Медиативность (информационность) «еврейской циви- лизации» (ЕЦ).

Оксюморонность ЕЦ.

В систему «управляющих» матриц (архетипов) еврейской цивилизации входит, кроме «интерфейсности/медиативности» (п. 1.1), нечто, что можно условно назвать «оксюморонностью» ЕЦ, т.е. психологическая, дискурсная и поведенческая установка на одновременное присутствие, соединение и взаимодействие взаимоисключающих противоположностей, на «парадоксаль- ность», на «двойничество», двойственность, «шизоидность»,

«дополнительность» в смысле Бора19 и т.п.

Мартин Бубер, который, возможно, ярче других философов осознал и эксплицировал «геном» ЕЦ, писал в работе «Беседы о еврействе»: «Это [еврейство] – ПОЛЯРНЫЙ феномен. <…> Человек переживает полноту своей действительности и воз- можностей как живую субстанцию, устремленную к двум ПО- ЛЮСАМ. <…> Но ни в одном человеке структура выбора [на

 

18 См. напр. [55, с. 117]. Ср. также сообщение в работе О. Беловой и В. Пет- рухина о представлении украинцев Подолии «о том, что края земли не может достигнуть ни один живой человек; это под силу только купцам-евреям» [166, с. 428]. М. Вайскопф пишет, исследуя сюжеты Гоголя, что в Янкеле, как и в про- чих еврейских персонажах «Тараса Бульбы», доминирует «традиционный тип демона-проводника и наставника» [168, с. 608]. По данным О. Беловой, для жителей Восточной Европы евреи – лучший платный канал для прохождения молитвы, обращения за помощью к Богу и т.п. Белова пишет: «Если хотели ото- мстить за злодейство, то жертвовали деньги на еврейскую школу или синагогу, надеясь, что евреи скорее Бога умолят <…> так же жители Белоруссии стре- мились избавиться от тяжелой болезни – считалось, что после пожертвования евреи упросят Бога о выздоровлении христианина» [170, с. 272].

19 «Квантово-механические» вербализации, аллюзии и метафоры в этом контексте – это не какое-то нелепое show-off, но, похоже, глубинно- обусловленная необходимость при попытке понять «странный мир» ЕЦ и, да- лее, Мандельштама. Интересно, что М это понимал. В черновых набросках к РД он заявил про Данта (и, конечно, про себя): «Дант может быть понят лишь при помощи теории квант» [72, т. 3, с. 402].

 

перепутье] не обнажалась столь сильно, не была столь господ- ствующей и центральной, как в еврее» [69, c. 42–44].

Ср. вполне характерное высказывание раввина 19 века Ме- нахема Менделя из Варки20: «Приличествуют нам три вещи: ко- ленопреклонение – не сгибая колен, беззвучный крик и пляска без движенья».

Ср. также цитируемое Бубером высказывание польского ха- сидского рабби Бунема21: «есть нечто такое, чего не отыщешь нигде <…> и все же существует место, где это можно найти» [69, c. 96].

В «дискурсе ЕЦ» есть даже идиш-поговорка, описывающая вполне характерную лексико-семантическую оксюморонность (расщепленность, шизоидность) ЕЦ, когда два несовместимых смысла «мигают» в сознании, вытесняя один другой и одновре- менно «дополнительно» присутствуя: «a kluger faršteyt fun eyn vort tsvey» = ‘умный создает в своем восприятии из одного сло- ва – два’ [58, с. 17]. Многие идиш-поговорки вводят «двойные слова», двойные смыслы, обычно используя типичную идиш- игру в омофонию22.

К этому же кругу лингвистически манифестируемой «ок- сюморонности» относится постоянное присутствие в идиш- дискурсе кодирования, шифрованных калек и «семантических перевертышей». В частности, при упоминании неевреев, всего христианского общественного сектора23 и т.п.

Подобные игры вполне традиционны для еврейских тек- стов и еврейского дискурса еще со времен Мишны, Мидраша и Талмуда. Вполне показательны примеры дискурса хасидских рабби (архетипических носителей традиции), цитируемые М. Бубером:

Польский хасидский рабби Мордехай из Несхижа в своем высказывании совершенно рутинным образом обыгрывает па-

 

20 M. Buber, Opowisci chasydow. Poznan, 1989, цит. по [37, c. 253]

21 Напоминающее – не случайно, как уже было сказано – популярное изло- жение какого-то квантово-механического эффекта.

22 Это демонстрирует, например, поговорка kain is nit hevel (‘Каин – это не

Авель’ = ‘жевать, есть – это не пустяк’.

23 Типа Y[švartse-tume] = ‘черная нечисть’ = Белая Церковь; другие случаи см. напр. в [70, c. 147]

 

ронимию (в идише) гебраизмов Y[xoydeš] = ‘месяц’ и Y[xodeš] =

‘новый’ [69, c. 120].

