Идейно-художественная организация стихопрозы Андрея Битова «Жизнь без нас»

 

Андрей Битов в своих произведениях стремится к преодолению авторитарности любого рода как в области формы, так и содержания.

Произведение стихопроза «Жизнь без нас» окончательно стирает все границы, сочетая поэзию и прозу, факты и вымысел, философию и критику и умудряясь одновременно быть как искусственно сконструированным артефактом, так и проникновенным признанием в любви. Придуманное же Битовым для этого жанра имя - «стихопроза» - поражает своей новизной.

Стихопроза Андрея Битова писались в эпоху, названную «кризисом романа», когда пересмотру подвергался не только жанр старого романа, но и принципы эпического повествования.

«В последний раз вглядывался я в успокоившиеся черты буяна, и мне казалось, что он, Олег Григорьев, не только польщен, но и впервые в жизни смущен.

Советская власть на своем месте, но и Сережа с Олежкой сделали все, чтобы не дожить до юбилея. И умереть не от этого» [13, 3].

У Битова сливается идейноэстетической оценка и усиление иронического начала в стихопрозе, их нельзя отделять, так как и то и другое является неотделим целым внутри общего метатекста «Жизни без нас». То Битов обращается напрямую к читателю, и в этом тоже отражается авторская нравственная ответственность. В этом позиционировании автора в тексте тоже проявляться определённая стратегия. Можно привести множество цитат для подтверждения этого тезиса. Философичность авторской позиции можно рассматривать через призму жизненного опыта Битова, недаром ведь говорят, что стихопроза «Жизнь без нас» одно из его самых автобиографичных художественных произведений.

«Одного выдающегося геронтолога спросили то, что положено у него спросить, наверно, имея в виду диету и здоровый образ жизни, и он ответил: «Во-первых, следует правильно выбрать себе родителей».

После семидесяти, выйдя наконец на пенсию, мама стала очень решительной старушкой. Всё-таки дитя своей эпохи, мыслила не иначе как в пятилетках. Когда ей стукнуло семьдесят пять, она гордо заявила, что теперь она самая старшая, потому что у нас в роду никто еще этот рубеж не переходил. К восьмидесятилетию она бросила курить, потому что, когда зачем-то полезла на стул, у нее закружилась голова, и это ее насторожило. И только тогда до меня дошло и восхитило: она опять поступила на работу.

Мама всегда гордилась тем, что она профессионал. Теперь ее профессией стала жизнь. Своим стареющим сыновьям она зарабатывала уже не на жизнь, а саму жизнь: способность прожить не меньше.

Как молодой специалист, она не избежала ошибок. Чем немощней она становилась, тем настойчивей отбывала срок. Никогда ничего не попросить и ни у кого не одалживаться - избыточная самостоятельность ее и подвела: каждый день, ставя себе цель и неуклонно к ней стремясь, именно с нее она и начала падать, ломая то руку, то ногу, мужественно выкарабкиваясь и ломая снова.

Так ей исполнилось восемьдесят пять, и она взяла установку на девяносто. Но ее беспокоила нога. Точнее, один на ней палец. Сосуды, возраст… все это пугало. Мама была нетранспортабельна. Если его привезут и отвезут, то он посмотрит, сказал хирург» [13, 1].

Что же может повлиять на жанр стихопрозы? Битовский герой? Битовский герой - человек, который не может отождествлять - себя с действительностью, но по причинам не идеологическим, а из-за чувства изолированности и одиночества. Житейская реальность вызывает у героя Битова скуку или удивление и «неготовность». Это тоже влияет и на жанр произведения: «В коридоре старинной питерской коммуналки зазвонил телефон. Квартира была тиха, как бумага. Я снял трубку - просили мою тетку. Тетка была большой доктор и больной человек, мы ограждали ее от осады бесконечных вызовов» [13, 4].

Ещё одной из особенностей стихопрозы Андрея Битова является то, что он в своих произведениях стремится, как и в стихопрозе «Жизнь без нас» к освобождению от утопий социальных. Использование готовых форм - основополагающий признак такого искусства. Происхождение этих готовых форм не имеет принципиального значения: от утилитарных предметов быта, выброшенных на помойку или купленных в магазине, до шедевров мирового искусства (всё равно, палеолитического ли, позднеавангардистского ли). Ситуация художественного заимствования вплоть до симуляции заимствования, римейк, реинтерпретация, лоскутность и тиражирование, дописывание от себя классических произведений, добавившаяся в конце 8090х годов к этим характеристическим чертам «новая сентиментальность». Это ведет его к «постмодернизации» творчества, когда деконструируется всё, вплоть до христианского представления веры:

 

Хоть здесь не жизнь, в Париже - тоже смерть.

