Борьба католических фанатиков и революционеров во времена правления Жиронды

Период жирондистского правления был отмечен все возрастающим антиклерикальным движением, которое со временем переросло и в борьбу с католической религией. У многих авторов прослеживается мысль, что это широкомасштабное движение спровоцировало само духовенство и в принципе я с ними согласна.

Дело в том, что в это время до сих пор в стране находилось большое количество фанатичных католиков и духовенство, борясь с революцией, не постеснялось увеличить свои силы и численность при их помощи. Под видом религиозных войн они еще больше разжигали конфликты в стране. Особую ненависть духовенство вызвало, предав нацию, свой народ в войне с европейскими державами. Вместо того чтобы объединиться для борьбы с врагами, оно само провоцировало раскол внутри страны. Духовенство предало нацию ради собственных корыстных интересов.

Таким образом, усмирение контрреволюционных сил, особенно клерикалов, стало теперь вопросом жизни или смерти не только революции, но и всей страны. С самого начала войны многие департаменты в качестве первоочередной меры обороны собирали неприсягнувших в главные города департамента, чтобы наблюдать за ними, а в Вандее им было прямо предложено покинуть Францию. Королевское вето не принималось в расчет, его игнорировали.

Участились случаи нападения патриотов на монастыри. В департаменте Жиронды добровольцы устроили самовольные обыски в домах клерикалов и шестерых арестовали. В Дижоне, когда стало известно о том, что священники-эмигранты сражались в рядах неприятеля, патриоты в ночь с 18 на 19 июня самочинно арестовали всех неприсягнувших. [53, с.218]

Поражение на фронтах, измена аристократов и священников вызвали еще большее возмущение. Революционные массы не делали никакого различия между изменниками-генералами и изменниками-клерикалами. Тех и других они считали виновниками неудач на фронтах. После того как 29 апреля французская армия потерпела поражение и отступила, возмущенные солдаты в Лилле убили подозреваемого в предательстве генерала Диллона. Аббат Саладен, известный своими контрреволюционными взглядами, пытался бежать за границу, но был схвачен и казнен. Такая же участь постигла аббата Шаброля в Лиможе, двух священников в Бордо и в других департаментах. Теперь одной из главных задач было подавление антипатриотической деятельности католической церкви.

Особенно активно в борьбе с клерикализмом проявила себя Парижская Коммуна. Еще накануне войны, опираясь на поддержку секций, особенно секций предместий, она развернула кипучую деятельность для спасения отечества. 11 августа по ордерам, выданным Коммуной, начались массовые аресты неприсягнувших и аристократов, подозреваемых в измене. Как свидетельствовал, очевидец, бывший духовник принцессы де Конти Барруэль, когда арестованных вели по улицам Парижа, "глупое, простонародье аплодировало, словно это была закованная в цепи армия Брауншвейгского". [102, с.73] Секция санкюлотов распространила декрет об эмигрантах и на неприсягнувших священников: их жилища были опечатаны. Коммуна запретила всю контрреволюционную печать, а редактор клерикальной "Газеты Парижа", Дюрозуа был по приговору трибунала гильотинирован. 12 августа священникам запретили носить церковное облачение вне церкви на том основании, что оно раздражает народ, который готов "оскорбить всякого, кто ее носит". Коммуна быстро исполнила декрет Законодательного собрания от 18 августа о закрытии последних "очагов аристократизма" - монашеских конгрегации. И обеспечила немедленную эвакуацию монастырей, дабы использовать их под "мануфактуры для занятий трудолюбивых и полезных людей". [53, с.246] 23 (28) августа 1792 г. постановлением Парижской коммуны в соответствии с принципом равенства учреждался единый обряд похорон для умерших²³. Коммуна прекратила выплату жалования всем гражданам, служащим церкви - пономарям, причетникам, звонарям, органистам и так далее. Она вообще стремилась ослабить влияние церкви на гражданскую жизнь. Так, например, нотариусам было предложено во всех деловых бумагах впредь указывать названия не церковных приходов, а секций, в которых проживают договорившиеся стороны.

