Теория разделения труда и кооперации

Хотя исторически Михайловский начал строить свою социологическую теории прогресса раньше, логическим ее фундаментом определяющим решение всех других проблем, является теория разделения труда и кооперации. Общество – полагал социолог, — реальность, но это такая реальность, которая налична только в системе тех взаимосвязей, действий и противодействий личностей, которые реализуются в определенных формах кооперации (1, с. 77 — 78). Раскрывая суть общественной жизни, Михайловский, как и многие другие исследователи того времени (Ф. Теннис, Э. Дюркгейм и др.), приходит к выводу о наличии в обществе двух типов (или уровней) социальной связи, в основу различения которых русский социолог кладет разделение труда и кооперацию. Логически анализ данной проблемы выстраивается Михайловским следующим образом: разделение труда и его формы — формы кооперации — их смена как процесс развития общества развитие индивидуальности — формула прогресса. Кооперация, таким образом, выражает сущность общественных отношений; конкретная же их специфика может быть определена посредством анализа разделения труда и вытекающих из него социальных структур.

Разделение труда объективно, но весьма по-разному мы можем оценивать его субъективно. Суть разделения труда — "усложнение, увеличение разнородности общества в целом, но вместе с тем специализация, уменьшение разнородности в каждом неделимом" (1, с. 30-31). Иначе говоря, общество движется от однородности к разнородности, а личность — от разнородности к однородности, "приносится в жертву" целому. Разделение труда оказывается источником "бесчисленных патологических явлений в области индивидуальной и социальной жизни" (1, с. 93). Исходя из этой субъективной точки зрения Михайловский не принял впоследствии концепцию разделения труда Э. Дюркгейма, считая, что последний рассуждает как органицист и к тому же подменяет понятие разделения труда понятием солидарности.

Михайловский различает общественное и физиологическое разделение труда, отождествление которых, по его мнению, и стало основой ошибочных выводов, например, Спенсера и Дюркгейма. Оба вида разделения труда исключают друг друга, усиление одного вызывает ослабление другого. Более того, рост общественного разделения ведет к понижению социальной организации, в то время как физиологическое разделение есть условие прогресса. Общественное разделение труда есть его разделение "между целыми неделимыми" в пределах вида, расы, народа, общества а физиологическое разделение труда между органами в пределах одного неделимого" (3, стр. 167).

Позже Михайловский выделил еще один вид — техническое разделение труда, вовсе не тождественное общественному его разделению. Техническое разделение труда есть "распадение какого-нибудь производства на отдельные мелкие операции", что необходимо и желательно. Но вовсе не желательно, чтобы эти дробные операции составляли вечный удел работника, в чем и состоит общественное разделен труда (26, стр. 612 — 613). Разделение труда является основой социальной дифференциации общества. Возникающие в результате социальные группы (обратим внимание на широкое использование Михайловским данного понятия) характеризуются такими чертами: расхождение частных целей, вплоть до враждебности; закрепление за группами какой-либо одной функции; разграничение прав и обязанностей, целей и интересов; разнородность нравов и обычаев и пр.

Способы, какими слагаются социальные группы, Михайловский разделяет на два типа: простое сотрудничество и сложное сотрудничество, или общественное разделение труда. Иначе говоря, есть два типа кооперации простая и сложная. Простая кооперация основана на сходстве между людьми; это сочетание равных и независимых индивидов, преследующих «общие цели и интересы и входящих в группу всей своей разнородностью. Сложная кооперация основана на различии между людьми, причем общность их целей интересов сменяется антагонизмом между ними. В итоге имеем "разнородное общество с неравными, несвободными, специализированными членами, расположенными в некотором иерархическом порядке" (1, с. 77). Правда, такой результат не означает, что простое сотрудничество полностью исчезает. Напротив, оно, как тень, следует за разделением труда, каждый шаг которого становится и новым импульсом для простой кооперации. Обособляются друг от друга группы, но внутри каждой из них развивается солидарность, хотя сотрудничают уже не целостные, а специализированные индивиды: головы объединяются с головами, руки с руками и т. д.

