Конечно же он помнит имя той актрисы.

*******

Кацэ снилась Ирина. Она как прежде сидела на ступеньках крыльца и ждала. Всё так же надеялась, что однажды её сын появится на горизонте, пройдёт к родному дому, сядет рядом, и они будут молчать до заката. Но он всё не шёл, и Ирина не торопилась заходить в дом. А Кацэ будто находился там, совсем рядом, робко выглядывая из-за дерева. Ему не хватало смелости подойти и рассказать. Предупредить, что бы женщина больше не проводила вечера на крыльце в сводящем с ума ожидании…

Лучи заходящего солнца подкрались к подушке. Шершавый язык облизывал щёку, над ухом звучало глухое мурчание. Мальчик сонно нахмурился и потёр кулачками глаза. Голова тяжёлая. Страшно поднимать. Он хорошо выспался, но, видимо, последствия отравы, приправленные стрессом, ещё не отпустили. Слышно, как на кухне Бави гремит тарелками. Рядом пристроился Бантик, щурится от солнца и лениво мотает хвостом. Который час? Вечер…

- Очухался? - рыжий прошёл в комнату с подносом в руках. Его тон не звучал обеспокоенным, скорее утомлённым. – вот, поточи-ка.

Яичница и обжаренные сосиски, чай с ароматизатором малины. Странно, Кацэ не ел больше суток наверное, а аппетита совершенно нет. Скорее всего, он просто не осознаёт, насколько голоден. Мальчик медленно, словно лунатик, принял сидячее положение, откинув плед, что бы Бави смог поставить поднос на его колени. После паренёк плюхнулся рядом, закинул ноги на журнальный столик, целиком сделанный из стекла, расположенный перед диваном, и включил телевизор. Экран просто огромен. Кацэ и не подумал бы, что такие могут существовать. Если бы не повсеместная пыль – обстановка, интерьер шикарные. Какой-то отсутствующий у рыжего сейчас вид. Вытянул руку вперёд и надавил на кнопку пульта ещё раз. Никакой реакции. Свет же отключён. Небрежно швырнул пульт на столик и изнеможённо откинул голову на спинку дивана. Кацэ смотрит в упор и не узнаёт. Что-то изменилось:

- Сам-то поел? – неожиданно спрашивает мальчик тоном строгой мамаши.

- Ага.

Ну вот и поговорили. Что ж, судя по всему Бави не в настроении, а Кацэ навязываться не хочет. Может быть чуть позже, когда они оба придут в себя.

*******

По долгу службы Эдриан жил в одном из корпусов «Омелы», обустроенном под военную казарму. Но для особо дорогих Фюреру служащих отводились отдельные комнаты. Сегодня выдался нелёгкий денёк, все мысли были о том – как бы скорее добраться до койки и вырубиться. А завтра ещё вставать спозаранку по личным делам… Для всех давно отдана команда «отбой», в коридоре не души.

Эдриан не носит форму «Омелы», подобно другим служащим, предпочитая её элегантные костюмы. Это не только его прихоть – так надо, что бы не бросаться гражданским в глаза во время обходов по улицам Столицы. Народ должен принимать его за рядового гражданина – в этом заключается смысл разведки гестапо. Вот уже месяц он выслеживал одного человека, по достоверной информации являющегося главарём одной подпольной анти-фюреровской коалиции, готовящей восстание. На след Эдриан вышел давно, но именно сегодня, наконец, удалось поймать государственного преступника с поличным во время собрания на его квартире. Эдриан вывел солдат к дому того человека и наблюдал за тем, как омеловцы расстреливают присутствующих. Не имеет значения – собрались ли там лишь члены коалиции, были ли среди них родственники, или случайно заглянувшие соседи. Если эти люди засветились в компании преступника – значит и сами являются таковыми. Не до разбирательств иными словами. После всё перевернули вверх дном с целью обыска и нахождению каких-либо документов, раскрывающих личности членов группировки – тех, кто был сегодня убит и тех, кто по каким-то причинам не присутствовал на собрании.

Эдриан никогда не принимает в этом участия. Лишь наблюдает за деятельностью рядовых солдат, назначенных на сегодня в его подчинение. Сложив руки на груди и высокомерно вздёрнув нос, он расхаживает по дому, с пренебрежением обходя трупы, рассматривая картины, украшающие стены гостиной, без особого интереса знакомясь с собранием классиков на книжных стеллажах.

