Из истории ракетной техники и космонавтики

 

 

Авторское свидетельство № 122

 

В 1916 году старший преподаватель Михайловской артиллерийской академии полковник Иван Платонович Граве получил заявочное свидетельство на реактивное оружие, двигатель которого работает на бездымном шашечном порохе, и изготовил пироксилиновые шашки. Но царские чиновники не поняли перспективности предложенного ученым направления. А оно в дальнейшем привело к созданию грозного оружия Великой Отечественной войны – легендарных "катюш".

В 1924 году Граве получил первый в СССР патент (авторское свидетельство № 122) на реактивные снаряды, работающие на бездымном порохе, В настоящее время в практике всех армий в основном применяется ракетный заряд, аналогичный указанному в патенте Граве. Именем И. П. Граве назван один из кратеров на Луне. Это дань уважения ученому, внесшему большой вклад в развитие твердотопливных ракет.

 

Валерий Родиков, кандидат технических наук

От Икара до спутника

 

Ночное небо, высвеченное мириадами звезд… Первые звездные карты человек начал создавать еще сотни веков назад – в древнекаменном веке. Об этом поведали ученым сибирские археологические находки последних лет. Не свет ли мерцающих звезд – этот вечный сигнал из небесного далека – породил предчувствие будущей космической жизни человека, его звездные устремления? Даже перед лицом смерти…

"Находясь в заключении, за несколько дней до своей смерти, я пишу этот проект. Я верю в осуществимость моей идеи, и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении. Если же моя идея после тщательного обсуждения учеными‑специалистами будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу громадную услугу родине и человечеству. Я спокойно тогда встречу смерть, зная, что моя идея не погибнет вместе со мной, а будет существовать среди человечества, для которого я готов был пожертвовать своей жизнью. Поэтому я умоляю тех ученых, которые будут рассматривать мой проект, отнестись к нему как можно серьезнее и добросовестнее и дать мне на него ответ как можно скорее.

Прежде всего считаю нужным заметить, что, будучи на свободе, я не имел достаточно времени, чтобы разработать свой проект в подробностях и доказать его осуществимость математическими вычислениями. В настоящее время я, конечно, не имею возможности достать нужные для этого материалы. Следовательно, эта задача – подкрепление моего проекта математическими вычислениями – должна быть сделана теми экспертами, в руки которых попадет мой проект.

Кроме того, я незнаком с той массой подобных же проектов, которая появилась за последнее время, то есть, вернее сказать, мне известны приблизительно идеи этих проектов, но неизвестны те формы, в коих изобретатели думают осуществить свои идеи. Но, насколько мне известно, моя идея еще не была предложена никем.

В своих мыслях о воздухоплавательной машине я прежде всего остановился на вопросе: какая сила должна быть употреблена, чтобы привести в движение такую машину?.. Такой силой являются, по моему мнению, медленно горящие взрывчатые вещества.

В самом деле, при горении взрывчатых веществ образуется более или менее быстро большое количество газов, обладающих в момент образования громадной энергией… Но каким образом возможно применить энергию газов, образующихся при воспламенении взрывчатых веществ, в какой‑либо продолжительной работе? Это возможно только под тем условием, если та громадная энергия, которая образуется при горении взрывчатых веществ, будет образовываться не сразу, а в течение более или менее продолжительного промежутка времени…"

Автор этих строк – русский революционер, член Исполнительного комитета партии "Народная воля" Николай Иванович Кибальчич.

…Был у императора Александра III странный альбом с фотографиями. Изображены были на них не цари и их родня, а революционеры. Видно, была у царя привычка иногда созерцать своих врагов. Хранилась в этом альбоме, и не без основания, фотография Кибальчича – руководителя динамитной мастерской Исполнительного комитета "Народной воли". Именно Кибальчич разработал конструкцию метательных снарядов.

Всю ночь напролет с 28 февраля на 1 марта Николай Кибальчич и его помощники – лейтенант флота Николай Суханов и Михаил Грачевский – работали не покладая рук, снаряжая метательные снаряды. Народовольцы спешили. 27 февраля был арестован Андрей Желябов, который должен был руководить метальщиками при покушении на императора Александра II. На случай, если после взрывов царь останется жив, Желябов должен был убить его кинжалом. Арест Желябова перед покушением был неожиданностью, хотя в феврале и появились тревожные слухи, что полиция готовится предпринять какие‑то меры. Намеченный план оказался под угрозой срыва. Некому было предупредить народовольцев. Помощник делопроизводителя III отделения кавалер ордена св. Станислава Николай Клеточников, который не раз сообщал о надвигающихся опасностях, был арестован в конце января.

