Праздник Святых Апостолов Петра и Павла

Литургия в сослужении шести иереев с проповедью, за причастием, Пантелеймона Сато, продолжавшеюся больше часа; молебен Святым Апостолам Петру и Павлу.

С трех часов выслушивание священников и катихизаторов, до все­нощной, после которой исповедь священников.

Июня /13 июля 1902. Воскресенье

До Литургии крещение взрослых и детей.

С двух часов «Денкёося и-роо (роо-о нагусамуру) гакквай», продол­жавшийся до пяти. Утомил концерт донельзя, при жаре и тесноте, давшей еще больше духоты, в столовой Семинарии. Пели и играли нескончае­мое число духовных и светских вещей, по-японски и по-русски. Форте­пиано было из Женской школы, расстроенное нестерпимо, а мне не сказали предварительно, что надо позвать настройщика. Хорошо опять пели певчие из Коодзимаци, и управлял ими Иван Накасима хорошо. Нестерпимо кривлялись и размахивали руками и всем корпусом Петр Тоокайрин и Никон Мацуда, управлявшие здешними певчими. Лучшая из пропетых статей была серенада Шумана, прилаженная к японским стихам и пропетая нашими семинаристами и ученицами с аккомпане­ментом Алексеем Обара на фортепиано. Вечером выслушиванье свя­щенников и прочее приготовление к Собору.

Июля 1902. Понедельник

Целый день продолжался «найквай»,—частное, приготовительное совещание катихизаторов и священников, происходившее в семинар­ской столовой. В прошлом году на Соборе священники заявили, что многие катихизаторы приходят домой после Собора, неудовлетворен­ные тем, что не успели высказаться вполне, хотя на Соборе обыкновен­но дается полная свобода говорить всем, кто сколько хочет и о чем хочет, лишь бы об относящемся к Церкви. Но многие почему-то не выпускают приготовленный заряд логомахии, а после ропщут. Так пусть же выговорятся. О чем они говорили сегодня, Бог их весть. Я целый день был занят чтением и приведением в порядок прошений и посланий к Собору и прочим подобным.

Июля 1902. Вторник

Сегодня тоже катихизаторы и священники производят «найквай», а я дома готовил статистику, пересматривая и сличая исповедные роспи­си и подобное. Часов в десять получил от Посольства извещение, что в три часа пополудни сего дня Великий Князь Борис Владимирович уез­жает на пароходе «Coptic» в Америку, что все посольские будут прово­жать его; проводы будут частного характера, посланник и члены Мис­сии — в пиджаках; так если я пожелаю — и прочее. Не пожелал. Великий Князь нисколько не пожертвовал на Миссию. Притом же и дела много дома.

Слышно, что на «найквай» много ораторствуют о том, чтобы вытре­бовать от меня больше содержания служащим Церкви. Но где же мне денег взять? Пусть укажут прежде источник. Два депутата — оо. Мии и Комацу приходили просить «для просмотра всем на „найквай" статисти­ческие листы из Церквей (кейкёо-хёо) для того, чтобы их не читать потом на Соборе — только свод из всех листов». Это дело! Сейчас же велел отдать им «кейкёо-хёо». Пять человек приходили из Коодзимаци просить оставить им диакона Павла Такахаси, не переводить к Собору. Отказано Павлу Такахаси; вот уже несколько лет по проповеди ровно ничего не делает, а между тем за ним всегда числятся места проповеди, как и ныне Аояма и Доогензака. Пусть же служит только диаконом при Соборе, проповедывать на его место назначится катихизатор, диако­ном же Церкви в Коодзимаци будет поставлен Яков Тоохей, самый любимый и полезный из тамошних проповедников, которого пора вы­водить в священнослужители.

Вечер проведен в выслушивании отчетов священников. Но прежде того оо. Мии и Морита пришли депутатами от «найквай» сказать, что сделано на совещаниях. Оказалось, что рассуждали дельно и некоторые вопросы решили весьма разумно и к пользе Церкви (например: «служа­щим Церкви не принимать от христиан угощение вином»). О прибавке содержания и не упоминали — значит, отвергнуто было предложение требовать сего; это тоже разумно.