Маггид из Кожниц в своем толковании стиха Быт. 21:15 даже дважды использует игру омонимов, получая двойной смысл: ‘и бросила мальчика ПОД одним из КУСТОВ’ = ‘и бросила маль- чика РАДИ одной из БЕСЕД’ [69, c. 153].

Паронимической игрой (гебраизмов в ашкеназском про- изношении) пользуется в своем дискурсе и Ружинский рабби [69, c. 171].

 

Главным оксюмороном ЕЦ является, конечно, сочетание этой самой, присущей ЕЦ, оксюморонности/двойничества с ориен- тацией её же на поиск единства, см.1.4.

В. Топоров в своей работе о концепте «движения» рассма- тривает оксюморон «беспорядок vs. порядок первозданного Хаоса». Если вместо «Хаос» подставить известное выражение Осипа Мандельштама «хаос иудейский», мы получим дискурс выдающегося русского ученого об «оксюморонности» ЕЦ:

«В ходе творения Творец преодолел Хаос <…>. Тем не менее, было бы ошибкой вывести из этой полной противоположности исходного и обретенного состояний заключение об абсолютном отвержении хаотической стихии Творцом. <…> И “ беспоря- док ” Хаоса – его порядок, хотя и совсем непохожий на порядок космологически организованной Вселенной, <…> порядок, по- скольку в нем <…> потенция движения, “иррационального”, от- рицательно ориентированного “анти-движения”…»24 [77, c.17].

 

1.2.1. Важным частным проявлением рассматриваемой в 1.2

«оксюморонности» еврейской ашкеназской цивилизации (и, в целом, «постбиблейской» еврейской цивилизации/культуры), является ее склонность к автопародийности, самонасмешке25, а также вообще к пародийности, насмешке и смеху.

 

24 Ср. здесь геометрическую метафору движения («анти-движения»!) по неориентируемому «листу Мёбиуса», см. Введение.

25 Исследователи отмечают, что еврейские анекдоты «отличаются особой на- правленностью “внутрь” культуры», т.е. высмеивают себя, а не других [163, с. 144]. Необычную склонность евреев к смеху «над своим собственным существом» от- мечал З. Фрейд в работе «Остроумие и его отношение к бессознательному».

 

В «смехе», вообще, присутствует оксюморонное «выво- рачивание мира наизнанку», превращение мира в антимир, разрушение существующей культурно-цивилизационной си- стемы26, «мудрая глупость». В этом смысле ашкеназский смех относится, по-видимому, к типу «средневекового смеха» по Бахтину.

Но уже в Талмуде (т. е. еще до классического европейского средневековья), в базисном тексте еврейской «постбиблейской» цивилизации, встречаются многочисленные «смеховые», коме- дийные, карнавальные ситуации. Это же явление наблюдается и в пост-талмудических мидрашах27.

Исследователи отмечают КАРНАВАЛЬНОСТЬ ашкеназ- ской народной культуры и идишской литературы28.

Ориентация на комизм, пародийность29, смех особенно на- глядно проявляется в традиции «пуримшпилей» и, вообще, в обычаях празднования Пурима. Здесь еще дело в том, что «пу- римский фестиваль» в целом является мощным фокусом черт и архетипов еврейской «диаспоральной» цивилизации.

Эта специфическая «смеховая» ориентация вполне ярко проявилась в личности и творчестве М.

 

1.2.2. Ориентация ашкеназского цивилизационного архетипа на автопародийность и самонасмешку симметрично сопряга- ется с тем, что субъект поведения или дискурса сам выглядит смешным (часто неприятно смешным) в глазах окружаю- щих.

 

26 Ср. «Он [смех] как бы возвращает миру его “изначальную” хаотичность

<…> смех нарушает и разрушает всю знаковую систему <…>. Разрушая, он строит и нечто свое: мир нарушенных отношений, мир нелепостей, логически неоправданных соотношений, мир свободы от условностей <…>. Смех делит мир надвое, создает бесконечное количество двойников, создает смеховую “тень” действительности, раскалывает эту действительность» [151, сс. 3, 45].

27 См. [63, c. 130] о фарсовости в талмудических текстах («аггада – СЕРЬЕЗНО-СМЕХОВАЯ литература»), о карнавальности и комедийности Мидраша.

28 См. [49, c. 219, 225].

29 Пародийность, по-видимому – более поздний феномен, но, начиная с 17 в., она проявилась в «пуримном дискурсе» исключительно мощно, см. об этом: I. Davidson “The History of Purim Parody” [158, c. 330-355].

 

В рамках литературо-центричной «русской цивилизации» (РЦ) это, как и многое другое, проявляется и формулируется яснее всего в литературе.