Михайловский в духе субъективного метода настоятельно подчеркивает самостоятельную социологическую значимость простой кооперации, ее адекватность развитию личности. Будущее, считает социолог, принадлежит этой форме кооперации (1, с,.57). Не лишне в этой связи заметить, что современное общество действительно все больше обращается к подобным формам организации деятельности людей;

4. Теория "борьбы за индивидуальность"

Михайловский не мог примириться с тем, что органическое развитие общества ведет к подавлению индивида разделением труда. Система Правды побуждала социолога к защите интересов личности, что и выразилось в его теории борьбы за индивидуальность", или, на современном языке, тео­рии социальных конфликтов. Данная теория рассматривалась Михайловским в качестве научного базиса, "центральной нити", позволяющей объяснить все основные социологические факты и вопросы, характер, формы и тенденции взаимодействия социальных групп, основные этапы истории человечества (25, стр. 906). Заметим, что позднее аналогичные идеи развивались рядом западных мыслителей, в частности, в рамках "философии жизни". Укажем хотя бы в качестве примера "Философию денег" Г. Зиммеля.

Многие критики (Н. А. Бердяев, П. Б. Струве, С. П. Ранский и др.) считали, что Михайловский в данной теории дал только новое издание органической теории общества. Однако это поверхностный подход; не проникающий в логику рассуждений социолога. Действительно, Михайловский изложил свою теорию в процессе критики органицизма и дарвинизма, считая, что объективно они во многом правы, но субъективно, с точки зрения личности, их идеи применительно к обществу не приемлемы, а потому "мы должны наложить на себя нравственный закон борьбы с борьбою". (3, с. 279). К тому же дарвинизм не в состоянии объяснить реальные факты, например, почему в обществе часто выживают не лучшие, а худшие.

Иными словами, Михайловский попытался разрешить, следующее противоречие. В соответствии с логикой дарвинизма люди должны объединяться во все большие единицы, где индивидуальность становится только органом целого, структура подавляет индивида. Но социальные факты свидетельствуют о постоянном протесте личности против этой тенденции: логика вступает в противоречие с историей. Это противоречие, считает Михайловский может быть разрешено путем дополнения дарвинизма законом К. Бэра, или законом органического развития, т. непрерывного усложнения, а значит усовершенствования. Борьба за существование есть только частный случай данного закона. Подлинно индивидуальное развитие заключается в обособлениии и специализации органов путем роста физиологического разделения труда, что и составляет закон нормального развития (3, с; 211, 213).

Термин "индивидуальность" имеет в учении Михайловского два смысла: космический и более узкий — социальный. Индивидуальность, считает социолог, не просто нечто своеобразное; это целое, далее неделимое без потери своего качества. Весь мир есть совокупность, иерархия индивидуальностей. Социальные индивидуальности — это общество, группа, государство и т. д. Что касается человека, то под его индивидуальностью разумеется "совокупность всех черт, свойственных человеческому организму вообще" (1, с. 83).

Вполне логичен переход Михайловского к анализу "степеней индивидуальности" в контексте проблемы разделения труда. В основу исследователь кладет тектологическое учение Э. Геккеля, который выделил шесть ступеней индивидуальности: 1простейшие органические соединения (плазма), 2органы, 3антимеры и 4метамеры, 5организмы (в том числе личность), 6колонии или общества. Составляя систему концентрических кругов, отношение индивидуальностей таково: каждая последующая ступень стремится подчинить себе предыдущие; индивидуальность тем совершеннее, чем несовершеннее, подавленнее, слабее ее части. Социологический смысл этого: социальная форма, развиваясь, стремится поглотить личность.

Анализ градации индивидуальностей Михайловский дополняет различением идеальных и практических типов. Идеальный (пророческий, синтетический) тип — это комплексные организмы, потенциально способные к дальнейшему развитию. Практические типы — организмы, окончательно приспособившиеся к определенным условиям жизни и далее не развивающиеся, не отделяющие свой интерес от интереса целого. Социологически это означает либо ориентацию личности на идеал и борьбу за него, либо слияние с группой, с существующими отношениями. В реальности чаще всего побеждают практические типы, что вызывает понижение развития.