Когда был принят декрет от 26 августа 1792 г. Парижская Коммуна еще до истечения восьмидневного срока, данного Собранием, в ночь с 29 на 30 августа произвела домашние обыски, арестовав несколько тысяч неприсягнувших. С другой стороны, были департаменты, в которых администрация проявляла благодушие. Так, в Руане скопилось несколько тысяч неприсягнувших из различных мест. Их привлекало сюда благожелательное отношение к ним администрации. Точных данных о количестве священников, подчинившихся декрету об изгнании, нет. Называют цифру в 30 или 40 тыс. человек.

Несомненно, что удаление неприсягнувших священников содействовало укреплению общественного порядка в департаментах. Но значительное количество священников ушло в подполье. Например, в горных районах Жевенны ни один из неприсягнувших не выехал из Франции, скрываясь в горах, в домах у фанатичных прихожан.

В начале сентября в Париже произошло событие, которое жирондисты назвали "сентябрьскими убийствами". Наспех вооруженные патриоты собирались на фронт. Но 2 сентября стало известно о падении Вердена, о мятежах на Западе, поползли слухи о заговоре в Париже, составленном аристократами, имевшем целью выдать столицу неприятелю и истребить всех санкюлотов. Такие угрозы действительно слышались из окон тюрем, где сидели арестованные аристократы и неприсягнувшие, которых никто не судил. В народе давно выражали недовольство медлительностью властей в осуществлении правосудия. Об этом говорил Робеспьер, на это в середине августа жаловался в Собрании и оратор Коммуны, указавший, что если бы победил король, то "1200 эшафотов давно уже были бы установлены в столице и три тысячи граждан поплатились бы головой за то, что осмелились стать свободными". [106, с.185]

И тогда народ Парижа обрушил на врагов свой суровый, беспощадный революционный суд. Жертвой народного террора стали и неприсягнувшие. Надо учесть, что в столице, по преувеличенным данным русского наблюдателя, скрывалось не менее 60 тысяч неприсягнувших священников.

Враждебность народа к неприсягнувшим усилилась 30 августа, когда в Собрании было доложено, что в дистрикте Шатилон духовенство подняло мятеж, в результате которого убито 250 и взято в плен 260 фанатиков. Среди убитых были и священники.

Таковы были обстоятельства, при которых начались сентябрьские события. Некоторые парижские секции - Люксембург, Монтрей, Арси, Гран-Дателье - приняли решение наказать предателей, прежде чем отправиться на фронт. В постановлении секции Пуассоньер прямо говорилось: принимая во внимание опасность, нависшую над родиной, а также "дьявольские ухищрения духовенства", предать "смертной казни всех священников и всех подозрительных, содержащихся в тюрьмах Парижа, Орлеана и других городов". [104, с. 205]

сентября днем 20 арестованных, среди которых было много духовных лиц, препровождали из мэрии в тюрьму Аббатства. Уже по дороге народ пытался расправиться с арестованными, а во дворе тюрьмы их ожидала толпа, жаждавшая учинить суд над священниками. Большинство арестованных было казнено. В течение двух-трех дней в тюрьмах Парижа было предано казни около тысячи врагов, в том числе почти 300 неприсягнувших священников. Среди казненных были архиепископ Арля, два брата Ларошфуко, епископы Бове и де Сен.

Сентябрьские дни были днями наивысшего революционного подъема, как писал Марат, днями "всеобщего восстания". В эти дни решающую роль играли жители предместий. Среди 173 "сентябристов" были слесари, портные, сапожники, столяры, золотильщики, рабочие-поденщики, ювелиры, токари, оружейники, тележники, булочники, горшечники, докеры, зеленщики, возчики, граверы, чеканщики, чулочники, корзинщики, повара, ломовые извозчики - в общем, весь трудовой Париж. [105, с.187]

С этого времени уже начинает звучать критика не только против духовенства, но и некоторых догматов католической церкви. Мощный антикатолические и антихристианские настроения возбудило в стране предложение Камбона. Любопытный адрес прислало Конвенту народное общество коммуны Сутеррен. "До каких пор, - спрашивали авторы письма, - нам придется кормить жреческую клику, нетерпимость и испорченность которой доказаны историей? Духовенство принижено, но оно еще не раздавлено. Трепещите, как бы оно снова не поднялось и не начало действовать с прежним ожесточением". Далее они спрашивали, "возможно ли вообще терпеть религию, которая по самому существу нетерпима?". Они соглашались с тем, чтобы верующие сами оплачивали своих священников, ибо "вполне справедливо, чтобы каждый оплачивал свои собственные удовольствия". Наконец, выражалась надежда на то, что едва ли в наш просвещенный век найдется много глупцов, желающих пользоваться услугами священников, чья мораль действует разрушающе на общественный дух". Все католические добродетели сводятся лишь к "посту, власянице, слепому повиновению и дисциплине". [68, т.2, с.220]

