Стихотворения 1895-1908 годов

 

"Скерцо" на гражданские мотивы

Былые радости! Как ныне...

Дума

Еще о старости

Итоги

Когда душа, расправив крылья...

Лесок при усадьбе

Липы

Льву Николаевичу Толстому

Националисту

Не помню

О жизни

О, когда б мне было можно...

Погибшая нива

Поминки

Послание к старикам о природе

При свете вечернем

Раздумье

Родная природа

Семьдесят пять лет

Сидючи дома, я в окна взгляну ли...

Старая ракита

Так прочен в сердце и в мозгу...

Уж было так давно начало...

В наши дни

Возвращение холодов

За шлагбаумом

Завещание

 

 

Стихотворения 1895-1908 годов

 

 

"СКЕРЦО" НА ГРАЖДАНСКИЕ

МОТИВЫ

 

Все в бедной отчизне

Преступно иль глупо!

Все веянья жизни -

Как запахи трупа!

 

Считают потребным

Сдавать - не впервые -

Машинам служебным

Вопросы живые!

 

Те - рады не рады -

С улыбкой безверья,

Но, чая награды,

Берутся за перья,

 

Не видят, не слышат,

Но, полны отваги,

Все пишут, все пишут

Бумаги, бумаги.

 

И в пыльной их груде

Сгнивают вопросы,

Как в грязной посуде

Гнилые отбросы...

 

Хоть мы - патриоты,

Но факт не случаен,

Что наши заботы

Все - ради окраин.

 

Мы там как бы вроде

Собаки на сене:

Чуть речь о свободе -

Кричим об измене.

 

Ни духа не надо,

Ни внешнего глянца!

Отсюда досада

У нас на финляндца.

 

Коль вправду не манит

К измене Европа,

Пусть честно, мол, станет

В условья холопа!

 

Ход вольного роста

Собрания сейма -

Для нас это просто

Позорные клейма!

 

Хоть приняты меры -

Все было б исправно,

Однако же веры

Не все православной.

 

Поляков и полек

Нас бесит привычка:

Он вечно католик,

Она - католичка.

 

От Крыма до Колы,

Сославшись на бога,

Мы наши расколы

Преследуем строго.

 

Средь нравственной суши -

Ни чувства, ни мысли;

А честные души

Разрыхли, раскисли.

 

Я знаю - есть лица,

Душа в них живая;

Но что единицы

Для целого края!

 

Мне скажут: "Что ж лиру

Ты держишь под мышкой?

Ну, гаркни сатиру

С гражданственной вспышкой!"

 

Сатира, сатира -

Великое дело!

Но сильных бы мира

Моя не задела.

 

Такая уж доля

Указана русским!

Велит мне неволя

Быть мелким и узким,

 

С убогим багажем,

С притупленным жалом,

Хоть был бы я, скажем,

Самим Ювеналом.

 

В пылу вдохновенья

Попробуй-ка, ухни -

Сейчас на съеденье

В цензурные кухни!

 

Иль труд наш (быть может,

Одобрив учтиво)

Бартенев положит

В портфели "Архива".

 

Там, сысков цензурных

Отравы кто не пил,

Хранится, как в урнах

Покойников пепел.

 

Вот будущность в муках

Рождаемым песням!

А впрочем, при внуках,

Быть может, воскреснем.

 

Притом же, признаться,

Сатирики жалки

В странах, где боятся

Не слова, а палки.

 

При всей бы охоте,

Не вызвать стихами

Ни дум в идиоте,

Ни доблести в хаме!

 

Быть может, понятье

У вас не такое;

Но все ж меня, братья,

Оставьте в покое.

 

На рабские нравы,

На срам публициста,

На тех, кто неправы,

На то, что нечисто,-

 

В летах уже хилых,

С душою усталой,

Я гаркнуть не в силах;

А плюнуть - пожалуй!

 

Вот вместо сатиры

Дарю вам от сердца

В созвучиях лиры

Шумливое скерцо.

 

1895

Петербург

 

* * *

 

Былые радости! Как ныне

Я вас, далеких, назову?

Напев родимый на чужбине;

В лесу чуть слышное: ау!

Приток в окно струи воздушной;

Веселый возглас в тишине;

Во тьме и грустно и радушно

Огни, мигающие мне...

 

Март 1898

Тамбов

 

ДУМА

 

По времени - день, а дня нет из окна!

Один, в полутьме, я сижу у камина,

И грезится все мне картина одна,

Просторна, привольна и света полна,-

То сельская прошлого лета картина.

