Глава 2. Что происходит в голове.

«Звёздная система возникает, когда некое пространство разрывается или отделяется. Кожа живого организма отделяет внутреннее от внешнего. То же происходит в случае обода колеса и плоскости. Наблюдая за тем, как именно мы представляем разрыв этого типа, можно начать реконструкцию с такой точностью описания, которая может показаться просто невероятной, основных форм, лежащих в основе лингвистических, математических наук, физики и биологии, мы можем заметить, каким образом законы, известные нам по собственному опыту, происходят из первичного акта разделения»-.

Спенсер-Браун (1979)

«... ни одно из наших объяснений не может быть верным... В определенном смысле конечная правда нам абсолютно недоступна, исходя из того простого вывода, что нам необходимо проделать разрез во Вселенной, для того чтобы вообще стало возможно провести эксперимент. Нам необходимо решить, что имеет для нас значение, а что нет».

Броновски (1978).

«Без своих изобретений как теоретических, так и инструментальных, человек был бы дезориентирован и слеп. Он не знал бы, куда смотреть, и как видеть».

Келли (1969)

«Глубочайшим из всех чувств является то, что должно быть больше».

Харрисон (1986)

В последние годы выражается все больше беспокойства по поводу того, что краткосрочные терапевты мало интереса уделяют тому, что происходит в голове у человека. Идея аналога «черного ящика» критиковалась, как игнорирование того, как клиент переживает свой опыт, что является важным мотивациоиным фактором в способе его реакции на свой мир и принципиальным элементом чувства самоидентификации (Дункан, 1992). Это правда, что краткосрочные терапевты обычно более заинтересованы наблюдаемыми явлениями. Мы полностью согласны с важностью того, что доступно наблюдению и уменьшению количества предположений. Однако у каждого из вас есть мозг, и в нем что-то происходит. Принимая минимальное количество предположений, мы хотим вкратце представить определенные, связанные с этим вопросом, теоретические рамки (связанные, по крайней мере, по вашему мнению). Мы считаем, что они могут помочь понять, каким образом люди придают значение своему миру и разделяют неповторимые «реальности», в которых каждый живет и реагирует как поведенчески, так и аффективно.

Основные операции

Основной единицей любой жизни, кроме жизни на наиболее примитивных уровнях (амеба и т.п.), является нервная клетка, действующая по принципу «все или ничего»: включено, выключено. Решение каждой клетки о том, проводить сигнал или нет, будет зависеть от ее конкретного неизменного порогового уровня возможности, и она не в состоянии передать дополнительные уровни информации другим способом (например, изменением интенсивности реакции), нежели при помощи частоты реакции. Процесс эволюции от низших форм к высшим формам опирается главным образом на постепенное развитие все более сложных и разнородных синоптических связей между возрастающим числом нервных клеток, каждая из которых может просигнализировать только о двух возможных состояниях.

Спенсер-Браун предложил признать самым простым видом деятельности способность различения, которое, произведенное один раз, создает два пространства или состояния, разделенные границей, а каждое пространство или состояние могут быть обозначены (названы) (Спенсер-Браун, 1979). Проведение этой операции подразумевает необходимость существования различия между наблюдателем и полем наблюдения. То, что в некоторой точке создает импульс, проводящий разделение, одновременно определяет, какая часть становится важнее.

Очевидно, что, чем примитивнее форма жизни, тем меньше ей требуется разделений для функционирования в рамках параметров, заданных ее формой: например, различие между «горячо» и «негорячо», «мокро» и «немокро», «холодно» и «нехолодно», «сухо» и «несухо», «съедобно» и «несъедобно», «опасно» и «неопасно» и т.п. Чем сложнее форма жизни, тем вероятнее становится большее количество и однородность различий. Чем сложнее сенсорный аппарат и нервная система, тем точнее и разнороднее будут различия, которые эта форма в состоянии провести.

Конечно, можно провести различия в рамках различий. Например: реакция организма при определении «съедобно» или «несъедобно», будет зависеть от определения того, что близко и что неблизко, усталостью и неусталостыо, голодом и неголодом. Различия, определяющие степень срочности и интенсивности, с которой воспринимаются другие различия, могут вести к организации их в разнородные иерархические системы. Например: интенсивное чувство голода может склонить усталое животное искать нечто, что находится неблизко, но съедобно. И наоборот, сильная усталость может привести к тому, что голодное животное проигнорирует съедобное, но неблизкое. Нечто близкое и съедобное может не вызвать никакой реакции у животного, которое не устало, но и не голодно. Это, конечно, упрощенные примеры, но они иллюстрируют тот факт, что даже при минимальном количестве различий становится возможным довольно сложный уровень восприятия и реагирования организма на окружающую среду.

Размер и способности человеческого мозга, сложность нашего сенсорного аппарата и нервной системы, а также вашей способности к абстрактному мышлению означают, что область и сложность иерархии различий, какие мы можем произвести, становятся бесконечным.