Критик Д. Заславский в [24] подробно демонстрирует «обя- зательность» комических черт для образа еврея в русской ли- тературе 19 века:

«Есть что-то смешное в евреях даже тогда, когда их топят, и это смешное, как НЕОБХОДИМУЮ черту в еврейском образе, Гоголь считал нужным отметить. <…> Еврей прежде всего сме- шон. Смешны его жесты, его разговор, его одежда, манера <…> не может серьезный, печальный, вдумчивый Достоевский без улыбки смотреть на еврея, который видом похож на “цыплен- ка”, поет какой-то “смешной мотив”, во время молитвы делает “смешные жесты”» [24, с. 59-62].

Заславский приводит конкретные «типовые» для русской литературы комические черты образа еврея: «заячья торопли- вость», смешная жестикуляция, «карикатурный нос», тонкий голос, шепелявость, щуплость, похожесть на «цыпленка» или на «ощипанную птицу» и т.п.

Весь этот набор самым удивительным образом соответству- ет образу М у мемуаристов, см. в 2.2.2 цитаты из мемуаров.

Р. Спивак добавляет к анализу Заславского: «В ряде случа- ев еврей в русской литературе XIX в. выступает СУБЪЕКТОМ смеха, но, в отличие от смеха русских персонажей, смех евреев не бывает созидательным, животворящим, гармонизирующим мир. Он либо поддельный, корыстный, т.е. превращенный в свою противоположность, своего рода смех-бизнес, либо несет в себе вызов, выражает презрение к окружающим, злое чувство. На нем печать искусственности, натужности, он заключает в себе скрытую ассоциацию с дьявольским смехом, возрождая средневековую ассоциацию евреев с дьяволом» [39, с. 271].

Разумеется, эта специфическая еврейская «смехотворность» вполне ясно проявилась в гештальте М у мемуаристов и крити- ков, см. 2.2.2.

 

1.2.3. Еще одним важным частным проявлением «гена оксюмо- ронности» ЕЦ является встроенный в присущее ЕЦ и культи- вируемое ею Weltanschauung архетип ощущения «эфемерно-

 

сти» жизни, «экзистенциальной ненадежности», специфиче- ской неуверенности в бытии.

Характерные высказывания и обозначения представителей ашкеназской ЕЦ, входящие в еврейскую «языковую картину мира»: «Жизнь – узкий мостик над пропастью», Y[luftmenšn] =

‘люди воздуха, подвешенные, не прикрепленные устойчиво ни к какому занятию и вообще ни к чему’.

Эта установка ЕЦ вполне ярко (и очень рано) проявилась у М.

 

ЕЦ и «текст».

Отношения ЕЦ с текстом (в самом широком смысле) впол- не специфичны. Деятельность, которую можно определить как

«работа с текстом», составляет одну из основных, если не глав- ную, «специализацию» диаспоральных евреев. Поэтому, если

 

 

33 Это, фактически, замечательный афоризм Бубера о «примарной ЕЦ- матрице медиативности», см. 1.1.

 

даже эти «отношения» являются следствиями (проявлениями) примарного «управляющего генома», намеченного в пп. 1.1.-1.4, стоит рассмотреть их в отдельном блоке. К тому же, это полез- но для рассмотрений в рамках темы «Мандельштам versus ЕЦ» (см. 2. 5).

 

1.5.0. Мир = текст.

Мы уже говорили в п. 1.1 о характерном отношении ЕЦ к миру как к единому тексту, к тому же исходящему из одной точки – ср. внедряемое в ЕЦ представление о происхождении всего мира из буквы ב – первой буквы текста Пятикнижия. Этот супер-текст включает (в идеале) все комментарии на са- мого себя.

Архетипом (рабочей моделью) такого текста является в рамках ЕЦ текст Талмуда и текст «Устной Торы», не обязатель- но полностью фиксированный письменно, но постоянно рас- ширяющийся, модифицирующийся34 и, в потенциале, «содер- жащий всё».

Конечно, супер-текст в виде объединения всего комплекса традиционных текстов является одновременно гигантским авто- мета-описанием ЕЦ. Но замечательно, что внутри этого огром- ного супер-текста присутствует небольшой «ядерный» текст, ко- торый в концентрированном виде содержит набор «управляю- щих архетипов» и «порождающих матриц» ЕЦ. Напрашивается неизбежное биологическое сравнение с ядром клетки, содержа- щим «геном» некоего организма. Таковым текстуальным «носи- телем генома» диаспоральной («постбиблейской») ЕЦ, является Мегиллат Эстер, или Свиток (Книга) Эсфири.

Здесь имеются в виду, конечно, не только несколько страниц в ТАНАХе, но и весь еврейский культурно-цивилизационный

 

 

34 Установка на постоянную модификацию, на «контролируемое обнов- ление» этого супертекста соответствует психологической установке ЕЦ на постоянный и повсеместный (то есть «хронотопический») хиддуш (ивр. =

‘обновление, новизна, инновация’). Установка ЕЦ на «инновацию» ранее рас- сматривалась исследователями, см. напр. [160]. В нашей модели «генома ЕЦ» упомянутые установки (матрицы) являются, как легко показать, «произво- дными», то есть суперпозициями примарных порождающих матриц, рассмо- тренных в 1.1-1.4. См. к этому еще в 1.5.2. о «горячей» фарисейской ЕЦ.