Но сегодня всё было немного иначе. Остался выживший. Рыдающая девчушка забилась в угол, боясь шевельнуться. «Омела» не казнит детей своих противников, отдавая отчёт тому, что в грехах своих родителей они не виноваты. Заметив ребёнка, Эдриан остолбенел. Лет пять или шесть – не больше. Наверняка, она даже не понимала, что происходит, потому и плакала. И смерти в этом возрасте ещё не боятся – попросту не осознают её вероятность. Вся дрожала, глядя на Эдриана умоляюще, будто видела в нём спасение. В отличие от остальных он хотя бы не был вооружён и запачкан в крови. Кажется, ещё мгновение и протянет к нему ручки, пролепетав «спаси». Но судьба выжившего ребёнка не должна его волновать – вскоре сюда придут чистильщики, прибрать тела, а девчонку, скорее всего, переправят в дет.дом. Вероятно, её родители были среди расстрелянных членов коалиции, или она дочь самого главаря. «Я хочу к маме» - эхом отзывался её срывающийся голосок в ушах Эдриана даже сейчас.

Молодой человек тряхнул головой, попытавшись отогнать неприятные ему мысли. Выспаться – выспаться – выспаться! Вдруг широкий коридор поглотила тьма. В одно мгновение вырубились все светильники. Эдриан машинально затормозил и поднял рассерженный взгляд к потолку:

- Что ещё за шутки?!

Освящение неестественно-плавно возродилось. Зажглись одновременно все лампы, точно так же, как и погасли. Подозрительно загудели провода, над головой что-то щёлкнуло, а после звонко взорвалось, вероятно, от перегрева. Эдриан шарахнулся к стене, машинально прикрыв голову руками, когда на пол осыпались осколки лампочки. И, ведь, именно над ним! Жутковатое совпадение. За спиной прозвучали мягкие шаги по кафелю. Нет, не шаги даже, скорее шорох волочащейся по полу юбки. Эдриан нервным движение обернулся, успев разглядеть лишь женский силуэт роскошного бального платья алого цвета, который скрылся за поворотом:

- Эй! Кто вас сюда впустил? – строго окрикнул незнакомку Эдриан и торопливыми шагами направился следом.

Резко зайдя за поворот, где только что скрылась женщина, он так и застыл с разинутым ртом. Тупик. Впереди лишь кладовка, запертая уборщиком на замок. Незнакомка в буквальном смысле исчезла.

По телу будто разряд тока пробежал, пробудив из забвения. Бави задремал на подоконнике, привалившись спиной с холодной стене. Охватило тревожное, ничем не обоснованное чувство. Рыжий, часто моргая, осмотрелся вокруг. Кацэ спит, укрытый пледом на диване. Свернулся клубочком и хмурится. Плохой сон, наверное. За окном ночь. Уже ближе к утру. Там, вдалеке, за крышами высоток, слабо зияет оранжевая кромка рассвета.

Беспокойство отпустило, уступив сладкому желанию сомкнуть веки и продолжить свидание с Морфеем. Бави расслабленно откинул голову назад, обхлопал нагрудные карманы рубашки в поисках сигарет, но вместо них наткнулся на нечто иное. За цепочку он вытащил серебряные часы. Надо же. Он совершенно забыл о важной миссии вернуть их законному хозяину. Как не вовремя. После встречи на площади, Бави долго и болезненно переваривал факт того, что впредь им видеться бессмысленно. Воспоминания, которые крепко связывали их раньше – теперь не имеют совершенно никакого значения. Всё. Забыть о том человеке точно так же, как он забыл о Бави. Или делает вид, что забыл… В любом случае не важно. Он чувствовал весь дискомфорт, испытанный Лоялом при их встрече. Его раздражение. Стену, которую возвёл альбинос, что бы замкнуться наедине со своей навязчивой идеей отомстить, невозможно не заметить. Это отгородило его от всех остальных, ранее доступных чувств. И как бы Бави не хотелось сломать эту стену – ничего не выйдет, хоть на танке ломись. Лоял предельно чётко позволил ему это прочувствовать. И Бави смирился. Значит Лоялу так легче. Пусть. Он не станет умолять его одуматься – у каждого своя голова, в конце концов, и дурак тот, кто считает, что умнее всех и обязан направлять окружающих на путь истинный – такова жизненная позиция Бави: не вмешиваться, если не просят. Но эти чёртовы часы он вернёт. «Чти и помни имя своё. В день семнадцатилетия Лоялу Эйбриану от любящего отца». Сделает ему одолжение так сказать, но в душе, возможно, даже не осознавая этого до конца, Бави радуется появившемуся предлогу вновь, уже обоснованно увидеться с ним…

…А Лоял тем временем сидит на уже полюбившейся крыше, добивая слух ломающейся музыкой в наушниках на полную громкость, и рисует его портрет. Ещё один – один из сотни уже нарисованных и порванных по завершению. По память. Его смеющиеся глаза так и стоят перед мысленным взором. Нелепая ухмылка – как может только он. И эти рисунки ничего не значат. Точно так же, как и тот, кто на них изображён. Зачем тогда?...