Такова "объективная часть теории борьбы за индивидуальность", которая доказывается "с почти математической точностью". Но не такова, отмечает Михайловский, субъективная сторона дела (9, с. 177). Да, личность только звено в градации индивидуальностей, но самое для нас дорогое звено. А потому: "Хорошо, пусть общество прогрессирует, но поймите, что личность при этом регрессирует" общество в этом смысле оказывается первым, злейшим врагом человека (9, с. 265).

Индивидуальности, делает вывод Михайловский, закономерно вступают в борьбу, которая охватывает все необъятное поле жизни. Суть борьбы в том, что, согласно закону развития, каждая индивидуальность стремится ко все большему усложнению, но сделать это она может только за счет подчинения себе низших индивидуальностей. Борьба ведется спеременным успехом на два фронта: защита от высшей индивидуальности и подчинение превращение в свой орган низшей.

Общество как таковое — не организм, тем не менее оно "постоянно обнаруживает тенденцию к развитию по органическому типу", правда, "всегда встречающую препятствие в высокой организации человека" (27, с. 485). Предел (и смерть) общества — уподобиться "гигантскому туловищу, на котором сидит думающая за все голова, а с боков торчат работающие за всех руки..." (1, с. 135). Изучение фактического хода дел приводит Михайловского к выводу о нравственной обязанности личности бороться за свою индивидуальность. Только в таком случае возможно совпадение правды-истины, и правды-справедливости.

Психологически возможны различные модели отношения к этой борьбе. Любопытен в этой связи анализ Михайловским таких социально-психологических типов и одновременно социальных движений, как "вольница" и "подвижники". Это типы отщепенцев, протестантов. Вольница — протест воинствующий, активный, идущий напролом и не останавливающийся ни перед какими крайностями рада удовлетворения своих потребностей (движения типа пугачевщины). Подвижники — протест мирный, пассивный, стремление заглушить потребности (монашество, аскетизм). При кажущейся их противоположности данные типы родственны как по происхождению, так и по неадекватности реакции на подавление их индивидуальности. Они "одинаково неспособны протестовать прямо от лица поруганной и раздавленной историческим процессом личности" (9, с. 374) и нуждается во внешней санкции — политической или религиозной. А потому очень часто они подают друг другу руки, один — окровавленную, другой — изможденную постом и молитвою.

Теория "борьбы за индивидуальность" перерастает у Михайловского в концепцию социальной борьбы, которая ведется "между разными ступенями и типами общественной индивидуальности" (28, с. 47). Социальная борьба, являясь основанием социального взаимодействия, ведет к смене форм кооперации. Классовая борьба, отмечал Михайловский в полемике с марксистами, только частный случай борьбы социальной. Борьба имеет место и внутри классов, а рядом идет еще и борьба рас, племен, наций, причем интересы социальных групп очень часто предаются забвению ради интересов нации.

Борьба за индивидуальность кладется Михайловским в основу выделения этапов социальной эволюции. В зависимости от того, какие цели ставят люди и в каких условиях это происходит, можно выделить типы социального взаимодействия, одновременно являющиеся этапами развития коопераций. Таких типов (этапов) три: объективно-антропоцентрический, эксцентрический, субъективно-антропоцентрический.

Для объективно — антропоцентрического этапа характерно отсутствие социальной дифференциации. Особенность первобытной телеологии в том, что дикарь ставит себя в центр Вселенной, все в мире, считает он, происходит во вред или на пользу ему. Кооперация сначала отсутствует. Затем формируется простое сотрудничество, довольно нестойкое, распадающееся при достижении целей. Группы однородны при разнородных индивидах. Появляется и сложная кооперация, начиная с семьи. В конце концов, общественное разделение труда побеждает и общество входит в эксцентрический период. На данном этапе общество распадается на группы с особыми целями, человек раздробляется и входит в общество отдельными функциями, торжествует общественное разделение труда, развертывается социальная борьба. Общество развивается по органическому типу. Субъективно-антропоцентрический период есть господство простой кооперации, следовательно, целостной личности.

