Своё держать в тайне, чужое знать

 

Операция «Уран» – такое название получило контрнаступление – должна была начаться 9 ноября на Юго-Западном фронте и 10-го – на Сталинградском. Разница в сроках объяснялась тем, что до Калача – места встречи ударных соединений обоих фронтов – с севера надо было пройти 120-140 километров, а с юга – 100. Всего 3-4 дня отводилось для этих ударов.

Однако сроки начала «Урана» были перенесены на 19 и 20 ноября. Из-за недостатка автомобилей вовремя не были подвезены боеприпасы, горючее, зимнее обмундирование. Не в полной мере была готова и авиация. А на неё возлагались большие задачи: подавить авиацию немцев, прикрыть наши войска от ударов с воздуха, пробивать бомбёжками дорогу наступающим частям, преследовать отходящего противника. Каждый день отсрочки таил в себе опасность того, что немцы узнают нашу тайну. И тайна охранялась всеми способами.

Новые войска сосредоточивались не там, где им предстояло нанести удар, а в 50-60 километрах от нужного места. Все передвижения производились только ночью, с погашенными фарами. На день и люди и машины замирали, затаивались по оврагам, в редких лесках, селениях. Дело осложнялось тем, что на Юго-Западном фронте резервам приходилось переправляться через Дон, а на Сталинградском – через Волгу. И если по берегу Дона были леса, которые на светлое время укрывали танки, орудия, пехоту, то берега Волги были совершенно открыты. Немецкие лётчики бомбили мосты, паромы, однако и на Волге скопления наших войск не заметили. В это время через реку эвакуировались со своим имуществом жители Сталинграда. Они-то и помогли в этом месте маскировке войск.

Задолго до контрнаступления прекратилась почтовая связь между солдатами ближних фронтов и их семьями – по перемещению полевой почты враг тоже мог догадаться о перемещении войск.

Всё скрыть от врага, а самим всё знать о враге – в этом был залог успеха. Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов, которого Ставка тоже послала в район контрнаступления, вспоминает: «Мы следили за врагом во все глаза. Наблюдение велось круглосуточно. Непрерывно работала звукометрическая разведка, которая выявляла вражеские артиллерийские и миномётные батареи. С воздуха шло систематическое фотографирование расположения противника, особенно тех районов, где намечался прорыв его обороны. Генералы-артиллеристы часами просиживали за стереотрубами на наблюдательных пунктах… Ставка обязывала на направлениях главных ударов при прорыве обороны противника создать такие группировки войск, чтобы было достигнуто, по крайней мере, тройное превосходство над врагом. Много раз пришлось считать и пересчитывать наши силы, в особенности группировки артиллерии, чтобы такое превосходство было действительно обеспечено».

В самый канун контрнаступления разведчики 5-й танковой армии на Юго-Западном фронте узнали, что враг в первых траншеях оставил только наблюдателей, а настоящую оборону занял в трёх километрах от переднего края. На Сталинградском фронте разведчики обнаружили новую кавалерийскую дивизию румын. Всё это учитывалось нашим командованием.

 

15 ноября в район Сталинграда пришла телеграмма из Москвы.

 

Т о в а р и щ у КОНСТАНТИНОВУ.

Только лично.

День переселения Фёдорова и Иванова можете назначить по Вашему усмотрению, а потом доложите мне об этом по приезде в Москву. Если у Вас возникнет мысль о том, чтобы кто-либо из них начал переселение раньше или позже на один или два дня, то уполномочиваю Вас решить и этот вопрос по Вашему усмотрению.

ВАСИЛЬЕВ.

13 часов 10 минут

15.11.42 г.».

 

За фамилией Васильева был Сталин, телеграмму он послал Жукову. Фёдоров был на самом деле Николаем Фёдоровичем Ватутиным, командующим Юго-Западным фронтом, а Иванов – это Андрей Иванович Ерёменко, командующий Сталинградским фронтом. Василевский в телеграммах именовался Михайловым, Константин Константинович Рокоссовский, командующий Донским фронтом, был Донцовым.

Под «переселением» подразумевалось наступление. Причин изменять сроки «переселения» не было. И 17 ноября точные сроки наступления получили командующие армиями. Все войска узнали это только за несколько часов до атаки.

Генерал армии Павел Иванович Батов в то время командовал 65-й армией. Он вспоминает: «В этот же день (17 ноября) было решено созвать командный состав на проигрыш операции. Мы собрались близ берега Дона на скате Дружилинских высот. Над головами трепетали под порывами холодного ветра раскинутые сапёрами маскировочные сети. Вокруг макета (с изображением позиций врага) были отрыты щели с лёгкими перекрытиями на случай огневого налёта. В 50-60 метрах стояли оптические приборы, у которых работали наблюдатели. Это было очень удобно: каждого командира можно подвести от макета к стереотрубе и здесь, на реальной местности, проверить решение, увидеть своё направление и рубежи, которые должны быть достигнуты к сроку.

