпоративной связи в среде, члены которой, можно сказать, находятся в беспрерывной междоусобной профессиональной войне, внесение принципов этики в профессию, которая дотоле жила и управлялась только хищническим принципом обирания простоватых и беззастенчивого попирания закона путем ловкого обхода его – такова была трудная задача, над разрешением которой так много поработал петербургский совет, всегда шедший во главе русской адвокатуры. Только суровая и нравственно‑щепетильная корпоративная дисциплина, исходящая из принципа non omne quod licet honestum est, могла создать традиции честной адвокатуры, имеющей назначением не поощрение стяжательных аппетитов ее сочленов, а исполнение единственного назначения присяжной адвокатуры – служения обществу. Значение этой моральной узды, добровольно налагаемой на себя адвокатурою в интересах осуществления задач адвокатуры, было прекрасно изображено В. Д. Спасовичем с свойственною ему поэтическою образностью в одной из ненапечатанных его речей. «Мы изобрели и наложили на себя, – говорил он, – узы самой беспощадной дисциплины, вследствие которой мы, не колеблясь, жертвуем своими вкусами, своими мнениями, своею свободою тому, что скажет громада – великий человек. Это подчинение особого рода не людям, а началу, себя – себе же самому, с громадской точки зрения рассматриваемому– есть такая великая сила, которую тогда только оценишь, когда чувствуешь, как она от тебя исходит. Нам дорога та сила, которую дают крепкие, суровые нравы. Оставим будущему смягчать их, когда люди сделаются лучшими» [550].

Но независимо от своей деятельности в составе совета присяжных поверенных г. Спасович своею многолетнею адвокатской практикою принес громадную пользу и новому суду, и молодой адвокатской корпорации. Благодаря своим обширным научным познаниям и мастерской разработке юридических вопросов г. Спасович пользовался большим авторитетом в глазах судов всех степеней, не исключая и кассационного. Не один десяток вопросов можно отметить в кассационной практике, разрешенных при деятельном и просвещенном содействии этого талантливого и трудолюбивого юриста.

Бесспорно и громадно влияние В. Д. Спасовича на направление и характер деятельности петербургской адвокатуры. Как известно, корифеи адвокатуры всегда и везде оказывают большое влияние на своих товарищей и на выработку приемов адвокатской деятельности. Если местные знаменитости отличаются наклонностью к напыщенной фразеологии, прикрывающей пустоту мысли и незнакомство с делом, то этот дурной пример находит себе подражателей, особенной среди молодежи. В этом отношении влияние г. Спасовича на петербургскую адвокатуру было самое благотворное. Тщательное изучение малейших обстоятельств дела, самая усердная подготовка к делу (г. Спасович пишет и заучивает наизусть речи по всем серьезным делам), тонкий психологический анализ, всестороннее освещение судебного материала при помощи научных данных и литературных параллелей – таковы приемы, которыми всегда пользовался г. Спасович и которые под его влиянием перешли в традиции петербургской адвокатуры. Постоянное близкое общение с наукою и литературою сообщает речам г. Спасовича ту богатую содержательность, благодаря которой речи эти в чтении производят не менее сильное впечатление, чем при слушании.

Но это не значит, что г. Спасович не имеет успеха как оратор. Помнится одно заседание в уголовном кассационном департаменте, где речь г. Спасовича на самую сухую юридическую тему была выслушана убеленными сединами сенаторами с таким сосредоточенным вниманием, как будто говорил трибун перед юношами. И это, несмотря на отсутствие у г. Спасовича внешних ораторских качеств, несмотря на не совсем отчетливую дикцию его. В чем же состоит секрет его громадных и вполне заслуженных ораторских успехов? Прежде всего в его прелестном, живом, образном слове, а затем в том сердечном, страстном отношении ко всем делам, которое составляет отличительную черту адвокатской школы Спасовича. Если казенщина, рутина вообще вредна для всякого судебного деятеля, то она просто пагубна для адвоката, который может и должен являться самым живым и оживляющим элементом процесса.