Июля 1902. Среда

Первый день заседаний Собора. После молитвы и речи объявлены выводы из статистических церковных отчетов (кейкёо-хёо), самые от­четы не читаны, ибо вчера всеми рассмотрены были на «найквай». Ока­залось, за год с прошлогоднего Собора крещено взрослых 643, детей 571, всего: 1214 человек; на 305 человек больше, чем к прошедшему Со­бору. За вычетом умерших (279) из числа крещеных, 935 присоединяют­ся к числу прошлогоднего итога (26 310), и оказывается всех православ­ных ныне в Японии: 27 245 человек. Быть может, впрочем, и к этим числам последуют добавления, или изменения в них — так неаккуратны священники в своих отчетах. Всех же служащих Церкви с нынешнего Собора 187 человек всех званий.

Диакон Павел Такахаси объявлен переведенным к Собору, а на его место в Церковь Коодзимаци утвержден катихизатор Яков Тоохей. Ска­зал я, что есть прошение христиан об оставлении Такахаси на прежнем месте, и, отдавая его для прочтения, прибавил: «Пусть прочитают, но наперед говорю, что своего Епископского решения не изменю»; проше­ние и читать не стали.— Прочтены за день все прошения Церквей о катихизаторах. Мы, священнослужители, оставшись одни в Соборе, наметили некоторых для поставления в священники в Хоккайдо, на Сикоку, с переводом о. Игнатия Мукояма на север, ибо сии отцы просят о переводе — климаты не по них в их теперешних местах. Но оконча­тельное решение оставили до завтра. В заключение решили о. Павла Кагета, неудержимо пьющего, перевести в Токио и поместить в миссий- ском доме, о бок со мной, для исправления его, если Бог поможет, от пьянства, Церковь же его поручить о. Борису Ямамура, пока будет по­ставлен новый священник, чего в нынешнем году, однако, не последует.

Вышедши из Собора, застал у себя секретаря Посольства, Траухшоль- да; «Гваймусё» (Министерство Иностранных Дел) чрез него прислало и мне фотографию группы, снятой после завтрака у Великого Князя Бори­са Владимировича в саду приморского Императорского Дворца, где он имел пребывание.— Вчера Великий Князь отбыл в Сан-Франциско на пароходе «Coptic».

Июля 1902. Четверг

До десяти часов собрание священнослужителей. Потом общий Со­бор, избрание Романа Фукуи священником для Немуро, Фомы Маки для Сикоку, диакона Якова Мацуду для Окаяма утверждено; а вызов сюда о. Павла Кагета отменен; оставлен на месте — авось после этой острастки остепенится. После полудня до половины восьмого часа вечера мы, священнослужители, занимались распределением катихизаторов.

Июля 1902. Пятница

До полудня священнослужители пересмотрели распределение кати­хизаторов и кое-что изменили. Потом священники, посоветовавшись между собой, причем я выходил в свою комнату, попросили у меня прибавки жалованья проповедникам, но я им отказал в этом по невоз­можности выполнить просьбу, что явно было из сличения миссийского прихода с теперешним расходом. Зато почти все помощники возведены в катихизаторы, а катихизаторские ученики в помощники, что соединено с увеличением на две ены ежемесячного содержания каждого.

С двух часов мы собрались в Соборе, утвердили распределение, также некоторые другие предложения. Исаия Мидзусима сказал горячую и длинную речь о том, чтобы катихизаторы прекратили протестантские замашки, вроде пересыпания проповедей, даже с кафедры, именами философов да разных других светских авторитетов, вместо текстов Свя­того писания или свидетельств Святых Отцов. Так как материал для Собора истощился, то я, облачившись, начал заключительную молитву, сказал небольшую напутственную речь, благословил собрание, и Собор был закрыт.

Июля 1902. Суббота

Целый день выслушивание просьб катихизаторов о денежной помо­щи, о книгах, иконах, крестиках, облачениях, и отпуск их по домам. После всенощной исповедь священников и диакона Якова Мацуда, завтра имеющего быть положенным в иерея.

Июля 1902. Воскресенье

До Литургии был у меня Стефан Доде и плакал, что берут из Токио диакона Якова Мацуда, назначенного к рукоположению во иереи для Окаяма. Спрашивал: «Нельзя ли как-нибудь переменить это назначение? Все христиане Церкви Сиба приготовили прошение об этом. И он под­писался»,— Но как же переменить, когда Собор распущен, а Мацуда на­значен к рукоположению сегодня? В утешение ему я обещал быть ему собеседником вместо Мацуда; пусть приходит для того хоть каждый день ко мне часов в пять, до шести, когда я обыкновенно свободен.