 

И вот отчего она памятна мне:

Был праздник природы - пора сенокоса;

Сидел я на свежей, душистой копне;

В лугу - никого; только копны одне,

В окраске лучей, уже падавших косо.

 

И я любовался на вид мне родной -

Красивый, но скромный; простой, но могучий.

И так был безмолвен природы покой,

Что не было слышно в соседстве со мной

Шуршание листьев березы плакучей.

 

И вскоре возникла из глуби души

И вдаль унесла меня тихая дума...

Так птица большая, средь полной тиши,

Вспорхнет из лесной, сокровенной глуши

И реет под небом без крика и шума.

 

Мне вспомнился ряд дорогих мне могил.

Друзей и родных мной утрачено много,

И думалось мне: я их всех схоронил,

А все еще жизненных полон я сил...

За что же мне милость такая от бога?

 

Оплот непреклонный высоких начал,

Меня исповедаться вызвала совесть.

Мой словно двойник предо мною стоял;

Он ставил вопросы, а я отвечал;

И жизни слагалась правдивая повесть.

 

И он, о моей размышляя судьбе,

Роптал и скорбел, что могучего слова

Зиждительный дар зарывал я в себе,

И притчи Христа о лукавом рабе

И зернах погибших напомнил сурово.

 

На речь же мою, что готовлюсь к труду,

Что сердцем я чуток, что ум еще светел,

Что праздности прежней исправить беду

Я силы живые ищу и найду,-

"Уж поздно!"- двойник мне печально ответил.

 

Я исповедь кончил. Итак, искупать

Не время мои прегрешенья... Уж поздно!

Отжитая жизнь не направится вспять;

Не время сбираться, нельзя начинать,

Когда уж конец приближается грозно.

 

Меж тем всю окрестность задернула мгла;

Ни дали не вижу, ни близкой березы...

Не тьма наступила, не ночь уж пришла,

Но камнем на сердце тоска налегла

И зренье затмили нежданные слезы.

 

1895

Петербург

 

ЕЩЕ О СТАРОСТИ

 

Как часто жизнь любовью манит

И шепчет мне: ты мой пока;

И юной ласкою туманит

Пытливый разум старика!

 

О, как я суетно и праздно

Влачу сочтенные мне дни

Среди манящего соблазна

И стерегущей западни!

 

А между тем едва ль не чудо,-

Когда вся жизнь уж позади,-

Что сердце ветхое покуда

Еще работает в груди.

 

Приди же, время покаянья;

Приди, досуг, для долгих дум;

И не мешай, житейский шум,

Мне погружаться в созерцанья!

 

10 февраля 1901

Петербург

 

ИТОГИ

 

Г о с т ь

(входя)

Вы заняты?

 

Я

Слегка - работой кой-какою.

Присядьте.

 

Г о с т ь

Посижу, когда не беспокою.

 

Я

Теперь, к какому б я ни приступал труду,

Боюсь, что до конца его не доведу.

Жду смерти каждый день сознательно и просто:

С прибавкой лишь трех лет - мне было б девяносто!

Людской живучести я редкий образец,

Но мне попреков нет: "Пора бы наконец!"

Напротив: снисходя к моим преклонным летам,

Маститым чествуют меня давно поэтом.

А между тем ведь я, почти Мафусаил,

Того, что сделать мог, живя, не совершил...

 

Март 1908

 

* * *

 

Когда душа, расправив крылья,

Дерзает выспренний полет,

И я взнесусь не без усилья

Во область чистую высот,-

Как мяч, взлетевший ввысь невольно,

К земле я падаю, спеша;

И снова в узах жизни дольной

Задремлет грешная душа.

 

1895

Петербург

 

ЛЕСОК ПРИ УСАДЬБЕ

 

Встреча

Я в праздник, меж дубов, один бродя тоскливо,

С крестьянкой встретился. Румяна, молода,

Лицом приветлива, нарядна и красива,

Она, по ягоду зашедшая сюда,

Мне ягод поднесла. Я был ей благодарен.

Смеясь и бусами играя на груди,

Она мне молвила: "Один, скучаешь, барин?"

А я ответил ей печально: "Проходи".

 

Грачи

Лесок дремал. Приход ничей

Его покуда не тревожил.

Но я пришел, и сонм грачей

Взлетел, крича, и весь он ожил.

 

Они, к полудню прилетев

С прогулок утренних по нивам,

Качались на верхах дерев

В расположении сонливом.

 

Я помешал; я их спугнул.