К утру четыре снаряда были готовы. Одним, из них 1 марта 1881 года в Петербурге на набережной Екатерининского канала был убит Александр II.

17 марта Кибальчича арестовали.

"Когда я явился к Кибальчичу как назначенный ему защитник, – сказал в своем выступлении в особом присутствии сената защитник Кибальчича В. Н. Герард, – меня прежде всего поразило, что он был занят совершенно иным делом, ничуть не касающимся настоящего процесса. Он был погружен в изыскание, которое он делал о каком‑то воздухоплавательном снаряде; он жаждал, чтобы ему дали возможность написать свои математические изыскания об этом изобретении. Он их написал и представил по начальству".

В записке, написанной Кибальчичем в тюремной камере, предложен реактивный летательный аппарат для полета человека. Изобретатель рассмотрел устройство порохового ракетного двигателя, управление полетом за счет изменения угла наклона двигателя, программный режим горения, обеспечение устойчивости аппарата… Записка датирована 23 марта. То был поистине научный труд с петлей на шее.

26 марта начальник жандармского управления генерал Комаров доносил в департамент государственной полиции: "В удовлетворение ходатайства обвиняемого в государственном преступлении сына священника Николая Кибальчича проект о его воздухоплавательном приборе при сем представить честь имею".

На этом донесении наложены две резолюции: "Приобщить к делу о 1 марта" и "Давать это на рассмотрение ученых теперь едва ли будет своевременно и может вызвать только неуместные толки". Проект Кибальчича был вложен в конверт, запечатан и подшит к делу. А изобретателю сказали, что его проект передадут на рассмотрение ученых.

Кибальчич ждал их ответа. Кончался март, до казни оставалось два дня. 31 марта в прошении на имя министра внутренних дел Кибальчич пишет:

"По распоряжению вашего сиятельства мой проект воздухоплавательного аппарата передан на рассмотрение технического комитета; не может ли ваше сиятельство сделать распоряжение о дозволении мне иметь свидание с кем‑либо из членов комитета по поводу этого проекта не позже завтрашнего утра или, по крайней мере, получить письменный ответ экспертизы, рассматривавшей мой проект, тоже не позднее завтрашнего дня.

Прошу еще, ваше сиятельство, дозволить мне предсмертное свидание со всеми моими товарищами по процессу или, по крайней мере, с Желябовым и Перовской".

Все просьбы узника остались "без последствий".

Солнечным весенним утром 3 апреля в 7 часов 50 минут из ворот дома предварительного заключения на Шпалерную улицу выехали две "колесницы позора" с осужденными первомартовцами. На первой повозке был Желябов. Рядом с ним сидел Рысаков, бросивший первую бомбу в карету Александра II, а затем на допросах выдавший своих товарищей. На второй повозке – Кибальчич, Перовская и Михайлов. Руки и ноги осужденных были привязаны к сиденьям. На груди у каждого черная доска с белой надписью: "Цареубийца".

Их сопровождал внушительный конвой из двух эскадронов кавалерии и двух рот пехоты. На всем пути следования к месту казни, на Семеновский плац, были размещены войска и полиция. Присутствующих поражало мужество Кибальчича в этот последний час. В официальном отчете ("Дело о свершенном 1 марта 1881 года злодеянии, жертвою коего пал в Бозе почивший император Александр II") отмечено: "Невозмутимое спокойствие и душевная покорность отражались на лице Кибальчича… Бодрость не покидала Желябова, Перовской, а особенно Кибальчича до минуты надевания белого савана с башлыком. До этой процедуры Желябов и Михайлов, приблизившись к Перовской, поцелуем простились с нею…"

В 9 часов 21 минуту палач вытолкнул скамейку из‑под ног Кибальчича. Затем были казнены Михайлов, Перовская, Желябов, Рысаков.