За Литургией были рукоположены: Фома Маки во диакона, диакон Яков Мацуда во иерея. Сослужили мне шесть иереев.

В три часа в Соборе бракосочетание катихизатора Игнатия Такаку с учительницей нашей школы Екатериною Яги.

Целый день отпуск катихизаторов и отчасти иереев по домам, с бес­конечными разговорами и просьбами их.

Июля 1902. Понедельник

Целый день, с семи часов до восьми вечера, почти без перерыва, отпуск священников и катихизаторов, выслушивание их, удовлетворе­ние просьб, советы, выговоры, впрочем, все благодушные, как при рас­ставании с любимыми людьми. Храни их Бог и помогай им!

Июля 1902. Вторник

Отпуск остальных катихизаторов и священников, разное по Собору. С половины первого часа уехал на похороны маркиза Сайго, на кладбище Аояма. Начиная от принцев крови до простолюдинов, толпа бесконеч­ная. Видно, что любили и уважали его. Похороны по синтоистскому обряду: «ихай», приношенье, чтение панегирика, ветки. Грустно за ду­шу, нет того, что больше всего нужно ей: молитв к Богу душ и всей плоти за нее. Помилуй его, Господи, на праведном суде Твоем.

Июля 1902. Среда

До полудня переводы, с Павлом Накаем, некоторых молитв при руко­положениях, которые доселе читаны были вслух по-русски. После раз­ные дела, связанные с Собором.

Июля 1902. Четверг

Послесоборные обычные работы: переписка в книгу нового распре­деления и прочее подобное.

Июля 1902. Пятница

Утром Надежда Такахаси, начальница Женской школы в Кёото, ныне гостящая здесь, приходила и, плача, рассказывала, «как в Кёото семей­ство катихизатора Иоанна Исохиса интригует против о. Семена Мии и его жены, как тетка Исохиса, его баба и жена — все три злоязычные женщины — стараются возбудить ненависть всех Кёотских христиан к о. Мии и выжить его оттуда, как обижают и расстраивают до слез жену о. Мии, кроткую и миролюбивую женщину». О. Семеоп Мии, по-видимо­му, мало знает обо всем этом, ибо мне хвалил Исохиса и просил оставить его по-прежнему в Кёото. Жаль, что я не знал всего этого до Собора; следовало бы вывести Исохиса на службу в другое место. Очевидно, добра не будет и впредь от пребывания его с семейством в Кёото под ведением о. Мии. Но теперь пока делать нечего. Я внушал Надежде ни словом не вмешиваться во все эти дрязги и терпеливо переносить, если последуют какие-либо злословия, убеждать к тому же и Хариту, жену о. Мии.

Июля 1902. Суббота

Рассылка содержания не бывшим на Соборе и писем о переменах в распределении служащих, произведенных Собором.

Июля 1902. Воскресенье

Литургию, как и всенощную вчера, пели причетники с диаконом Д. К. Львовским во главе, так как семинаристы все разъехались по домам и в Тоносава на каникулы; в Тоносава отправились в прошедший поне­дельник, в числе восемнадцати человек, при гувернере Иоанне Хитоми. Учениц в Женской школе на каникулы остается человек двенадцать, прочие все разошлись по домам.

За Литургией рукоположены: диакон Фома Маки во иерея, катихиза- тор Роман Фукуи во диакона. Служили со мною шесть иереев.

В два часа в Соборе было бракосочетание катихизатора Стефана Акахира с учительницей Женской школы Верой Такахаси, дочерью ка­тихизатора Петра Такахаси.

Не все то золото, что блеснет таковым на первый раз. По рассказу о. Семена Мии о девице Марфе Сато, из Сеноо, она — чистое золото; о. Игнатий Мукояма прибавил значительную долю лигатуры; а ныне оказывается, что она и медь-то плохая. Уже во время разных толков при распределении катихизаторов выяснилось, что девица сия, жаждущая монашеской жизни якобы, влюбилась в катихизатора, который служил в Окаяма и Сеноо, Лина Такахаси, и никак не хочет отстать от него. Из Кёотской Женской школы она ушла.

— Так пусть она поступит на год сюда в Женскую школу — советовал я Лину Такахаси.

— Не пойдет. Она за мной уйдет в Оби (куда он ныне назначен).