Над рощей долго в шумной свалке

Стоял грачей басистый гул,

И звонко вторили им галки.

 

Иным грачей несносен крик;

А я его люблю, напротив.

Я с детских лет к грачам привык,

Себя их слушать приохотив.

 

Друзья родной земли моей,

Они, как я, здесь летом - дома.

Непостижима без грачей

Страна дубов и чернозема.

 

Конец лета

Еще не время непогод,

Про дни такие, как сегодня,

Сказал бы набожный народ,

Что это - милость к нам господня.

Лесок усадебный - красив.

Береза, клен уж пожелтели;

Но дуб могуч еще доселе,

Убор зеленый сохранив.

Лучи, сквозя в ветвистой сени,

На дол отбрасывают тени;

И на траве следит мой взор

Их неустойчивый узор.

Меж тем тропинкой к краю леса

Я подошел, и предо мной

Как бы раздвинулась завеса

И вид раскинулся степной.

Открытый вид долины ровной

До небосклона, лишь вдали

Как будто вышел из земли,

Благословляя, крест церковный;

Да там межою на гумно

С полей телеги едут с хлебом;

Да видно в воздухе пятно -

То ястреб носится под небом.

И смотрят очи; и душа

Приветы шлет родному краю...

Когда так осень хороша,

Где лучше: там иль здесь?- не знаю.

Лишь только, милостью небес,

Чреда подобных дней настанет,

Меня из леса поле манит,

А с поля снова манит лес.

 

Осеннее ненастье

Небо холодное - в тучах;

Хмуры лужайки и чащи;

Слышен в березах плакучих

Ветер, уныло гудящий...

Словно томимы тоскою -

Близко ко мне, но незримо,-

Тени одна за другою,

Плача, проносятся мимо.

 

10 ноября 1896

Ильиновка

 

ЛИПЫ

 

Нет мне сегодня приюта милее,

Как этих лип благовонных приют!

Всею нарядной семьею в аллее

Липы цветут.

 

Пчелы слетелись; их рой благодарный

В улья богатую дань унесет.

Будет и нам ароматный, янтарный,

Липовый мед.

 

Следуя людям старинного веку,

В предохраненье зимою от бед

Можно бы в сельскую всыпать аптеку

Липовый цвет.

 

Добрые липы, конечно, полезны;

Я же в них больше ценю красоту,

И особливо мне летом любезны

Липы в цвету.

 

Ежели скоро умру я, неужто

Летом друзья обо мне не вздохнут:

"Жалко, что нет его здесь, потому что

Липы цветут!"

 

Июнь 1901

 

ЛЬВУ НИКОЛАЕВИЧУ ТОЛСТОМУ

 

Твой разум - зеркало. Безмерное оно,

Склоненное к земле, природу отражает:

И ширь, и глубь, и высь, и травку, и зерно...

Весь быт земной оно в себе переживает.

 

Работа зеркала без устали идет.

Оно глядит в миры - духовный и телесный;

И повествует нам всей жизни пестрый ход

То с мудрой строгостью, то с нежностью прелестной.

 

В нем отразился мир с подробностями весь;

Ему препоны нет ни сумрака, ни дали;

И видны там черты, которых люди здесь,

В духовной слепоте, пока не замечали.

 

Но люди есть еще (и между ними - я),

Чьи убеждения сложилися иначе;

Иные чтут красы земного бытия;

Насущны для других политики задачи...

 

Но все же ты для нас - светильник на горе.

О, продолжай учить, на старости прекрасной,

О царстве божием, о мире, о добре!

Тебе все ведомо, осмысленно и ясно.

 

Туманно лишь одно прозренью твоему:

Все сущее твой ум и познает, и судит;

Но грань воздвигнута и гению!.. Ему

Все ведомо, что есть, но темно то, что будет.

 

5 марта 1908

 

НАЦИОНАЛИСТУ

 

Народность гражданам мила не без причин;

Тебе же, собственно, в ней то милей, что старей;

Ты как же старину взлюбил: как гражданин

Иль антикварий?

 

Ты ищешь лучшего. Нетрудно также мне

Признать, что времена теперешние - плохи;

Но надобно мне знать: ты манишь к старине

Какой эпохи?

 

У нас запас грехов немалый позади.

Что, если в час лихой мы вновь сдружимся мигом

Иль с правом крепостным, или - того гляди -

С татарским игом!

 

Ты, говорят, признал, что стало тяжело

Цивилизации нам западное бремя,

И в просвещенности излишней видишь зло...

Нашел же время!