12.

**29 год \ из архивов воспоминаний \

Впервые в жизни Бави был счастлив. И не мимолётно, как это бывало раньше, когда в голодные времена чудом удавалось плотно поесть – а постоянно, ежедневно. Казалось, у него наконец-то появилась полноценная семья, где Инг занимал место папы, Айна - мамы, а Лоял был старшим братцем. Они приходили в гости практически каждый день, не редко оставались на всю ночь, а уходили ранним утром. По необъяснимым причинам в том месте, где они жили, никто не должен был замечать их отсутствие. И с чего вдруг секретность? Бави несомненно задавался этим вопросом ни раз, но надоедать не желал – ведь главное, что бы Инг приходил почаще, а Бави, не давая тому переступить через порог, с щенячьим восторгом кидался молодому человеку на шею. В глазах мальчика он был совершенством – всегда добр, ни разу не рассердится. Даже Айна иногда срывалась на брата, когда тот ломал что-нибудь или калечился сам, а Инг никогда ни за что не ругал и Айну просил быть помягче. К тому же Бави не помнил такого дня, когда бы гости пришли с пустыми руками. Складывалось впечатление, что у их семьи денег куры не клюют. На день рождение Айны Инг подарил ей роскошную кровать взамен старого скрипучего дивана – клоповника, а месяцем позже презентовал Бави игровую приставку. Даже на оклейке обоев настоял, убедив Айну, что голые стены смотрятся через чур мрачно и угнетающе. На удивление такой щедрости младшему брату Айна отвечала с восторгом «я же говорила, что он важная шишка!». И всё же девушка любила его не за подарки. За тем взглядом, которым она смотрела на Инга, скрывалось нечто гораздо большее, чем примитивная корысть.

А что касается Лояла… Бави никогда раньше не встречал таких детей. Белокурый мальчик был какой-то… неправильный что ли. Уж слишком воспитанный, чопорный даже. Когда они сдружились, выяснилось, что он даже по деревьям никогда не лазал и на отрез отказывался учиться. Но это лишь по началу. Под влиянием младшего товарища Лоял всё же смог «переступить через свои принципы». А вообще, не смотря на колоссальное расхождение в интересах, они смогли сблизиться, и для Бави он стал первым сознательным другом. И если по инициативе рыжего они скакали по гаражам, разбивая коленки, то Лоял навязывал ему свои любимые книги, притаскивал по несколько штук и настоятельно советовал прочесть, или же часами пересказывал сюжеты скучных исторических фильмов. А Бави слушал. Через силу. Даже вникал по возможности, что бы потом на полных правах демонстративно заявить «фигня!». Иногда всё же некоторые истории ему даже нравились, и они вели бурное их обсуждение. Бесспорно, что на образование Бави повлиял именно Лоял, ну а аристократичный ребёнок стал более подвижным и шустрым. В общем говоря – им было, чему научиться друг у друга. У рыжего шалопая было много приятелей среди соседских мальчишек, но все они отошли на второй план, казались не такими интересными, вообще – не такими.

Хотелось, что бы так теперь было всегда, и каждый раз, когда они не приходили по несколько дней, Бави беспокоился и сильно тосковал. Айна относилась к этому спокойнее, в отличие от брата понимая, что у Инга могут быть свои дела, а Лояла одного он отпустить не может. Видимо девушка настолько сильно любила его, что даже не ревновала. Со стороны могло показаться безразличием, но на самом деле их идеальные отношения давно переступили ту грань, когда рождается беспрекословное доверие друг к другу.

В тот вечер Бави был дома один. Несколько часов назад Айна ушла работать в ночную смену танцовщицей. Она всё обещала как-нибудь взять брата с собой, но пока «никак не получалось». С того момента, как девушка завязала с проституцией – она даже бросила курить под положительным влиянием Инга.

Во дворе было непривычно тихо – ни одной пьяной компании, которые каждый вечер собирались под окнами общежития и балагурили едва ли не до утра в хорошую погоду. На кухне тишина – никто не ругается и не гремит тарелками. Все как будто вымерли. Мальчик сидел на широком подоконнике и всматривался в улицы, которые было видно из их окна. Ни одного прохожего. Незнание того, что ожидать и к чему готовится заставляло подсознательно нервничать. Вдруг в дверь постучали:

- Бави, это я! Открой!

Голос Лояла. Чем-то обеспокоенный. Бави тут же соскочил с подоконника, запутавшись в собственных ногах и едва не упал – настолько торопился. Открыв дверь, он встретил на пороге одного лишь Лояла. Запыхавшегося:

- А Инг где?

