Человеческая жизнь в Приходящем мировом сообществе.

Новая жизнь, которую Открытый Заговор пытается достичь через нас для нашей расы, - это первая жизнь освобождения.

Угнетение непрестанного труда, безусловно, может быть снято у всех, и страдания из-за большого количества инфекций и расстройств питания и роста перестают быть частью человеческого опыта. Немногие люди совершенно здоровы в наши дни, за исключением коротких периодов счастья, но радость физического благополучия когда-нибудь станет общей судьбой человечества.

И не только от естественного зла человек будет в значительной степени свободен. Он не оставит своей души запутанной, преследуемой чудовищными и иррациональными страхами и жертвой злонамеренного импульса. С момента своего рождения он будет дышать сладостью и щедростью и использовать свой ум и руки чисто и точно.

Он будет чувствовать себя лучше, лучше, лучше думать, видеть, вкушать и слышать лучше, чем мужчины. Его нижняя оболочка больше не будет мятежной каверной жестоких обращений и импульсов, подавленных без понимания. Все эти выпуски для него явно возможны. Теперь они исчезают из своего мучительного желания, они ускользают от него и издеваются над ним, потому что случайность, смятение и убожество управляют его жизнью. Все дары судьбы наложены и утеряны. Он все еще должен подозревать и бояться. Ни один из нас пока не является таким ясным, свободным и счастливым в себе, как когда-нибудь будет большинство людей. Прежде, чем человечество окажется в перспективе не только здоровья, но и великодушия.

В мире и свободе, которые открывает Открытый заговор, мы можем обеспечить все эти хорошие вещи, которые нам могут помочь. Более серьезное человечество, более сильное, прекрасное, дольше живое, научится и развивает все расширяющиеся возможности своей судьбы. Впервые полная красота этого мира будет раскрыта неторопливым глазам. Его мысли будут касаться наших мыслей как мыслей человека к беспокойному умственному экспериментированию с ребенком. И все лучшее из нас будет жить в этой более активной жизни, поскольку ребенок и все, что он пробовал и узнал, все еще живет в человеке. Когда мы были детьми, мы не могли думать и чувствовать себя так, как мы думаем и чувствуем сегодня, но сегодня мы можем откликнуться и вспомнить что-то о невежествах и догадках и диких надеждах на эти почти забытые годы.

И поэтому человечество, все еще живое, но рассеянное и вновь восстановленное в будущем, вспомнит с любовью и пониманием отчаянных желаний и беспокойных усилий нашего нынешнего государства.

Как далеко мы можем предвидеть привычки и пути, обычаи и приключения, могущественные занятия, все возрастающее знание и силу будущих дней? Не более, чем ребенок со своей нарисованной бумагой и коробкой из кирпича может изображать или моделировать начинания своих взрослых лет. Наша битва - с жестокостью и разочарованиями, глупыми, тяжелыми и ненавистными вещами, от которых мы, наконец, убежим, меньше, чем победители, покоряющие мир, чем шпалы, пробуждающиеся от кошмара на рассвете. Из любой мечты, какой бы мрачной и ужасной она ни была, можно избежать, осознав, что это сон; говоря: «Я проснусь».

Открытый заговор - это пробуждение человечества от кошмара, инфантильного кошмара, борьбы за существование и неизбежность войны. Свет дня между нашими веками и многочисленные звуки моргания в наших ушах. Придет время, когда люди будут сидеть с историей перед ними или с какой-то старой газетой перед ними и спросить недоверчиво: «Был ли когда-нибудь такой мир?»

 

КОНЕЦ

 

 

Герберт Дж. Уэллс

НОВЫЙ МИРОВОЙ ПОРЯДОК.

 

Достижимо ли это, как оно может быть достигнуто, и какой мир должен быть мир в мире.

 

Первое издание: Январь 1940.

 

 

1.

ФИНАЛ ЭПОХИ.