Это столь драгоценное для адвоката качество наряду с горячею любовью к научным и литературным занятиям неизменно сохранил В.Д. до настоящего времени, несмотря на продолжительную 20‑летнюю адвокатскую карьеру, которая обыкновенно соединяется с сильным напряжением нервов и преждевременным утомлением и переутомлением. Чтобы видеть, какой запас жизни и энергии хранит еще этот свыше 60 летний оратор, достаточно прочесть его последнюю речь, произнесенную недавно на общем собрании петербургских присяжных поверенных 17 апреля по случаю 25‑летия нового суда.

Припоминая время открытия новых судов, г. Спасович, между прочим, сказал: «Я скорблю о том, что никогда не может возвратиться поэзия прошлого, свежесть ощущений, восторг, который мы показывали, когда к нам явилась, точно Афродита из пены морской, другая богиня, нагая, беломраморная и не стыдящаяся своей наготы – гласность, когда суд стали творить почти что на площади и когда мы стали произносить свободные, смелые речи, смелее тех, которые печатались в сделавшейся между тем бесцензурной печати» [551] …

Оглядываясь кругом, г. Спасович находит, что адвокатскую корпорацию озабочивают не собственно корпоративные, а «общегражданские сомнения и печали, возбужденные жестоким веком». «Но пока мы страдаем от общественной болезни, – говорил г. Спасович, – беда невелика: общество с болезнью справится, – мы ему поможем, оно нам поможет. Пока мы не изверились в вековечные идеалы – в добро, красоту и человечность, пока мы соединены в одно, этим цементом держимся в куске, пока живем по‑братски, будущность еще наша, и мы передадим наш светоч нашим преемникам».

С таким бодрым упованием вступил талантливый представитель петербургской адвокатуры, несмотря на окружающие неблагоприятные обстоятельства, во второе 25‑летие свое адвокатской карьеры.

II

Н. И. Стояновский

17 июня 1841–1891 гг

17 июня 1891 г. праздновался 50‑летний юбилей одного из крупных деятелей судебной реформы, председателя департамента Государственного совета, действит. тайн, советн. сенатора Н. И. Стояновского. Немногие из участников этой реформы имели такую правильную школьную и практическую подготовку, как г. Стояновский.

Он кончил курс в 1841 г. в училище правоведения, где через шесть лет он уже преподавал гражданское судопроизводство. Службу свою он начал в сенате в 1841 г., и здесь он приобрел солидную судебную опытность, проходя разнообразные должности до должностей обер‑секретаря и обер‑прокурора включительно. Он был из числа первых юристов, призванных хоть несколько освежить прогнившее здание старого суда. Какая гага avis был в то время в составе наших судов юрист, получивший высшее юридическое образование, можно судить по тому, что даже в сенате в год поступления Н. И. было всего только шесть юристов. Благодаря своему трудолюбию и юридическим познаниям, он немало принес пользы в сенате делу правосудия.

С воцарением Александра II, когда над Россиею занялась заря новой освободительной и преобразовательной эпохи, для Н.И. открылось новое обширное поле деятельности. Государственный секретарь В. П. Бутков в то время вербовал в государственную канцелярию талантливых молодых людей, хорошо подготовленных и вполне сочувственно настроенных к начинавшемуся либеральному движению (С. М. Жуковский, Л. Н. Заблотский‑Десятовский, С. И. Зарудный, Н.А. Буцковский и др.). В числе их был и Н. И. Стояновский, которому и пришлось принять участие прежде всего в устройстве следственной части. Положение 8 июня 1860 г. о судебных следователях, выделившее следственную часть из функций полиции и тем положившее первое начало к отделению власти судебной от административной, почти целиком принадлежит перу Н. И.