Несмотря на усилия социологов выяснить, какая часть нашего поведения определена генетически, имеет смысл, как нам кажется, говорить об относительно небольшом числе черт. Генетически закодированной является необходимость питаться, обороняться, убегать, если это необходимо, объединяться в общественные группы, необходимость воспроизведения, заботы о потомстве. Кажется, что наша способность смеяться врожденная, часто связанная с нашим ненасытным любопытством к окружающему миру, полному загадок. Этим мы не отличаемся от шимпанзе, которых можно описать аналогичным образом. Разница состоит в том, что из-за наличия большого мозга, по мнению Хомского, у нас есть связи, дающие возможность развития символического языка, и именно с помощью языка мы можем определить и выразить множество миров, начиная с основных и наиболее практичных и заканчивая абстрактными и метафизическими (Хомский, 1972,1975).

Благодаря богатству символического языка, мы можем выражать различия и значения, каталогизировать, интерпретировать и не интерпретировать в постоянно продолжающемся эволюционном процессе конструирования наших реальностей. Мы делаем это с помощью внутреннего и интерперсонального диалога.

Персональные конструкты

Психолог Джордж Келли предложил схему, объясняющую человеческое поведение, основанное главным образом на способности пользоваться разными чертами. «Люди становятся очень точными в определении различных черт, которые для них важнее» (Аргил, 1983). Франселла и Баннистер определяют конструкт, как различие, а не вербальную этикетку.

Келли предлагает ряд определений конструкта. Например: «Конструкт является способом, которым две или более вещи подобны друг другу и, тем самым, отличаются от третьей (или большего количества)».

Во всех своих определениях Келли сохраняет принципиальное понятие биполярности конструктов, оправдывая это тем, что мы никогда не утверждаем что-либо, одновременно не отрицая что-нибудь другое. Не всегда или не часто мы определяем противоположные полюса, однако Келли считает, что смысл нашему миру мы придаем, одновременно замечая подобия и различия. Контраст и придает конструктам их практичность (1977).

Несмотря на то, что ученые не уверены в том, каким образом мы собираем и передаем то, что помним, кажется ясным, что процесс этот охватывает набор стереотипов ассоциаций между сенсорными импульсами. Это, скорее, набор стереотипов, нежели последовательных единичных импульсов, что дает нам возможность действовать на основе ограниченной информации. Доступ к части стереотипа позволяет почти мгновенно понять способ окончания шаблона, основанного на заранее выученных ассоциациях, на группировании приходящих данных в стереотипы, хранящиеся в памяти. (Легко заметить пользу, вытекающую из способности реагировать таким образом).

Петер Расселл (1979) пишет, что каждая «информация записана в обширных, взаимосвязанных сетях. Каждая идея или образ имеют сотни, а может, и тысячи ассоциаций, и связаны с другими многочисленными пунктами нашей сети сознания» (1979).

Пути между ассоциациями, которые постоянно подвергаются повторению, укрепляются. Те, которые используются реже, хотя и не стираются, но становятся, по-видимому, менее важными или «забытыми», так же как забывают тропинку в лесу, пока она заново не будет протоптана.

Когда стереотипы значений стабилизируются, они начинают влиять на селекцию дальнейшей информации. Как считает де Боно: «Схемы выбираются из окружения исключительно на основе их известности, и вследствие этого выбора становятся еще более известны» (1971). Так мы строим иерархию схем различий в срезе различий, которые в дальнейшем будут решать вопрос о том, как мы видим самих себя, мир, какой смысл придаем своему опыту. Структуры, которые мы создаем из этих абстракций, мы будем называть реальностями. Конечно, важнее всего те различия, которые необходимы для сохранения жизни и безопасности. Эта концепция, по нашему мнению, постулирует процесс, похожий на «самую основную» операцию Спенсера Брауна, а также на принцип бритвы Окама об ограничении количества гипотез. Шульц, комментируя влияние Келли на различные теории личности, пишет: «Теория Келли имеет немного общего с остальными взглядами. Он предостерегает, что мы не найдем в его системе много известных терминов и понятий, повсеместно встречающихся в теории личности. После этого предостережения он шокирует нас, демонстрируя, как много из этих терминов отсутствует в его теории: нет неосознанных желаний, раздражителей, влечения, реакции, усиления и, что важнее, мотивации и эмоций» (1990).

Основой теории Келли является принцип, который гласит, что мы придаем смысл ситуациям, используя разнообразные «конструкты»; они создают специфический способ, которым мы делаем различия и категоризируем наш опыт, а также предвидим будущие события. С течением времени все люди вырабатывают наборы различных стереотипов или категорий, которые имеют особенное значение при анализе мира и в процессе реагирования на него. Они отражают весь ваш разнородный жизненный опыт (каким мы его помним и интерпретируем) и наши важнейшие проблемы. Они не только влияют на нашу перцепцию и реакцию на ситуацию, но также на наше видение будущего, нашу подготовку к тому, что, вероятно, наступит. Конструкты существуют в виде теоретических форм, не стоит считать их реальными. Они, скорее, являются интерпретациями объективной реальности, чем размышлением над ней. Они постоянно изменяются. В третьей главе мы рассмотрим проблемы, появляющиеся, когда мы начинаем воспринимать абстракцию в виде реальности. Перцепция определенной личности высоко избирательна и индивидуальна (хотя люди из одной семьи, одного этнического происхождения, одного пола, одной веры, одних политических взглядов и т.п. могут разделять многие конструкты, закрепляя их существующими сигналами и диалогами).