Из этого документа нетрудно увидеть, как поднималась на новую ступень борьба с контрреволюционным духовенством. Местами под влиянием свободомыслящих интеллигентов она уже переходила в споры о целесообразности содержать церковь и духовенство вообще. Уже высказывались сомнения в разумности католической религии. Но подобные проявления непочтения к церкви были еще редки, против Камбона выступили даже самые революционные силы - деятели якобинцев.

Некоторые якобинские ораторы предупреждали, что этот декрет способен вызвать беспорядки, так как "религиозные убеждения народа" священны и незыблемы, а "на предрассудки не следует нападать без необходимой подготовки, с ними надо бороться средствами просвещения". Очень четко высказался по этому поводу Леруа.

Существовал еще один важный довод. 30 ноября комиссары, вернувшиеся из департамента Эндр и Луары, докладывали о волнениях, вызванных дороговизной. Докладчик Бирото сообщил, что толпа заставила их подписать распоряжение о введении твердых цен на яйца и масло, что среди собравшихся было много священников, которые произносили речи от имени народа. При этом выдвигалось требование передела земли, обоснованное тем, что буржуа достаточно долго пользовались всеми жизненными благами, и что теперь настала очередь бедных рабочих. [69, с.66]

Сообщение Бирото встревожило депутатов. Дело в том, что осенью 1792 г. из-за дороговизны народные волнения происходили довольно часто. Беднота захватывала хлебные склады, народные низы требовали борьбы со спекуляцией путем установления максимума, то есть твердых цен на продукты. Эти и другие факты, означавшие обострение борьбы, напугали представителей буржуазии, которые устами своего вожака Бриссо теперь требовали остановить революцию, иначе она "ниспровергнет все". Донесения комиссаров показали, что священники в корыстных целях даже поддерживали в рабочих и бедноте подобные настроения. Легко себе представить, как встревожена, была буржуазия этим сообщением. И она рассудила, что в такое время не следует допустить ни малейшего ущемления религии и церкви, поскольку они всегда стояли на страже порядка в обществе. И в этом духе произнес большую речь Дантон.

Робеспьер в журнале "Письмо к избирателям" доказывал, что предлагаемый проект вреден и политически опасен в настоящее время, когда республика еще не упрочена. Вождь якобинцев доказывал, что религиозные догмы служат "опорой нравственности и тому высокому учению о равенстве, которое Христос некогда преподал своим согражданам", что недопустимо лишить народ, особенно его бедную часть, священников, которых он не в состоянии будет содержать. А в этом случае произойдет самое худшее - бедняки "почувствуют всю тяжесть нужды, отнимающей у них блага жизни, вплоть до надежды". [47, т.2, с.69]

Конвент не согласился с предложением Камбона и, желая успокоить верующих, 30 ноября обратился к народу с заверениями в том, что никто не намеревается лишить его служителей культа.

Якобинцы были правы: даже в столице, где "свет разума" сиял ярче, нежели в провинции, массы не были еще подготовлены к тому, чтобы отказаться от "суеверия". Как бы то ни было, за истекшие месяцы появились зачатки дехристианизации, а былые прочные связи государства и церкви ослабли. Но вот произошло событие, оказавшее огромное влияние на отношение масс к церкви, началось восстание в Ванде.

В начале 1793 г. положение революционной Франции резко ухудшилось. Казнь Людовика XVI послужила Англии предлогом для вступления в войну. Хозяйственная жизнь была расстроена, спекулянты вздували цены, в рабочих предместьях начался голод. И именно в эти месяцы и католическая церковь усилила свои действия против революции.

Неприсягнувшее духовенство, которое не подчинилось декрету 26 августа 1792 г. о высылке, переодетые пастухами, нищими тайно исповедовали и причащали прихожан.