Затем он связал свое имя с великим освободительным актом 19 февраля 1861 года. Н. И. помимо участия в трудах государственной канцелярии состоял членом учрежденной при Министерстве внутренних дел комиссии, вырабатывавшей проект уездных крестьянских учреждений. За труды по освобождению крестьян, коего он всегда был и остается одним из горячих поборников, Н.И. получил золотую медаль. Будучи убежденным сторонником всех вообще реформ прошлого царствования, Н. И. словом и делом ратовал за них не только в то время, когда все увлекались либеральными веяниями, но и теперь, когда они вышли из моды [552].

Безобразное состояние нашего старого невежественного и продажного суда было для всех очевидно, и как только стало возможным уничтожение его, все просвещенные люди горячо принялись за это дело. В этом отношении капитальное значение имело Высочайшее повеление в январе 1862 года, открывшее доступ к европейской науке (см. главу VIII). Благодаря этому акту явилась возможность создать цельное, стройное, разумное и согласованное во всех частях судебное законодательство, известное ныне под именем судебных уставов Александра II. Для усиления государственной канцелярии были по Высочайшему повелению прикомандированы к ней в 1862 г. известнейшие юристы, и в числе их был и Н.И. Стояновский, принимавший самое деятельное участие как в составлении «главных оснований», так и в подробных и красноречиво мотивированных соображениях государственной канцелярии [553]. Как известно, суд присяжных, твердое установление судебной несменяемости и другие основы нового суда были впервые высказаны или точно формулированы в этих именно «главных основаниях преобразования судебной части в России», Высочайше утвержденных 29 сентября 1862 года.

С конца 1862 г. Н. И. Стояновский из статс‑секретарей Государственного совета назначается товарищем министра юстиции, каковую должность занимал тогда Д. Н. Замятнин. Хотя этот последний был по своим убеждениям вполне предан делу судебной реформы, но настоящею душою министерства сделался Н. И. К чести Замятнина нужно сказать, что он не только не мешал, но и выдвигал вперед своего товарища, талантливая и энергичная деятельность коего оставляла его самого несколько в тени. Н. И. Стояновский при Замятнине играл такую же роль, какую Н.А. Милютин при С. С. Ланском во время составления Положения о крестьянах.

Когда составлены были проекты Судебных Уставов, при Министерстве юстиции была образована специальная комиссия для подробного разбора проектов. Редактирование замечаний министерства было возложено на Н. И. Стояновского. Чтобы дать понятие о количестве положенного им в этой стадии судебной реформы труда, достаточно сказать, что от Министерства юстиции было сделано до 1100 замечаний по существу, а именно: до 600 на статьи уст. гражд. суд., до 300 на статьи уголовного, до 80 на статьи проекта о проступ., подведом. мир. суд., и до 120 на статьи проекта учрежд. суд. мест [554]. А об обстоятельности этих замечаний можно судить по тому, что одни только замечания на уст. гражд. суд. занимают почти 300 страниц in folio. По поводу этих интересных замечаний мы имели случай говорить в другом месте [555]; здесь отметим только, что благодаря им были внесены значительные улучшения в текст Судебных Уставов, в особенности в постановлениях об организации прокурорского надзора.

Но и сказанным не исчерпывается участие Н. И. Стояновского в подготовке Судебных Уставов. В силу особого Высочайшего повеления на него была возложена обязанность присутствовать при рассмотрении проектов Судебных Уставов в Государственном совете с правом голоса и давать словесные объяснения в развитие мыслей, высказанных в министерских замечаниях.

С утверждением Судебных Уставов далеко еще не были окончены работы по судебной реформе, – предстояли еще обширные [556], частью законодательные, частью распорядительные работы по введению в действие Уставов. Особенно горячие пререкания вызвал вопрос о порядке введения их в действие. Одно мнение, поддерживаемое самыми горячими поборниками судебной реформы: С. И. Зарудным, Н. А. Буцковским и О.И.Квистом (в шутку противники их называли русскою тройкою: авось, небось и как‑нибудь) – стояло за одновременное повсеместное введение нового суда, с тем чтобы состав его пополнялся постепенно [557]. Главным мотивом, хотя и неудобным для официальной аргументации и потому в ней не упоминаемым, было желание одним разом и бесповоротно покончить с делом, которое иначе могло затянуться на много лет благодаря обычному у нас охлаждению быстро наступающему в виде реакции после кратковременного духовного подъема. Обстоятельства последующего времени показали, что опасение это было вполне основательно: вместо предположенных четырех лет, в течение которых решено было законом 19 октября 1865 г. ввести новый суд в Европейской России, он и через 25 лет не везде еще в ней был введен…

