Капитализм организуется: дискуссии в среде марксистов в период между Первой Мировой войной и кризисом 1929 года

 

Последние двадцать лет XIX века характеризуются созданием крупных предприятий и возникновением картелей, ростом влияния банков и финансовых организаций, развитием – различных в различных странах – систем государственного вмешательства в хозяйственные дела. Соответственно в марксистской литературе складывается парадигма, и по сей день составляющая основной элемент любого марксистского анализа капитализма: капитализм свободной конкуренции, концептуально определенный Марксом в «Капитале», повинуясь собственным имманентным закономерностям (иначе говоря, законам концентрации и монополизации), превратился в монополистический капитализм. Развивается, как замечает Гильфердинг, «все более тесная связь между банковым и промышленным капиталом», в силу чего капитал «принимает форму финансового капитала»[495]. Ленин же в свою очередь отмечает:

 

«Экономически основное в этом процессе есть смена капиталистической свободной конкуренции капиталистическими монополиями. Свободная конкуренция есть основное свойство капитализма и товарного производства вообще; монополия есть прямая противоположность свободной конкуренции, но эта последняя на наших глазах стала превращаться в монополию… Монополия есть переход от капитализма к более высокому строю. …Империализм есть монополистическая стадия капитализма»[496].

 

Отразившиеся в приведенных высказываниях преобразования капиталистических структур становятся в теоретических дискуссиях исходным пунктом для постановки целого ряда проблем. В каких пределах продолжает оставаться истинным Марксов анализ капитализма? В какой мере его можно считать устаревшим? В какой мере его следует изменить, а в какой можно развивать дальше на базе его собственных понятийных категорий? Ответы даются самые различные. Именно вокруг этих проблем развертывается «полемика о ревизионизме»[497]. Какое место и значение следует отвести новым явлениям, «гигантскому прогрессу обобществления производства»[498], очевидной в своей вынужденности отсрочке социалистической революции? Какой должна быть революционная стратегия в новых условиях развития капитализма? Во время первой мировой войны и в первые послевоенные годы эти теоретические по своей природе проблемы, содержащие потенциальные политические последствия, претерпевают новое изменение, и интерес сосредоточивается теперь на масштабах новой, иной, чем до войны, расстановки политических сил внутри рабочего класса. Если полемика о ревизионизме или дискуссия о всеобщей забастовке разыгрывались еще в рамках формально единой организации рабочего движения – II Интернационала, то для дискуссий об анализе капитализма и тактико-политических выводах, которые из этого анализа следует сделать, уже нет общего форума: после войны его попросту не существует. Рабочее движение переживает свой исторический раскол на социал-демократическое и коммунистическое течения.

С первой пролетарской революцией, свершившейся в 1917 году, проблемы социалистического развития, политического структурирования общества, пытающегося пойти по пути социализма, становятся вопросами, которые требуют уже не только теоретических размышлений, но и практических решений. Наряду с этим в самих капиталистических странах осуществляются радикальные перемены в организации системы общественных организаций. Так или иначе, но во время войны организации рабочего класса, социал-демократические партии и профсоюзы оказались интегрированными в социально-политическую систему капитализма[499], в рамках которой они образуют отныне своего рода условие функционирования механизма капиталистического накопления, а также легитимации и стабильности буржуазной демократии как процесса классового господства.

Но теперь «революционное рабочее движение» – это уже не только теоретический постулат или жупел для запугивания завсегдатаев буржуазных салонов; оно превратилось в историческую действительность, стало социально-политической силой, влияющей на всемирную социоэкономическую и политическую систему и определяющей возникновение в ней новых функций и механизмов. Такое фактическое положение дел в свою очередь порождает новую дискуссию: должно ли и как должно организованное рабочее движение теперь, когда ему принадлежит более важная роль в политическом контексте социальной системы капитализма, бороться в рамках этой системы или вообще выступать против нее?

Капитализм организуется, преодолевает анархическую конкуренцию и тем самым уменьшает собственную уязвимость по отношению к кризису; одновременно в силу этой своей организации капитализм может регулироваться государством. По-видимому, полагают теоретики социал-демократического крыла, становится возможной экономическая стабилизация, которая позволит заложить основы для развития политической демократии, способной в свою очередь обеспечить условия для мирного пути к социализму, – пути, который будет проходить через демократические институты. Теоретики Коммунистического Интернационала, напротив, утверждают: достигнув своей империалистической стадии, глубокие противоречия которой обнажила мировая война, и особенно после русской революции, капитализм вступил в фазу общего кризиса. Стабилизация уже невозможна; всеобщего и катастрофического кризиса уже нельзя избежать путем мирного завоевания политических позиций власти – сделать это можно только при помощи революционного разрушения капиталистического государства и введения социализма, вдохновляемого образцом СССР.

Эти позиции подразумевают целый ряд проблем, которые нужно внимательно рассмотреть, если мы хотим уловить теоретические новшества, выявляемые при анализе развитого капитализма, понять его противоречия и взвесить вытекающие из этого политические следствия. Во-первых, в каком смысле и до какой степени продолжает оставаться истинной теоретическая модель, по которой развитие капитализма проходит через ряд стадий, этапов, ступеней? Нам придется, следовательно, рассмотреть вышеупомянутую парадигму, в соответствии с которой капитализм с необходимостью переходит от свободной конкуренции к монополии и к государственно-монополистическому капитализму. Во-вторых, каковы те отношения, которые анализ капитализма 20-х годов выявлял между экономикой и политикой, базисом и надстройкой, экономическими закономерностями и возможностями политического действия или политической властью? Третья проблема, переплетающаяся с первыми двумя, связана с самой сутью истолкования кризиса и государственного вмешательства в экономику. Наконец, необходимо рассмотреть вопрос о социальной рациональности. Этот вопрос наполняется особым значением с того момента, когда в капиталистических обществах предпринимаются первые попытки установить политический контроль над экономикой и формируются соответствующие учреждения, а в Советском Союзе – начиная со второй половины 20-х годов – получает развитие широкое движение за рационализацию и осуществляются первые попытки экономического планирования, в соответствии с которым рыночная рациональность подлежит замене политическим программированием.