В ЭТОЙ МАЛЕНЬКЕ КНИГЕ я хочу как можно компактнее, ясно и полезно как можно подробнее понять, что я узнал о войне и мире в течение своей жизни. Я не собираюсь писать пропаганду мира здесь. Я собираюсь снять некоторые общие идеи и реалии, имеющие первостепенное значение для их рамок, и, таким образом, подготовить ядро ​​полезного знания для тех, кто должен заниматься этим делом мира во всем мире. Я не собираюсь убеждать людей говорить «да, да» для мира во всем мире; уже мы слишком много отменили войну, сделав декларации и подписав резолюции; все хотят мира или притворяются, что хотят мира, и нет необходимости добавлять даже предложение больше к огромному объему таких неэффективных вещей. Я просто пытаюсь сформулировать то, что мы должны делать, и цену, которую мы должны заплатить за мир во всем мире, если мы действительно намереваемся его достичь.

До Великой войны, Первой мировой войны, я не очень беспокоился о войне и мире.

С тех пор я почти специализировался на этой проблеме. Не совсем легко вспомнить прежние состояния ума, из которых изо дня в день и из года в год растет, но я думаю, что за десятилетия до 1914 года не только я, но и большинство своего поколения - в Британской империи, Америка, Франция и даже в большинстве цивилизованных стран мира думали, что война вымирает.

Так нам показалось. Это была приятная и, следовательно, приемлемая идея. Мы воображали Франко-германскую войну 1870-71 гг. И русско-турецкую войну 1877-78 гг. Были окончательными конфликтами между великими державами, что теперь был достаточно сбалансирован баланс сил, чтобы сделать дальнейшую крупную войну невыполнимой. Тройственный альянс столкнулся с двойным альянсом, и у него не было большой причины атаковать другого. Мы считали, что война сводится к простым экспедиционным делам на окраинах нашей цивилизации, своего рода приграничной полицейской деятельности. Кажется, привычки толерантного общения усиливались каждый год, когда мир держав оставался неразрывным.

На деле происходила мягкая гонка вооружений; мягкие наши нынешние стандарты оборудования; индустрия вооружений становилась все более и более активной; но мы не видели в полной мере этого; мы предпочли верить, что растущий общий здравый смысл будет достаточно сильным, чтобы предотвратить то, что эти умножающие пушки фактически уходят и что-то ударяют. И мы снисходительно снисходительно относились к мундирам и парадам и армейским маневрам.

Это были проверенные временем игрушки и регалии королей и императоров. Они были частью демонстрационной стороны жизни и никогда не доходили до фактического уничтожения и убийства. Я не думаю, что это преувеличивает легкую самоуспокоенность, скажем, 1895, сорок пять лет назад. Это было самоуспокоение, которое продолжалось с большинством из нас вплоть до 1914 года. В 1914 году вряд ли кто-либо в Европе или Америке, не достигшем пятидесяти лет, видел что-либо в войне в своей собственной стране.

Мир до 1900 года, казалось, неуклонно падал к молчаливому, но практическому объединению. Можно путешествовать без паспорта в большей части Европы; Почтовый союз доставил свои письма без цензуры и безопасно из Чили в Китай; деньги, основанные главным образом на золоте, колебались лишь незначительно; и растянутая Британская империя по-прежнему сохраняла традицию свободной торговли, равного обращения и открытости для всех желающих вокруг и вокруг планеты. В Соединенных Штатах вы могли бы пойти на несколько дней и никогда не увидеть военную форму. По сравнению с сегодняшним днем, на поверхности, во всяком случае, был век спокойной безопасности и хорошего настроения. Особенно для североамериканцев и европейцев.

Но кроме этого неуклонного, зловещего роста промышленности вооружения были другие и более глубокие силы на работе, которые готовили проблемы. Иностранные ведомства различных суверенных государств не забыли о конкурентных традициях восемнадцатого века. Адмиралы и генералы созерцали что-то между враждебностью и увлечением, голодным оружием, которое сталелитейная промышленность мягко давила на их руки. Германия не разделяла самодовольства англоязычного мира; она хотела место на солнце; усилилось трение о разделении сырьевых регионов Африки;