Теперь можно выявить тенденцию борьбы за индивидуальность. Да, история постоянно налагает оковы на личность, отмечает Михайловский. Однако совершенно напрасно Н. А. Бердяев видел в этом фатализм и скептицизм Михайловского. Скорее это реализм, ибо все зависит от выбора личности, отпоставленных ею целей. А отсюда знаменитый вывод Михайловского: "Теория борьбы за индивидуальность истинна, но, именно стоя на точке зрения этой борьбы, я и объявляю, что буду бороться с грозящею поглотить меня высшею индивидуальностью. Мне дела нет до её совершенства, я сам хочу совершенствоваться. Пусть она стремится побороть меня, я буду стремиться побороть ее. Чья возьмет – увидим" (10, стр. 423).

И здесь опять вернемся к обвинениям Михайловского в органицизме. В немецком книжном языке часто можно встретить очень длинные обороты, нечто утверждающие, но завершающиеся частицей nicht (нет), это означает отрицание всего ранее сказанного. Михайловский замечает, что его теория обнимает единым принципом весь мир, в том числе и личность. Но заканчивает он ее частицей nicht. Это окончание чисто субъективное, но оно не противоречит объективным фактам, более того, способно дать основания и уверенность для борьбы (10, стр. 417-418, 423). Такой вывод не был отказом Михайловского от его теории, как считали некоторые критики. Напротив очевидно глубокое понимание им антиномизма социальной жизни. При этом Михайловский не только не отрицал влияние среды на личность, а, напротив, утверждал его самым решительными образом, но без упрощений. Сталкиваясь со средой, человек либо стремится поднять ее до уровня своих требований, либо приспособляется к ней. И чтобы понять, в чем подлинные интересы и идеалы личности, нужно поставить на их место интересы народа (профанов) или, точнее, труда.

Теория героев и толпы

Продолжением концепции "борьбы за индивидуальность" Михайловского является его теория героев и толпы, изложенная в ряде работ 80-90—х гг. Михайловский считал предельно необходимым поворот социальной науки к изучению народной жизни, массовых движений, механики взаимодействия лидеров и массы, что позволило бы понять альтернативность, непредопределенность социального развития. Однако этой комплексной и практически значимой проблемой, замечает социолог, не занимается ни одна наука, превалирует описание, а не объяснение соответствующих фактов. Обращение к такому объяснению пронизывает большинство сочинений Михайловского, что позволяет считать, его основоположником социальной психологии не только в России, но и в мире. Скажем, работы Г. Тарда вышли только восемь лет спустя после "Героев и толпы".

Михайловский поставил перед собой две задачи: 1) рассмотрение особенностей поведения людей в группе, массе (явлений, которые сейчас обозначаются понятием "массовый человек"); 2) определение причин и факторов, вызывающих особое поведение массы», а же такспособов взаимодействия массы и лидера. На языке Михайловского вся эта совокупность явлений была обозначена терминами "герой" и "толпа", "механику отношений" между которыми и нужно понять.

"Героем, - пишет Михайловский, - мы будем называть человека, увлекающего своим примером массу на хорошее или дурное, благороднейшее или подлейшее, разумное или бессмысленное дело" (15, с. 6). Это может быть и всемирный гений, и негодяй. Важно не это, не сам по себе данный человек, а то, что это тот человек, который увлекает толпу, "делает тот решительный шаг, которого трепетно ждет толпа, чтобы с стремительной силою броситься в ту или другую сторону" (15, с. 9). При этом Михайловский никогда не был сторонником "культа героев". "Герой" Михайловского порождается толпою в определенные моменты и становится как бы ее центром, "мозгом", аккумулятором ее "умственной и нравственной деятельности", чувств, инстинктов, мыслей, желаний.

"Толпой, — продолжает социолог, — будем называть массу, способную увлекаться примером, опять-таки высокоблагородным или низким, или нравственно — безразличным" (15, с. 6). Включенность в толпу радикально изменяет поведение индивида. Соответственно Михайловского прежде всего интересует психология толпы и механизм ее воздействия на индивида.