— Этим она опозорит себя и тебя. В таком случае вам лучше повен­чаться теперь же, хотя ты еще так молод для свадьбы, тебе только двад­цать три года, и здоровье у тебя ненадежное. Вам так нужно бы подо­ждать, чтобы укрепиться во всем.

— Родные ее никак не позволят ей выйти за меня, они еще язычники; да я и сам не хочу жениться так рано.

Наказал я Лину всячески убеждать Марфу жить дома, никак не увязы­ваться за ним, а ждать времени законного сочетания с ним; и с этим отпустил его на отбывку домой, на его родину, в Тооно, на севере Нип­пона; дней через десять он имел вернуться оттуда и прямо направиться в Оби, на юг Киусиу, в новое место своего служения.— Но вчера получил от него, из Тооно, длиннейшее письмо, которым он пространно изъяс­няет, что Марфа Сато с ним там, в Тооно, что они бесконечно любят друг друга, желают соединиться законным браком, просили уже о том о. Петра Ямагаки, священника в Мориока; он согласен перевенчать их; просят они на то моего разрешения.— Оказывается, значит, что в то время как я изощрялся в снабжении его «благоразумными» советами, а он так «смиренно» слушал и принимал их, она уже жила здесь где-то, в Токио, приготовленная к побегу с ним на его родину, и во всем он слушал ее, а не меня. Но зачем же так притворяться и лгать? Он мог бы всем показать ее и прямо заявить, что желает повенчаться с нею; пре­пятствий к тому никто бы здесь не мог поставить ему, с церковной стороны брак был бы совершенно законный. И ныне — зачем им мое разрешение? А вот зачем им надо впутать мое имя в свое дело: чтобы сказать родным Марфы Сато: «Епископ велел нам повенчаться, мы не могли ослушаться его, мы не виноваты, что так вышло» и так далее. Родные ее грозятся лишить ее имущества, если она выйдет за Лина Такахаси, подать на него в суд за это, так вот и имя Епископа таскалось бы по судам, и на него, и вместе на Православную Церковь изливалась бы ненависть и злоречие ее родных и других зложелателей Христианст­ва. Не будет же этого; я ответил телеграммою: «Получи согласие родных (синзоку но юриси о торе)». А что родные намерены судиться, об этом говорила начальница Женской школы в Кёото, Надежда Такахаси, ко­роче узнавшая Марфу Сато и ее обстоятельства во время ее краткого пребывания там в школе; говорил и о. Игнатий Мукояма, уверенный, что родные Марфы поднимут немалую страшню и обольют злоречием Православную Церковь в Окаяма и Сеноо (смотри страницу 673).

Июля 1902. Понедельник

Отпуск нескольких, оставшихся по делам, катихизаторов и о. Петра Кавано, священника с Киусиу, который, впрочем, отправился прежде в Мито посетить родных своей жены, которых не видел двадцать лет.

Занятия в библиотеке по внесению в каталог новых книг.

Июля 1902. Вторник

Вписывая сегодня утром в библиотечный каталог из пришедших не­давно книг: «Руководство к производству познаний и следствий о про­ступках священнослужителей», составленное Луканиным, и «Руководство для духовных следователей» и прочих Вруцевича, и не думал, что так скоро эти книжки пригодятся для собственного употребления. В то вре­мя, когда я вписывал, уже дожидались меня пришедшие тоже очень рано христианки из Церкви Коодзимаци, депутатки всех, якобы, тамошних христианок, с прошением на их священников оо. Павла и Алексея Сава- бе. Когда сказали мне, я пришел к ним, прошение не принял, ибо видел, что это — повторение действия на днях бывших оттуда же христиан, просивших об оставлении в Церкви Коодзимаци диакона Павла Такахаси, а дал наставление христианкам заниматься своими делами и не вмеши­ваться в дела управления Церкви. Наставление было мягкое, резонное за чашкой чая; они ушли успокоенные, хотя, по-видимому, не совсем урезоненные. «Скажем обо всем мужчинам»,— промолвила одна из них, прощаясь. Не знаю, сказали ли, но, видно, это был авангард. Сейчас же после полудня явилась толпа мужчин из Коодзимаци:

— О чем? Не опять ли о диаконе Павле Такахаси? — спрашиваю.

— Нет. О церковных делах,— отвечают.

— В таком случае поговорите прежде с вашим священником, а он скажет мне,— и раскланялся с ними.

Но ко мне входили и выходили другие посетители, тоже по делам; те, догадываюсь я, ждут чего-то; стук выколачивания трубок то и дело слы­шится из японской приемной. Выхожу к ним опять.