Участвовали в проигрыше офицеры управления армии, командиры и начальники политорганов наших соединений, а также частей усиления и представители соседних армий. Здесь были все, кто через два дня вместе будет творить победу; сейчас они в последний раз взвешивали свои возможности, обдумывали свои действия на общем фоне армейской операции».

Все, начиная от высших командиров до солдат, знали, что и где они должны делать в назначенный, как говорил Суворов, петушиный час.

Мы с тобой, пока тянется медлительное время ожидания приказа, опять немного посчитаем.

К 19 ноября на сталинградском направлении у немцев было: людей – 1 011 500, орудий и миномётов – 10 290, танков и самоходных орудий – 675, самолётов – 1216. А у нас: людей – 1 015 300, орудий и миномётов – 13 535, танков и самоходных орудий – 979, самолётов – 1350. Как видишь, самолётов, и танков, и орудий у нас было чуточку больше. Но наше преимущество заключалось в том, что мы смогли незаметно сосредоточить вдвое, втрое больше войск и техники на направлении главных ударов; в этом и заключается, ты уже знаешь это, первая часть военного искусства.

Мы говорили с тобой, что резервов у германского командования осенью 1942 года уже не было. Но, попав в отчаянное положение, враг мог перебросить к Сталинграду войска с центрального фронта. И вот, чтобы не случилось этого, чтобы не было у Сталинграда неучтённых, не запланированных нами немецких дивизий, было решено одновременно с «Ураном» провести наступательную операцию в районе Вязьмы и Ржева, за много сотен километров от Сталинграда. Для руководства этой операцией туда поехал Жуков. А Василевский остался здесь.

В ночь с 18 на 19 ноября войска получили долгожданный приказ о переходе в контрнаступление. До атаки оставалось несколько часов. Но тайна «Урана» оберегалась, как и в самом начале, как в сентябрьские дни. Соединения 5-й танковой армии получили распоряжение: «Шлите приёмщика за получением меховых перчаток». Читалась эта фраза так: «Начало атаки пехоты 19. 11. 42 г. 8.50».

В землянках при тусклом свете коптилок, сделанных из снарядных гильз, в блиндажах политруки читали обращение к солдатам:

«…Идя в бой, мы знаем, что мы идём освобождать братьев и сестёр, томящихся в фашистской неволе. В наших руках, товарищи, находится судьба Родины, судьба нашего великого народа. От нас с вами, от нашего упорства и умения зависит – будет ли каждый советский человек жить в своей свободной стране или будет, как раб, гнуть спину у барона.

…За кровь загубленных фашистскими людоедами наших жён и детей, за пролитую кровь наших бойцов и командиров мы должны пролить потоки вражеской чёрной крови.

Вперёд, к победе! Смерть немецким оккупантам!»

 

ПРАЗДНИК НАШЕГО ОРУЖИЯ

 

Утро 19 ноября на Юго-Западном фронте и на правом крыле Донского фронта выдалось туманное. Серая пелена прикрыла степь и овраги. Во мгле скрылись неприятельские позиции: рвы, ряды колючей проволоки, доты. И что было совсем плохо, не могла в такую погоду действовать авиация. Однако отложить начало операции «Уран» было невозможно. Слишком много сил ушло на то, чтобы подготовить всё именно к этому утру. Слишком много людей – сотни тысяч – ждали с минуты на минуту сигнала к грозному бою, к яростному празднику нашего оружия. Да, атака была нашим праздником, и даже медные трубы звучали во время её. Когда на две минуты стихли пушки, генерал-майор грузин Таварткиладзе дал знак стотрубному оркестру и только вслед за этим подал знак другой – поднял свою дивизию в атаку.

Но вернёмся к самому началу. В 7.20 артиллеристы по телефону получили команду «сирена». И тут же все 3500 орудий и миномётов были заряжены. В 7.30 прозвучала команда «огонь». На позиции врага обрушился смерч стали и пламени. Артиллеристы работали и за себя и за лётчиков, которые не могли сейчас подняться с аэродромов.

Огневой налёт продолжался до 8.48. В 8.50 пошли в атаку стрелковые дивизии. Они должны были пробить в обороне врага бреши, уничтожить там уцелевшие после артналёта огневые точки. Вслед за пехотой в бреши, как в распахнутые ворота, войдут танки. Им очень важно не задержаться здесь, не остановиться на первых рубежах – у них своё дело: выйти на степной простор и, не считая километры, гнать врага, сбитого с насиженного места, захватывать его штабы, мосты, склады, перерезать дороги, уничтожать резервы, с незащищённого тыла нападать на очаги сопротивления.