Ключевым, но в отличие от Г. Тарда не единственным таким механизмом Михайловский считал подражание. Однако оно возможно только в определенных условиях, а потому нужно выявить его специфические причины. Проанализировав огромный эмпирический материал, Михайловский приходит к выводу, что причины (условия) подражания можно разделить на психологические и социологические. Скажем, присутствие в данной группе психически расстроенного человека есть причина психологическая. Но, чтобы она стала действовать, нужны социологические причины, разделяющиеся, в свою очередь, на общие и специальные. Специальные причины — это конкретная социальная ситуация. Что касается общих, то к ним относятся, во-первых, экономические, политические, нравственные факторы, во-вторых, их преломление в комплексе конкретно-исторических культурных условий, в-третьих, действие бессознательных факторов социальной жизни. Особое внимание Михайловского привлекают два последних момента.

Фактором культурной ситуации, усиливающим подража­тельность, является скудость, постоянство, однообразие, монотонность впечатлений, т. е. Узость социального опыта. Правда, фактором может стать и очень яркое впечатление, но именно опять же в силу скудости опыта повседневного. Влияние ограниченного социального опыта подобно воздействию гипнотизера когда "как бы запираются все двери и окна души и остается только одна форточка для восприятия, снижается "деятельность сознания и воли", возникает состояние "моноидеизма" (15, с. 61; 24, с. 202). Самостоятельная духовная работа становится для массы непосильной, и она ждет вождя, облечённого не то что диктаторской, даже божественной силой. И такой вождь является во исполнение всеобщих ожиданий" (14, стр. 744).

Особенно ярко об этом свидетельствует средневековье, время всякого рода буйств и нравственных эпидемий. Средневековая масса, отмечает Михайловский, представляла "идеальную толпу". "Лишенная всякой оригинальности и всякой устойчивости, до последней возможной степени подавленная однообразием впечатлений и скудостью личной жизни, она находилась как бы в хроническом состоянии ожидания героя" (15, с. 90). И таким героем зачастую становился первый встречный, обладающий способностью гипнотического воздействия на массу. Но за этим, продолжает Михайловский, скрыто разделение труда, которое как раз в средние века в форме цеховой системы было доведено до предела. Иначе говоря, "подражание, будучи результатом однообразия впечатлений, наилучше питается общественным строем с резко разделенным трудом" (15, с. 92). Актуализируется же эта готовность к подражанию включением в действие фактора бессознательного, в анализе которого Михайловский оказался предтечей многих аналогичных исследований XX в.

Таким образом, влияние толпы растет при подавленности индивидуальности, децентрализации личности, ее "дроблении" в результате разделения труда. Индивид, подобно обезглавленной лягушке, способной тем не менее совершать действия, регулируемые низшими нервными центрами, управляется не велениями собственного "правящего центра", а центрами, лежащими вне его организма и ему не подчиненными (22, стр. 49). Толпа и есть совокупность таких индивидов. Чем больше регламентация извне, тем более патологической становится социальная жизнь, торжествует рабское сознание.

Теория прогресса

Основная задача социологии Михайловского — обосно­вание теории прогресса с учетом перспектив эволюции России. "Идеал и стремление к его осуществлению, - подчерки­вает социолог, возникают также фатально, как самые пассивные приспособления низших существ" (3, с. 305). Иначе говоря, это объективный феномен, потребность в гуманизации жизни, и потому, когда говорят о "естественном ходе вещей", забывают, что деятельность человека по изменению ситуации на основе определенного идеала точно так же естественна и законна.

Итак, научно установлены объективные факты борьбы за индивидуальность в условиях общественного разделения труда. "Но вот мы хотим построить теорию прогресса, каковая должна обнимать единым принципом прошедшее, настоящее и будущее" (22, стр. 177). Объективная точка зрения, свидетельствующая об органическом развитии общества, здесь нам не поможет. На передний план выходит субъективный метод, выражающий, тем не менее, объективные потребности людей, способных склонить чашу весов в ту или иную сторону, что и выявляется в теории прогресса, позволяющей разобраться в пестрой массе исторических фактов и определить социальную перспективу. Михайловский при этом выступает против детализации идеала. "Идеал нужен и важен как маяк, как путеводная звезда", т. е. как "движение в известном направлении" (9, с. 273). Нужно при этом видеть различие между идолами и идеалами. Идол — некий объект поклонения, который считается совершенно недостижимым, Идеал — нечто желательное и, по разумению человека, достижимое. И не важно, что это может произойти очень не скоро. Главное, что идеал родствен человеку, признается качестве лично обязательного и побуждающего к определен­ному практическому действию (8, стр. 51—62).