- Бави, случилось что-то очень плохое. Идём!

Наспех обувшись, Бави схватил с вешалки куртку, натянув её уже за дверью на ходу. Скоро они оказались на улице, почти бежали:

- Я был дома. А Инг не появлялся несколько дней, я места себе не находил! – взволнованно рассказывал Лоял. – дома такой переполох, никто, скорее всего, и не заметит, что я убежал. А если заметят, то всё станет ещё хуже, но мне очень надо было тебя увидеть.

- Зачем? Чё случилось-то? Народ весь где, а? Да объясни ты по нормальному! – начинал сердиться Бави, но, не отставая, следовал за другом.

По мере приближения к центру начали встречаться люди. Все куда-то торопились и бурно обсуждали неизвестно что. В направлении общего потока вскоре оказались и дети:

- Если Айна узнает, что я ушёл так далеко от общаги, то мне пиздец. – проворчал рыжий, хмуро озираясь на прохожих, подобно сомнамбулам движущихся в одном направлении, будто на митинг в честь какого-то праздника.

- Не выражайся. – на автомате упрекнул Лоял, даже не повернувшись к нему.

Альбинос знал что-то, чего не знал Бави, потому был гораздо более обеспокоен. За поворотом началась настоящая давка. Народа собралось столько, что не протиснуться. Все шумели, выкрикивали каждый что-то своё, голоса сливались, и выцепить хоть одно членораздельное слово было невозможным. Высокий мужчина оттолкнул Бави и пролез вперёд, в толпу. На мгновение рыжий был готов запаниковать. Он понятия не имел, что происходит вокруг, в честь чего собрание – задавят, ведь, и не заметят. Потерявшийся из виду Лоял вдруг вновь появился рядом, схватив за руку и потянув за собой. Казался таким из себя избалованным неженкой, а в давке не растерялся. Дальше не протиснуться:

- Туда. – повелительно скомандовал Лоял и потащил Бави к обочине.

Вся проезжая часть оказалась заблокирована толпой. Люди высовывались из окон, продавцы закрывали близь расположенные магазины и выходили на улицу, что бы присоединиться к движению зевак. Ухватившись за балку, Лоял подтянулся, ловко вскарабкавшись на козырёк одного из магазинчиков, что вереницей тянулись вдоль улицы, после подал рыжему руку. С двухметровой высоты им открылся вид на величайшее достояние Столицы – фамильное поместье Эйбрианов, правящего рода. Толпа подступила к самым воротам, за которыми собралась вооружённая охрана, готовая отстреливать тех, кто посмеет вторгнуться на запретную «черни» территорию. Бави видел особняк впервые. Он даже не знал, что вот он, такой роскошный, стоит в центре грязного города. Будто совершенно из другого мира. Он озадаченно повернулся к Лоялу, который с тоской смотрел в сторону поместья. До чего же прискорбным сейчас был его вид, полный непонятной рыжему вины за происходящее. Странный ребёнок. Вдруг там, рядом с высокой решёткой, отгораживающей имение губернатора от его народа, раздалось несколько выстрелов. Бави машинально вздрогнул и в изумлении округлил глаза. Последовали крики. Поднялся оглушающий гогот протеста:

- За этим парнем пойдут тысячи! – выкрикнул кто-то из толпы.

- Это митинг. – тихо произнёс Лоял.

Бави тут же повернулся к альбиносу, в упор смотрящего на друга, будто ожидая какой-то реакции. Рыжий лишь неосмысленно хлопал ресницами, не представляя даже как бы вопрос правильнее поставить, что бы Лоял понял, как растерян его товарищ. В итоге ума хватило лишь на:

- Чего?

- Я даже подозреваю, кто его устроил. Народ не доволен своим правителем, это акт протеста против моего… против правителя.

Возможно, в другой ситуации Бави и заметил бы, в каком многозначительном месте запнулся его друг, но только не сейчас. Они одновременно перевели взгляды в сторону поместья. У истоков, где начинался митинг, появились люди в военной форме, в противогазах, в защитных касках. Вооружённые. Бави видел, как один из солдат выбежал вперёд, замахнулся прикладом автомата и что было сил ударил, видимо, особо возникающего по затылку. Тот повалился на землю, последовали ещё удары. Что бы добить. Подавляющая восстание сила ринулась в толпу. Поднялся крик. Больше всего досталось тем, кто находился ближе к воротам поместья. Неужели они намеревались вломиться туда? И снова выстрелы с непонятной стороны:

- Губернатор даже не покажется! Забился в угол и дрожит, крыса!