Судьба изобретения оказалась столь же трагичной, как и судьба его двадцатисемилетнего изобретателя. Проект Кибальчича был похоронен в архивах департамента полиции. Но властям не удалось предать забвению имя изобретателя и его идею. Сильным резонансом отозвался в мире процесс над первомартовцами и их казнь. О проекте Кибальчича много говорили и писали в иностранной печати, высказывались разного рода предположения о сути изобретения и его дальнейшей судьбе.

Автор воспоминаний о Кибальчиче, вышедших в Лондоне на следующий год после его казни, писал: "Что касается его проекта воздухоплавательной машины, то, если не ошибаюсь, он состоял в следующем: все ныне употребляемые двигатели (пар, электричество и т. д.) недостаточно сильны для того, чтобы направлять воздушные шары. Идея Кибальчича состояла в том, чтобы заменить существующие двигатели каким‑нибудь взрывчатым веществом, вводимым под поршень. Сама по себе эта идея, насколько мне известно, не нова; но здесь важны подробности: какое вещество вводится, при каких условиях и т. д. Будет, конечно, очень жаль, если инквизиторская ревность правительства заставит его сражаться даже с мертвым врагом и похоронить вместе с ним его, может быть, в высшей степени важное изобретение. Но всего вероятнее, конечно, что оно будет просто украдено, – благо протеста с того света никто не услышит".

Конечно, автор неправильно истолковал идею Кибальчича. В этих строках нет и намека на принцип реактивного движения.

А вот еще один пример. В 1916 году в Лондоне вышла книга "Авиационная Россия". Ее автор, некий подполковник Рустам‑Бек, пишет: "Зародыш русской авиации следует отнести к началу царствования императора Александра III, который наследовал в 1881 году своему убитому отцу. Говорят, что один из убийц Александра II, искусный инженер и математик Кибальчич, будучи заключен в Петропавловскую крепость, разрабатывал проект воздушного корабля. После казни Кибальчича этот проект был представлен на усмотрение военного министра генерала Ванновского, который сильно заинтересовался этим проектом".

Но на самом деле проект Кибальчича осел в архиве департамента полиции. Военные чиновники из Главного инженерного управления отрицательно относились к идее использовать реактивные двигатели для воздухоплавания. Вот мнение, представленное в Главный штаб 14 апреля 1883 года помощником начальника Главного инженерного управления генералом Ивановым и делопроизводителем генералом Вальбергом: "Невероятно предполагать, чтобы взрывчатые вещества получили применение к полету в воздухе, действуя непосредственно реакциею своего давления при вспышке, как, например, в ракетах или же в машинах для сообщения им движения, потому что всякое взрывчатое вещество, особенно же содержащее нитроглицерин, ранее раздробит помещение, в котором произойдет вспышка, нежели сообщит какое‑либо поступательное движение этому помещению или его подвижной стенке".

Лишь в августе 1917 года проект Кибальчича" был найден в архиве царской охранки и впервые был опубликован в 1918 году в журнале "Былое" (номер 10–11, апрель‑май). В послесловии к "Проекту" известный специалист по истории и теории авиации и космонавтики профессор Н. А. Рынин писал: "…насколько мне удалось разобраться в русских и иностранных источниках по воздухоплаванию, за Н. И. Кибальчичем должен быть установлен приоритет в идее применения реактивных двигателей к воздухоплаванию, в идее, правда, еще практически не осуществленной, но в основе правильной и дающей заманчивые перспективы в будущем, в особенности если мечтать о межпланетных путешествиях".

Свою последнюю речь в особом присутствии сената Кибальчич закончил такими словами: "По частному вопросу я имею сделать заявление насчет одной вещи, о которой уже говорил мой защитник. Я написал проект воздухоплавательного аппарата. Я полагаю, что этот аппарат вполне осуществим. Я представил подробное изложение этого проекта с рисунками и вычислениями. Так как, вероятно, я уже не буду иметь возможности выслушать взгляда экспертов на этот проект и вообще не буду иметь возможности следить за его судьбою и возможно предусмотреть такую случайность, что кто‑нибудь воспользуется моим проектом, то я теперь публично заявляю, что проект мой. Эскиз его, составленный мною, находится у Герарда".

На пороге смерти мечтать о том, что силой взрывов вознесется когда‑нибудь человек над Землей! Какая неистребимая вера в будущее ракетного летания!