Конструкты можно воспроизвести, попросив, например, изучаемую личность составить список из десяти или пятнадцати человек, значительно, хотя и разным образом, связанных с ней (напр. отец, мать, родственники, учителя, священник, друг, любовник, чужие люди), или список представляет сам экспериментатор. Далее, беря по три человека сразу, ставится вопрос, чем двое из трех похожи между собой, чем они отличаются от третьего. Через некоторое время, по мере создания различных комбинаций, можно составить список предпочитаемых черт. Можно создать систему координат, представляющую измерения, в которых личность проводит различия, оценивая людей. Аргил указывает, что «различие разных людей может быть основано на конструктах, которые относительно легко упорядочиваются и доступны интроспекции через те различия, которые отражают глубочайшие слои памяти опыта, переходя постепенно к уровню наиболее основных и легко упорядочиваемых инстинктов. То, как они будут иерархизированы в данный момент, зависит от контекста. Видя опасность, угрожающую ребенку, определенный человек может, не думая, сделать что-нибудь такое, что в другом контексте было бы невозможно, поскольку может вызвать иррациональную фобию или удивление.

Другими важными величинами, на основе которых мы производим различия, являются величины, посредством которых мы определяем различные категории «их» и «нас», например: семья, племя, раса, пол, цвет кожи, религиозные убеждения, общественный класс и тысячи других, которые могут оказывать глубокое и длительное влияние на нашу жизнь.

«Когда события уже приписаны определенной категории, дальнейшее их наблюдение становится пристрастным... их приписывают поведению даже на основе небольшого количества информации... когда наклеены главные этикетки, трудно будет их изменить или отбросить. Кроме того, если эти общие категории в данной культуре общеупотребимы, они начинают восприниматься, как интуитивно адекватные описанию поведения, хотя в реальности их адекватность не обязательна. Часто оказывается, что, когда человек провел категоризацию или группирует раздражители, пытаясь удержать эту категорию, даже когда факты противоречат этим принципам, он уделяет значительно меньше внимания новой информации, концентрируясь на информации, подтверждающей созданную категорию» (Мишель, 1968).

Иногда доминируют несколько основных величин. Многие другие потенциальные величины могут, в этом случае, подпасть под те несколько, которые воспринимаются более объемными, а после короткого или длительного периода времени может развиться определенная закоренелость позиций и реакций. Например, такие области, как «быть добрым» или «быть злым», общественный статус, интеллигентность, привлекательность, могут значительно измениться, когда их интерпретация происходит сквозь призму такой неизбежной (для нас) сферы как семья, племя, цвет кожи, религия, «быть таким же, как дядя Джек», и т.п. Если взять более тривиальный уровень, повсеместно производимое различие между рыжими и остальными может повлиять на наше отношение к ним. Когда мы находимся под давлением (а то, что мы называем давлением, в значительной мере зависит от нас самих), у нас появляется тенденция сужать свой кругозор до узости правил, признаваемых нами в качестве важнейших для выживания в данной ситуации. Определенные экстремальные политические или религиозные позиции могут действовать, как «черные дыры», в которых целые системы величин могут исчезать без следа под влиянием нескольких доминирующих императивов. Как замечает де Боно:

«Особой опасностью, происходящей из тенденции трактовать все в категориях противоположных полюсов, является опасность расставлять эти полюса так далеко, как это только возможно... Таким образом, каждое различие раздувается до абсолютных размеров. Похожее происходит и в том случае, когда частичное описание принимает на себя функцию целого. Политик может быть признан коррумпированным, женщина развратной, несмотря на то, что такое мнение описывает лишь узкий срез их способов поведения. Если, однако, такое поведение является единственно ярким, выделяющим их, оно будет воспринято, как характеристика целого» (1979).

Шульц обращает внимание на то, что конструкты могут отличаться в смысле податливости к переменам: от конструктов, «которые можно пересмотреть и расширить под влиянием нового опыта», до «совершенно недопустимых», которые не изменяются и не могут быть изменены, несмотря ни на какой новый опыт.

Определенная личность в состоянии уживаться с определенным числом небольших несовпадений, не отказываясь от целого конструкта и не модифицируя его (Шульц, 1990).

Таким образом, познавательная способность, которую можно определить в категориях большего числа независимых величин, доступных процессу различия в каждый определенный момент, может быть сравнена с такими чертами, как гибкость, чувствительность, способность понимать и т.п. Можно также предположить существование целой группы личностных и интерперсональных факторов, связанных с принадлежностью к общественным группам (включая сюда расу и пол), исторических и социополитических, которые будут влиять на длительность определенных, связанных друг с другом групп конструктов.