англичане страдали от хронической русофобии в связи с их огромными размерами на Востоке и поставили себя, чтобы заманить Японию в модернизированную империалистическую державу; а также они «вспомнили Маджубу»; Соединенные Штаты были раздражены расстройством Кубы и считали, что слабые расширенные испанские владения будут лучше для смены руководства. Таким образом, игра Power Policy продолжалась, но она продолжалась на полях господствующего мира. Было несколько войн и изменений границ, но они не затрагивали фундаментального нарушения общей цивилизованной жизни; они, казалось, не угрожали его расширению терпимости и понимания каким-либо фундаментальным образом. Экономические стрессы и социальные проблемы волновали и пробормотали под упорядоченными поверхностями политической жизни, но не угрожали судорогами. Идея полностью уничтожить войну, очистить то, что осталось от нее, была в воздухе, но она была свободна от какого-либо чувства срочности. Был учрежден Гаагский трибунал, и существует устойчивое распространение концепций арбитража и международного права. Многим казалось, что народы земли расселялись на разных территориях до судебного, а не воюющего порядка. Если бы существовала большая социальная несправедливость, ее все больше смягчало ускоряющееся чувство социальной приличия. Приобретение велось с приличием и публичной духотой в моде. Некоторые из них были вполне честными, публичными.

В те дни, и они чуть ли не полвека позади, никто не думал о каком-либо мировом управлении. Это лоскутное одеяние великих держав и малых держав казалось самым разумным и практичным методом ведения бизнеса человечества.

Коммуникации были слишком сложными для любого централизованного контроля мира. Вокруг света за восемьдесят дней, когда он был опубликован семьдесят лет назад, казалась экстравагантной фантазией. Это был мир без телефона или радио, с ничем более быстрым, чем железнодорожный поезд, или более разрушительным, чем более ранние типы H.E. оболочка. Это были чудеса. Было гораздо удобнее управлять этим миром баланса сил в отдельных национальных областях, и, поскольку у людей было такое ограниченное пространство, чтобы друг на друга обходиться друг с другом и делать друг другу вред, не было никакого вреда в горячем патриотизме и полной независимости отдельных суверенных государств.

Экономическая жизнь во многом была направлена ​​на безответственные частные предприятия и частные финансы, которые из-за своей частной собственности смогли распространить свои объединяющие сделки в сети, которая уделяла мало внимания границам, национальной, расовой или религиозной сентиментальности. «Бизнес» был гораздо больше мирового сообщества, чем политические организации. Было много людей, особенно в Америке, которые воображали, что «Бизнес» может в конечном итоге объединить мир и правительства, подчинившись своей сети.

Сегодня мы можем быть мудрыми после события, и мы можем видеть, что под этой справедливой поверхностью вещей разрушительные силы неуклонно собирали силы. Но эти разрушительные силы сыграли сравнительно небольшую роль в мировом зрелище полвека назад, когда сформировались идеи этого старшего поколения, которое все еще доминирует в нашей политической жизни и политическом воспитании его преемников. Именно из конфликта этих идей баланса сил и частного предпринимательства, полвека назад, возникает один из главных стрессов нашего времени. Эти идеи работали достаточно хорошо в их период, и все еще с крайней неохотой, что наши правители, учителя и политики сталкиваются с необходимостью глубокой умственной адаптации своих взглядов, методов и интерпретаций к этим разрушительным силам, которые когда-то казались настолько незначительными и которые теперь полностью разрушает их старый порядок.

Именно из-за этой веры в растущую добрую волю между народами, из-за общего удовлетворения такими вещами, что германские заявления о войне в 1914 году вызвали такую ​​бурю негодования во всем комфортном мире. Считалось, что немецкий кайзер сломал спокойствие мирового клуба, бессмысленно и бесполезно. Война велась «против Гогенцоллернов». Они должны были быть изгнаны из клуба, некоторые штрафные штрафы должны были быть выплачены, и все было бы хорошо. Это была британская идея 1914 года. Этот устаревший военный бизнес затем должен был быть прояснен раз и навсегда благодаря взаимной гарантии со стороны всех более уважаемых членов клуба через Лигу Наций. В этой великой судороге со стороны достойных старших государственных деятелей, установивших мир, не было никаких опасений относительно каких-либо более серьезных причин. И поэтому Версаль и его кодекилы.

В течение двадцати лет разрушительные силы росли под поверхностью этого благородного и мелкого поселения, и двадцать лет не было решительного нападения на загадки, с которыми их рост противостоит нам. Весь этот период Лиги Наций был опиатом либеральной мысли в мире.