Трагедии истинных борцов – это оптимистические трагедии. В них зреют зерна будущего. Говоря о Кибальчиче, невольно вспоминаешь легендарного Икара, героя древнего космического мифа…

 

Летел он, легко над землею скользя,

Ему говорили, что к солнцу нельзя.

А он не послушался, бедный Икар,

И рухнул на жесткое скопище скал.

Легенды людей за собою зовут,

На нашей планете Икары живут.

Икар – это трепетный зов высоты,

Не имя, а свойство души и мечты.

 

Пожалуй, эти строчки можно посвятить всем пионерам звездной мечты.

Океан – колыбель жизни земной. Не так давно его назвали гидрокосмосом. И не случайно. Есть у океанов земного и космического схожая черта: гидроневесомость напоминает невесомость космическую. Недаром наиболее ответственные операции, которые проводятся в космосе, сначала отрабатываются в бассейнах гидроневесомости.

Не заложены ли в нас зерна космизма океаном – миром невесомости наших далеких предков?

Провидец из Калуги, основоположник теоретической космонавтики Константин Циолковский так объяснил появление своей великой неосознанной тяги в космос: "…мне представляется, вероятно ложно, что основные идеи и любовь к вечному стремлению туда – к Солнцу, к освобождению от цепей тяготения во мне заложены чуть ли не с рождения. По крайней мере, я отлично помню, что моей любимой мечтой в самом раннем детстве, еще до книг, было смутное сознание о среде без тяжести, где движения во все стороны совершенно свободны и безграничны и где каждому лучше, чем птице в воздухе. Откуда явились эти желания – я до сих пор не могу понять. И сказок таких нет, а я смутно верил, и чувствовал, и желал именно такой среды без пут тяготения.

Может быть, остатки атрофированного механизма, выдохшихся стремлений, когда наши предки жили еще в воде и тяжесть ее была уравновешена, причина таких снов и желаний".

Как попасть в безбрежный мир без пут тяготения? Какой аппарат вознесет человека к звездам? Книги Жюля Верна побудили юношу задуматься над этим. "Явились желания, за желаниями возникла деятельность ума. Конечно, она ни к чему бы не повела, если бы она не встретила помощь со стороны науки".

Труден был путь юного Циолковского к знаниям. Вятскую гимназию пришлось оставить. Занятиям мешала глухота – наследие от перенесенной в девятилетнем возрасте скарлатины, "Учителей совершенно не слышал или слышал одни неясные звуки. Но постепенно мой ум "находил другой источник идей – в книгах".

Шестнадцатилетний Циолковский едет за знаниями в Москву. Его единственным "университетом" становится библиотека Румянцевского музея, ныне всемирно известная Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина. Каждый день с самого открытия до закрытия читальных залов занимается Циолковский в библиотеке. За свою всепоглощающую страсть к знаниям он вынужден расплачиваться полуголодным существованием. Жить приходилось в буквальном смысле слова на хлебе и воде.

Прилежного юношу заметил библиотекарь Николай Федорович Федоров, эрудированнейший человек своего времени, выдающийся знаток научной литературы. "Я горжусь, что живу в одно время с подобным человеком", – сказал о нем Л. Н. Толстой.

Федоров знал содержание нескольких десятков тысяч книг библиотеки, свободно читал почти на всех европейских языках и знал некоторые восточные. После его смерти вышло двухтомное собрание его трудов под названием "Философия общего дела". Федоров высказал идею о преобразовании космического пространства. Правда, его взгляды носили мистико‑утопический характер.

Три года провел Циолковский в Москве. Федоровский космизм укрепил звездные устремления юноши. Беседы с необычным библиотекарем заменили Циолковскому лекции университетских профессоров, которые он не мог посещать. "В лице Федорова судьба послала мне человека, считавшего, как и я, что люди непременно завоюют космос", – вспоминал позже Константин Эдуардович.

Интересны слова Федорова, которые, можно сказать, оказались пророческими: "…Тот материал, из коего образовалось богатырство, аскеты, прокладывавшие пути в северных лесах, казачество, беглые и т. п., это те силы, которые проявятся еще более в крейсерстве и, воспитанные широкими просторами суши и океана, потребуют себе необходимого выхода… Ширь Русской земли способствует образованию подобных характеров; наш простор служит переходом к простору небесного пространства, этого нового поприща для великого подвига".