Но туман сделал своё дело. Не все цели у противника были подавлены артогнём. Враг упорно оборонялся в уцелевших дотах. К 12.00 наши пехотинцы продвинулись всего на 2-3 километра. Оборону всё не удавалось прорвать. А драгоценное время летело. Враг мог прийти в себя от внезапного удара.

Командующий 5-й танковой армией генерал-лейтенант П. Л. Романенко знал, что терять танки на первом рубеже полководцу непростительно, как непростительно школьнику не знать, сколько будет дважды два. Но другого выхода не было. И он приказал 1-му и 26-му танковым корпусам двинуться в полуоткрытые ворота, помочь пехоте распахнуть их настежь.

Танки пошли вперёд, обогнали пехоту. Скоро вражеская оборона между реками Цуцкан и Царица была прорвана.

Появились первые толпы испуганных пленных. Они шли с поднятыми руками, не понимая, что случилось, откуда на их тихие недавно места налетела буря. Но было ещё много очагов сопротивления: дотов, артиллерийских батарей. Танки обходили их стороной, затем возвращались к ним с тыла и уничтожали. Во второй половине дня ширина бреши увеличилась до 16 километров. Тогда в неё вошёл 8-й кавалерийский корпус. Он тоже обогнал пехоту. Танки, кавалерия – подвижные соединения нашей армии – углублялись с боями всё дальше на юг и юго-восток. За ними двигались стрелковые соединения. Они довершали уничтожение разгромленных танкистами войск, очищая от неприятеля сёла и хутора, собирали пленных.

К вечеру погода совсем испортилась. На степь, на дороги, пропадавшие в тумане, повалил мокрый снег. Танкисты двигались по азимутам, только с помощью компаса они находили нужное направление. В такой обстановке могли случиться любые неожиданности.

Генерал А. Г. Родин, который командовал 26-м корпусом, вспоминает: «В конце дня произошла любопытная встреча с оперативными резервами противника. Под покровом ночи и при обильном снегопаде мы продолжали движение вперёд по колонному пути с включённым светом. Вдруг при подходе к отделению совхоза № 86 по нашей колонне был открыт артогонь. Выключили свет, и стрельба прекратилась. Продвинувшись вперёд ещё километра на два, я приказал остановить колонну и выслать из ядра разведки дозор в направлении выстрелов. Когда были выключены моторы и настала ночная тишина, то мы услышали шум моторов и движение танков, но левее нас и в противоположную нашему движению сторону. Тут же поступило донесение от разведки, что танки противника пошли в сторону фронта – к городу Серафимовичу. Оказалось, что 1-я румынская танковая дивизия из района Перелазовского спешила на фронт, на помощь своим пехотным дивизиям. Приказал в бой не вступать. Иметь наблюдение, не теряя соприкосновения.

Танковая колонна противника, дойдя до станицы Новоцарицынской, продолжала движение на север. А мы повернули строго на юг – на Перелазовский. Таким образом, тылы румынской танковой дивизии были отрезаны, большинство её автомашин с горючим, боеприпасами и продовольствием были попросту включены в нашу колонну. Водителей противника оставили за рулём, посадив к ним по автоматчику. Что касается вражеских танков, то мчитесь, голубчики, дальше, без горючего и боеприпасов много не навоюете…»

На рассвете второго дня контрнаступления корпус подошёл к большому селу Перелазовскому, где перекрещивались дороги с разных направлений. «Без единого выстрела, – рассказывает Родин, – мы окружили населённый пункт, и только тогда, когда танки пошли в атаку под прикрытием нашего артогня, противник открыл свой огонь. Но было поздно, танки уже ворвались на улицы. Не прошло и часа, как судьба этого важного пункта была решена. Захвачена масса пленных, вся штабная документация, узел связи, типография, склады, госпиталь с ранеными и даже хлебопекарня с хлебом, масса автомашин и другой техники».

Слева от 26-го успешно действовал 4-й танковый корпус. Вскоре они сблизились и почти параллельно двинулись на восток, к городу Калачу на Дону – тот район, где планом «Уран» намечалась встреча подвижных соединений Юго-Западного и Сталинградского фронтов. От исходных позиций оба корпуса отошли уже на 35-40 километров.

Ты помнишь, путь в район Калача с юга короче, чем с севера. Но теперь, после удачного боя танков, для войск обоих фронтов он стал одинаковым. Пришло время наступать Сталинградскому фронту.