Сегодня существует война, чтобы избавиться от Адольфа Гитлера, который теперь принял участие в гогенцоллернах в драме. Он тоже возмущен Правилами Клуба, и он тоже должен быть выслан. Война, Чемберлен-Гитлерская война, до сих пор ведется Британской империей в совершенно древнем духе. Он ничего не узнал и ничего не забыл. Существует такое же решительное пренебрежение какой-либо более фундаментальной проблемой.

Тем не менее умы наших комфортабельных и влиятельных людей правящего класса отказываются принять простой намек на то, что их время закончено, что баланс сил и неконтролируемые бизнес-методы не могут продолжаться, и что Гитлер, как и Гогенцоллерны, - это просто оскорбительная пустула на лицо глубокого мира. Чтобы избавиться от него и его нацистов, больше не будет лекарством от болезней в мире, чем соскабливание будет лечить кори. Болезнь проявится в каком-то новом извержении. Именно система националистического индивидуализма и нескоординированного предпринимательства - это болезнь мира, и все это нужно для всей системы. Его необходимо восстановить до основания или заменить. Он не может надеяться «запутаться»,

дружелюбно, расточительно и опасно, во второй раз.

Мир во всем мире означает всю эту революцию. Все больше и больше нас начинают понимать, что это не может означать меньше.

Поэтому первое, что нужно сделать, придумывая основные проблемы мирового мира, - это осознать это, что мы живем в конце определенного периода истории, периода суверенных государств. Как мы говорили в 80-х годах с все возрастающей правдой:

«Мы находимся в переходном возрасте». Теперь мы получаем некоторую степень остроты перехода. Это этап человеческой жизни, который может привести, как я пытаюсь показать, либо к новому образу жизни для нашего вида, либо к более длинному или более короткому периоду насилия, нищеты, разрушения, смерти и исчезновения человечества. Это не риторические фразы, которые я использую здесь; Я имею в виду именно то, что я говорю, катастрофическое исчезновение человечества.

Это вопрос, стоящий перед нами. Это немаловажное дело, которое мы должны учитывать в политике зала. Когда я пишу, в настоящий момент тысячи людей убивают, ранены, охотятся, мучаются, подвергаются жестокому обращению, доставляются до самой нетерпимой и безнадежной тревоги и морально и морально уничтожаются, и в настоящее время нет ничего, что могло бы остановить арест этот процесс распространения и препятствовать его достижению вас и ваших. Он подходит для вас и ваших теперь в отличном темпе.

Очевидно, что, поскольку мы являемся рациональными предвидящими существами, для кого-либо из нас нет ничего, кроме того, чтобы сделать эту мирную мирную проблему правящим интересом и направлением нашей жизни. Если мы убежим от него, он будет преследовать нас. Мы должны столкнуться с этим. Мы должны решить его или уничтожить. Это столь же актуально и всеобъемлюще.

 

2.

ОТКРЫТАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ.

Прежде чем мы рассмотрим, что я назвал до сих пор «разрушительными силами» в нынешнем социальном порядке, позвольте мне подчеркнуть одну первоочередную необходимость в самом откровенном свободном обсуждении сражающихся организаций и рушащихся институтов, среди которых мы ведем нашу нынешнюю неудобную и неустойчивую жизнь, Не должно быть защиты для лидеров и организаций от самой поисковой критики, на основании заявления о том, что страна находится или может быть в состоянии войны. Или при любых претензиях. Мы должны говорить открыто, широко и ясно. Война случайна;

необходимость революционной реконструкции является фундаментальной. Никто из нас пока не ясно из-за некоторых из самых важных вопросов, стоящих перед нами, мы недостаточно четко осознаем, что в наших собственных умах есть двусмысленность, а бормотательная тактичность и косвенные половинные высказывания, сделанные с прицелом на какую-то цензуру, мысли и мысли тех, с кем мы желаем понимания, полной стерилизации и поражения каждого восстановительного усилия.

Мы хотим говорить и точно рассказывать, что представляют собой наши идеи и чувства не только для наших сограждан, но и для наших союзников, для нейтралов и, прежде всего, для людей, которые сражаются против нас. Мы хотим получить от них такую ​​же искренность. Потому что, пока мы не разработаем общую основу идей с ними, мир будет только неопределенным равновесием, пока будут развиваться новые антагонизмы.