Нет сомнения, что юноша полностью разделял уверенность своего наставника в том, что именно Россия даст миру первопроходцев космоса.

Пройдут годы. За двадцать шесть лет до полета Юрия Гагарина Циолковский скажет удивительные в своей неправдоподобной сбывчивости слова: "Я свободно представляю первого человека, преодолевшего земное притяжение и полетевшего в межпланетное пространство… Он русский… Он – гражданин Советского Союза. По профессии, вероятнее всего, летчик… У него отвага умная, лишенная безрассудства…

Представляю его открытое русское лицо, глаза сокола".

Юре Гагарину было в то время около года…

Не правда ли, вещие слова. Интуиция ученого имела надежную основу – жизнь, отданную своей мечте. "Мысль о сообщении с мировым пространством не оставляла меня никогда", – написал он в 1904 году в своей краткой автобиографии, напечатанной в виде вступления к книге "Простое учение о воздушном корабле и его построении".

Весной 1878 года семья Циолковских переезжает из Вятки в Рязань. Циолковскому шел двадцать первый год. Он настойчиво продолжает самообразование. Чтобы обеспечить себя постоянным заработком, юноша сдает экзамен на получение учительского звания.

На пожелтевшем от времени листке бумаги нарисован астероид с человеком, который очутился в мире невесомости. На листке надпись: "8 июля 1878 года. Воскресенье. Рязань. С этого времени начал составлять астрономические чертежи. К. Циолковский".

Звездные чертежи Циолковского – это карты далекого мира, в который он так настойчиво искал путь. "Астрономия увлекла меня. Потому что я считал и считаю до сего времени не только Землю, но и вселенную достоянием человеческого потомства", – писал впоследствии ученый.

Чтобы сбросить путы тяготения, надо преодолеть земную тяжесть. А для этого транспортное средство (пока еще не ясно какое) надо разгонять с ускорением, превышающим ускорение свободного падения. Какие перегрузки может перенести человек при космическом взлете и посадке? Не окажутся ли они настолько малыми, что ему никогда не удастся покинуть околоземное пространство? Перенесут ли путешественники ускорения исполинского пушечного снаряда‑вагона, который Жюль Берн отправил на Луну?

Эти вопросы занимают Циолковского. Он строит ротативную машину, предшественницу центрифуг, на которых ныне тренируются космонавты. Только пассажиры в его крутящейся машине были необычные… Спустя тридцать лет Циолковский напишет о своих рязанских опытах: "Я уже давно делал опыты с разными животными, подвергая их действию усиленной тяжести на особых центробежных машинах. Ни одно живое существо мне убить не удалось, да я и не имел этой цели, но только думал, что это могло случиться. Помнится, вес рыжего таракана, извлеченного из кухни, я увеличивал в триста раз, а вес цыпленка – раз в 10; я не заметил тогда, чтобы опыт принес им какой‑нибудь вред". Это были одни из первых опытов по космической биологии и медицине.

В современной подготовке космонавтов тренировкам на центрифуге уделяется большое внимание. Первый космический корабль "Восток" спускался по баллистической траектории. Перегрузка, которую перенёс Гагарин при спуске, составила десять единиц, то есть вес его тела как бы увеличивался в десять раз. С такими перегрузками приходится иметь дело и летчикам. Это одна из многих причин, почему первых космонавтов отбирали среди летчиков.

В 1980 году автору этих строк довелось беседовать с Георгием Филипповичем Байдуковым. Прославленный летчик, вспоминая летную практику довоенных лет, заметил, что асы чкаловской поры, выполняя сложные маневры в воздухе, тоже испытывали перегрузки порядка семи‑десяти единиц. И это без специальных костюмов, в которые облачены современные летчики‑истребители сверхзвуковых самолетов. Костюмы, регулируя приток крови к различным частям тела, в зависимости от перегрузки позволяют уменьшить их вредное влияние.