Радуясь успеху товарищей, наступавших с севера, с нетерпением ждали приказа к атаке войска Сталинградского фронта. Утром 20 ноября у них всё было готово, чтобы из промежутков между озёрами Сарпой, Цацой и Барманцаком устремиться на прорыв вражеской обороны. В ложбинах, поросших камышом, за небольшими пригорками стояли танки, орудия, сосредоточилась пехота. Было 8.00 – время начала артподготовки. Однако командующий фронтом Ерёменко медлил – здесь тоже местность была закрыта туманом. Туман становился всё гуще. Пошёл снег.

Ставка Верховного Главнокомандования беспокоилась, запрашивала из Москвы, удастся ли начать наступление вовремя.

К счастью, туман начал рассеиваться. К в 10.00 залпом «катюш» началась артподготовка.

Пока наши снаряды разворачивают доты неприятеля, устроенные на холмах перед озёрами, корёжат его пушки, рушат блиндажи, мы с тобой поговорим о карте контрнаступления. Карта сложная, на ней много цифр, много линий, много стрел, на ней реки, населённые пункты, города. Может быть, ты, убоявшись сложности, решил не разглядывать её, а перелистнуть эту страницу? Напрасно. Если ты разок-другой-третий заставишь себя разобраться в схеме военных действий, ты почувствуешь даже удовольствие – удовольствие читать карту. А главное, без чтения карты нельзя понять, что, где и как происходило.

 

 

Контрнаступление советских войск у Сталинграда.

 

Давай разбираться вместе. Найди сначала Сталинград – видишь, там скопление синих и чёрных цифр. Синие цифры обозначают неприятеля, чёрные – наши войска. По густоте цифр, по тесноте на карте можно уже судить, как много там сгрудилось войск. В обе стороны от Сталинграда цифры стоят реже – значит, и войск там меньше. Но в верхнем левом углу карты и в правом нижнем густота наших цифр увеличивается – это места, где мы сосредоточили силы для нанесения главных ударов.

Много на карте красных стрел. Они стремительные и широкие. Вражеские синие стрелы тонкие – толщина стрел показывает, чьи удары мощнее. Остриём же стрелы показывают направления ударов.

С первого взгляда на этого красного ежа, на эти красные вилы видно, в какой угол наша армия загоняет фашистского волка. Но часть стрел направлена на юг и на запад – это первые удары против волчьей стаи, которая потом будет пытаться выручить 6-ю армию Паулюса.

Генерал Родин рассказывал о встрече с румынскими танками около отделения совхоза № 86. Найди этот пункт на карте. Он между истоками речек Цуцкана и Царицы. Чуть южнее отделения совхоза – синий овал со стрелкой, которая идёт сначала на северо-восток, а потом круто поворачивает на юг. Этот овал – та самая 1-я румынская танковая дивизия, чьё горючее и боеприпасы прихватили с собой танкисты Родина. Карта говорит нам: предположение генерала, что много румыны не навоюют, сбылось – это подтверждается крутым поворотом стрелки.

Найди соединения, которые мы уже упоминали, найди населённые пункты, у которых были бои. Рассмотри всё внимательно. Читая рассказ о контрнаступлении дальше, по мере необходимости заглядывай в карту.

А теперь мы возвратимся на Сталинградский фронт, в район озёр.

Артподготовка закончилась. В атаку пошла пехота. Ко второй половине дня она прорвала оборону противника в нескольких местах. Подвижные соединения ждали этого момента и хлынули в пробоины.

Посмотрим, как действовали они.

Южнее Сталинграда у самого берега Волги сосредоточился 13-й механизированный корпус – это место на карте обозначено чёрным овалом с двумя ромбиками (ромбики – танки). Отыскать корпус тебе поможет красный флажок с надписью «57А». (Флажками обозначаются штабы, древко флажка всегда направлено в сторону противника.) Нашёл штаб нашей 57-й армии? Вот и хорошо.

На запад от нашего корпуса в глубине обороны располагались части 4-й танковой армии немцев. Видишь синий флажок у селения Верхне-Царицынский? Это её штаб. Рядом с ним синий овал – сосредоточение 29-й моторизованной дивизии немцев, которой командовал генерал Лейзер.

Наши стрелковые дивизии вели в этом районе тяжёлые бои. Враг уже понял, что его окружают, он яростно сопротивлялся, контратаковал. Некоторые населённые пункты (к примеру, Нариман) переходили из рук в руки.