 

дискурс вокруг Мегиллы, включающий определенную систему концептов, паттернов поведения, систему соответствующей ме- тафорики35, систему празднования Пурима, пуримшпили etc.

Этот замечательный текст содержит, в частности, архетипи- ческий образ диаспорального еврея (Мордехай) и «паттерны» его поведения, inter alia, принципиально медиативного36.

Отношение к миру как к тексту – крайне характерная черта

(матрица) ЕЦ.

Ю. Слезкин в упоминавшейся в п. 1.1 работе удачно назы- вает диаспоральных евреев «главными специалистами по МА- НИПУЛИРОВАНИЮ ТЕКСТАМИ» [70, с. 45].

Простейшим (и, при этом, важнейшим) способом такого

«манипулирования» является воздействие на аппарат порож- дения текстов, т.е., прежде всего, на язык. Поэтому «геном» диаспоральной ЕЦ содержит матрицу (установку), создающую из языка окружающей чуждой цивилизации некую его «ген- ную модификацию», продуцирующую модифицированную

*языковую картину мира, отвечающую нуждам ЕЦ (или более комфортную для носителей ЕЦ).

Архетипом такого языка в Европе является идиш, но по- бочными продуктами деятельности этой «цивилизационной матрицы» являются и т. н. «тайные языки», как например, Rotwelsch в Германии или пласт ЕЦ-лексики в «блатном» субъ- языке в южной России, и, по-видимому, огромный пласт со- кращений и акронимов в русской общественно-политической лексике первой трети 20 века (см. подробнее в 1.5.3).

Применяя известную метафору Мандельштама, можно ска- зать, что ЕЦ модифицирует чужую речь, создавая некую «за- щитную языковую оболочку»37.

 

 

35 Например, смешная в глазах многих традиционная инструкция напивать- ся в Пурим до того, чтобы «не отличать благословенного от проклятого» есть, на самом деле, метафора стремления к достижению «оксюморонного» состоя- ния, т.е. работа соответствующей «примарной матрицы» ЕЦ, см. п. 1.2.

36 О медиативности ЕЦ и Мордехая как протагониста «постбиблейской» ЕЦ

см. п. 1.1.

37 Ю. Слезкин считает (может быть, излишне драматизируя ситуацию), что цель этого процесса: «увековечение отличий, сознательное сохранение стран- ности, а значит – чуждости» [70, с. 32].

 

1.5.1. Интертекстуальность.

Отношение к чтению и к интертекстуальной интерпрета- ции читаемого текста как к принципиально главному средству познания мира и ориентации в мире – не менее характерная черта ЕЦ. Установка на интертекстуальность проявляется в диаспоральной ЕЦ на самых разных уровнях38 и в самых раз- личных ситуациях. Понятно, что комментаторы священных текстов, раввины, и, вообще, интерпретаторы «еврейской тра- диции» – это «интертекстуалисты» par excellence. Но вот при- мер из совсем, казалось бы, далекой области. В своей книге «The Generation» Дж. Шатц рассказывает о еврейских марксистских кружках в довоенной Польше: «Мы вели себя, как студенты ешибота <…>. К текстам классиков они [члены кружков] от- носились с чрезвычайным благоговением <…>. Практическое затруднение состояло в том, чтобы подыскать НАИБОЛЕЕ ПОДХОДЯЩИЙ ФРАГМЕНТ и правильно его истолковать – так чтобы скрытый в нем ответ стал явным»39.

 

1.5.2. Комментарий важнее комментируемого.

Наблюдается вполне «оксюморонная» ориентация ЕЦ на сохранение текста путем его изменения, модификации. Дру- гими словами, реализуется оксюморонная установка: «измени, чтобы сохранить».

Если снова воспользоваться «биологической» метафорикой: ЕЦ стремится создать из текста (в архетипе – текста Устной Торы) самостоятельный организм, сохраняющий ГЕНОТИП (с возможными мутациями, необходимыми для выживания и со- хранения ОСНОВНОГО генотипа).

Поэтому КОММЕНТАРИИ (= мутации)40 к тексту, сразу включающиеся в текст, совершенно рутинным образом стано- вятся в каком-то (культурно-цивилизационном) смысле, бо-

 

38 В частности, эта ориентация влечет «понижение профиля» автора-творца текста в рамках ЕЦ.

39 Цит. по [70, с. 130].

40 Уместно здесь напомнить, что лат. mutatio – это не только ‘изменение’, но и ‘обмен, мена’ (как и в словах с русской основой МЕН), поэтому эта метафора неизбежно снова имплицирует феномен интертекстуальности, т.е. «обмена» между разными текстами или частями одного текста.