- Спустил своих цепных псов!

- Этому должен прийти конец!

Толпа начала напирать. Военных явно не хватало. Несколько человек буквально набросились на одного из них, повалив на землю и начав избивать кто чем придётся. Бави заметил, как от решёток поместья начал распространятся желтоватый дым. Это люди из подавления выдирали чеку и бросали нечто, напоминающее видом гранату в толпу:

- Слезоточивый газ! – крикнул кто-то.

- Нам надо туда!

Бави изумлённо уставился на Лояла, который засуетился по козырьку в поиске надёжного спуска:

- Зачем?! Сдурел что ли?!

- Там Инг! – с неожиданной уверенностью заявил альбинос.

Присел на корточки, ухватившись за края козырька, и свесил ноги вниз, на ту же балку, по которой поднялся. Спрыгнул на землю и, не дожидаясь рыжего, побежал вперёд. Бави сердито нахмурился – что ещё за причуды?! Но оставить друга всё равно не мог.

Массы стали редеть, восстание отступало, потому с продвижением вперёд проблем практически не возникло. Лоял буквально мчался напролом, придерживая скрывающую волосы кепку, Бави за ним, совершенно не понимая, куда и зачем. Военные расформировались небольшими группами и атаковали толпу изнутри, буквально забивая людей до смерти прикладами автоматов и дубинками. Назревала паника:

- Эй! – один из подавляющих восстание неожиданно схватил Бави за ворот и потянул на себя. – тебе не место здесь, сопляк!

- Отпустите его! – неожиданно суровым тоном скомандовал подскочивший Лоял, вцепившись в рукав военного.

- Пошёл вон! – огрызнулся мужчина и одним толчком отшвырнул мальчика в сторону.

Потеряв равновесие, Лоял распластался на земле:

- Не трогай ребёнка, урод!

Военного буквально окружило несколько гражданских. Один из них, в порыве ярости и адреналиновом помутнении рассудка замахнулся на солдата бейсбольной битой, нашпигованной гвоздями. Зря. Военный оттолкнул Бави в сторону и буквально изрешетил того мужчину, не дав даже приблизиться к себе:

- Кто следующий?! – толпа расступилась.

Тяжело дыша, Бави будто окаменел так и рассевшись на асфальте. С открытым ртом он таращился на убитого, рухнувшего в нескольких метрах перед ним. Сколько же крови… Улица совсем немного накренена вправо, но этого хватило, что бы ручьи из под трупа устремились в сторону мальчика. А у него сил нет подняться – хватило лишь на то, что бы поджать дрожащие колени. К горлу подступил удушающий комок тошноты, а взгляд будто остекленел, застыв в одной точке – на трупе. Густая и зловонная кровь подбиралась всё ближе, Бави вдруг показалось, что она захлестнёт его с головой – эта оказавшаяся столь гадкой жижа. Ещё выстрелы, совсем рядом:

- Ну же, поднимайся! – приказал Лоял, схватив обескураженного друга за шкирку и насильно поставив на ноги. – идём, Бави! Ну!

Через несколько мгновений они оказались в переулке, прошмыгнули за огромный мусорный контейнер. Лоял плёчом упёрся о шершавую стену, что бы отдышаться, а Бави, зажимая рот ладонью, вдруг согнулся пополам. Его буквально вывернуло на изнанку. В глазах стояли слёзы, вызванные рвотным рефлексом. Лоял воспитанно отвернулся. Он слушал, как его друг откашливается, шмыгает носом, отходит чуть назад, но теряет силы и безвольно опускается на колени.

Бави не понимал, откуда такая реакция. Раньше он видел кровь. Но только свою. А сколько ужастиков он пересмотрел, где в главной роли расчленёнка… Но вот так, что бы в реальности и прямо перед носом… Это оказалось шоком. Неужели он так слаб морально? Тошнотворный запах мёртвого тела всё ещё витал где-то рядом:

- Всё в порядке. Это естественная реакция организма. – вдруг с ледяным спокойствием произнёс Лоял, посмотрев на жадно глотающего воздух друга.

Старше на три года, а так держится – вот кто действительно не в порядке. У Бави не хватило сил даже ответить:

- Попить… - слабо пробормотал он.

- Потерпи.

Снова выстрелы. Целая очередь. Крики разбегающихся людей. На этот раз Бави даже не вздрогнул. Лоял прикрыл глаза, как-то уж через чур расслабленно, и медленно, по стенке, сполз на корточки:

- Я хочу сказать тебе кое-что… но не могу.

Бави повернулся к нему. Дыхание постепенно восстанавливалось. А вот дрожь в коленях, кажется, ещё надолго:

- Почему не можешь? – тихо, почти шёпотом.