На рассвете второго дня контрнаступления после залпов «катюш» полк майора Крючихина штурмом взял колхоз имени 8 Марта и село Варваровку. В это время в селе заправлялись горючим 52 немецких танка. Все танки и их экипажи были захвачены нашими солдатами. Можно представить себе ярость генерала Лейзера, когда он узнал о такой потере. Чтобы вернуть танки, генерал бросил против нашего полка всю свою дивизию. Трудно бы пришлось пехотинцам, но тут к Варваровке подошли танки 13-го механизированного корпуса. И Лейзеру пришлось иметь дело с ними. Немецкая дивизия была смята. Понесли потери и другие вражеские части. Они откатились за речку Червлёную и там укрылись за мощными укреплениями. Штаб 4-й танковой армии немцев остался без войск, он бежал в противоположную сторону, на запад. У Червлёной остановились и наши войска, прочно загородив выход армии Паулюса из будущего котла.

Стремительно двигался 4-й механизированный корпус. Он имел важную задачу – в районе Калача соединиться с корпусами, двигавшимися с севера, и замкнуть кольцо окружения. Утром 21 ноября корпус перерезал важную для немцев железную дорогу, захватив станции Абганерово и Тингуту.

4-й кавалерийский корпус вошёл в прорыв следом за механизированным. Ему надо было совершить 70-километровый марш, чтобы отрезать пути отхода неприятеля на село Абганерово. Времени у конников было мало, двигались они по степи без дорог, часто перебирались через крутые овраги. Гололёдица затрудняла движение. Но кавалеристы – казахи, киргизы, узбеки, таджики, туркмены – были привычны к седлу. Рассеивая по пути заслоны врага, конники в середине дня 21 ноября ворвались в село и после боя заняли его.

А что же в это время творилось у противника? Как он чувствовал себя? Какие действия предпринимал?

 

ОШЕЛОМЛЁННЫЕ И РАСТЕРЯННЫЕ

 

Штаб 6-й немецкой армии располагался в Голубинском, недалеко от Дона. (Найди его на карте, он помечен синим флажком и надписью «6А».) На второй день наступления он оказался в критическом положении, его могли захватить наши войска. И Паулюс приказал переезжать в станицу Нижне-Чирскую у слияния Дона с Чиром. Штабисты жгли документы, увязывали пожитки, но пришёл приказ Гитлера переместиться штабу в посёлок Гумрак недалеко от Сталинграда. У Гитлера и немецкого командования не было сомнений в том, что скоро удастся разжать танковые клещи советских армий и восстановить прежнее положение.

Однако те, кто был непосредственным участником событий, думали иначе. Мы с тобой послушаем офицера 8-го армейского корпуса Видера. В то время он находился в штабе корпуса в Песковатке – это на восток от Голубинского.

«Развивая наступление, превосходящие танковые и кавалерийские соединения русских в тот же день (19 ноября) молниеносно обошли нас с севера, а на следующий день и с востока. Вся наша армия была взята в стальные клещи. Уже три дня спустя в Калаче на берегу Дона кольцо окружения сомкнулось. Соединения русских непрерывно усиливались.

Ошеломлённые, растерянные, мы не сводили глаз с наших штабных карт – нанесённые на них жирные красные линии и стрелы обозначали направления многочисленных ударов противника, его обходные манёвры, участки прорывов. При всех наших предчувствиях мы и в мыслях не допускали возможности такой чудовищной катастрофы! Штабные схемы очень скоро обрели плоть и кровь в рассказах и донесениях непосредственных участников событий; с севера и с запада в Песковатку – ещё недавно тихую степную балку, где размещался наш штаб, – вливался захлестнувший нас поток беспорядочно отступавших частей.

Беглецы принесли нам недобрые вести: внезапное появление советских танков в сонном Калаче, нашем армейском тылу, вызвало там такую неудержимую панику, что даже важный в стратегическом отношении мост через Дон перешёл в руки противника в целости и сохранности. Вскоре из расположения 11-го армейского корпуса, нашего соседа слева, чьи дивизии оказались под угрозой удара с тыла, к нам в Песковатку хлынули новые толпы оборванных, грязных, вконец измотанных бессонными ночами людей.

Прелюдией русского наступления на участке Клетская – Серафимович была многочасовая артиллерийская подготовка – уничтожающий огонь из сотен орудий перепахал окопы румын. Перейдя затем в атаку, русские опрокинули и разгромили румынские части, позиции которых примыкали к нашему левому флангу. Вся румынская армия попала в кровавую мясорубку и фактически перестала существовать. Русское командование весьма искусно избрало направление своих ударов, которые оно нанесло не только со своего донского плацдарма, но и из района южнее Сталинграда, от излучины Волги. Эти удары обрушились на самые уязвимые участки нашей обороны – северо-западный и юго-восточный, на стыки наших частей с румынскими; боеспособность последних была ограниченна, поскольку они не располагали достаточным боевым опытом. Им не хватало тяжёлой артиллерии и бронебойного оружия. Сколько-нибудь значительных резервов у нас, по существу, не было ни на одном участке; к тому же плохие метеорологические условия обрекли на бездействие нашу авиацию. Поэтому мощные танковые клинья русских продвигались вперёд неудержимо, а многочисленные кавалерийские подразделения, подвижные и неуловимые, роем кружились над кровоточащей раной прорыва и, проникая в наши тылы, усиливали неразбериху и панику».

