После того, как темнота - за долгую историю города впервые - абсолютная, спустилась на улицы, возле анджелы промелькнула бесформенная хищная тень.

Предательство

Нэлли откупорила свою миллион первую бутылку красного сладкого вина. Всеобщая паника никак не касалась её. Шторы были намертво зашторены тёмными занавесками, тихо играла музыка, шумела вода в раковине. Ни одной грязной тарелки не было, но груда грязных бокалов и бесконечные бычки завалили весь кухонный стол. Её муж мёртв, её парень исчез, её сын в больнице, её подруга давно покончила с собой, её домработница сходит с ума, её наркотики заканчиваются, она не помнит, кто её отец и кто её мать.

Проходя по узким коридорам дома, который когда-то, когда цивилизованные люди только начали строить здесь жизнь, являлся двухэтажным рестораном - отелем, она вглядывалась в стены. Она шла так же, как давно, только заселившись сюда: мятое фиолетовое платье, мрачно спадающее трикотажными комками до щиколоток, такое же, как и у всех старших сирот в Ингалле, крепкая сигарета в одной руке, бокал с дешёвым вином в другой. Ни одна лампа не работает, всё вокруг мертво, кроме тихо мурлычущего проигрывателя, доедающего батарейки. Темнота, колющая глаза, комьями залепившая потолки и углы, скрипучие половицы, неистребимый запах тяжёлых духов, стены будто запомнили грязные, а порой и жуткие акты любви смешанной с ненавистью, стоны боли и удовольствия. Пятна крови не смывались с паркета и во многих комнатах тёмные разводы были просто и наивно прикрыты весёлыми коврами, на стенах завешены картинками, но воспоминания нельзя завесить вырезкой из журнала или детским рисунком сына.

Луч света казался неприятным в конце длинного коридора, идущего вверх, к круглому залу, бывшей каморке разврата, ставшей складом ненужного семейного хлама, сломанных игрушек, шмотья из которого Мэттью Рангски вырос уже много лет назад. Мои детские шмотки и мои старые игрушки... пять минут назад Нэлли обошла весь дом и закрыла все двери. Мало того, она заглянула в каждую комнату и занавесила все окна. Женщина шла бесшумно, вслушиваясь. Подходя к двери, она услышала шаги за своей спиной, но там никого не было. Казалось, будто кто-то прячется под потолком в лоскутах паутины и пыли. Топот повторялся снова и снова в разных направлениях, лёгкие, почти невесомые быстрые шаги, тяжелее, чем кошка, но легче, чем человек. Нэлли ускорила шаг и быстро пошла к полоске света, к приоткрытой двери. Кто-то следил за ней, она чувствовала и потому ёжилась, кутаясь в плед, неаккуратно наброшенный на плечи. Дрожащая рука протянулась к отполированной дверной ручке и толкнула дверь вовнутрь. Комната была залита искрящимся солнечным светом, жгущим глаза, привыкшие к темноте. Почти на ощупь Нэлли пошла к окну, задёрнуть тёмно-синие занавески, постепенно привыкая к свету.

За правой занавеской руки натолкнулись на что-то твёрдое, оно качнулось за тканью. Нэлли слегка подтолкнула это "что-то" ещё раз и оно закачалось из стороны в сторону, как балласт на воздушном шаре, это было что-то большое и тяжёлое, завёрнутое в занавеску. Женщина стала разворачивать штору, прищурившись вглядываться, пытаясь понять, что там. Неожиданно, за очередным витком ткани пальцы запутались в чьих-то пепельных волосах, показался подол длинного тёмно-бежевого платья и ноги находящиеся в полуметре от пола, обутые в чёрные туфельки. Показались обоссанные колготки. Нэлли резко сорвала с окна штору. Сью, домработница, служившая дому уже около тридцати лет, открыла посиневшие опухшие губы, неподвижные глаза вываливались из глазниц, голова неестественно откинулась назад, плечи были уродливо сдвинуты в поклоне грудной клетке. Шершавая верёвка была привинчена к крепким багеткам, практически впаянным в основание дома. Сью так ещё и раскачивалась в воздухе. Руки её были связаны за спиной, ноги перетянуты жгутом. Помимо прочего у Сью был вспорот живот и из него торчали какие-то жжёные бумаги. Нэлли стошнило.

Глаза привыкли к свету, но Нэлли никак не могла отойти от шока, когда дверь в комнату громко захлопнулась. На пороге стоял мужчина средних лет. От него исходило само естество властности и жестокости. Он откашлялся и достал из кармана блокнот.

- Вы Нэлли Рангски? - будто ни в чём не бывало спросил незнакомец.