- Инг не велел. Это наш секрет.

Даже в том возрасте Бави понимал, что если бы человек действительно не хотел раскрывать свой секрет, то и не заикнулся бы о нём, а раз уже заговорил на эту тему, тогда подгонять не имеет смысла – и без этого продолжит, если решил:

- Но мне нужно, что бы ты знал. – видимо и правда секрет, раз всё ещё сомневается. – на самом деле Инг вовсе не мой брат и даже не родственник.

Бави вопросительно вскинул брови:

- Как же?...

- Подожди удивляться, это ещё не всё. Бави, я наследник губернатора. Ты понимаешь, что это значит?

- Ты? – он не знал, как себя повести, узнав подобную новость: то ли засмеяться над крайне неуместной шуткой, то ли всерьёз испугаться.

Лоял молча достал из под рубашки серебренную цепочку, на которой, в качестве кулона, висел увесистый перстень с голубым драгоценным камнем. Мальчик, не снимая с цепочки, надел его на большой палец – на другие он пока был бы велик. Бави безмолвно таращился на перстень. Если не подделка, то они несколько лет за счет этого брюлика могли бы аренду в общежитии оплачивать:

- В нашем роду два таких. – продолжил Лоял, отстранённо рассматривая перстень. – один носит правитель, второй - его первенец. Когда правитель умирает, наследник занимает «престол», а кольцо своего отца передаёт своему сыну. Я стану следующим правителем, представляешь? Я.

Бави молчал. Лоял выглядел таким печальным. Видимо, подобная перспектива его абсолютно не радовала:

- А… отказаться ты не можешь?

- Не могу.

- Почему?

- Потому что не могу, Бави. И против меня будут устраивать восстания…

- А ты будь хорошим правителем. – наивно посоветовал мальчик, подвинувшись чуть ближе.

- Это не так-то легко. Каким бы хорошим не был правитель – всегда найдутся те, кому он не угодит. Всех сделать довольными невозможно – так же невозможно находится выше остальных и не иметь врагов. Всегда найдутся те, кто будет желать моей смерти.

Для ребёнка он размышлял слишком по-взрослому. Но за то время, что Бави провёл с ним, он научился понимать его. Если общаться с образованными людьми, слушать и учиться у них – то и в одиннадцать лет поумнеть можно:

- А Инг… он вроде фрейлины, приставленной к принцессе, понимаешь? Нянька. Личный, принадлежащий только мне раб. Точнее он себя рабом считает, но для меня он… нет, даже больше чем брат. Он и отец, и лучший друг. Он – моё всё. Только отказывается понимать это.

- А ты скажи ему. Думаешь, не поймёт?

- Сочтёт очередной моей прихотью. Или приказом. Для него это прозвучит именно в таком тоне: «приказываю тебе любить меня». Инг ненавидит аристократов. Всех. В том числе и меня, потому что я один из них. И этот митинг… я уверен, что именно он его организовал. Он часто пропадал ночами неизвестно где. Думаю, что готовил всё это. Подбивал людей. Бунтарский дух, объединяющий угнетённых, очень часто зарождается в кабаках, где один неожиданно встаёт на стол и начинает провоцировать. Инг умеет заряжать обстановку, и язык у него хорошо подвешен, и мятежных идей всегда хватало, так что… – Лоял снял перстень, спрятав его под рубашкой. – такие, как я действительно слишком много себе позволяют. Не считаются с интересами и потребностями простых людей, считая их своими вещами только потому, что те не носят знатную фамилию. Но все люди одинаковые. В наших венах течёт такая же красная кровь, а вовсе не голубая. Это ужасная чушь. Не имеющая смысла метафора. – он повернулся к Бави. Голубые глаза блестели от навернувшихся слёз. – Бави, мне так страшно. А что, если его убили сейчас? Наверняка он был в самом центре и…

Лоял запнулся, зашмыгал носам, не сдержался и заплакал, закрыв лицо ладонями. Бави сидел рядом и растерянно смотрел на друга. Ему никогда не приходилось утишать кого-то, да и такое количество умных красивых слов, как Лоял, он не знал. Как Айна обычно поступала, когда он расстраивался? Обнимала…

Бави робко подвинулся к нему, положил ладонь на плечё. Осторожно, будто боясь сделать что-то не так. Больше ничего не потребовалось. Этого жеста Лоялу было вполне достаточно:

- Да нет, он точно живой. Я уверен. – успокаивающе шепнул Бави.