Одновременно с этой войной нам нужны большие дебаты. Мы хотим, чтобы в этой дискуссии принимали участие все возможные люди в мире. Это нечто гораздо более важное, чем настоящая война. Невероятно думать об этой буре всеобщего бедствия, ведущей к чему-то, кроме какой-то «конференции» дипломатов, не связанной с миром, с тайными сеансами, двусмысленными «пониманиями».... Вряд ли это может произойти дважды. И все же, что собирается предотвратить его повторение?

Легко определить разумные пределы цензуры во воюющей стране. Очевидно, что публикация любой информации, которая, вероятно, будет иметь малейшее значение для врага, должна быть решительно предвидена и подавлена; например, не только прямая информация, но и намеки и неосторожные предательства относительно положения и движений кораблей, войск, лагерей, складов боеприпасов, продовольствия и ложных сообщений об поражениях и победах и предстоящих недостатках, что может привести к слепой панике и истерия, и так далее и так далее. Но дело касается совсем другого аспекта, когда речь заходит о заявлениях и предложениях, которые могут повлиять на общественное мнение в своей собственной стране или за рубежом, и которые могут помочь нам в проведении здоровых и корректирующих политических действий.

Одним из наиболее неприятных аспектов состояния войны в современных условиях является появление роя людей, слишком умных наполовину, на позициях власти. Возбужденные, тщеславные, готовые лгать, искажать и вообще обманывать людей в состояния покорности, сопротивления, негодования, мстительности, сомнения и умственной неразберихи, состояния ума, которые должны быть проводниками окончательной военной победы. Эти люди любят крутить и цензурить факты. Это дает им чувство силы; если они не могут создать, они могут по крайней мере предотвратить и скрыть. В частности, они выступают между нами и людьми, с которыми мы воюем, чтобы исказить любое возможное примирение. Они сидят, наполненные вином своих преходящих сил, в стороне от усталости и опасностей конфликта, вытягивая воображаемые струны в умах людей.

В Германии популярная мысль должна находиться под контролем г-на доктора Геббельса; в Великобритании мы, писатели, были приглашены в распоряжение некоторого Министерства информации, то есть в распоряжении до сих пор неясных и нерепрезентативных лиц, и пишем в соответствии с его рекомендациями. Официальные лица из Британского совета и Штаба Консервативной партии входят в ключевые должности в этом Министерстве информации. Эта любопытная и мало рекламируемая организация, о которой я только что упомянул, о создании, о котором я рассказывал о лорде Ллойде, о том, что Британский совет посылает эмиссаров за границу, писателей, женщин, ухаживающих за женщинами и других культурных персонажей, читать лекции, очаровать и завоевывать иностранную оценку британских характеристик, для британских пейзажей, британских политических достоинств и т. д. Почему-то это должно что-то помочь. Тихо, ненавязчиво, это продолжалось. Может быть, эти образцы британцев дают несанкционированные заверения, но, вероятно, они мало что дают. Но их вообще не следует нанимать. Любая правительственная пропаганда противоречит сущностному духу демократии. Выражение мнения и коллективного мышления должно быть вне сферы действия правительства. Это должна быть работа свободных людей, чье известность зависит от ответа и поддержки общего ума.

Но здесь я должен внести поправки в лорда Ллойда. Я был убежден, что Британский совет несет ответственность за г-на Тилинга, автора «Кризис за христианство», и я так же сказал в «Судьбе Homo Sapiens». Теперь я не согласен. Г-н Тилинг, как я понимаю, был отправлен в его поездках католической газетой. Британский Совет был совершенно невиновен в отношении него.

Дело не только в том, что министерства информации и пропаганды делают все возможное, чтобы отвлечь ограниченные дары и энергии таких писателей, лекторов и болтунов, какими мы обладаем, на производство неискренней гадости, которая будет путать общественный разум и ввести в заблуждение вопрошающего иностранца, но они демонстрируют явное намерение заглушить любые свободные и независимые высказывания, которые, по-моему, проходят через их собственные глубокие и тайные планы спасения человечества.

