Управленческая деятельность как реализации властной установки на управление

 

В истоках менеджмента лежит властное отношение, то есть основанное на силе отношение господства и подчинения. В наиболее простых исторических формах это господство одних сообществ над другими выражалось в том, что сильный приходил и жег, убивал и грабил слабого, прославляя свой подвиг в меру поэтических способностей. Первые походы татаро-монгол на города Руси носили именно такой характер. Но систематически вырезаемое население невозможно грабить раз за разом, а потому наряду с уничтожением и выжиганием сильный мог переходить к политике обложения регулярной данью запуганного населения – выгоднее постоянно стричь барана, нежели его резать, особенно если баран против этого не возражает. Устойчивая связь с объектом власти делает эту связь относительно сложной. Властный субъект начинает нести своеобразную ответственность за воспроизводство того, кого стрижет, будучи заинтересован в его умножении, в определенном порядке в стаде и даже своего рода его процветании.[34] Такое «воспроизводственное» отношение власти к своему объекту назовем властной установкой на управление объектом власти. Эта сложная грамматическая конструкция выражает тот факт, что собственно управленцы и структуры управления появляются в ответ на появление воспроизводственной установки власти в качестве механизм ее осуществления. А именно, воспроизводственная ответственность власти реализуется посредством рекрутирования из эксплуатируемого объекта определенной прослойки, которой делегируются функции наведения нужного для власти порядка и регулярного сбора дани, тогда как власти остается лишь обеспечение защиты этого слоя. В подвластных татаро-монголам русских городах появлялось самоуправление, казалось бы, подобное западноевропейскому, а именно проводились выборы местного главы, главной задачей которого, однако, оставался сбор податей для власти и поддержание порядка, который бы обеспечивал процесса сбора дани – борьба с уклонистами и другими противниками власти. Пришедшая на смену татаро-монголам родная царская власть сохранила это устроение, лишь расширив требования к такому городскому самоуправлению. (Интересна в этом отношении история старообрядчества, не признававшего царской власти и всех его институтов и имевшего собственные «безвластные» модели самоуправления в территориальных общинах. Показательна также оппозиция католического и протестантского механизмов церковного устройства, где протестанты покончили с властной католической иерархией.[35])

 

Обратим внимание на то, что Власть заинтересована прежде всего во внешнем «продуктном» выходе, который производится объектом власти, тогда как управление, отвечая за этот выход, имеет дело с его внутренним устройством.

В этом простом модельном примере, интересном для нас механикой порождения управления, объект власти имеет естественное происхождение, будучи затем модифицирован управлением, которое навязывает власть для того, чтобы превратить этот объект в инструмент решения собственных задач. Значительно большее распространение получили модели, когда нечто создается властью как бы заново, в качестве искусственных управляемых инструментов с целью, опять же, решения собственных задач. Так, средневековые русские города создавались в том числе самой властью в качестве засечных военных поселений, призванных защитить Русь от набегов степняков. И здесь уже действовала военная система управления без намека на самоуправление. Властно-управленческую модель можно проследить в деятельности Советской власти, которая создавала новые промышленные города ради производства военной продукции, потребной для достижения глобальных замыслов. Искусственное порождение властью систем с управлением как инструментов достижения собственных целей – универсальный процесс. Древний Рим, грабя и уничтожая соседние народы, в качестве основой модели использовал вывод покоренного трудоспособного населения в сельскохозяйственные латифундии в качестве рабов. Организация латифундий, организация управления в них в малой степени сохраняла естественные механизмы воспроизводства сельских общин и была искусственной конструкцией с очень узкой, целенаправленной в интересах власти функцией – так, воспроизводство трудового ресурса осуществлялось не столько за счет естественного прироста населения, сколько за счет привоза новых рабов. (Подобная организация сельскохозяйственного производства была вполне эффективной, если иметь ввиду, что в Соединенных Штатах она сохранялась вплоть до 19 века.) В отличие от цеховых ремесел, искусственными являются капиталистические производства, порожденные властью собственников с целью получения прибыли.

Модель овладения властью «естественными» образованиями ради решения своих задач и выращивания в них для этого управленческих структур, и модель искусственного создания властью инструментов с управлением отличаются механизмами порождения, но их результат оказывается тождественным: власть создает нечто как собственное средство и членит инструмент на управляющую и управляемую подсистему таким образом, что управляющая подсистема решает ее, власти, задачи. Следовательно, мы можем говорить о единой – властно-управленческой модели управленческой деятельности.

 

Комментарий Тем более, что между нашими двумя моделями нет непроходимой границы, и они вполне способны совмещаться. Забегая вперед, в начало ХХ столетия, посмотрим, как Ф. Тейлор, один из родоначальников менеджмента, выстраивал достаточно сложную управленческую систему, отталкиваясь от процесса поэтапного членения, казалось бы, простейшего рабочего процесса. Тейлор видел свою задачу (как я понимаю, лежащую в плоскости властных целей) в повышении эффективности труда рабочего, а для этого разбиения процесса труда на этапы и повышении эффективности каждого из них. В принципе, если бы рабочий был заинтересован в эффективности своей деятельности и прилагал бы для этого усилия, опирался на те или иные знания и проводил соответствующие исследования, то он мог бы вначале проанализировать свое орудие труда на предмет его адекватности стоящей конкретной задаче и последующего улучшения (Тейлор приводил в пример землекопа, орудием труда которого служила лопата), затем подумать над наиболее производительными приемами работы, спланировать эту работу, отслеживать и соблюдать оптимальный темп своего труда. Возможно, что наш землекоп мог бы совершить все эти процедуры – будь он собственником продукта своего труда. Однако Тейлор имеет дело с наемным работником, который, по словам Тейлора ленив, жаден и туп, а потому нуждается в стандартизации, оптимизации и нормировании трудовых операций и в последующем контроле над их исполнением. А также, учитывая его жадность, в материальном стимулировании. Тейлор закрепляет каждую из функций за отдельным управленцем, в результате «каждый рабочий ежедневно получает указания и необходимую помощь от восьми узко специализированных непосредственных руководителей. Из восьми функциональных мастеров непосредственно в цехе должны находиться только четверо: инспектор, мастер по ремонту, мастер, устанавливающий темп работы и бригадир, а остальные – в специально устроенной «плановой» комнате заниматься соответственно маршрутизацией, подготовкой карточек, инструкций, отчетами о затрачиваемом времени на производство продукции, вопросами себестоимости, производственной дисциплиной и т.д.» [36] Особую роль Тейлор отводил функции планирования: «Мастерская и вообще весь завод должен управляться не столько директором-распорядителем, управляющим или начальником мастерской, сколько плановым отделом.» [37]

Таким образом, управленческая структура небезразлична к управляемым процессам и в каком-то смысле вырастает из них. Но при этом существенно модернизирует данный процесс, в частности, оптимизирует его с точки зрения властных интересов.