Какова же формула прогресса (идеала) у Михайловского? Заметим, что у русского социолога не одна, а несколько таких формул. Первая и основная — это, конечно, борьба за индивидуальность. Вторая раскрывает тенденции этой борьбы как борьбы социальной в контексте соотношения общественных сил. Однако в каком направлении должна ориентироваться эта борьба? И вот здесь мы выходим к третьей, самой популярной формуле прогресса у Михайловского, данной им в работе "Что такое прогресс?": "Прогресс есть по степенное приближение к целостности неделимых, к возможно, полному и всестороннему разделению труда между орга­нами и возможно меньшему разделению труда между людьми. Безнравственно, несправедливо, вредно, неразумно все то, что задерживает это движение. Нравственно, справедливо, разумно и полезно только то, что уменьшает разнородность общества, усиливая тем самым разнородность его отделы членов" (1, с. 139). Иными словами, это достижение состояния простой кооперации, что может быть названо четвертой и синтетической формулой прогресса.

Центральная формула прогресса Михайловского вызвала ряд возражений. Наиболее серьезными оказались они у П.Л. Лаврова. Лавров пришел к выводу что формула Михайловского чисто объективна и к тому же исключает возможность прогресса в будущем, ибо такой идеал всеобщей разносторонности неделимого недостижим, а если и будет достигнут, то окажется выражением полного застоя.

Уточняя свою позицию, Михайловский подчеркнул, что он вовсе не призывает к тому, чтобы каждый владел всеми профессиями и занятиями. Формула прогресса "требует не внезапного исчезновения специализаций, а влияния на условия, порождающие эти специализации"; требуется "разрушение условий", вызывающих разделение труда, что во многом достижимо уже сегодня (2, стр.: 210—212). Не должно быть резкой социальной разницы между людьми, что вовсе не отрицает специализацию (техническое разделение труда) при индивидуальной однородности.

Более сложным оказалось разрешение другого противоречия формулы. По логике ее, как заметил еще Лавров, оказывается, что вся история — это регресс, печальный рассказ о том, какой ей не следовало быть, поскольку простое сотрудничество везде погибало. Получалось, что только первобытное общество и было наиболее прогрессивной социальной формой. Однако реальная история показывает, что это все же не так. Необходимость решения этой проблемы привела Михайловского к теории типов и степеней развития.

Сами термины "тип развития" и"степень развития" Ми­хайловский взял у К. Бэра, различие же в их содержании кон­кретизирует субъективный метод. Суть в том, что с победой более высокой индивидуальности, например общества над личностью, степень развития индивида повышается, но тип развития понижается, Идеальный пример — муравейник. Иначе говоря, определенный тип развития может быть выше другого и все-таки стоять на низшей ступени. Скажем, Англия с точки зрения степени экономического развития выше России, нопо типу, тем не менее, ниже. Взрослая собака по степени развития много выше, чем только что родившийся младенец, но по типу развития она неизмеримо ниже. Иными словами, степень развития выражает количественные характеристики какого-либо явления, тип — качественные. В этом смысле применительно к обществу мы и можем сказать — "идеал наш позади нас" (Л. Н. Толстой). "Но идеал все-таки поставлен, возможно приближение к нему, которое и есть истинный путь прогресса. У нас, напротив прогрессом называется вся совокупность отклонений от этого пути" (10, стр. 502).

Михайловский, естественно, нигде не заявлял, что низкий тип развития он предпочитает высокой его степени и не звал обратно к первобытности. Он отвергал; тип современной цивилизации и видел задачу будущего сочетании характерной для первобытности разнородности индивидов с высокой степенью развития. Как и П.Л. Лавров, достижение такого типа развития Михайловский связывал с персоналистическим, или индивидуалистическим, социализмом.