Нынешние "Союзы" спускаются "мягко" по сравнению с "Востоками". И все‑таки тренировки на центрифуге остались. Во‑первых, потому, что при старте есть перегрузки, хотя и не такие уж большие, и, во‑вторых, всякое может быть…

5 апреля 1975 года с Байконура стартовал очередной "Союз". Экипаж корабля – Василий Лазарев и Олег Макаров. Они стартовали вместе второй раз. Первый старт этого экипажа состоялся 27 сентября 1973 года. На этот раз запуск был неудачным. На участке работы третьей ступени произошло отклонение параметров движения ракеты‑носителя от расчетных значений. Космонавтам пришлось впервые испытать работу системы аварийного спасения. На большой высоте система разделения увела орбитальный отсек со спускаемым аппаратом от третьей ступени ракеты.

Трудным был спуск. Максимальная перегрузка существенно превысила обычные значения. Хорошо, что она была кратковременной… Это только кажется, что космические командировки стали обычным делом. Каждый полет по‑прежнему шаг в неизведанное.

1883 год. Уже четвертый год Циолковский в Боровске преподает арифметику и геометрию в начальном уездном училище. Воспользовавшись школьными каникулами, в воскресенье 20 февраля он начинает научный дневник, свою первую научную монографию "Свободное пространство". Закончил рукопись менее чем за два месяца – 12 апреля. Спустя 78 лет 12 апреля человек впервые полетит в космос.

Не правда ли, символическое совпадение?

Реактивный способ – вот основа для перемещения в свободном пространстве. К этому выводу подошел Циолковский в своем дневнике. 23 марта 1883 года он пишет: "Положим, что дана бочка, наполненная сильно сжатым газом. Если отвернуть один из ее тончайших кранов, то газ непрерывной струей устремится из бочки, причем упругость газа, отталкивающая его частицы в пространство, будет также непрерывно отталкивать и бочку. Результатом этого будет непрерывное изменение движения бочки… Посредством достаточного количества кранов (шести) можно так управлять отбрасыванием газа, что движение бочки или полого шара будет совершенно зависеть от желания управляющего кранами, то есть бочка может описать какую угодно кривую (в пространстве) и по какому угодно закону скоростей… Вообще равномерное движение по кривой или прямолинейное неравномерное движение сопряжено в свободном пространстве с непрерывною потерею вещества".

Циолковский, по существу, предложил газовую ракету.

Не скоро вернется учитель уездной школы к проблемам свободного пространства: аэростаты, а затем аэропланы увлекли его.

1895 год. В Москве издано научно‑фантастическое произведение Циолковского "Грезы о земле и небе". В нем ученый впервые говорит об искусственном спутнике Земли: "Воображаемый спутник Земли вроде Луны, но произвольно близкий к нашей планете, лишь вне пределов ее атмосферы, значит, верст на 300 от земной поверхности, представит при очень малой массе пример среды, свободной от тяжести…Несмотря на относительную близость такого спутника, как забраться за пределы атмосферы на такой спутник, если бы он даже существовал, или как сообщить земному телу скорость, необходимую для возбуждения центробежной силы, уничтожающей тяжесть Земли, когда эта скорость должна доходить до 8 верст в одну секунду?"

Высоты орбит современных пилотируемых кораблей предсказаны Циолковским довольно точно.

Но как все‑таки достичь необходимой для космических полетов скорости – 8 верст в секунду? Этот вопрос неотступно мучил его. 1896 год стал переломным.

И тут в мой разум грянул блеск с высот,

Неся свершенье всех его усилий.

Наверное, так свершается научное открытие. Правда, из этих строк Данте конкретные правила, как его сделать, вряд ли извлечешь. Творческий процесс по‑прежнему загадка, до конца не разгаданная. Поэтому не ослабевает интерес к так называемым творческим лабораториям известных ученых, писателей, композиторов, художников…

Американский математик и педагог Д. Пойя составил что‑то вроде общих правил, как делать открытия. Одно из них звучит так: "Не бросайте изучаемого вопроса, пока не иссякла надежда на появление какой‑нибудь плодотворной мысли". Циолковский интуитивно следовал этому правилу. Не найдя транспортного средства для проникновения в космос, он не отказался от своей мечты. Вместе с героями своих научно‑фантастических произведений он мысленно жил в космосе, изучая и преобразовывая его. Рано или поздно он должен был найти космический транспорт. Вот, по словам Циолковского, как это произошло:

"Долго на ракету я смотрел, как все: с точки зрения увеселений и маленьких применений. Она даже никогда меня не интересовала в качестве игрушки. Между тем многие с незапамятных времен смотрели на ракету как на один из способов воздухоплавания. Покопавшись в истории, мы найдем множество изобретателей такого рода. Таковы Кибальчич и Федоров. Иногда од ни только старинные рисунки дают понятие о желании применить ракету к воздухоплаванию.

