Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Резонанс в группах и научных моделях
Если обратиться к такому разделу физики, как динамика, то нелинейные колебания могут быть хорошим примером резонанса внутри групп и организаций. Фасилитаторы групп, работающие в рамках человекоцентрированной модели, часто наблюдают возникновение такого сильного резонанса внутри группы, что он становится непереносимым для одного или нескольких участников. В этот момент в группе кто-то может пошутить (и тем самым снять напряжение, ослабить силу резонанса), а кто-то — просто встать и уйти. Роджерс хорошо это осознавал: он говорил о мудрости группы, ее движении, доверии и тенденции к самоактуализации внутри нее, которые существовали даже тогда, когда группа оказывалась в состоянии полного хаоса. Нелинейные колебания показывают, что сила, создаваемая резонансом, может быть такой большой, что вводит систему в состояние нового резонанса или нового хаоса. Эти параллели между нелинейными колебаниями в физике и возникновением резонанса между участниками человекоцентрированной группы было бы чрезвычайно трудно обнаружить в закрытой системе или, другими словами, в замкнутой авторитарной группе. В основе открытой групповой системы лежит тенденция к самоактуализации индивидов. Что такое «параллель» в новой науке? Глейк начинает свою книгу о хаосе, цитируя двустишие Джона Апдайка: Для человека существует музыка Для природы существует шум В этих двух строках содержится ключ к пониманию взаимосвязи между практикой слушания Роджерса и новой наукой. Это осознание способности слышать прекрасные упорядоченные звуки музыки, сотворенной человеком. Я думаю, что это параллель с изначально хорошо структурированными, организованными системами психотерапии, от которых отталкивался Роджерс и которые также являлись плодом человеческого творчества и стихией взрывных, неожиданных, непреднамеренных звуков или шумов, препятствующих восприятию присущей структуре упорядоченной красоты. Для терапевта такими помехами могут быть неожиданные, иногда невразумительные попытки клиента выразить свои глубокие чувства.
«СЛУШАЯ ШУМ»: РОДЖЕРС И НОВЫЕ УЧЕНЫЕ Рассмотрим историю становления новой науки, или нового способа мышления, в изложении Глейка. Это становление связано с различными научными дисциплинами. В этот процесс оказались вовлеченными прежде всего представители таких наук, как математика, физика, прикладная физика, химия, биология, астрономия, экономика, а представители таких пограничных или «не таких точных» наук, как социология, антропология, психология и т.д., остались в стороне.
Насколько я понимаю, отношения между фундаментальными и прикладными науками образуют определенную иерархию. Двум представителям фундаментальной и прикладной науки трудно общаться друг с другом, так как создается впечатление, что один на целую голову выше другого и оба едва друг друга признают. К тому же использование термина «прикладная» перед названием научной дисциплины было своего рода «клеймом». В последние годы наметилась примечательная тенденция — медленное и неохотное осознание представителями фундаментальных научных дисциплин того факта, что ошибки, помехи или шумы, возникающие во время работы над их совершенными уравнениями, имеют, оказывается, важное значение. Ученые трудились над своими уравнениями, сидя за компьютерами, но через какое-то время все упорядоченные структуры начинали исчезать и возникало огромное количество явно не относящейся к делу информации. И все упорядоченные прогрессии вдруг внезапно «разваливались». Ученые предполагали, что произошел сбой в работе их компьютеров, что было неправильно составлено уравнение или произведено неверное вычисление. Они игнорировали сам факт превращения порядка в хаос, говоря: «Ну, это просто какая-то ошибка. Начнем все сначала». Они не слушали, о чем говорил им шум. Однако все чаще и чаще они стали задумываться и задавать вопрос: «Интересно, а есть ли смысл в этом шуме, стоит ли его слушать?» Как отмечает Глейк, таких ученых было немало. В качестве примера я упомяну только одного или двух из их числа. Может быть, они были не самыми выдающимися, но, бесспорно, смелыми, любопытными, обладающими широким взглядом на мир людьми, следующими не только своим уравнениям и техническим знаниям, но и своей интуиции. Они упорно размышляли над тем, что означали все эти непредсказуемые отклонения. Это было началом процесса прислушивания к тому, чему почти не придавалось значения в истории математики и классической науки.