— Чего ждете, братья?

— Церковное-то дело и есть о наших священниках, как же мы будем говорить с ними?

— Не просите ли вы о перемене их? В таком случае напрасно хлопо­чете. Вы сами избрали этих священников и испросили их. Служат они хорошо; может быть, не вполне так, как вам хочется, но и причин к их удалению не подают. Итак, возвращайтесь к своим делам.

Суют в руки прошение — толстую тетрадь.

— Это я прочитаю и, если найду в чем исправить вашего священника — о. Алексея Савабе, конечно, исправлю, но переменить его ни в коем случае не соглашусь. Он — избранник вашей Церкви, и, без сомнения, еще большее число христиан не желают его перемены.

— Все желают.

— Это только так говорится, а поверишь этому, попадешь в беду еще пущую — знаю по опыту.

Уклонившись в свою комнату, я прочитал прошение; есть пункты очень компрометирующие о. Алексея Савабе, например, будто он раз­глашает то, что узнает на исповеди (что невероятно), будто утаивает церковные суммы и обращает их в собственную пользу (что требует тщательной проверки), будто положил за панихиду в Церкви одну ену, дома — еще больше (что, конечно, окажется сказкой, ибо дошло бы до ушей моих еще раньше), что занимается пересудами, злословием, что в порывах гнева ругается во время богослужения. Но есть в прошении вещи совсем неосновательные, например, будто по злобе его удаляется ныне диакон Павел Такахаси из Коодзимаци, тогда как он берется отту­да решительно по моей мысли; будто сто тридцать ен, пожертвованные с русского военного судна на Церковь в Коодзимаци, неизвестно куда издержаны о. Алексеем, а я им показал эти деньги, возросшие уже до ста семидесяти ен, как хранимые мною в банке, по поручению о. Алексея — вперед до церковной нужды.

Вновь я вышел к ним и сказал, что произведу точное расследование и во всем, в чем нужно, постараюсь исправить о. Алексея. Если он не исправится, тогда они будут иметь более оснований просить о перемене священника — ныне пусть больше не просят о сем. Затем укорил их за непочтение к о. Павлу Савабе, первому христианину и первому священ­нику, очень много потрудившемуся для распространения Христианства в Японии. Пусть он живет ныне на покое, как заштатный (инкё), но пусть пользуется почетом и любовью за прежнюю свою службу.

Сделав еще другие соответствующие наставления, я с миром отпус­тил их, вовсе, однако не умиротворенных, несмотря на все их улыбки, что я видел их желания придраться к каждому моему слову и затеять вновь объяснение.

Теперь надо произвести следствие об о. Алексее Савабе.

Среди вышеозначенных дел получил уведомление от посланника, что «завтра, на крейсере,Адмирал Нахимов", прибудет в Йокохаму Ве­ликий Князь Кирилл Владимирович, пробудет в Йокохаме около пяти дней, сохраняя полное инкогнито, и ему не будет сделано никакой офи­циальной встречи — посланник с членами Посольства отправятся на судно встретить его; судно, однако, неизвестно в каком часу встанет на якорь». Я ответил благодарностию за уведомление и изъявление уверен­ности, что «Его Высочество совершенно не заметит, если я не обеспокою Его собою». Это совершенно соответствует прощанию с его Высочеством четыре года назад.

Июля 1902. Среда

Не перестают письмами и телеграммами требовать разрешение на брак Лина Такахаси с Марфой Сато. Потому ответил сегодня краткой телеграммой на имя о. Петра Ямазаки: «варе-нива сасицквай паси» (с моей стороны препятствий нет). О, Петра они уже выписали в Тооно для совершения бракосочетания. Брак этот ни в чем не противен ни церковным, ин гражданским законам; по японскому гражданскому зако­ну, девица двадцати лет свободно может выйти за кого хочет, а Марфе двадцать второй год.

С восьми часов до полудня с о. Алексеем Савабе разбирал прошение христиан против него. По каждому пункту обвинения выслушивал его подробное объяснение. Взял с него крепкое обещание: впредь не нару­шать благочиние богослужения гневными вспышками на чтецов и пев­цов, говорить поучения в Церкви и по домам, посещать христиан и вести с ними религиозные, а не светские беседы, избегать пристрастий и тому подобное. Некоторые обвинения оказываются вздорными, или ложными; как я и ожидал, например, будто панихида у него по одной ене. Завтра еще принесет показать свои приходно-расходные записи, которые, по его словам, в полной исправности.— Из девяноста печатей под прошением сорок шесть оказываются принадлежащими женам и детям подписавших; из остальных — половина лиц, охладевших до не- хождения в Церковь; и только двадцать шесть печатей и подписей лиц, о которых о. Алексей отозвался, что они хорошие люди и христиане.