Церковники стремись подорвать обороноспособность государства.24 февраля 1793 г. Конвент издал декрет о наборе 300 тыс. человек в армию. Воспользовавшись тяжелым положением крестьян и недовольством, вызванным декретом о мобилизации, церковь стала побуждать молодых людей к дезертирству и толкать население на мятежи. [111, с.319]

О волнениях, возникших по поводу рекрутского набора, сообщали отовсюду. В Мон-Блане при усмирении мятежа погибли десятки фанатиков, требовавших отмены набора. В Страсбурге вооруженные толпы требовали возвращения короля, принцев, восстановления религии и отмены набора. В Вехней Луаре 2000 восставших отказались идти в армию. Вооружившись, они нападали на патриотов, затем укрылись в горах, намереваясь вызвать гражданскую войну. [85, с.175]

Как явствует из донесений комиссаров, положение на местах было в ряде случаев тревожным, так что они принуждены были принять чрезвычайные меры и, прежде всего, арестовать неприсягнувших. В Финистере и Морбигане были арестованы даже пономари, звонари и прочие служители. Арестованных высылали за границу. Комиссар Конвента Фуше писал из департаментов Нижней Луары и Майенны: "Мы арестовали всех аристократов и священников. Если бы всюду была проявлена такая твердость, рекрутский набор не натолкнулся бы на такие трудности". [110, с.101] В большинстве мест удавалось рассеять сборища, однако иначе обстояло дело в так называемой Вандее. Здесь католическая церковь сумела добиться успеха, спровоцировав гражданскую войну под знаменем религии.

Восстание началось в момент, когда вся феодально-монархическая Европа вторглась в пределы Франции.

Яуже рассказала об условиях, благоприятствовавших антипатриотической деятельности церкви в этих районах. "Деятельность" неприсягнувших была здесь опасной - они призывали к мятежу. Одно такое волнение произошло в августе

г. в Шатильоне, где священники внушили крестьянам, что они должны сражаться за бога, за священников и короля. Крестьянам вручали кресты и распятия, якобы делающие их неуязвимыми. Их уверяли, что если они и умрут, то ровно через три дня, как Христос, воскреснут. Подобными методами удалось увлечь две тысячи человек, которые восстали и захватили Шатильон, учинив погром и избиение патриотов. Среди мятежников было много неприсягнувших священников. При нападении на город Брюссюир они были разбиты, потеряв несколько сот убитыми и ранеными. Генеральный прокурор департамента докладывал: "Главные виновники происшедшего - неприсягнувшие священники. Пленные рассказывали, что перед восстанием их оружие было окроплено святой водой. На многих убитых были найдены молитвенники и четки. Глупые мятежники были убеждены, что это их избавит от всякой опасности". [66, с.240]

В католической литературе существует легенда, изображающая вандейское восстание как "внезапный порыв" народа, привязанного к своей вере, как стихийное движение крестьянства, оскорбленного в своих религиозных чувствах. Что касается дворян, то авторы легенды уверяют, будто крестьяне "силой" принудили их возглавить свои армии. Сама же церковь тут ни при чем, она ведь служительница "бога мира". На самом деле это не так и Виктор Гюго был прав, утверждая, что Вандея - это огромный католический мятеж.

Как уже было сказано, поводом к мятежу послужил набор в армию.10 марта 1793 г. по сигналу в 600 деревнях ударили в набат. Восстание началось одновременно в Мен и Луаре, в окрестностях Ванна и Бреста, в Нижней Луаре, в Вандее, и всюду мятежники были вооружены. Сразу же появился клич: "Да здравствуют священники! Религия! Король! Старый режим! Смерть патриотам!". [68, с.218] Самой активной фигурой в руководстве, "душой" совета был аббат Бернье, жестокий фанатик, автор первого "адреса к французам" от имени Людовика XVII, в котором цели восстания определялись так: "Возвратить и навсегда сохранить нашу святую католическую апостольскую и римскую религию, иметь короля, отца и покровителя нации". Это он настаивал и добился заключения в тюрьму всех оставшихся в живых республиканцев, включай их жен и детей. Когда однажды в плен к вандейцам попало 6 тысяч солдат республиканской армии, то на Совете аббат Бернье первым потребовал их истребления, того же, впрочем, требовали и 11 других священников, среди них епископ Анжера.