 

Невежеством толпы мы хлещем через край;

Да и повыше-то чуть брезжит свет науки;

А в сферах нравственных хоть снова начинай

С аза и с буки.

 

Мы рядим пустоту в объемистую ложь,

Чтоб охранить застой от натиска прогресса.

Так хлебный торговец кладет в дрянную рожь

Песок для веса.

 

Не дашь ты радостей в воскресшей старине!

А радость ведь и нам нужна, я полагаю;

Несем бесплодные мы жертвы лишь одне

Родному краю.

 

В отечестве тоской случалось изнывать,

Прося разлуки с ним, как с затхлою темницей:

"Здоровым воздухом дозвольте подышать

Нам за границей!"

 

По мнению других, ты мыслью задался

Патриархальные усилить в нас начала,

Затем, что будто бы беда в России вся

От либералов.

 

Ах, либералы! Вы теперь обречены

Судьбой суровой быть козлами отпущенья.

Я - также либерал; но в чем мои вины?

В чем прегрешенья?

 

Ужели ж мне нельзя, на самом склоне дней,

Пред нашей стариной и прихвастнуть немножко,

Что я уж не холоп, зовусь, мол, Алексей,

А не Алешка?

 

Ужель врагом властей могу считаться я

И скромное мое писательство - опасно,

Лишь только потому, что к ним любовь моя

Не сладострастна?

 

Ужель погоревать не смеем о судьбе,

Обрекшей нас на то, чтоб вечно быть ребенком,

Которому принять заботу о себе

Не по силенкам.

 

Зачем вотще искать таинственную нить

Влеченья к новизнам и к западным затеям?

По части прав - хоть то нам как бы сохранить,

Что уж имеем.

 

Мне страшен смысл твоих мечтаний. Нам опять

Зажить по-старому окажется нетрудно,

Простимся с мыслями, заснем и будем спать,

Спать непробудно.

 

И, средь безмолвия, мы будем видеть сны...

Не только мудрый строй мы водворим в отчизне,

Но будут нами все в бреду разрешены

Проблемы жизни...

 

Свободомыслие - почет моих седин;

Мой опыт юные усторонил химеры,

И явно я блюду, России гражданин,

Мой символ веры.

 

Есть свойства русские - краса для всех времен.

Я их ценю умом, душою, зреньем, слухом.

При них и стариной я русскою пленен,

И русским духом.

 

Но дух достоинства средь нас и ныне слаб.

Издавна вскормленный успехом лжи и лести,

Нередко и в других не ценит старый раб

Гражданской чести.

 

Нам прочный нужен мир; и в наши времена

Залог спокойствия - законная свобода;

И в грозовые дни разумность ей дана

Громоотвода.

 

По поводу твоих стремлений к старине

Вот грустных и смешных деяний наших повесть.

В ней выразился я, как подсказали мне

И честь, и совесть.

 

Май 1903

Тамбов

 

НЕ ПОМНЮ

 

Шли цепью длинные года...

Мне ценно все, что в жизни было;

А между тем нет и следа

К тому, что старость позабыла.

 

Есть промежутки - точно сон.

Хоть память их покой тревожит -

Событий, лиц, речей, имен

Восстановить уже не может.

 

Как будто снег занес цветы,

Иль вещи вынесли из дома,

Иль кем-то вырваны листы

Из дорогого мне альбома...

 

Ноябрь 1903

Тамбов

 

О ЖИЗНИ

 

Меж тем как жить теперь так любопытно,

К последнему я близок рубежу;

И потому я думой ненасытной

За жизнию без устали слежу.

Наш мир - театр, где со времен Адама

Безостановочно идет людская драма.

 

Ее теперь в Европе эпизод

Хоть искажен наличной слабой труппой

И строгих дум нередко прерван ход

Шумихою воинственности глупой,-

Но чуется, что ветхий человек

Желал бы, обновясь, вступить в двадцатый век.

 

Измученный запросами сомненья,

Утративший надежды и мечты,

Тоскует он пред зрелищем крушенья;

Его страшит зиянье пустоты,

И хочет он, чтоб дружбой сочетались

Враги - душевный мир и умственный анализ.

 

Загадочна, глубоких тайн полна

Идущая на сцене мира пьеса.

Чрез цепь веков идет вперед она...

Когда-нибудь опустится завеса,

Не будет ждать, чтобы докончить мог

Последний человек последний монолог.

 

Я не хочу, чтоб жизнь мне стала бремя,

Каким она для Вечного жида.