Всюду сейчас трудно получить адекватную, далеко идущую гласность для откровенного обсуждения того, как движется мир, и политических, экономических и социальных сил, которые нас ведут. Это происходит не столько из-за преднамеренного подавления, сколько от общего беспорядка, в который растворяются человеческие дела. Действительно, в Атлантическом мире едва ли есть знак этого прямого шпионажа на мнение, которое почти полностью уничтожает умственную жизнь интеллигентного итальянца или немца или россиянина сегодня; все равно можно подумать, что нравится, сказать, что нравится и писать то, что нравится, но тем не менее уже есть все труднее получить смелые, неортодоксальные взгляды, которые слышат и читают. Газеты испугаются на всевозможные мелкие подсчеты, издатели с такими доблестными исключениями, как издатели этого дела, болезненно сдержанны; они получают Уведомление D, чтобы избежать этой или той конкретной темы; есть неясные бойкоты и трудности торговли, затрудняющие широкое распространение общих идей бесчисленными способами. Я не имею в виду, что существует какой-то организованный заговор для подавления дискуссии, но я говорю, что Пресса, издательские и книготорговые организации в наших свободных странах обеспечивают очень плохо организованный и неадекватный механизм для вентиляции и распространения мысли.

Издатели публикуют ничего, кроме надежной прибыли; это поразило бы книготорговца, чтобы сказать ему, что он является частью образовательной организации мира или путешественника издателя, что он существует для каких-либо других целей, чем заказывать максимальные заказы для лучших продавцов и зарабатывать рекордную комиссию - позволяя другим вещам, первоклассным вещам и все это, повисните. Они не понимают, что они должны поставить общественную службу до получения прибыли. У них нет стимула для этого, и они не гордятся своей функцией. Их дух - это дух спекулятивного мира.

Газеты любят вставлять храбрые статьи обычного либерализма, высоко оценивая мир и демонстрируя благородную неопределенность в отношении его достижения; теперь мы находимся в состоянии войны, они будут публиковать самые жестокие нападения на врага, потому что такие атаки должны поддерживать боевой дух страны; но любые идеи, которые действительно громко и ясно революционеры, они вообще не осмеливаются распространять. В этих дезориентирующих условиях нет нигде подробного обсуждения мировоззрения. Демократия - это всего лишь тень лучше, чем диктатуры в этом отношении. Смешно представлять их как сферы света, с которыми сталкивается тьма.

Эта великая дискуссия о восстановлении мира является более важной и актуальной, чем война, и нет адекватных средств массовой информации для высказывания, критики и исправления любых общих общих убеждений. Существует определенный бесплодные и непродуктивные захлебываясь конструктивными идеи, но есть небольшое чувство устойчивого расследования, несколько реальных развязок, неадекватный прогресс, ничего не решено, ничего не отвергаются как необоснованные и ничего не выиграли на постоянной основе. Никто, кажется, не слышит, что кто-то еще говорит. Это потому, что для этих идеологов нет чувства аудитории. Там нет эффективной аудитории говоря грубо и настойчиво: «То, что А. сказал, кажется важным Вилл Б. и С., вместо bombinating в пустоте, скажите нам, где именно и почему они отличаются от А. И теперь у нас есть.? попал в общую истину А., Б., С. и Д. Здесь Ф. что-то говорит. Будет ли он настолько хорош, чтобы соотнести то, что он должен сказать, с А., Б., С. и Д..?»

Но нет такого фона разумной наблюдательной и критической мировой аудитории. Есть несколько человек, которые здесь и там читают и думают об отключенных фрагментах. Это все мышление, которое наш мир делает перед лицом планетарной катастрофы. Университеты, благослови их! в форме или молчании.

Нам нужно выпустить наши собственные умы; нам нужны откровенные обмены, если мы хотим достичь общего понимания. Нам нужно выработать четкую концепцию мирового порядка, которую мы предпочли бы в нынешнем хаосе, нам нужно распустить или поставить под угрозу наши разногласия, с тем чтобы мы могли убедить наши лица в достижении достижимого мира во всем мире. В воздухе полно панацеев полудухов, никто не слушает других, и большинство из них пытается заставить их замолчать в нетерпении. Тысячи дураков готовы написать нам полный рецепт наших мировых проблем. Неужели люди никогда не осознают свое невежество и неполноту, из которых возникает эта абсолютная необходимость для простого изложения реалий проблемы, для самого исчерпывающего и бесстрастного рассмотрения разногласий и для самой безжалостной агитации любой возможности, однако неприятно это может показаться на первый взгляд, ситуации?