Нэлли, моя мама, кивнула.

- Где на данный момент находится ваш сын? - холодные интонации ни разу не дрогнули.

- Я не знаю, - сказала женщина и сделала два шага в сторону, жест испуганного человека.

Будто начиная какой-то огненный танец незнакомец тоже сделал два шага, только к ней. На лице застыла улыбка.

- Я личный психолог вашего сына, меня направили к нему из Ингалльского университета, - поспешил сообщить он, - вам правда стоит рассказать, где он, что с ним, как он себя в последнее время вёл, с кем общался...

Нэлли косилась на изуродованную Сью, от наступающей снова тошноты дыхание стало тяжёлым и частым.

- Зачем вы убили её? - дрожащим голосом спросила женщина и прижалась спиной к больнично-зелёной облупившейся стене. Под тёплыми ладонями скорлупки краски посыпались на пол.

- Кто же сказал вам, что это сделали мы? - ответил мужчина вопросом на вопрос, - подозреваемых много, город переполнен джентри, у вас есть враги, у вас большие проблемы с законами вашего города, ваш сын, да и вы тоже - наркоманы, - он помолчал несколько секунд, - так почему же в кругу подозреваемых я – номер один?! Я так же могу подозревать вас самих.

Нэлли пыталась найти глазами что-нибудь тяжёлое, чем, в случае можно обороняться, но комната была пуста. Незнакомец медленно подошёл вплотную к комку страха и истерики, положил руку на плечо моей мамы и представился.

- Нэлли, солнышко, - Фараон, Сморф Хен, грубо провёл пальцами по нервно пульсирующей жилке выше правой ключицы, - вы же понимаете, что лучше было бы просто сказать мне, по какой же это такой причине вашего сына нет дома уже двое суток?

- Я не знаю, он довольно самостоятельный, - это уже нельзя было назвать словами - несвязный лепет, - я не слежу за ним, начиная со смерти его отца...

Сильные пальцы Сморфа сомкнулись на её шее, и острые ногти впились в затылок. Нэлли не хотелось кричать, не хотелось вести себя по-другому, ей хотелось только убежать, спрятаться и никогда больше не вылезать оттуда, исчезнуть и не высовываться, хотелось курить, хотелось вина, темноты, привычного одиночества. Острой коленкой она попыталась ударить Фараона в живот. Он улыбнулся ещё сильнее и с силой бросил её на пол.

- Я думал мы всё-таки сможем договориться, - с театральным разочарованием помотал головой этот урод.

Нэлли подвернула ногу и не могла нормально встать. Сморф подошёл к ней спокойной, чёткой походкой и опустился на колени. Нэлли увидела на его бедре кобуру из светлой кожи.

- Когда лошадь ломает ногу, - сказал Фараон, извлекая старинный кольт, - она становится бесполезной. Она больше не может жить. Потому её добивают.

Холодное дуло уткнулось в поледеневший висок.

- Он в больнице.

"Он в больнице", сказала моя мама. "Не убивайте меня", всхлипнула она и повернула голову так, чтобы удобно было обхватить алыми губами дуло оружия, чтобы легче было положить слабые руки на сильную шею.

- Нэлли, - ласково сказал хладнокровный убийца, - Вы не угостите меня парой стаканов старого доброго вискаря?

Сильный ветер, бьющий в открытую форточку, качал тело Сью то вправо, то влево, но её тихое присутствие никого не смущало. Нэлли стояла на коленях и целовала перепачканные уже сотню раз кровью кисти рук мужчины. По полу были разбросаны пустые бутылки из-под виски, вина, абсента, на подоконнике пара белоснежных дорожек. Немного дёрганными руками она расстёгивала ремень, зубами потянула вниз собачку на ширинке. Сморф намотал длинные светлые волосы на кулак и ткнул Нэлли лицом в неестественно тёплый пах. Она безвольно поддалась, высунув мягкий розовый язык, обняв худые ноги убийцы, жадно облизывая затвердевшую плоть. Детдомовское платье уже давно растянулось и комьями ткани спало с бледных плеч, обнажив напряжённую грудь, впалый живот, покрытый маленькими, почти незаметными язвочками некроза кожи. Во рту появился горьковатый вкус, напоминающий вкус парацетамола и глицина, напряжённый орган в заполненном жидкой слюной рту аритмично запульсировал и расслабился. Нэлли сглотнула и по-шлюшески улыбнулась.

- Мне хочется ещё, - сказала она, вцепившись в дорогие джинсы, проводя языком по пряжке на ремне.

- Тогда я тебя попрошу об одной услуге.