Подобно Леонардо да Винчи, стремившемуся создать летательные аппараты, эти ученые столкнулись сначала с непреодолимым барьером времени. Сколько времени потребовалось бы на то, чтобы произвести миллионы операций над всеми этими сложнейшими уравнениями? Потребовалась бы вся человеческая жизнь. Место, время и данные были неадекватны для решения задачи. Необходимо было совершить ряд новых открытий для того, чтобы идеи достаточно быстро приобрели осязаемую, видимую форму и были исследованы предсказуемость и случайность, порядок и хаос. Появление современных высокопроизводительных компьютеров открыло новые горизонты в науке — возникли почти безграничные возможности для исследования предсказуемости и случайности и их влияния на организмы и на саму Вселенную. Глейк описывает историю Мишеля Фейгенбаума, который, наряду с другими учеными, оказался первопроходцем в этих исследованиях. Он входил в группу ученых из Лос-Аламоса и был известен как человек, решающий проблемы других людей. Он не спал ночами, пытаясь продлить тем самым свое рабочее время. Иногда ему казалось, что все усилия напрасны, но, размышляя, он интуитивно чувствовал, что находится рядом с чем-то очень важным. Он не знал, с чем именно, но прислушивался к своей интуиции. Фейгенбаум открыл число, называемое теперь числом Фейгенбаума, которое универсально, то есть одинаково для всех кривых, имеющих единственное максимальное значение. Он изучал простые числовые функции, но был убежден, что его теория выражает естественный закон математических, физических, биологических систем, появляющийся в точке перехода между порядком и хаосом. Он сделал то, от чего сторонилось большинство математиков и физиков. И хотя его интуитивное знание не было подкреплено строгими доказательствами, он продолжал проявлять настойчивость. Он писал статьи и стремился их опубликовать даже тогда, когда не имел четких доказательств. Он продолжал настаивать, несмотря на повторяющиеся отказы издателей. Один из редакторов вернул рукопись, сказав, что она «неприемлема для читательской аудитории журнала». Много лет спустя этот редактор признал, что Фейгенбаум открыл новое направление в науке, но продолжал повторять: «Я был прав. Я поступил правильно, вернув эту рукопись, потому что она не соответствовала нашей аудитории» (Gleick, 1987, р. 181). В начале своей профессиональной деятельности Роджерс также оказался в подобной ситуации. Как психотерапевт он не был принят психиатрами; как психолог — коллегами-психологами; он не разделял общепринятые в то время взгляды. Роджерс вошел в круг работников социальной психиатрии, приобрел видное положение в их рядах; затем, будучи признан Американской ассоциацией прикладной психологии, был приглашен на должность профессора на кафедру социологии и образования и, в конце концов, получил приглашение читать лекции на факультете психологии Рочестерского университета. К счастью, Фейгенбаум тоже был настойчив. В процессе становления новой науки была достигнута точка, в которой произошел настоящий взрыв в концепции «слушания шума». Ученые начали прислушиваться не только к шуму, но и к собственной интуиции.
В 1979 году Фейгенбаум поехал на конференцию на остров Корсика, где он встретил Майкла Барнслея, английского математика, получившего образование в Оксфорде. «Именно там,— пишет Глейк,— Барнслей впервые узнал и об универсальности, и о периоде удвоения, и о бесконечных каскадах бифуркаций» в системе или организме (Gleick, 1987, р. 215). Барнслей начал интересоваться последовательностями Фейгенбаума, двух-, четырех-, восьми- и шестнадцатикратными циклами. «Появились ли они чудесным образом из математической пустоты, или же они являются тенью чего-то еще более глубокого? Интуиция Барнслея подсказывала ему, что они должны быть частью невероятного фрактального объекта, до сих пор скрытого от наблюдения» (Gleick, 1987, р. 215). Барнслей написал статью и отослал ее для публикации в Communications in Mathematical Physics. Редактор этого издания, Дэвид Рюль, понял, что Барнслей заново открыл «похороненную» часть работы, написанной 50 лет назад Гастоном Жюли, французским математиком. Это обстоятельство было очень важным. Он послал Барнслею сообщение: «Свяжитесь с Мандельбротом» (Gleick, 1987, р. 216). Мандельброт известен как «отец фракталов», открывший новым ученым новый визуальный мир. Во всем этом научном движении было много жизненной энергии. Ученые преодолевали разделявшие их прежде барьеры. Они становились частями открытых систем, спешили формулировать и обсудить свои идеи; и прежние преграды, состоявшие в том, что один ученый не обращался к другому и не сотрудничал с ним, ощущая себя на голову выше своего коллеги, оказались разрушенными. По поводу разрушения старых форм науки Глейк сказал следующее (и, я полагаю, это очень значимо для понимания работ Роджерса): «Классическая наука заканчивается там, где начинается хаос» (Gleick, 1987, р. 3). И снова здесь звучит открытость, прислушивание к своему опыту и движение к, возможно, очень пугающему — неизвестному.
ФРАКТАЛЫ Фракталы становятся более понятными благодаря их изображению в книге «Красота фракталов», написанной Г. Пейтгеном и П. Рихтером (Peitgen, Richter, 1986). Иллюстрации к этой книге свидетельствуют о некоторых чудесах современной компьютерной техники, сделавших возможным исследование информации, содержащейся в шумах, открывших путь новому способу мышления, новому пути в науке. Мы можем рассмотреть во фракталах, ставших видимыми благодаря мощным компьютерам, нелинейные, иррегулярные, сложные и прекрасные структуры, резко контрастирующие с линейными, регулярными, простыми, симметричными формами классической механической ньютоновской науки. На самом деле все очень просто: эти цветные формы созданы путем присвоения определенного цвета каждому значению в уравнении, подвергшемся многократной итерации. На этом месте я хотела бы вернуться к вопросу об открытых системах и их психологической трактовке.
|
|||||||
Последнее изменение этой страницы: 2017-01-19; просмотров: 86; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.144.48.135 (0.007 с.) |