 

 

Ордена Славы I, II, III степеней. Этими орденами награждались в Великую Отечественную войну рядовые, сержанты, старшины, а в авиации – младшие лейтенанты. Орден высшей – I – степени мог получить лишь награждённый ранее орденами третьей и второй степени. Полному кавалеру ордена Славы, если он был сержантом, присваивалось звание старшины, если он был старшиной – младшего лейтенанта, если был младшим лейтенантом – лейтенанта. Орденом Славы всех трёх степеней награждено 2456 человек. Первым среди них был гвардии старший сержант Николай Андреевич Залетов, командир пехотного отделения. За прорыв четырёх линий вражеской обороны в январе 1945 года орденами Славы были награждены все бойцы 1-го батальона 215-го гвардейского стрелкового полка – триста пятьдесят человек.

 

Потом, когда "в Нюрнберге будут судить фашистских военных преступников, ближайший помощник Гитлера генерал-полковник Йодль скажет: «Мы полностью просмотрели сосредоточение крупных русских сил на фланге 6-й армии (на Дону). Мы абсолютно не имели представления о силе русских войск в этом районе. Раньше здесь ничего не было, и внезапно был нанесён удар большой силы, имевший решающее значение».

Вернёмся к событиям на фронте. Видер говорил о панике в Калаче. Что же произошло там?

26-му и 4-му танковым корпусам, чтобы соединиться с 4-м механизированным корпусом, надо было форсировать Дон. Дело это было нелёгкое, и оно заботило наших военачальников. Ведь если танкисты задержатся у Дона, для окружённого врага будет открыта дорога к отступлению.

Нашему командованию было известно, что у немцев около хутора Берёзовского есть мост через реку. Подходы к нему с запада прикрывались немецкой обороной, сам мост заминирован и подготовлен к взрыву. Всё же наши попытались захватить его в целости.

Была ночь (с 21 на 22 ноября). Танкисты 26-го корпуса к этому времени заняли населённый пункт Остров – до реки было уже недалеко. Командир корпуса Родин для захвата моста выделил две мотострелковые роты на автомобилях, пять танков и бронемашину. Командовать этим отрядом был назначен подполковник (ныне генерал-лейтенант) Филиппов.

Маленький отряд двигался по дороге, которая вела из Острова в Калач. И автомобили и танки зажгли фары. Расчёт был на то, что немцы примут эту колонну за свою. Так оно и случилось. Через оборону перед мостом отряд прошёл без всяких осложнений, его даже не остановили. До моста было ещё довольно далеко, вслед за первым успехом могли случиться всякие неожиданности. Нервы и у солдат и у командиров были напряжены. Но самообладание не покидало наших.

В степи отряд встретил повозку. Крестьянин вёз двух немецких солдат. Гитлеровцы были уничтожены. А крестьянин взялся показать подходы к переправе, рассказал, где стоит непосредственная охрана моста, – он хорошо знал эти места.

Охрана тоже приняла отряд Филиппова за своих (как позже выяснилось, у немцев была учебная часть, оснащённая захваченными у нас танками, и она часто пользовалась мостом). Несколько наших машин переехало мост, другие остановились перед ним. По сигналу ракетой советские солдаты с обеих сторон напали на охрану и уничтожили её.

Мост захвачен. До Калача рукой подать. Филиппов решил ворваться в город, где ещё спали фашисты. Но сил для захвата Калача было мало. Отряд с боем отступил из города и занял оборону вокруг моста. Немцы во что бы то ни стало решили мост отбить. Они много раз превосходящими силами атаковали советских стрелков и танкистов.

А в это время части корпуса, для которых берёгся мост, вели тяжёлый бой с фашистами в пятнадцати километрах от переправы. На пути наших танков немцы вкопали в землю пятьдесят своих танков и вели из них сильный огонь. Танкисты прорвались через этот заслон, а вечером 22 ноября переправились по мосту через реку.