В 1896 году я выписал книжку А. П. Федорова "Новый принцип воздухоплавания" (С. – Петербург, 1896, объем – полпечатного листа). Мне показалась она неясной (так как расчетов никаких не дано). А в таких случаях я принимаюсь за вычисления самостоятельно – с азов. Вот начало моих теоретических изысканий о возможности применения реактивных приборов к космическим путешествиям. Никто не упоминал до меня о книжке Федорова. Она мне ничего не дала, но все же она толкнула меня к серьезным работам, как упавшее яблоко к открытию Ньютоном тяготения… Теорией ракеты я занимался… именно с 1896 года.

Никогда я не претендовал на полное решение вопроса. Сначала неизбежно идут мысль, фантазия, сказка. За ними шествует научный расчет. И уже в конце концов исполнение венчает мысль".

Наряду с Федоровым Циолковский упомянул и Кибальчича. Интересна история, как Циолковский узнал о Кибальчиче.

По словам Циолковского, незадолго до войны, в 1912 или в 1913 году, один юноша, по‑видимому студент, принес ему листок из какой‑то книжки с портретом и биографией Кибальчича и 12 страниц из другой книжки, которая не имела ни названия, ни начала, ни конца. Из этих листков Циолковский смог узнать, что Кибальчич работал над каким‑то воздухоплавательным аппаратом. О том, что им еще в 1881 году была выдвинута идея реактивного прибора, Циолковский не знал.

В 1931 году Циолковский рассказал об этой истории Н. Саламанову, который спустя много лет во время работы над сценарием документального фильма "Великог предвидение" вспомнил те листки о Кибальчиче и решил отыскать книги, из которых они были вырваны. Поиски были долгими, но в конце концов увенчались успехом. Оказалось, что двенадцать страниц были вырваны из книги "Кибальчич Николай Иванович. Биография и процесс", изданной в Петербурге в 1906 году неким Вл. Распоповым. Портрет же был вырван из третьего номера сборника "В борьбе", изданного в 1906 году в Петербурге.

В 1971 году на международном астронавтическом конгрессе был сделан доклад, в котором упоминался испанский изобретатель Ф. Г. Ариас. В 1872 году Ариас предложил проект летательного аппарата тяжелее воздуха, который мог перемещаться в вертикальном и горизонтальном направлениях за счет выброса продуктов сгорания отдельных порций топлива, подаваемых в камеру с помощью барабанного устройства. Оказывается, у Кибальчича обнаружился предшественник. Правда, Ариас неправильно понимал принцип реактивного движения. Он считал, что ракета движется за счет отталкивания от воздуха истекающих из нее газов. Хотя в 1876 году проект был опубликован в отдельной книге, он прошел незамеченным, и вскоре о нем забыли.

Книга Александра Петровича Федорова "Новый принцип воздухоплавания, исключающий атмосферу как опорную среду" произвела на Циолковского большое впечатление. Федоров предложил аппарат для полета в свободном пространстве – ракету. Реакция газовой струи служит подъемной силой для летательного аппарата, все равно, происходит ли полет в атмосфере пли в космосе. Циолковский вспомнил свой научный дневник 1883 года. Он ведь тоже думал о подобном… И не суть, что ракета газовая. Главное, что в космосе нужна ракета… Неужели упущено время и его обошли? Книга сыграла роль катализатора. Циолковский с головой ушел в неизведанную область – теорию ракеты.

На пожелтевшем листке надпись, сделанная рукой Циолковского: "10 мая 1897 года". Он закончил расчеты космической ракеты. Циолковский вывел уравнения движения ракеты, впервые предложил применить для осуществления космического полета ракету на жидком топливе, показал возможности и условия достижения с ее помощью межпланетного пространства.

Вряд ли Циолковский знал, что незадолго до него замечательный русский ученый Иван Всеволодович Мещерский в своей магистерской диссертации "Динамика точки переменной массы" открыл более общие законы движения тел, в частности ракет. Циолковский не мог, вероятно, предполагать, что из уравнений, полученных Мещерским, его уравнение вытекает как простой частный случай.