Но Министерство юстиции, на которое всецело падала вся обширная практическая сторона введения нового суда, признавало такой план неосуществимым по недостатку персонала и материальных средств и стояло вместе с Н. И. Стояновским за открытие на первое время только двух судебных округов (С.‑Петербургского и Московского) и за постепенное открытие других округов. Это мнение одержало верх и получило Высочайшее утверждение 19 октября 1865 года.

После этого под главным руководством Н. И. Стояновского в Министерстве юстиции началась кипучая, сложная и кропотливая работа по составлению правил о скорейшей ликвидации старых судебных учреждений, об окончании или переносе старых дел в новые суды, а также о введении гласности и некоторых начал нового суда в старые судебные учреждения (закон 11 октября 1865 г.). Кроме того, предстояло озаботиться устройством зданий для новых судебных установлений при новой обстановке гласного судоговорения. Наконец, следовало принять самые энергичные меры к привлечению на новые судебные должности достойного персонала [558]. И тут Н. И. Стояновский благодаря своему обширному знакомству с судебным ведомством сослужил новому суду большую службу, привлекши в его ряды деятелей, которые доселе составляют гордость нового суда и его лучшие кадры и образцы. Они создали добрые традиции нового суда, которые и доныне поддерживают в нем его дух независимости и энергию, несмотря на окружающие неблагоприятные условия.

Весною 1866 г. открыты были новые суды, но при трудных условиях состоялось это торжество. Вскоре руководство новым судом отошло от людей, искренно преданных основным началам этого суда, и перешло по проискам реакции в руки людей или равнодушных, или враждебных его началам. С 1867 г. Н. И. Стояновский покидает пост товарища министра юстиции и назначается сенатором уголовного кассационного департамента.

В этой стадии своей служебной деятельности г. Стояновский поработал тоже очень много для проведения в жизнь тех начал, на которых зиждется наше новое судебное законодательство. Равноправность сторон, уважение в подсудимом его личности, непоколебимость судебных решений, полное устранение администрации от вмешательства в судебные дела и другие новые принципы судебной реформы беспрестанно приходили в столкновение с старыми вековыми навыками. Нужна была вся твердость первых кассационных сенаторов, чтобы удержать новые судебные учреждения на пути, указанном судебными уставами. Дух их, невидимо витавший над первыми судебными деятелями, давал верный ключ к распознанию пути правды, каковой ключ, к сожалению, впоследствии был порою утерян или испорчен.

Здесь не место перечислять многочисленные превосходные кассационные решения, состоявшиеся по докладу и внушению Н. И. Стояновского. Сошлюсь на одно. В самом начале кассационной практики сенату пришлось встретиться с вопросом, может ли быть обжаловано в кассационном порядке определение судебной палаты об исключении из сословия присяжного поверенного. Сенат, по докладу Н. И. Стояновского, следуя духу Судебных Уставов, не усомнился предоставить подсудимому эту гарантию, хотя она прямо не была установлена законом. Но tempora mutantur, и сенат впоследствии без достаточных оснований изменил свою практику [559].

В заключение позволю себе отметить, что Н. И. Стояновский всегда поддерживал тесное общение с юридическою наукою и литературою. Он давно уже состоит почетным членом нашего старейшего Юридического общества Московского и председателем С.‑петербургского с самого его основания. С 1882 г. Н. И. состоит председателем Редакционной комиссии, составляющей проект гражданского уложения.