 

лее РЕЛЕВАНТНЫМИ, чем исходный текст! Чтение Талмуда,

«работа с текстом» Талмуда становится в ЕЦ экзистенциально более важным занятием, чем чтение ТАНАХа, а чтение Гемары в каком-то смысле важнее чтения Мишны.

По-видимому, эта картина укладывается в рамки оппози- ции «горячая/холодная» культура по Леви-Строссу [152]: «хо- лодная» саддукейская ЕЦ, ориентированная исключительно на сохранение уже существующего текста, уступила41 место

«горячей» фарисейской ЕЦ, стремящейся генерировать новые интерпретации и новые информационные тексты42. Понятно, что «горячие фарисейские парни», фактически запрограмми- ровавшие и создавшие диаспоральную ЕЦ43, требуют для свое- го рассмотрения отдельного большого текстового простран- ства. Здесь мы лишь снова отметим постоянно генерируемую в диаспоральной ЕЦ ситуативную оксюморонность: «горячая» культура здесь выполняет функцию сохранения, т.е. основную функцию совершенно не совместимой с ней «холодной» куль- туры.

 

1.5.3. Массовость и рутинность «сверток» и сокращений в традиционном ЕЦ-тексте. Одна из частотных и рутинных тех- ник Талмуда – техника «свертки», когда одним-двумя словами

«кодируется» целая ситуация, для полного вербального описа- ния которой надо эту «свертку» развернуть в несколько пред- ложений.

Кроме того, в традиционных текстах диаспоральной (пост- библейской) ЕЦ присутствует вполне рутинным образом огромная масса аббревиатур и, в частности, акронимов44.

Этот феномен является одним из самых характерных иден- тифицирующих маркеров текста ЕЦ и поэтому привлекает

 

 

41 В результате «революции» середины 1-го – середины 2-го веков.

42 Ср. «установку ЕЦ на модификацию, хиддуш, инновацию» – см. 1.5.0 (сно- ска).

43 Цивилизацию, «включающую» как правила генерирования новых тек- стов, так и сами эти «еще не родившиеся» тексты. М сформулировал «тексту- альный слоган» ЕЦ: «Быть может, прежде губ уже родился шепот / И в бездре- весности кружилися листы…».

44 Об этом уже говорилось в 1.5.0.

 

пристальное внимание во время обострения «цивилизацион- ного конфликта» между ЕЦ и РЦ.

Во второй половине 20-х вышла работа А. Селищева об изменениях в русском языке в первом послереволюционном десятилетии45. В исследовании, говоря о терминологии рево- люционеров конца/начала века, Селищев отмечает: «они при- бегали к употреблению терминов, образованных по названию начальных букв тех слов, которые входят в состав сочетания, служащего названием того или иного предмета или явления.

<…> Такие сокращенные термины были многочисленны в речи революционеров, действовавших в Польше и соседних юго-западных русских краях <…>, продуктивность таких об- разований была обусловлена не только конспиративностью, но и другими обстоятельствами. Одно из них – стремление к крат- кости терминов. <…> Другое обстоятельство, <…> находилось в связи с тем, что многие революционные деятели Польши и Юго-западного края происходили из еврейской среды. А в ев- рейской среде издавна употребляются образования названий по начальным буквам слов. <…> Такой способ образования мог отразиться (в той или иной степени) и на языке партийных деятелей» [10, c. 44–45].

Еще за 20 лет до работы Селищева А. Куприн писал в извест- ном «антиеврейском» письме Д. Батюшкову от 18.03.1909 [65]:

«Ведь именно они [евреи] внесли и вносят в прелестный рус- ский язык сотни немецких, французских, польских, ТОРГОВО- УСЛОВНЫХ, ТЕЛЕГРАФНО-СОКРАЩЕННЫХ, нелепых и противных слов. Они создали ужасную к языку нелегальную литературу и социал-демократическую брошюрятину».

В подобных высказываниях озвучивалось резко негативное отношение РЦ к языку и тексту ЕЦ, которое «спроецирова- лось» на отношение критиков к текстам М (см. далее 6.5.10).

 

1.5.4. Принципиальная нелинейность, многомерность тра- диционного еврейского текста. Подчеркнем еще раз, что здесь речь идет о диаспоральной ЕЦ, архетипом дискурса которой является дискурс Талмуда. Текст Талмуда настолько «плотно»

 

45 Подробно о полемике вокруг этой работы см. [3, c. 399 и далее].

 

пронизан перекрестными ссылками и аллюзиями, что его не- возможно описать как линейный, в отличие от текста ТАНАХа,

«текста свитка». Полная «развертка» текста Талмуда пред- ставляет собой не «линейный свиток», но некую многомерную структуру. Это вполне принципиально и является как бы эле- ментом «генотипа» текста. Разумеется, это свойство связано с общей «интертекстуальностью», см. 1.5.1.