Диссертация была закончена Иваном Всеволодовичем не позднее 27 марта 1897 года. В этот день декан физико‑математического факультета Петербургского университета представил ее в типографию. В ноябре 1897 года работа Мещерского вышла в свет. В качестве одного из приложений разработанной теории Мещерский в своей диссертации рассмотрел уравнение вертикального подъема ракеты. При выводе уравнения он учел действие силы тяжести и аэродинамического сопротивления воздуха. Это была первая в мире опубликованная работа по ракетодинамике.

Известный специалист по механике и исследователь творчества выдающихся ученых механиков и пионеров космонавтики профессор А. А. Космодемьянский так оценивает труды Мещерского: "Еще в конце XIX века И. В. Мещерский опубликовал две работы, которые до сих пор остаются наилучшими во всей мировой литературе по реактивным способам движения…

В конце XIX и начале XX века ценность научных работ по данному вопросу не казалась значительной… Не было технической базы для создания опытных образцов, реактивные способы движения не стали еще насущной потребностью промышленного развития. Научное предвидение И. В. Мещерского, его сознательно направляемые, целеустремленные творческие искания в области, считавшейся фантастической и малоактуальной, делают его личность как‑то особенно обаятельной и могучей… Настаивать в течение 40 лет и до конца жизни не получить решающих подтверждений важности своих теоретических работ было очень трудно. Это непонимание учеными прогрессивности научных исследований И. В. Мещерского заставляло его быть необычайно сдержанным и пунктуальным. Сдержанность – основное качество его научного стиля. Все в тесных рамках формально‑логических построений, всюду бесстрастный тон человека высокой математической культуры. В изложении работ все идет от разума; никаких доводов и апелляций к чувству читателя. Нет гипотез, мечтаний, фантазии даже в популярных докладах. Полемические замечания обоснованы с необычайным мастерством, и безукоризненная точность соблюдается по отношению к малозначащим формулировкам противников".

Магистерская диссертация Мещерского, которую он защищал в Петербургском университете 28 ноября 1897 года, была встречена холодно. Многие из присутствующих не представляли будущего значения этой работы. Но академическая безупречность диссертации не давала поводов для критических замечаний. Выводы Мещерского были неопровержимы. 1 декабря 1897 года совет Петербургского университета утвердил Ивана Мещерского в ученой степени магистра прикладной математики.

Только через шесть лет, в 1903 году, вышла в свет первая часть работы Циолковского под названием "Исследование мировых пространств реактивными приборами". При выводе уравнения он ограничился рассмотрением полета ракеты при упрощенных условиях: только с учетом силы ее тяжести. Воздействие аэродинамического сопротивления в отличие от Мещерского он пока не рассматривал. Работы Мещерского и Циолковского прекрасно дополняют друг друга. Заслуга Циолковского в том, что он сумел ввести в уравнение движения ракеты ее конструктивные параметры, то есть, по существу, создал основы теории расчета ракет‑носителей.

Статья Циолковского была опубликована в пятом номере петербургского журнала "Научное обозрение". Журнал был одним из наиболее передовых изданий того времени. Трудной оказалась судьба публикации. Вскоре после выхода в свет журнала при загадочных обстоятельствах погиб редактор М. М. Филиппов, который ценил Циолковского и хорошо к нему относился. Кроме издательской работы, Филиппов сам много писал и был известным литератором. Химические и физические опыты были его увлечением.

За день до смерти, 11 июня, в редакцию газеты "Русские ведомости" пришло письмо Филиппова следующего содержания: "Речь идет об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем, судя по примененному методу, передача эта возможна и на расстоянии тысячи километров, так что, сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его действие в Константинополь. Способ изумительно прост и дешев. Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война фактически становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую в мемуарах Академии наук".

Но на следующий день его нашли мертвым в своей лаборатории.

Отношения у Филиппова с цензорами и охранкой были напряженными. После гибели редактора нагрянули жандармы, которые конфисковали личные бумаги покойного, большую часть тиража журнала, многие документы редакции и даже авторские оттиски статьи Циолковского. Среди конфискованных бумаг была и вторая часть труда Циолковского. Бумаги исчезли бесследно. Их не удалось отыскать и после революции.