Интересны для характеристики недавнего «доброго старого времени» обстоятельства, при которых состоялся литературный дебют Н.И.В 1850 г. цензура задержала его «Практическое руководство по уголовному судопроизводству» по глубокомысленному мотиву, заимствованному у калифа Омара, сжегшего Александрийскую библиотеку. В сочинении г. Стояновского встречались несколько «собственных» соображений автора. Вот это именно обстоятельство и послужило причиною запрещения книги! Все что нужно знать о законах, рассуждал цензор, помещено в Своде, а чего в нем нет, то лишнее и в опубликовании его нет надобности… И это говорилось в то время, когда в основании государственного строя лежало крепостное право, в судах господствовало повальное взяточничество, кнут и вообще телесное наказание господствовали в уголовном праве, а во всей России слышалось одно только молчание на разных языках и возглас: все обстоит благополучно!

III

А. А. Головачов

Ноябрь 1841–1891 гг

В Москве в тесном кругу друзей, читателей и почитателей Алексея Адриановича Головачова был очень скромно отпразднован 28 ноября 1892 г. 50‑летний юбилей его общественно‑публицистической деятельности. Принадлежа к старому корчевскому дворянскому роду,

А. А. всегда принимал горячее участие в общественных делах своего уезда и губернии, сначала как член дворянских собраний и уездный предводитель, а потом и как гласный уездного корчевского и губернского тверского земских собраний. А. А. продолжает доселе оказывать свое просвещенное содействие Тверскому земству, всегда занимавшему и ныне занимающему одно из первых мест в ряду других земств верностью основным началам самоуправления, а также и разнообразием и интенсивностью своей деятельности на пользу народного просвещения и других культурных нужд края.

Самая продуктивная и кипучая деятельность г. Головачова относится к живой и бурной освободительной эпохе конца 50‑х годов, когда все, что было в России честного, мыслящего и порядочного, переживало то невыразимо сладкие, то мучительные перипетии двигавшейся скачками [560] крестьянской реформы. Как член Тверского дворянского губернского комитета и корчевский уездный предводитель А. А. Головачов принимал самое деятельное участие в работах комитета по освобождению крестьян и, после знаменитого его председателя А. М.Унковского был самым усердным, энергичным и талантливым защитником либеральной программы о полном освобождении крестьян от помещичьей власти с наделением их землею. В составлении и редактировании известного «Обзора оснований», при котором представлен был правительству проект тверского дворянства (см. главу II, § 3), А. А. как человек с солидным образованием и прекрасно владеющий пером принимал также весьма деятельное участие [561]. Равномерно и в представленных А. М.Унковским в качестве депутата тверского дворянства замечаниях на работы Редакционной комиссии А. А. был взят на себя важный отдел: разработка финансовой стороны крестьянского вопроса [562].

В бурной истории тверского дворянства конца 50‑х годов был один эпизод, в котором А. А. Головачову пришлось играть особенно видную роль. Вслед за удалением А. М. Унковского от должности предводителя дворянства оно необыкновенно торжественно выразило свое сочувствие своему смещенному, сосланному предводителю, постановив между прочим учредить в честь его 12 стипендий в Московском университете. Заместивший временно должность губернского предводителя, уездный тверской предводитель Клокачев, «человек низкой души и всеми ненавидимый» [563], без всякого законного повода приостановил приведение в исполнение помянутого постановления, подписанного 11 предводителями из 12.