Разбитые в этом районе немецкие части бежали на запад, к железнодорожной станции Суровикино. Найди её на карте. Нашёл? Севернее железной дороги – мощная красная стрела. В её середине чёрная стрелка с ромбиком и надпись «1 тк». Ты догадался, это движение 1-го танкового корпуса. От большой стрелы на юг и на запад отходят красные стрелки с чёрточками. Это передовые отряды, которые посланы корпусом для разведки отступающего противника. Врагом, которого потрепали и обратили в бегство 26-й и 4-й танковые корпуса, теперь займётся 1-й корпус. А у 26-го: и 4-го своё главное дело – скорее соединиться с 4-м механизированным корпусом, наступающим с юга.

Теперь войска, наступающие с севера и с юга, разделяло всего 10-15 километров. В этот момент к узкому перешейку Паулюс бросил свои танковые дивизии: 24-ю и 16-ю. Он хотел раздвинуть наши танковые клещи. Взгляни ещё разок на карту, ты увидишь, что эти дивизии стояли у самого Сталинграда. Сейчас они оказались у пересечения реки Россошки с железной дорогой. В районе Мариновки и Карповки целые сутки – и ночью и днём – шло ожесточённое сражение. Оно закончилось нашей победой. Войска Юго-Западного и Сталинградского фронтов соединились. Кольцо замкнулось. В окружении оказалась вся 6-я и часть 4-й танковой армии немцев – 330 тысяч человек. Это произошло в 16 часов 23 ноября.

Надо сказать, что, кроме этого огромного кольца, было ещё одно – маленькое. На юг от города Серафимович, где размещался штаб Юго-Западного фронта (косой флажок с надписью «Ю-3. фр.»), ты видишь на карте синюю изогнутую линию, в которую упёрлись остриями короткие красные стрелы. Здесь попали в окружение пять румынских пехотных дивизий. Их командование ждало помощи от немцев. Окружённым солдатам было приказано сопротивляться. Но благоразумие вскоре взяло верх; бригадный генерал Теодор Стэнеску послал к нам парламентёров. 23 ноября в 23.30 противник белыми и зелёными ракетами известил Советское командование о том, что наши условия капитуляции он принял. Мы ответили зелёными и красными ракетами. Это означало: вот и хорошо, идите на пункты сбора пленных и складывайте в отведённые места оружие.

В плен сдалось 27 тысяч человек.

 

КОНЕЦ «ЗИМНЕЙ ГРОЗЫ»

 

Итак, германская армия окружена. Но ведь даже бабочку, накрытую сачком, надо уметь взять – она может выпорхнуть из самых рук.

Двадцать две дивизии, попавшие в кольцо, напоминали не бабочку в сачке, а волка в капкане. Озлобленного, яростного, готового к смертельной схватке.

Гитлер подбадривал окружённых. По радио он передал Паулюсу свой приказ: «6-я армия временно окружена русскими… Армия может поверить мне, что я сделаю всё от меня зависящее для её снабжения и своевременного деблокирования. Я знаю 6-ю храбрую армию и её командующего и уверен, что она выполнит свой долг».

Окружённые со дня на день ждали помощи. Честолюбивые даже рисовали себе в мыслях тот день, когда их, героев выхода из кольца, наградят специальными медалями или нашивками, когда можно будет рассказывать простакам легенды о собственной неустрашимости.

Пока германское командование разрабатывало план прорыва кольца и готовило для этого войска, наши армии одновременно делали два дела: отодвигали как можно дальше внешний фронт окружения и сжимали как можно уже само кольцо. За шесть дней ожесточённых боёв его удалось уменьшить вдвое. (Посмотри на карте, как оно стало выглядеть к 30 ноября.)

Наши сжимали кольцо, и внутри его всё увеличивалась плотность немецких войск. Всё больше орудий, танков, пехоты скапливалось на каждом километре внутреннего фронта. Такую оборону пробивать становилось всё труднее. Вскоре наше наступление совсем прекратилось. Усилить войска было нечем. Новые дивизии потребовались в другом месте. Из Котельникова вдоль железной дороги к Сталинграду двинулись войска генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна. Они намеревались спасти фашистов из кольца.

Среди высокопоставленных гитлеровцев Манштейн занимал особое положение. Его военная слава вызывала зависть у многих генералов. Фельдмаршала называли человеком, «скрывающим свои чувства под маской ледяного спокойствия». Этому соответствовала и фамилия – человек-камень, так можно перевести её на русский язык. Человека-камня Гитлер и назначил спасителем 6-й армии.

Казалось, что немцам было выгоднее наступать из района Нижне-Чирской: оттуда до кольца всего 40 километров. Но Манштейн выбрал путь втрое длиннее – от Котельникова. Объяснялось это тем, что у Нижне-Чирской немцам противостояло 15 наших дивизий, к тому же им надо было бы форсировать Дон. А длинную дорогу загораживали только 5 наших дивизий и небольшие речные преграды. Длинную дорогу, по расчёту фельдмаршала, можно было пройти быстрее, чем короткую.

