Норманнская теория происхождения Российского государства и права

 

1. В отличие от многочисленных теорий происхождения государства и права, в том числе договорной теории, теории насилия и других им подобных по своему характеру теорий, объясняющих процесс возникновения государства и права как явления, независимо от их этнических, социальных или иных особенностей, норманнская теория имеет строго целевой характер и направлена преимущественно на объяснение и раскрытие процесса возникновения Древнерусского государства.

Специфическая особенность данной теории заключается также в том, что, в отличие от других аналогичных теорий, объединяющих процесс образования государства и соотносящегося с ним позитивного права, сугубо внутренними причинами или действиями самого сообщества (договор, война и т.д.), норманская теория выводит этот процесс, а точнее - причины его порождения, за пределы данного сообщества и обусловливает его действиями других стран и народов, действиями извне.

Согласно данной теории государство восточных славян - Древней Руси (Киевской Руси) возникло не в силу внутренних причин и процессов, происходивших на территории Руси среди славянских племен, что оно было создано не самими славянами, а пришедшими на их территорию варягами.

В русских источниках варягами именовались норманны - скандинавы, которые в IX-XI вв. совершали походы в соседние страны с целью получения добычи и которые были наемными дружинниками русских князей в этот период истории. Варяги также, согласно источникам, служили в качестве наемных воинов в Византии. К варягам в это время относили также, кроме наемных дружинников, ряд купцов, торговавших на пути "из варяг в греки"*(240).

2. Норманская теория появилась в XVIII в. Разработчиками ее были, по мнению отечественных исследователей, немецкие ученые Миллер, Байер и Шлецер, приглашенные для работы в Российскую Академию наук в XVIII в. Горячими противниками этой теории был М.В. Ломоносов и другие русские исследователи*(241).

В основу норманнской теории была положена легенда начала XII в., вошедшая в летописный свод под названием "Повесть временных лет", где подробно описывалось о возникновении государства у славян.

"Русский летописец начала XII века, - констатируют историки, - пытаясь объяснить происхождение Древнерусского государства, в соответствии со средневековой традицией включил в летопись легенду о призвании в качестве князей трех варягов - братьев Рюрика, Синеуса и Трувора"*(242).

Данная легенда, в отсутствие других источников, позволила немецким авторам, в противоречие с реальной действительностью, сконструировать норманнскую теорию, направленную на доказательство того, что именно пришельцы-варяги, а не сами славянские племена создали на занимаемой ими территории государство.

Называя по праву и с полным основанием историю и легенду о создании русской государственности варягами "сказочной", один из известных отечественных ученых-историков О.И. Чистяков с иронией комментировал содержание этой легенды так: "Жили де славяне в своей богатой земле в беспорядке, надоела им такая жизнь и решили призвать они варяжских князей, чтобы те навели желанный порядок. Князьям за такую работу браться не очень хотелось, но потом они уступили настоятельным просьбам славян, пришли к ним, сели в трех городах и учредили государство"*(243).

Однако, несмотря на "сказочность" данной истории, легенды возникновения Русского государства и основанной на ней норманнской теории, последняя получила широкое распространение и признание, начиная с Петра I, когда "пошла мода на все западное" и когда "половина царей и цариц того времени были если не чистокровными немцами, то с изрядной долей немецкой крови, не говоря уже о том, что придворная камарилья была в значительной степени иноземной"*(244).

Значительную роль в утверждении рассматриваемой теории на территории России историки, представители других общественных наук и публицисты того времени, такие, например, как Н.В. Шелгунов, не случайно в первую очередь отводили Петру I, связывая с его правлением огромное влияние иностранного элемента на развитие российского общества.

"Петр, взятый в его отвлечении, как идея, - замечал по этому поводу Н.В. Шелгунов, - есть, с одной стороны, органический продукт своей страны, с другой - совершенно посторонняя сила, стоящая вне родной почвы".

Последнее, по мнению автора, наиболее ярко и значимо проявлялось, во-первых, в том, что Петр "не только отринул" традиционный для российского уклада жизни "земский элемент, но и совершенно подавил его". На этом пункте, пояснял исследователь, "западно-римский классицизм и идея римского государства взяли окончательный перевес над бытовой и социальной стороной русской жизни".

Во-вторых, в том, что Петр покончил с традиционными для Руси патриархальными отношениями между царем и народом, "основанные на чувстве добра, взаимного доверия, любви и т.п. и заменил их формально-юридическими отношениями, при которых государь выступает лишь как "олицетворение отвлеченного принципа, представителя государства, государственного интереса, правосудия, общего блага"*(245).

В-третьих, в том, что "разорвав русскую традицию", Петр "создал чиновничество", ввел совершенно новое учреждение, имевшее не органическую, а чисто механическую связь с государственным интересом".

И, в-четвертых, в том, что "при Петре русская мысль прибегала к помощи европейской мысли, чувствуя, однако, под собою свою родную почву; при Екатерине же русская передовая мысль была совершенно подавлена европейским влиянием и авторитетом и безразлично растворилась в европейском космополитизме. Царствуя над Россией, Екатерина управляла ею точно из Европы"*(246).

3. Наряду с Н.В. Шелгуновым аналогичного мнения относительно того, что при Петре I и позднее в России в значительной степени усилилось влияние "иностранного элемента" на русскую жизнь и тем самым были созданы условия для укоренения созданной немцами норманнской теории, - придерживались и другие его современники.