Поэтому, прежде всего, в этом обзоре о пути к миру во всем мире я высказываю свободную речь и энергичную публикацию. Это то, за что нужно бороться. Это суть вашей личной чести. Ваш долг как гражданина мира делать все возможное для этого. Вы должны не только противостоять подавлениям, вы должны бороться с выходом из тумана. Если вы нашли книготорговец или газетный киоск не в состоянии распространять любой тип публикации любого - даже если вы в целом несогласие с мнением этой публикации - вы должны повернуть оружие бойкота на преступник и найти другой книжный магазин или газетный киоск для всего, что вы читать. Будущий гражданин мира должен также подписаться на такую ​​организацию, как Национальный совет по гражданским свободам; он должен использовать любое преимущество, которое его позиция может дать ему проверить подавление свободы слова; и он должен приучать себя оспаривать бессмысленно вежливо, но твердо и говорить бесстрашно и как можно более ясно, что в его уме, и слушать бесстрашно, что говорится ему. Чтобы он мог знать лучше либо путем подтверждения, либо исправления. Чтобы собраться с другими людьми, чтобы спорить и обсуждать, думать и организовывать, а затем реализовывать мысли, является первой обязанностью каждого разумного человека.

Этот наш мир раскалывается. Он должен быть реконструирован, и его можно только эффективно реконструировать на свету. Только свободный, ясный, открытый ум может спасти нас, и эти трудности и препятствия на нашей линии мыслей так же злы, как дети, ставящие препятствия на железнодорожной линии или рассеивающие гвозди на автомобильной дорожке.

Эта великая мировая дискуссия должна продолжаться, и она должна продолжаться. Теперь, пока пушки все еще колотятся, наступает время для размышлений. Невероятно глупо говорить, так как многие люди заканчивают войну, а затем проводят Всемирную конференцию, чтобы открыть новую эпоху. Как только борьба прекратит конференцию в реальном мире, живая дискуссия тоже остановится. Дипломаты и политики соберутся с духом глубокой компетентности и закроют двери на внешний мир и вернутся - Версаль. В то время как тихий мир замирает и ждет своих тайн.

 

3.

РАСПРОСТРАНЕННЫЕ СИЛЫ.

И СЕЙЧАС НАЙТИ США пришли к разрушительным силам, которые привели к тому, что в конце девятнадцатого века мечтают о мощной мировой лоскутной одежде все более цивилизованных государств, связанных все возрастающей финансовой и экономической взаимозависимостью, чтобы завершить невероятность и, таким образом, навязать каждому умному разуму необходимо разработать новую концепцию мира, которая должна быть. Крайне важно, чтобы характер этих разрушительных сил был четко понят и учтен. Ухватить их - значит держать ключи от настоящих проблем в мире. Чтобы забыть о них, даже на мгновение, это потерять связь с существенной реальностью и отвлечься от второстепенных проблем.

Первая группа этих сил - это то, что люди привыкли говорить о «уничтожении дистанции» и «изменении масштаба» в человеческих операциях. Эта «отмена расстояния»

началось более чем столетие назад, и его ранние эффекты не были разрушительными вообще. Он объединил распространенные Соединенные Штаты Америки на дистанции, которые в противном случае могли бы навязать свою солидарность до предела, и это позволило разросшей Британской империи поддерживать контакты по всей планете.

Подрывное влияние отмены дистанции появилось только позже. Поясним его существенное значение. Для того, что казалось бесконечным векам, самым быстрым средством передвижения была лошадь на высокой дороге, бегущий человек, камбуз и неуверенный, управляемый погодой парусник. (Был голландец на коньках на коньках на его каналах, но это было исключительной кульминацией скорости, а не для общего применения).

Политическая, социальная и творческая жизнь человека на протяжении всех этих веков была адаптирована к этим предельным условиям. Они определили расстояния, на которые могли быть отправлены товарные товары, пределы, на которые правитель мог отправлять свои приказы, и его приспешники, границы, установленные для получения новостей, и в целом весь жизненный уровень. Там может быть очень мало реальных чувств сообщества вне диапазона частых половых контактов.