В район Котельникова в спешном порядке прибыли новые немецкие части с Кавказа, из-под Воронежа и Орла, из Германии, Польши, Франции. Против 34 тысяч солдат нашей 51-й армии у немцев было 76 тысяч. Против наших 77 танков – 500, против 147 орудий и миномётов – 340. С таким огромным перевесом в силах фашисты начали 12 декабря операцию «Зимняя гроза».

Гитлеровцы, окружённые у Сталинграда, ликовали. То, что обещал фюрер, сбывается. Они приготовились нанести удар по нашим войскам навстречу Манштейну. По сигналу «Удар грома» 6-я армия должна была перейти в наступление, когда её избавители приблизятся к кольцу на 30 километров. (Только на такое расстояние было горючее у танков окружённых.) Встреча Манштейна и Паулюса намечалась в районе станции Тундутово. (Найди станцию на карте, она почти у самой Волги.)

На помощь советским войскам, принявшим первый удар «Зимней грозы», двигалась форсированным, то есть самым быстрым, маршем 2-я гвардейская армия генерал-лейтенанта (потом Маршала Советского Союза) Родиона Яковлевича Малиновского. Ей было приказано занять оборону на северном берегу реки Мышковы. Дальше Мышковы врага нельзя было пускать. Иначе могла случиться огромная беда – враг мог бы вернуть всё, что он потерял после нашего контрнаступления.

Гвардейцам требовалась неделя, чтобы прибыть в район боевых действий. Стужа была в степи, мела метелица. Солдаты шли почти без привалов, преодолевая за сутки по 40-50 километров. А пока шли они, врага сдерживали бойцы 51-й армии генерал-майора Н. И. Труфанова. Этой армии были подчинены и знакомые нам корпуса – 4-й и 13-й механизированные и 4-й кавалерийский.

Вот ведь как бывает на войне: исход всей Сталинградской битвы, в которой с обеих сторон участвовало по миллиону человек, сейчас зависел от 34 тысяч советских бойцов. Если бы дрогнули они, если бы не продержались семь грозовых дней между Аксаем и Мышковой, нам пришлось бы многое начинать заново. Но они не дрогнули. И Родина потом отметила их подвиг орденами и медалями, а Труфанов получил орден Кутузова I степени.

Основное танковое сражение развернулось у хутора Верхне-Кумского, где перекрещивались степные дороги. Историками оно отнесено к самым ожесточённым во всей второй мировой войне. Много раз хутор переходил из рук в руки, много танков врага сгорело там и много полегло там наших героев.

Солдаты во главе со старшим лейтенантом Наумовым обороняли курган перед хутором. Их было двадцать четыре, и они подбили восемнадцать фашистских танков. Немцы заняли курган, когда в живых уже никого не осталось. Вечером товарищи погибших атаковали курган и вернули его.

Разъезд Жутов обороняли сорок восемь автоматчиков, им помогали два танка и орудие. Много атак гитлеровских танков и мотопехоты отбили герои. Немцам удалось захватить разъезд, лишь когда они двинули туда пятнадцать танков. Ночью автоматчики контратаковали врага и заняли часть посёлка. Они держались там, пока не подошла помощь. Фашисты были окружены и уничтожены.

Боец взвода противотанковых ружей комсомолец И. М. Каплунов выстрелами и гранатами подбил пять танков. В бою он был тяжело ранен, осколком мины ему оторвало ступню, а пуля пробила руку. Герой нашёл в себе силы стрелять по танкам и подбил ещё три. Под девятый он бросился с гранатой.

За двенадцать дней боёв войска Манштейна потеряли 160 танков, 82 самолёта, около 100 орудий и 8 тысяч человек убитыми. Ценой таких потерь гитлеровцы продвинулись к кольцу на 40 километров. «Будьте уверены в нашей помощи», – радировал Манштейн Паулюсу.

Но Манштейн не успел. Сигнал «Удар грома» так и не был подан. 2-я гвардейская армия на шесть часов опередила фашистов. И когда они подошли к Мышкове, там уже был поставлен непреодолимый заслон.

Маршал Советского Союза Сергей Семёнович Бирюзов был начальником штаба армии. Он писал о тех днях: «Зацепившись за северный берег реки Мышковы, 2-я гвардейская армия не только стойко держала оборону, но и готовилась к переходу в решительное наступление. Командующий армией генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский так использовал силы, что у него всё время оставался крепкий резерв.