— А на вашей стороне найдется ли столько лиц? — вопросил я. Молчит.

— Ну назовите хоть несколько христиан, которые бы сказали: «нет, не отпустим от себя о. Алексея».

Сколько ни напрягал своего воображения о. Алексей, и двух-трех лиц не мог подобрать. Итак, мое желание выслушать и его доброжелателей останется почти тщетным.

После полудня явились ко мне три молодые катихизатора из Церкви о. Алексея. Я обрадовался; думал, вот помощь ему. Увы, совсем не то! Изъясняют они:

— Утром сегодня призвал нас к себе о. Павел Савабе и велел идти по христианам и уговаривать их стать за о. Алексея,— просить не перево­дить его из Коодзимаци-кёоквай, чего добиваются некоторые. Но мы считаем, что этим больше бы испортили дело. Недовольство оо. Павлом и Алексеем общее и давнее; нынешний перевод любимого христианами диакона Такахаси из Коодзимаци-кёоквай только взорвал мину, давно готовую к тому. Наше вмешательство произвело бы лишь больше толков и озлобления. Итак, мы пришли спросить, что нам делать.

Я одобрил то, что они приехали сюда, и воспользовался случаем развить и дополнить следствие. В пользу о. Алексея и они ничего не нашли сказать, сколько я ни расспрашивал их, а диакона Павла Такахаси одобрили как хлопотуна, готового всем помочь, и примирителя враж­дующих.

Сегодня разосланы остальные официальные письма по Церквам, которые касаются произведенных Собором перемен в священниках и катихизаторах.

Игнатий Мацумото принес отпечатанную первую книжку перевода Церковной Истории Смирнова, давно всеми ожидаемой. Прибавил к его жалованью (двадцать ен в месяц доселе) пять ен; хорошо трудится и беден — должен содержать жену, детей и мать.

Павел Хосои, катихизатор, переведенный из Оодате, на север, в Ооисо (Идзу) пришел, по пути на место службы, с женою, которая еле двигается и еле жива от женской болезни, истощившей ее. Велел поло­жить ее в женский госпиталь, по полторы ены, если не больше, в сутки придется платить, а что будешь делать? Как не пожалеть?

Василий Ямада, начальник «Сейнен-квай», приводил познакомиться молодого ученого, только что кончившего Университет, избравшего своим специальным занятием изучение русской истории и приступаю­щего для того к изучению русского языка. С ним был молодой этнограф Като, скоро отправляющийся в Россию.— Далеко ли пройдут? Не оста­новились бы в начале пути, как многие другие, доселе начинавшие.

Июля 1902. Четверг

Утром посланник А. П. Извольский извещал, что у него сегодня в двенадцать часов завтракает Великий Князь Кирилл Владимирович, пригласил и меня к завтраку. Великий Князь был очень любезен, спра­шивал о Миссии, но в разговоре, за столом, выразил крайнее сомнение, чтобы христианство водворилось в Японии. С ним было много офице­ров с «Адмирала Нахимова», на котором Великий Князь состоит ныне в качестве первого лейтенанта.

У меня с судна был священник о. Александр, не иеромонах, а вдовый, бойкий и умный, по-видимому; с ним — офицер Петр Михайлович Сер­геев, старший брат которого, воспитанный в светских заведениях и семь лет состоявший на светской службе, бросил свет и сделался мона­хом. Оба с интересом расспрашивали про Миссию, изъявляя крайнее удивление, что она существует, то есть не имели о ней прежде ни малей­шего понятия (а еще сахарят некоторые свою речь комплиментами: «О вас знают в России». Знаем мы, как знают; вот наподобие сих визите­ров).

В восемь часовутра о. Алексей Савабе явился с своими приходно-рас­ходными книгами, которые — не в большом порядке, записи спутанные и сбивчивые; по более подробном рассмотрении окажется, все ли в них записано, что должно. Сегодня некогда было этим заниматься: день расчетный,— постоянно входили и выходили.