Возмущенный произвольным и недостойным образом действий Клокачева, А. А. Головачов как корчевский предводитель написал ему письмо, в котором выразил чувства, испытываемые в то время большинством тверских дворян. «На каком основании, м. г., – писал он, – вы позволили себе наглую дерзость против 11‑ти гг. предводителей уездных, дерзость, состоящую в том, что вы усомнились в правильности составления протокола. Возражение, сделанное вне собрания, где‑нибудь за углом и под прикрытием канцелярской тайны, не могло ослабить или уничтожить силу и действие протокола, публично и гласно составленного в зале губернского собрания. Протокол этот мог потерять свою силу только в том случае, если бы вы имели возможность доказать, что он составлен фальшивым образом, вопреки желания дворян, бывших на съезде; стало быть, вы имели серьезные подозрения в этом, если решились производить следствие над 11‑ю уездными предводителями. А потому я имею полное право назвать подобный поступок ваш наглою дерзостью… Какие же побуждения заставляли вас так действовать? Позвольте мне самому отвечать на этот вопрос. Я думаю, что поводом к этому была одна жалкая, низкая, гнусная зависть, зависть против человека, заслужившего всеобщее уважение не только в нашей губернии, но и в целой России. Эта зависть заставила вас искать какую‑нибудь придирку, чтобы помешать тверскому дворянству увековечить воспоминание о полезной деятельности многоуважаемого ими человека; вы искали ее и думали, что нашли. Нет, вы только нашли средство обнаружить ясно и положительно, что вы такое; вы нашли средство покрыть себя позором в глазах всякого порядочного человека и больше ничего» и т. д. [564]

В заключение своего письма, очевидно, имевшего целью не личное оскорбление Клокачева, а публичный протест против его некрасивого поступка, А. А. заявлял, что копию с письма он посылает губернатору и уездным предводителям дворянства, и выражал готовность отвечать за содержание письма перед судом. Оскорбленный, однако, предпочел обратиться с жалобой к министру внутренних дел, который и внес жалобу на обсуждение главного комитета по крестьянскому делу. Комитет, с своей стороны, направил жалобу к судебному разбирательству, до окончания коего была приостановлена административная ссылка, назначенная А.А‑чу вместе с М. А. Унковским и Европеусом. После долгих мытарств дело об оскорблении Клокачева окончилось в 1867 г. прекращением производства у мирового судьи [565] ввиду неявки обвинителя.

Впоследствии А. А. служил по контрольному ведомству, управляя контрольными палатами в Пскове и Саратове, а также много способствовал раскрытию беспорядков в главном обществе российских железных дорог, навлекшими начет на общество в несколько миллионов.

С самого открытия земских учреждений и до настоящего времени

А. А. нес, несмотря на все неблагоприятные условия, с неостывающею энергиею благородную службу земству.

Литературная деятельность А. А. Головачова началась в 1841 году и достигла сильного развития в эпоху подготовки и применения великих реформ Александра II. С 1858 г. он делается сотрудником «Русского Вестника», в котором он проводит те же мысли и планы, которые были при его деятельном участии усвоены тверским дворянством. В начале 70‑х годов А. А. предпринял ряд замечательных критико‑публицистических этюдов, в которых уже не a priori, как то было в «Обзоре оснований» тверского проекта, но a posteriori, основываясь на пробелах и недочетах, замеченных в только что введенных реформах, доказывал теснейшую связь отмены крепостного права с последующими реформами и необходимость согласования их с духом этой великой реформы. Статьи г. Головачова вышли впоследствии отдельною книгою под заглавием «Десять лет реформ» и доселе составляют лучшую критическую монографию по этому предмету. Основной взгляд и детальные суждения не только не были поколеблены позднейшею историею, но, напротив, в ней нашли новое и едва ли не еще более громкое подтверждение, так что капитальный труд г. Головачова и доныне сохранил живой интерес современности.