Я не хочу в глаза ее смотреть.

А не смотреть возможно только здесь:

«Нет, весь я не умру…» - И вышел весь [13, 4].

 

Именно о «Жизни без нас» писал в статье «Азбука Битова» автор «Истории культуры СанктПетербурга» Соломон Волков, что «эссе Битова тесно смыкаются с его художественной прозой: тот же ритм, та же музыкальность, «влажность», грустная поэтическая интонация... Как эссеист Битов в России стоит особняком, в этом жанре ему там равных нет” [21]. Эта исключительность стиля Андрея Битова соответствует творчеству писателя и рамкам жанра лирической прозы.

Мы полностью разделяем это мнение; более того, критические статьи, эссе и художественные произведения Битова смыкаются настолько тесно, что их вообще не следует рассматривать в отдельности, подчиняясь тем самым воле их создателя, который часто возвращается к мысли, что между текстами существует преемственность и что она очевидна: «Если определить текст как органическую связанность всех слов, от первого до последнего и каждого с каждым, - размышляет Битов, - то это слегка напомнит самое жизнь, в которой, в принципе, нет ничего отдельного, не связанного со всем прочим», а чтобы воплотить это определение в своем письме, он изобретает новый метод комментирования, позволяющий ему не только соединять написанные в разное время тексты в целостное и непрерывное метаповествование, но и создавать при этом эдакий сверхтексткентавр, для которого не существует границ не только между жанрами, но и между текстами.

Писатель как бы вступает в диалог со всей предшествующей культурой, стремясь преодолеть догматические способы мирооценки и обрести собственную позицию во взглядах на мир и человека. Андрея Битов и есть один из таких писателей. Построение текста общего текста как диалога с читателем часто происходит с вписыванием в этот диалог других писателей, чаще всего классиков через заимствования интертекста. У Битова часто совершается заимствование как приём сопоставления эстетических явлений, порождая диалог поколений или литературных эпох.

Металитература, в основу которой, заложена рефлексия о самой себе, не способна существовать в изоляции, и составляющие ее тексты испытывают потребность в перекличке. Эту потребность осознавали, остро чувствовали и удовлетворяли в своих произведениях писатели, с которыми Битова часто сравнивают, - Набоков, Борхес, Пруст и Джойс. Тому, что Битов разделяет с ними интертекстуальное пространство, можно привести множество доказательств - от цитат, аллюзий и анаграмм до пародий и структурных параллелей, - из которых следует, что Битов в этой почетной компании расположился на равных: «Пусть эта книга называется, ну, скажем, культурфильм. Пусть это будет такой, что ли, культурфильм вроде как у нас бывали на экране: «Аборт», или там «Отчего идет дождь», или «Каким образом делаются шелковые чулки», или, наконец, «Чем отличается человек от бобра». Такие бывают фильмы на крупные современные научные и производственные темы, достойные изучения» [13, 5]. Все вышеназванные писатели, включая Битова, относились к подобным сравнениям по-разному, имея и неоднократно высказывая на этот счет свое мнение. Так, Борхес, например, гордился прочитанными книгами, рассуждая по принципу «скажи мне, какие книги ты прочитал, и я скажу тебе, какой ты писатель», а Набоков, наоборот, не признавался и не желал, чтобы его, как ему казалось, уличали. Начиная с «Пушкинского дома», Битов как в своих романах, так и в эссе, часто размышляет на эту тему, а недавно, в «Полуписьменных сочинениях», сказал вот что: «По существу, все написанное Битовым представляет собой комментарий, обеспечивающий ему возможность построения незамкнутого литературного пространства и помогающий создать иллюзию непосредственного присутствия и участия автора во всем, что в этом пространстве происходит» [82].

Итак, одна из особенностей отечественной литературы двадцатого столетия, хотя, скорее всего, эта тенденция, которая проявится во второй трети двадцатого века, - активное использование непрямой идейно-эстетической оценки, усиление иронического начала, формирующего концептуальность, интеллектуальную и нравственную ответственность, философичность авторской позиции. Это, казалось бы, общее определение литературного процесса всего двадцатого столетия, как нельзя лучше подходит к стихопрозе Андрея Битова.

В стихопрозе «Жизнь без нас» конфликт имеет скорее нравственную и философскую подоплёку. По мнению героя, мир находится в кофликте с ними, мир выталкивает героя из себя. Отсюда мнимость конфликта. Причины же их разные. Причина лирический героя Битова в том, что он чаще всего бездеятелен, порой даже заворожен красотой окружающего мира.