Поэтому человеческая жизнь естественным образом попадала в районы, определяемые взаимодействием между этими ограничениями и такими естественными препятствиями, как моря и горы. Такие страны, как Франция, Англия, Египет, Япония, появились и вновь появились в истории, как естественные, необходимые вещи, и хотя были такие большие политические усилия, как Римская империя, они никогда не достигали прочного единства. Римская империя держалась вместе, как мокрая промокательная бумага; он всегда падал на куски. Старшие империи, за пределами их национальных ядер, были всего лишь ненадежными полномочиями по взиманию дани. То, что я уже назвал мировым лоскутным одеянием великих и маленьких держав, было поэтому под старыми конными и ножными и парусными условиями, почти столько же естественной необходимости, сколько размеров деревьев и животных.

В течение столетия все это было изменено, и мы все еще сталкиваемся с тем, что для нас означает это изменение.

Сначала пришел пар, паровая железная дорога, пароход, а затем в оживленном крещендо пришли двигатель внутреннего сгорания, электрическая тяга, мотор, моторная лодка, самолет, передача мощности от центральных электростанций, телефон, радио.

Я чувствую себя апологетическим, рассказывая эту известную историю. Я делаю это для того, чтобы обеспечить соблюдение заявления о том, что все области, которые были наиболее удобными и эффективными для старого, прославленного времени жизни, становились все более неудобно близкими и узкими для новых потребностей.

Это применимо ко всем видам административного района, от муниципалитетов и городских округов, а также от диапазона распределяющих предприятий до суверенных государств. Они были - и по большей части они все еще - слишком малы для новых требований и слишком близко друг к другу. По всей социальной схеме это ужесточение и сжатие - это неудобство, но когда дело доходит до районов суверенных государств, это становится невероятно опасным. Это становится невыносимой вещью; человеческая жизнь не может продолжаться, с капителями большинства цивилизованных стран мира в пределах часа бомбардировки их границ, за которыми можно готовить нападения и секретные приготовления, сделанные без какого-либо контроля. И все же мы по-прежнему терпимы и лояльны к мерам, которые стремятся поддерживать такое положение дел и относиться к нему так, как будто ничего другого не было возможным.

Нынешняя война за и против Гитлера, Сталина и г-на Чемберлена и т. Д. Даже не затрагивает существенную проблему отмены дистанции. Это может действительно разрушить все и до сих пор ничего не уладить. Если бы можно было устранить все проблемы нынешнего конфликта, нам все равно придется столкнуться с существенной загадкой, которая заключается в отмене границ большинства существующих суверенных государств и их слиянии в каком-то более крупном Паксе. Мы должны сделать это, если любая поддерживаемая человеческая жизнь должна продолжаться. Договоров и взаимных гарантий недостаточно. Мы наверняка достаточно узнали о ценности договоров в течение последних полувеков, чтобы понять это. Из-за единственной дистанции мы вынуждены собирать человеческие дела вместе под одним общим предотвращением войны.

Но эта отмена дистанции является лишь одним из наиболее ярких аспектов изменения условий жизни человека. Взаимосвязанный с этим является общим изменением масштаба в человеческих операциях. Прошедшие сто лет были эпохой изобретения и открытия за достижения предыдущих трех тысячелетий. В книге, которую я опубликовал восемь лет назад: «Работа, богатство и счастье человечества», я попытался обобщить завоевание власти и веществ, которые все еще продолжаются. В современном городе, таком как Бирмингем, больше энергии расходуется, чем нужно, чтобы весь Елизаветинская Англия собиралась на год; в одном танке есть более разрушительная энергия, чем хватит армии Уильяма I для завоевания Англии. Человек может теперь производить или уничтожать по шкале, не сравнимой больше, чем он мог, прежде чем начался этот шторм изобретения. И следствие - постоянное дальнейшее смещение упорядоченной общественной жизни наших прапрадедов. Никакая профессия, никакая профессия, не освобождается. Старые социальные подпрограммы и классификации были, как говорят люди, «сбитыми с толку». Нет никакой профессии, рыболовства, сельского хозяйства, текстильных изделий, работы с металлами, добычи полезных ископаемых, которая не страдает от постоянной корректировки новых методов и средств. Наши традиции торговли и распределения камбалы после этих изменений. Квалифицированные занятия исчезают в общем сжижении.