Хотелось бы пожить мне в наше время;

Мне умирать не хочется, когда

Еще я бодр и не лишили годы

Меня ни пыла чувств, ни умственной свободы.

 

Следить и наш я скромный быт хочу.

Порою луч нас озаряет светом,

И этому я радуюсь лучу.

Уж есть отпор гасящим свет газетам,

И уж они не каждый день пестрят

Убогие столбцы командою: "назад!"

 

Нам говорят, что шли мы слишком шибко.

Едва ли! Но положим, что и так.

А вспять идти - не также ли ошибка?

И на Руси ведь человек - не рак.

Так пусть же он медлительным хоть шагом,

Но движется вперед к законным жизни благам.

 

Мы стариной охвачены совсем,

В старинную невольно впавши спячку.

Так сонный вол бывает занят тем,

Что вновь жует отрыгнутую жвачку...

Вот почему мне так отраден луч,

Приветливо на нас взглянувший из-за туч.

 

Не из одной любви к моей отчизне,

Не лишь для дум пред сценой мировой,-

Мне просто жить хотелось бы для жизни,

Для благ земных, для радости земной.

Как не хотеть! А дочери? А внуки?

Подольше б с ними быть пред вечностью разлуки!

 

И, наконец, мне жизнь еще нужна

Для мелочей моей повадки старой:

Для праздного сиденья у окна,

Для кофея с газетой и сигарой,

И прочее... Не перечислить всех

Мне щедрой жизнию даруемых утех.

 

А час придет... Под гробовую крышу,

Заснув навек, я лягу в темноту.

Ни глупости уж больше не услышу,

Ни подлости в газете не прочту,-

Меж тем как я всю жизнь имел наклонность

Входить участливо в родную обыденность.

 

1896

Ильиновка

 

* * *

 

О, когда б мне было можно

Упредить мой день последний!

Чтоб, еще владея духом

Не больным, не помраченным,

Я успел пойти проститься

С милой матерью землею.

В благодатную погоду

Выйду я на воздух сельский;

И, укрытый темным лесом,

Иль среди полей пустынных,

Так я с ней прощаться стану:

С непокрытой головою

На восток, на юг, на запад

И на север поклонюся,

И скажу: прости мир божий!

Преклоню потом колени

И земли коснусь поклоном;

И задумаюсь над нею;

И, быть может, затоскуя,

Орошу ее слезами;

И скажу: прими от сына

Благодарность за хлеб, за соль.

Долго ты его, родная,

Ублажала и кормила;

Жить он долее не в силах;

Он теперь покоя просит,

Упокой его навеки.

 

1898

Ильиновка

 

ПОГИБШАЯ НИВА

 

Пред нами красовалась нива...

Какая странная краса!

Колосья, стоя горделиво,

Тянулись кверху, в небеса.

Влеченья их к надменным позам

Причину я разведал ту,

Что рожь, уж бывшая в цвету,

Побита утренним морозом.

Вот и разгадка - почему

Кичливый колос так упорен

В стремленьи ввысь. Увы! Ему

Поникнуть нечем. Он - без зерен.

И мне представилась тогда

Умов и душ людская нива,

Когда над ней стряслась беда.

Она, как эта,- молчалива...

Ей громко воля не дана

Свои оплакивать утраты...

Высоко в эти времена

Пустые головы подъяты.

 

1900

Ильиновка

 

ПОМИНКИ

 

Как будто дверь в сарай хозяйственный открыли,

Где рухлядь ветхая хранилась про запас;

И затхлым запахом и плесени, и пыли,

И едкой ржавчины повеяло на нас.

 

Не мертвецу я шлю укор, а вожделеньям

Его усопшее ученье воскресить,

Чтоб мертвые уста могильным дуновеньем

Пытались жизненный светильник загасить.

 

Хоть я - не следуя покойника примеру -

Готов признать, что он любил страну свою,

Но к родине любовь в его лишь только меру

И на его шаблон - о нет!- не признаю.

 

Жестокий патриот, не верил он народу;

Покорность лишь одну отдав ему в удел,

За ним ни силу чувств, ни совести свободу,

Ни право умствовать признать он не хотел.

 

Не грезился ль ему с сложением железным

Безвольный богатырь, наш предок из былин,

Когда он требовал, чтоб членом бесполезным,

Чтоб силой праздною был русский гражданин;

 

Чтоб он не принимал участия живого

Самостоятельно на родине ни в чем,

И даже иногда лишался дара слова,

Патриотическим разбит параличом?..

 

1897

Ильиновка