«Сравнивая 1860 и 1870‑й гг., – писал уважаемый публицист, видевший расцвет русской общественной мысли 60‑х годов, – приходится убедиться, что общество не только не подвинулось вперед, но сделало несколько шагов назад; прежде мы замечали, – говорит он, – всеобщий интерес к вопросам общественной жизни, всюду были слышны суждения и толки не только о главном крестьянском вопросе, но и многих других, несмотря на то, что они представлялись в отдаленном будущем… Но вот проходит десять лет, и все изменилось. Людей, которыми бы руководил не личный интерес, а общественная польза, как‑то не видать; если же они являются, то в виде исключения и без большого влияния. Напротив, приверженцы старого порядка вещей, прежде робко выражавшие свое мнение, теперь (1870 г.) как будто устыдились своей прежней скромности и вслед за «Московскими Ведомостями» набросились на все живое и разумное в обществе… Литература никого не интересует, все наши умники, по‑видимому, думают, что они уже все знают и что литература им ничего нового не скажет. Виною этому, – продолжает А.А., – отчасти некоторые органы нашей печати: беззастенчивая полемика некоторых органов, их соперничество, а главно е – полицейско‑сыскное направление»18. Так характеризовал он настроение общества и печати в начале 70‑х годов, которые сравнительно с последующим временем могут казаться верхом общественного воодушевления и литературной порядочности. Что бы сказал наш знаменитый публицист, если бы пришлось ему говорить о переживаемом нами «жестоком» и «безыдейном времени», когда, говоря словами современного поэта‑гражданина:

Свершилось чудо!..

Червь презренный,

Который прежде под землей,

Плодясь в стыде и потаенно,

Не выползал на свет дневной;

Который знал в былые годы,

Что мог он только воровски

Губить богатой жизни всходы,

В тиши подтачивать ростки –

Преобразясь, восстал из праха.

 

Останавливаясь на вопросе о причинах такого быстрого охлаждения и упадка общественной энергии, А. А. не довольствуется обычным объяснением «неустойчивости характера русского человека», а старается разъяснить причину этого прискорбного явления и видит ее в том, что во всех почти реформах вопреки ожиданиям не было сделано решительной попытки отказаться от прежней бюрократической системы, основанной на игнорировании и недоверии к общественным силам, а принята была система компромисса, обессилившая основную цель, смысл и дух преобразовательной деятельности и сохранившая почти во всех отраслях управления остатки времен крепостного права. Следы такого направления А. А. видел во всем, начиная с бюджета, построенного почти исключительно на обложении низших «податных» классов и освобождении от прямых налогов высших, и кончая системою местного управления (см. выше §Н.Х. Бунге).

«Что такое наш наказ губернаторам? – спрашивает г. Головачов – это полное выражение тех патриархальных начал, на основании которых помещики управляли своими имениями. Закон говорит прямо, что губернатор есть хозяин губернии. И, действительно, недалеко то время, когда губернаторы пользовались вполне предоставленными им правами и поступали по‑хозяйски. Казалось бы, что первою заботою должно быть уничтожение этих и им подобных недостатков. Но на деле ничего подобного не видим, а, напротив, встречаем попытки частных улучшений, без всякого изменения основных начал. Все наши реформы потому носят характер отрывочности… При таком порядке являются рядом учреждения, основанные на старых и новых началах, и между ними возникают столкновения, которые не только отнимают время, силы и средства, нужные для настоящего дела, но часто подрывают доверие к новым учреждениям, а это опаснее всего. При таких обстоятельствах даже лучшие люди теряют энергию и оставляют деятельность из опасения подвергнуться обвинению в неблагонамеренности, чему бывали примеры не один раз. Таким образом исполнение, быть может, и хорошо задуманной реформы попадает в руки жалкой посредственности, которая умеет только портить дело. Такой печальный исход всего опаснее, потому что может породить в обществе мысль о несостоятельности предпринимаемых правительством реформ» [566].

Опасения г. Головачова, к сожалению, подтвердились впоследствии, и даже сами участники реформ явились гонителями их:

Участник дел былых, надеждами богатых,

Почтенный деятель в недавней старине –

Как будто опьянев, почил на лаврах смятых

И спит, кощунствуя во сне.

 

В одном отношении только опасения честного публициста не оправдались: лучшие люди, подобно самому А. А., продолжают, несмотря на все неблагоприятные условия, нести свои общественные обязанности. И в числе этих старых земцев‑либералов одно из самых почетных мест занимает А. А. Головачов, который, несмотря на свои почтенные годы, продолжает как в земстве, так и в литературе бодро держать знамя принципов освободительной эпохи.