Перевалило за полночь, когда толпу окончательно разогнали, но дожидаться этого момента дети не стали – выломали доску из забора, преграждающего путь на другую улицу, где не было беспорядков, и таким путём выбрались из переулка. Пунктом их назначения стал бар, где работала Айна. Лоялу приходилось бывать там несколько раз, когда Инг заходил по делам, потому дорогу мальчик знал. Сегодняшней ночью посетителей почти не было, но персонал оставался на месте.

«Надо и ей всё рассказать» - настойчиво предложил Бави, а Лоял не стал спорить.

Айна, узнав о происхождении «очаровательно вежливого мальчика», каким звала Лояла, была шокирована гораздо больше брата – в юном возрасте зачастую проще переварить новую, с первого взгляда невероятную информацию, иначе как бы дети верили в существование зубных фей и монстров под кроватью…

Её реакцией на митинг, вероятнее всего устроенный Ингом, был отнюдь не испуг. Она по-настоящему рассердилась, пообещав найти возлюбленного и «оторвать его безмозглую башку». С работы она уходила в ярости, так что никто не посмел воспрепятствовать.

Айна с ноги открыла дверь полицейского участка, куда были доставлены зачинщики митинга. Если Инг жив, то он находится здесь. Бесцеремонно прошла вперёд по приёмной, цокая высокими каблуками. Дежурный, занимающий свой пост и заполнявший какие-то документы за письменным столом, в некотором смятении уставился на неожиданную посетительницу в сопровождении двух малолетних детей. Она прошла к нему, резко опустив ладони на стол и чуть склонившись к мужчине:

- Зачинщики. Где? – с грозным видом спросила она.

- Что? Посторонние не имеют права посещать заключённых! Вам лучше уйти, пока я не…

- Да плевать. Сама найду. – огрызнулась Айна в ответ, не дав озвучить угрозу.

Она направилась к двери, за которой простирались запутанные коридоры участка:

- Охрана! – дежурный схватился за рацию, глядя Айне в след. – задержите девушку с…

- Подождите! – Лоял подбежал к нему, торопливо достав перстень. – видите? – мальчик стянул пыльную кепку, продемонстрировав белоснежные волосы, забранные в разлохмаченный хвост, а большой палец с надетым на него фамильным перстнем ткнул едва ли не в лицо дежурному. – я Лоял Эйбриан! Вы обязаны меня пропустить!

- Кого там задержать-то, эй? – в промежутках между шипением раздался по рации раздражённый голос.

Дежурный с открытым ртом уставился на мальчика. Он не мог ему отказать – иначе не сносить простому служащему своей головы:

- Тут такое дело… - всё ещё в шокированном состоянии вернулся он к разговору с охранником.

Айна шла напролом, и если бы кто-то сейчас встал на её пути – сильно пожалел бы об этом. Девушка, чей любимый человек попал в беду, может оказаться очень опасной. Проходя мимо решёток, она замедлила шаг, внимательно всматриваясь в лица заключённых:

- Инг!

Подскочив к одной из камер, она яростно вцепилась в прутья – казалось, стоит ей ещё чуть надавить, и они погнуться. В одиночном заключении, на полу с опущенной головой сидел жутко избитый молодой человек в рваной, заляпанной запёкшейся кровью одежде. Зрелище было не из приятных. Руки скованы наручниками за спиной, длинные волосы спутаны, свисают на лицо. У Лояла сердце сжалось. Он жив. И это главное.

Инг медленно, будто каждое его движение сопровождалось невыносимой болью, приподнял голову и усмехнулся. Губа разбита. Кажется, сломан нос. Глаз отёк от синяка. Волосы на виске слиплись от всё ещё сочащейся по нему крови:

- Ты идиот! Безмозглый кретин! Как тебе только в голову такое взбрело, недоносок?! - по щекам Айны, смешавшись с тушью и густой подводкой, уже текли слёзы, но она продолжала яростно кричать. – ты хоть понимаешь, что теперь тебя казнят?! Понимаешь, а?!

- Айна, послушай…

- Заткнись! Нет у тебя оправдания, и не выдумывай ничего! Ты просто больной на голову дебил!

Наконец-то она сорвалась. Зажмурившись, Айна буквально заскулила. Опустилась на колени перед решёткой, по-прежнему сжимая стальные прутья, и заревела. Бави сочувственно смотрел на сестру, но слова вставить не решался. Никогда до этого момента ему не приходилось видеть её в подобном состоянии. Такой истерики не было, даже когда умерла их мать.

Собравшиеся охранники столпились в стороне, молча, и не без удивления наблюдая за сценой. Никто из них не решался даже подойти по двум причинам – остерегались попасть под горячую руку разъярённой женщины и не хотели связываться с сыном губернатора.