В частности, один из современников Н.В. Шелгунова, русский исследователь. Я. Данилевский писал в своей известной книге "Россия и Европа" (1871 г.), что "если Европа внушала Петру страстную любовь, страстное увлечение, то к России относился он двояко. Он вместе и любил и ненавидел ее"*(247).

Любил он в ней, пояснял автор, "собственно ее силу и мощь, которую не только предчувствовал, но уже сознавал - любил в ней орудие своей воли и своих планов; любил материал для здания, которое намеревался возвести по образу и подобию зародившейся в нем идеи, под влиянием европейского образца; ненавидел же самые начала русской жизни - самую жизнь эту, как с ее недостатками, так и с ее достоинствами"*(248).

Касаясь последнего - "ненависти", автор не без оснований утверждал, что деятельностью второго рода, связанной с насильственным реформированием и "искажением русского народного облика и характера", Петр "не только принес величайший вред будущности России (вред, который так глубоко пустил свои корни, что досель еще разъедает русское народное тело), он даже совершенно бесполезно затруднил свое собственное дело"*(249).

Русская жизнь при Петре, констатирует исследователь, "была насильственно перевернута на иностранный лад". Сначала это удалось только в отношении "верхних слоев общества", которые "везде и всегда были податливее на разные соблазны". А затем продолжает автор, "мало-помалу это искажение русской жизни стало распространяться и вширь и вглубь, т.е. расходиться от высших классов на занимающие более скромное место в общественной иерархии, и с наружности - проникать в самый строй чувств и мыслей, подвергшихся обезнародовающей реформе"*(250).

После Петра, резюмирует с налетом горечи Н.Я. Данилевский, "наступили царствования, в которых правящие государством лица относились к России уже не с двойственным характером ненависти и любви, а с одною лишь ненавистью, с одним презрением, которым так богато одарены немцы ко всему славянскому, в особенности ко всему русскому". И в заключение: "После этого тяжелого периода долго еще продолжались, да и до сих пор продолжаются еще, колебания между предпочтением то русскому, как при Екатерине Великой, то иностранному, как при Петре III или Павле"*(251).

4. В подобных условиях - условиях "тяжелого периода", переживаемого Россией, когда в русской интеллектуальной среде значительным влиянием пользовался "иностранный элемент", противникам норманнской теории происхождения Русского государства - антинормативистам во главе с М.В. Ломоносовым весьма трудно было противостоять сложившемуся в российской действительности исторической науке того времени лагерю нормативистов, одухотворявшемуся иноземными идеями и проевропейской средой.

Именно поэтому, утверждают историки, М.В. Ломоносов и его сторонники, "не решаясь отвергнуть полностью концепцию призвания варягов" и их решающую роль в создании Русского государства, пытались "доказать лишь то, что Рюрик, Синеус, Трувор и прочие князья были не германцами, а представителями славянского племени Русь, обитавшего на побережье Балтийского моря"*(252).

Что касается самой норманнской теории, то несостоятельность ее была доказана экспертами - специалистами в области древнерусской истории в более поздний период на основе многочисленных материалов, убедительно свидетельствующих о том, что не варяги, а сами восточные славяне создали Древнерусское государство.

Историки обладают убедительными доказательствами, - констатируют исследователи, - что "есть все основания утверждать: у восточных славян устойчивые традиции государственности сложились задолго до призвания варягов"*(253).

Государственные институты у восточных славян, так же как и у других народов, возникли в силу внутренних процессов, протекавших в их сообществе, в результате развития общества и разложения первобытного строя, а не привнесения их извне.

Что касается факта призвания варягов, доказывают исследователи, то он "говорит не столько о возникновении русской государственности, сколько о происхождении княжеской династии". Если Рюрик и был "реальной исторической личностью, - поясняют историки, - то его призвание на Русь следует рассматривать как ответ на реальную потребность в княжеской власти русского общества того времени"*(254).

5. Несмотря на свой откровенно искусственный характер, норманнская теория образования Древнерусского государства, а точнее - "заложенные" в нее антирусские и шире - антиславянские идеи оказали огромное негативное воздействие на процесс формирования и развития на Руси государственно-правового сознания и имели к тому же далеко идущие последствия.

В этой связи в научной литературе не случайно акцентируется внимание на том, что "в нашей стране до самого Октября и даже несколько дольше" существовал лагерь норманистов, которому противостоит лагерь антинорманистов", и теория по сей день пользуется успехом*(255).

Основная причина ее восприятия антироссийски настроенными кругами современного Запада, так же как и в свое время немецкими фашистами, заключается в стремлении показать якобы исконную отсталость русского народа, не способного-де без соответствующего иностранного "покровительства" к "самостоятельному и историческому творчеству"*(256).

При этом, занимаясь кликушеством по поводу "исконной отсталости русского народа", западные идеологи и политологи такого уровня полностью игнорируют тот хорошо известный ученым-историкам факт, что "по степени развитости духовной культуры Киевская Русь значительно превосходила современные ей государства Западной Европы". Это касалось, в частности, превосходящего европейские стандарты, высокого уровня грамотности в Киевской Руси, широкого распространения среди населения письменности, "совершенной по своему стилю и содержанию литературы" и др.*(257)

Посыл об "исконной отсталости русского народа", так же как и другие идеи, ассоциирующиеся в прямой или косвенной форме с норманнской теорией образования Древнерусского государства, на протяжении многих столетий открыто или подспудно использовался Западом в его противостоянии с Россией. В настоящее время он широко используется западными "партнерами" в ходе ведения ими против России перманентной "холодной войны".