 

1.5.5. Диалогичность Æ полилогичность традиционного ев- рейского текста.

В традиционном отношении ЕЦ к тексту присутству- ет установка на вовлечение «читателя» в процесс создания

«читаемого»46, в частности, путем психологического поощре- ния создания комментариев, которые становятся как бы частью

«воспринимаемого» дискурса, см. 1.5.2. Возникает совершенно нетривиальная (оксюморонная) ситуация взаимодействия между «текстом» и «читателем», когда «читатель» становится

«автором», строителем «текста», а «текст» воздействует на «чи- тателя», «строит» его47.

Здесь проявляются примарные (матрицы) установки на об- щую интертекстуальность48 и на оксюморонность49, см. 1.1 и 1.2.

В Талмуде частотны не только места, но и технические тек- стуальные средства, обслуживающие ситуацию обращения

«говорящего» к «слушателю» с целью вовлечения слушающего в диалог. Пример: ת''א. Это техническое сокращение развора- чивается в слова IM TOMAR = ‘если ты скажешь’, являющиеся стандартным приглашением слушателя к дискуссии. Их полная смысловая развертка: «если ты сейчас выскажешь мне возраже- ние, заключающееся в том, что… то, смотри,…».

 

46 Неизбежно напрашивается здесь «физическая» метафора, связанная с си- туацией воздействия наблюдателя на наблюдаемый объект.

47 Этот психологический феномен рассматривал еще Юнг на примере «архе- типичной» ситуации взаимовлияния Гете и создаваемого им текста «Фауста».

48 Читатель «вклеивает» (может быть, лишь в своем сознании) ссылки на

«свои собственные» тексты в «читаемый» текст.

49 Одновременное и взаимоисключающее присутствие «процесса созда- ния» и процесса восприятия (post factum) этого созданного. Все это порождает специфическую «шизофреничность» отношения ЕЦ к тексту и к миру, воспри- нимаемому как текст.

 

В Талмуде (Гемара) также частотны места, где ломается «ли- нейный» синтаксис и создается четкое ощущение одновремен- ного дискурса (полилога) двух и более участников.

Известные шутливые формулы: «еврей отвечает вопро- сом на вопрос» или «евреи все говорят одновременно» вполне точно демонстрируют ориентацию традиционного еврейского дискурса на «синхронный» диалог (полилог).

 

1.5.6. Установка ЕЦ на мультилингвистичность дискурса, на игру РАЗНОЯЗЫЧНЫХ смыслов в высказывании.

Исключительно показательна (особенно для наших после- дующих мандельштамовских рассмотрений) хасидская притча, пересказываемая М. Бубером в его «Хасидских рассказах» [69, с. 103]. В этой притче Бааль-Шем-Тов разъясняет ученикам ка- жущееся им невероятным сообщение Талмуда: «Пришел Гаври- ил и научил Иосифа семидесяти языкам»:

«Начал Бааль-Шем-Тов произносить поучение, но оно, каза- лось, совсем не имело отношения к вопросу <…>. И тут случи- лась удивительная вещь, какой никто не слыхивал. Внимая сло- вам учителя, ударил рабби Гершон из Полонного по столу50 и воскликнул: “Турецкий!”, а через некоторое время: “Татарский!”, а еще мгновенье спустя: “Греческий!”, и так называл язык за языком. Постепенно его товарищи поняли: в словах поучения, говоривших, казалось бы, совсем о других вещах, он услышал и узнал исток и суть каждого языка…»

Рабби Гершон в этом рассказе слышит чужую речь в идиш- речи, и это вполне «рабочий» принцип ЕЦ – слышать и «узна- вать» чужую речь в СВОЕМ РОДНОМ дискурсе и таким путем слышать и понимать больше.

Макс Вайнрайх в своей классической «Истории идиша» с удив- лением отмечает СИСТЕМНУЮ ориентацию носителей идиша на мгновенный анализ ДИАФОНЕМ, на мгновенную ПЕРЕКО- ДИРОВКУ из одного диалекта в другой, т.е. на одновременное слышание в своем диалекте чужого диалекта. Вайнрайх пишет: “surprisingly not only the linguist is adept at this, a certain awareness of systems exists also among the naïve Y speakers” [78, с. 16].

 

50 aha-effect в гештальт-психологии!

 

1.5.7. Повышенная частотность и рутинность игры слов, ориен- тация на полисемантичность отдельных слов, сочетаний и це- лых блоков текста.

Еврейские анекдоты, поговорки в значительной степени по- строены на каламбурах и игре слов. Пуримшпили частотным образом «продуцируют» комизм из игры слов51.