По своему характеру мятеж был монархическим и феодальным, но знаменем его был католицизм. Знаком армии вандейцев было изображение "сердца иисусова", увенчанного крестом. С первого и до последнего дня мятежники воевали с тем ожесточением, на которое способен лишь фанатизм. Церковь не просто одобряла утонченные пытки, потрясавшие современников, - она сама показывала примеры издевательства над своими жертвами.

Церковь не только подготовила и спровоцировала мятеж, но и поддерживала боевой дух восставших - отпускала грехи за учиняемые зверства, освящала убийства, подло обманывая простодушных, она внушала им презрение к смерти. Например, верующим показывали трех стариков со шрамами на шее и уверяли, что все они были гильотинированы, но воскресли. В одном месте был инсценирован расстрел "божьего человека". В него было произведено 15 выстрелов, но так как стреляли холостыми патронами, то он, естественно, остался жив. Не приходится удивляться, что вандейцы порой безоружными бросались на пушки и, конечно, тысячами погибали под картечью. Зато они не знали никакой пощады к патриотам.

Пока республика не приняла решительных мер, вандейцы установили свою власть на значительной территории. Современники сознавали, что Вандея несет с собой угрозу реставрации. Например, генеральный совет департамента Луара и Шер в обращении к населению писал: "Если бы вандейцам удался их заговор, вы скоро увидели бы нового деспота на троне; политические и гражданские свободы были бы уничтожены навсегда; десятины, барщина, оброки, феодальный режим снова вернулись бы в порабощенную Францию; бывшие благородные потребовали бы себе свои титулы, а священники - свои имущества, проданные нации". [114]

Именно такие надежды и возлагали на Вандею сторонники власти помещиков и короля. И аббат Мори 23 июня направил Пию VI адрес, в котором намечались совместные, действия. Так как события, по мнению Мори, приближаются к концу, то необходимо, чтобы папа немедленно отлучил от церкви присягнувшее духовенство. Он требовал осуждения безбожной философии и запрета свободы печати; отмены декретов о веротерпимости и возвращения протестантов к тому положению, какое существовало при Людовике XIV. Восстановления всех религиозных орденов и возвращения имуществ церкви; восстановления папы в его владениях в Авиньоне и Венессене; отмены декретов о секуляризации записей гражданских актов, разводах, а также о браках священников.

Вандея содействовала новому; патриотическому подъему. Отовсюду на помощь республике спешили граждане добровольцы. Из дистрикта Вандом 500 человек направились на войну с Вандеей. В департаменте Коррез изъявили желание пойти добровольцами 600 человек, в Соне и Луаре 3 тыс. человек. Своих добровольцев предлагали Конвенту парижские секции. Комиссары Конвента на местах вынуждены были в предупредительных целях арестовывать неприсягнувших. Так было в Тулоне, где 72 священника и дворянина были заключены, в тюрьму. [81, с.68] Строже стал осуществляться декрет 26 августа по высылке. Но этих мер было недостаточно.

и 19 марта 1793 г. Конвент принял декрет, объявлявший вандейцев вне закона и каравший их смертной казнью. Учитывая роль церкви в событиях в Вандее, Конвент в эти дни вернулся к вопросу о неприсягнувшем духовенстве. 18 марта 1793 г. он постановил, что всякий неприсягнувщий священник, подлежавший высылке и, найденный на территории Франции будет предан военному суду и смертной казни в течение 24 часов.23 марта эти меры были распространены и на недолжностных лиц - монахов каноников, капелланов и прочих бенефициантов, которые обязаны были покинуть Францию в течение недели. А 23 апреля был принят декрет о высылке неприсягнувших священников в Гвиану.

Таким образом, антиклерикальное движение набирало силу, но главной причиной выступлений была борьба с церковью и духовенством как с предателями родины, а не проповедниками "вымыслов". Как показали события, в стране, до сих пор, находилось огромное количество фанатичных католиков, которые все с новой силой готовы были бороться за свою религию. Да и революционные массы оставались верными своим религиозным убеждениям. Лишь в единичных случаях из провинций стали поступать адреса с критикой религиозной догматики, но это, на мой взгляд, были выходцы не из народа, а правительственные круги департаментов и таких было немного.