Лоял как вкопанный стоял на месте чуть вдали от решётки и, даже не моргая, с каким-то виноватым выражением, будто именно по его воле Инг оказался в таком положении, смотрел на воспитателя. Ждал, пока тот, наконец, в ответ посмотрит на него. Посмотрел. Мимолётно, будто на незнакомого, чужого человека, и сразу же отвернулся. От этого стало так больно, что Лоял сам отвернулся. Опустил взгляд, из последних сил стараясь сдерживаться.

С большим усилием молодой человек приподнялся на колени и подполз к решётке:

- Не плач. – ласково произнёс он. - я должен был попытаться. Люди слушают меня, потому что я говорю им правду, открываю глаза на происходящее. Им нужен лидер, который поведёт их.

- Но почему именно ты им должен становиться?

Айна больше не кричала. Не исключено, что банально сорвала голос:

- Кто же ещё, если не я? У кого бы хватило смелости? Я устал терпеть господство этих зажравшихся свиней. Ради нашего же будущего, Айна.

Бави поравнялся с Лоялом, с искренним сочувствием повернувшись к другу – как же нелегко, должно быть, ему было слышать подобные слова от человека, которого он так любит:

- Эй. – шёпотом обратился к нему Бави, неловко дёрнув альбиноса за рукав куртки. – ты как?

- Инг жив. Всё замечательно. Я поговорю с отцом, и его обязательно освободят. О казни не может быть и речи.

Смешно. Что же он ему скажет? «Ну пожааалуйста, пап. Он больше так не будет»? Пригрозит самоубийством? Что ж, ещё есть время, и Лоял сможет что-нибудь придумать...

13.

**45 год \ настоящее \

…И, ведь, смог. Инг помнит даже сейчас, как губернатор лично, в сопровождении целой свиты охранников, явился на следующий же день в участок полиции. Лояла с ним не был. Едва живой зачинщик стоял перед ним на коленях лишь по той причине, что из-за дикой боли во всём теле не мог подняться, и с опущенной головой, скрипя зубами от унижения и досады, выслушивал снисходительный приговор. «Я дал тебе крышу над головой, еду и работу, которой позавидовал бы любой безродный пёс, а ты вот как мне отплатил. – пренебрежительно говорил губернатор. – если бы я только мог, я бы скормил твои потроха канализационным крысам. Ты даже похорон не достоин. Твоей участью было бы гнить в дерьме. Но, молись Господу за это, Лоял не позволил. Он стоял на коленях передо мной, как ты сейчас стоишь, и в слезах умолял сохранить твою жалкую жизнь. Знаешь, кокой стыд для меня, что мой ЕДИНСТВЕННЫЙ. – он всегда выделял это слово. – сын унижается ради такого отброса, как ты? Ха! Кого я спрашиваю? Тебе не знакомо понятие чести. Как и всем безродным оборванцам…»

Инг был единственным из числа арестованных, кого оставили в живых. Остальных членов восстания по приказу губернатора через несколько дней прилюдно расстреляли в качестве наглядного примера остальным людям, что бы те впоследствии и рот боялись разинуть в сторону знати. Не смотря на моления Лояла, обратно принять бунтаря в свой дом губернатор категорически отказался. Это было уж слишком. Да и разве сам Инг согласился бы:

- Можно?

Фюрер обернулся на стук в дверь и натянул дружелюбную ухмылку. В его рабочий кабинет из коридора несмело заглядывал Эдриан. Такая рань. Ещё не было команды «подъём», а он уже причёсан, одет, в общем выглядит идеально, как, собственно, и всегда. Ингу казалось, что в «Омеле» он единственны, кто встаёт на рассвете:

- Что не спится? Ты вчера поздно вернулся. Неужели уже отдохнул?

- Да, да, как коала. – сообщил Эдриан, бодро закивав.

- Коалы спят двадцать два часа в сутки…

- Знаю, знаю! Потому и говорю. – немного нервно захихикал блондин.

Инг подозрительно осмотрел подчинённого – сложилось впечатление, будто он находится под воздействием какой-нибудь дури:

- Хотел спросить что-то?

- А, да! Я хочу выходной попросить. Надо с одним личным делом разобраться иии… ааа… что я говорил? Ого! У вас новые шторы?!

- Эдриан, с тобой всё в порядке? – уже всерьёз забеспокоился Инг. – зайди к доктору Хурцу, будь добр. Ты давно был на мед. осмотре?

- Нет, нет! Со мной всё в полном порядке. Точно! Мне же нужен выходной. Ну пожалуйста. – одухотворённо улыбнулся молодой человек.

- Хорошо. – сомнительно согласился Инг. – будь осторожен. И сообщи мне, когда вернёшься.

*******