Но гораздо более интересно здесь, что такой, казалось бы, принципиально сухой, совсем не склонный к шуткам и карна- вальности, технический цивилизационный текст, как «Киц- цур Шульхан Арух» р. Ш. Ганцфрида использует «игру слов» не как «игру», а как вполне рутинный инструмент для передачи информации. Уже в первой главе этого «технического» текста читаем, например, рекомендацию к тематике занятий после по- луночи: «Лучше всего изучение порции Мишны, и этим приоб- ретаешь душу, т.к. буквенный52 состав слов Мишна и нешама [душа] одинаков» [137, с. 9].

 

1.5.8. Частотность синтаксических нарушений.

Дело не в том, что «традиционные» тексты ЕЦ намеренно нарушают «обычный» синтаксис. Они как бы пренебрегают этим синтаксисом, он им как бы не очень существен. Это про- является как на уровне синтаксиса предложения, так и на уров- не блоков текста (сегментная незавершенность).

Проще выражаясь, если в таком тексте встречается нечто вроде: «сказал рабби А сказал рабби Б казнить нельзя помило- вать», то здесь нет никаких намеренных шифровок или искаже- ний, а есть ряд «сверток», «встроенных» аллюзий и «ассоциатив- ных отсылок» на определенные места «единого супер-текста», которые предполагаются известными читателю, и эта система

«исправления синтаксических нарушений»53 реконструирует для читателя «правильный» синтаксис исходной фразы в том виде, в каком он ему нужен в данный момент.

 

51 Часто из «межъязыковой» игры слов (напр. иврит ÅÆ идиш). См. об этом, напр., I. Davidson “The History of Purim Parody” [158, c. 330-355].

52 И, главное, консонантный.

53 В частности, развертывания синтаксических «сверток».

 

 

 

Гл ав а II

 

М а н д е л ьшт ам – ф о к у с си с т емы

у п р а вляю щих ма т р иц (ус т а н о в о к)

«евр ей ск о й циви лиз а ц ии»

 

 

А все-таки, Осип Эмильевич, мозги у вас еврейские

С. Клычков, русский поэт

 

Идеология этой главы – ужасна

Ю. Веселовский, психиатр- мандельштамовед.

 

Эта глава, по своей структуре, зеркально симметрична первой1. Мы хотим, основываясь на текстах самого М и мемуаристов, показать, что поведение и «жизненные векторы» М, его твор- ческий и обыденный дискурс являются концентрированным выражением разобранных в Главе 1 «управляющих матриц» (установок) ЕЦ.

Другими словами, утверждается, что М, «как чечевица», сфокусировал в своей экзистенции «геном» ЕЦ.

 

Неподвижность, медленность

– В Р-ЯКМ быстрое движение в целом (кроме, может быть, быстрого движения по прямой, см. выше) оценивается негативно. Например, явно негативные коннотации лексем «суетливость», «вертеться»,

«шустрить», поговорки типа «тише едешь – дальше будешь» и т. п. Известная фраза «и какой же русский не любит быстрой езды» – скорее, «самонасмешлива» в Р-ЯКМ.

– У М картинка обратная: концепт «быстрого непрямого движения»

однозначно позитивен. Ср. его восхищение «мудрым беснованием»,

«мудрой пляской» «иудаистического актера» Михоэльса [II, с. 374]. В

то же время, неподвижность, медленность – негативны в М-ЯКМ67:

«О этот медленный, одышливый простор! - / Я им пресыщен доот- каза».

 

65 Сюда вшифрован «крипто-идишизм» YL [meyre = ‘страх’], который по стандартной паронимической ассоциации дает слово «мера» = «координата». Подробнее см. Приложение 2.

66 В М-ЯКМ – это проекция примарной матрицы «динамичности» –

7.4.1 (в).

67 Л. Панова отмечает: «…в поэтическом мире Мандельштама неподвиж- ность и замирание движения всегда идут со знаком минус» [142, с. 670].

 

* концепт динамического прагматизма, дела, ориентации на результат

– В ЯКМ Мандельштама – этот концепт явно позитивно оценивает- ся.

– В Р-ЯКМ, напротив, важен не результат, а, скорее, искренность, бес- корыстность намерения. Ср. у Л. Толстого: Анна Каренина говорит:

«человек, который попрекает меня тем, что он все мне отдал – хуже чем бесчестный»68.

 

7.6.2. Выделенность (соответственно, повышенная частотность лексического выражения в текстах) в ЯКМ Мандельштама не- которых ключевых концептов, отсутствующих или «невыде- ленных» в стандартной русской ЯКМ.

 

Примеры.

 

* концепты чтения, текста

– В ЯКМ Мандельштама эти концепты занимают резко более важное место, чем в Р-ЯКМ. Ср. в ШВ: «Разночинцу не нужна память, ему достаточно рассказать о книгах, которые он прочел, – и биография готова» [II, с. 41]. У М – явный приоритет ТЕКСТА над «реальной жизнью», в отличие от русской ЯКМ.