В 1888 г. А. А. Головачов одновременно с А. М. Унковским и В. А. Арцимовичем был выбран за заслуги по крестьянской реформе в число почетных членов Московского юридического общества.

IV

В. Н. Герард

6 марта 1868–1893 гг

6 марта 1893 г. исполнилось четверть века со дня вступления в адвокатуру известного присяжного поверенного Владимира Николаевича Герарда. Корпорация петербургских присяжных поверенных отпраздновала этот день очень торжественно. Утром в квартиру юбиляра стали съезжаться присяжные поверенные, члены совета и посторонние лица. Председатель совета, г. Люстиг, прочел адрес. Постановлено учредить фонд имени юбиляра для вспомоществования бедным членам семейств умерших присяжных поверенных: поднесен был жетон от товарищей по совету, где В.Н. участвовал около 25 лет в качестве члена или товарища председателя. За адресом присяжных поверенных следовал адрес от помощников присяжных поверенных. Вечером состоялся обед по подписке в ресторане Кюба. Произнесено было много здравиц и застольных речей лучшими представителями петербургской адвокатуры: В.Д.Спасовичем, А. И.Унковским и К. Ф. Хартулари, а также знаменитым нашим публицистом, бывшим петербургским прис. повер., К. К. Арсеньевым. Все почти петербургские газеты отнеслись с большою теплотою к семейному празднику члена адвокатской корпорации, что указывает на то, что он имеет и несомненный крупный общественный интерес.

В лице г. Герарда товарищи его и общество чествовали не только одного из самых талантливых, бескорыстных и мужественных поборников правды, но и типичнейшего представителя присяжной адвокатуры. Принадлежа и по происхождению, и по месту воспитания (как правовед) к привилегированному меньшинству судебных деятелей и имея благодаря хорошим связям впереди обеспеченную блестящую служебную карьеру, г. Герард добровольно и исключительно по нравственному влечению избрал и предпочел заманчивое, но трудное адвокатское поприще. Карьера эта может дать иногда славу, реже богатство, но отнюдь не способна утолить жажду внешних отличий, властолюбия и честолюбия. Это широко открытое исключительно только для соревнования таланту и знанию демократическое поприще, как известно, совершенно уравнивает своих деятелей без различия происхождения и общественного положения. Каждый адвокат сам завоевывает себе место в сословии, и никакие усилия высоких покровителей и «кумушек» не побудят клиентов вверять дела «по протекции». Нужно было действительно глубокое внутреннее влечение к этой трудной, но столь привлекательной для людей независимого характера свободной профессии, чтобы предпочесть ее другой, более покойной, обеспеченной и блестящей, с точки зрения честолюбия, коронной службе. Нужен был немалый нравственный закал, чтобы благополучно обойти подводные камни, которыми так изобилует адвокатское поприще и о которые так легко и часто разбиваются неустойчивые адвокаты, даже одаренные крупным талантом. Нужно было, действительно, исключительное глубокое призвание и влечение, чтобы с честью пройти столь длинный общественный путь и до настоящего времени сохранить живой интерес к адвокатской профессии, то feu sacre, без которого эта свободная профессия очень скоро превращается в одно из тяжелейших и скучнейших ремесел.

В многочисленных характеристиках В. Н., появившихся в газетах и в застольных речах, отмечались крайне ценные в адвокате нравственные и умственные черты, из коих некоторые всецело присущи деликатной, мягкой натуре юбиляра, а другие объясняются частью его личными свойствами, частью теми добрыми и мужественно‑честными традициями строгой адвокатской этики, которые издавна выдвинули вперед петербургскую адвокатскую корпорацию, обеспечив ей первенствующее положение в среде всей русской адвокатуры.

В. Д. Спасович отметил в деятельности В.Н. как выдающуюся черту ее светскость, галантность, джентльменство, благовоспитанность, мягкость, благодушие.