Удачно сформулировала эту принципиальную разницу Е. Табо- рисская в исследовательской статье в «воронежском сборнике»69:

«…у Пушкина70 – приоритет жизни, облекаемый в поэтическое

слово, у Мандельштама – первенство словесного образа, подчиняю- щего себе реальные явления и их пропорции» [71, с. 518].

 

* повышенная частотность слов-концептов движения в тек- сте М

– По-видимому, этот феномен связан с общей «большей динамично- стью» ЯКМ Мандельштама (сравнительно с Р-ЯКМ), а также дина-

 

68 Пример заимствован у И. Левонтиной.

69 Упоминавшейся в 2.5.1.

70 Здесь существенно то, что Пушкин – один из создателей современной русской ЯКМ.

 

мичностью «генома» ЕЦ, см. 7.6.1 (начало). Об этом феномене пишет Л. Панова в [142]. Анализируя концепт «звезды» в ЯКМ Мандель- штама, она отмечает: «На примере звезд можно увидеть такую кон- станту в передаче мира, как отсутствие статики у таких объектов, которые в норме71 мыслятся статическим» [142, с. 183].

 

* концепты неопределенности, амбивалентности, «погранич- ности»

– Выделенность этого блока концептов в М-ЯКМ связана с ее об- щей «размазанностью», «импрессионистичностью», см. 7.3.3. «Пять авторов» отмечают в этой связи, что в тексте М присутствуют:

«…многочисленные слова с приставкой, модифицирующей зна- чение и направление неопределенности (полу-, дву-, много-: полуу- краинский, полуслово, полуберег, полухлеб, двуискренний, многоочи- тый)». Там же отмечается «…изобилие слов, обозначающих “грани- цу”, “переход”, “след”: наклон, уклон, склон, скат, разлом, шов, стык, прослойка, зигзаг, извив и т. п.» [82, с. 298].

 

7.6.3. К факторам, формирующим различия обсуждаемых ЯКМ, относится, кроме различий в системе ключевых концептов, РЕ- СЕМАНТИЗАЦИЯ в «русском языке Мандельштама» ряда лексем (и сочетаний) русского языка, не обязательно пред- ставляющих «ключевые концепты», но частотных. Имеется в виду «смещение» Мандельштамом «стандартной» семантики русских слов, вкладывание в них «другого», измененного, часто даже не сразу уясняемого читателем, смысла.

Это, разумеется, способствует формированию ощущения (как у адресата дискурса, так и у самого М) общей «сдвинуто- сти» ЯКМ Мандельштама, по сравнению с Р-ЯКМ.

Ряд исследователей пытались выяснить причины и паттер- ны такого «языкового поведения» М, хотя это крайне трудная задача.

Например, внимание привлекает явное «смещение» стан- дартного смысла лексемы «ласковый» у Мандельштама. А. Жолковский, рассматривая строки «С каким-то ласковым

 

 

71 Имеется в ввиду «нормальная» русская ЯКМ.

 

испугом / Я соглашался с равенством равнин»72, пишет: «осо- бенно характерен оксюморонный мотив ‘вынужденной ласко- вости’ – одной из мандельштамовских стратегий ‘эллинистиче- ского обживания враждебного мира’» [103, с. 168].

Мне представляется, что здесь и в ряде других случаев име- ет место, скорее, инвариантная еврейская «цивилизацион- ная стратегия» обживания мира (как текста) при помощи ре- семантизации его элементов привнесением в них еврейских73 коннотаций, проще говоря, путем создания собственного субъ- языка и собственной ЯКМ, см. 1.5.0.74

Список такого рода «смещенных» лексем и сочетаний «ин- дустрия мандельштамоведения»75 почему-то еще не произвела. Поэтому мы для аргументации ограничимся двумя-тремя де- сятками76 лежащих на поверхности примеров (некоторые из них были приведены в 3.2.3 в качестве результатов действия

«германского монитора»):

*блаженный Æ ‘блуждающий’, *глаз Æ ‘стекло’, *грубый Æ ‘круп- ный’ или ‘могильный’, *дремучий Æ ‘поэтический’, *грозы Æ ‘травы, растения’, *жестяной Æ ‘глупый, бессмысленный’, *злостный Æ ‘уси- ленный (акцентуация действия)’, *кровь Æ ‘цвет’, *крупные клятвы Æ

‘клятвы до гроба’, *ласка, ласковый Æ ‘любезность, любезный, снис- ходительный’, *матовый Æ ‘тусклый’, *милый Æ ‘достойный, ценный’,

*нежный Æ ‘тонкий, умный’, *плавкий Æ ‘плавающий, голубой’, *подо- зрительный Æ ‘темный’, *полынь Æ ‘вермут’, *початок Æ ‘начало, не- что начатое’, *сонный Æ ‘происходящий в сновидении, галлюцинации’,