Третье героическое испытание

(и преображение Элиота Поста)

 

Симфония бытия

 

Элиот стоял перед открытым шкафчиком в ресторанной раздевалке.

Он находился на перепутье. Пойдешь в одну сторону – убежишь с Джулией и начнешь новую жизнь. Пойдешь в другую – останешься дома, столкнешься с новыми бедами и, может быть, погибнешь из‑за того, что ты такой ответственный.

Час назад Элиот ушел, а Джулия осталась в парке. Ей нужно было забрать из дома кое‑какие вещи, пока родителей не было. А Элиота не покидало неприятное ощущение: что‑то пошло не так.

Он мог позвонить в полицию. Его семейных проблем они не решат, но могут помочь Джулии.

А может, вовсе не проблемы Джулии заставляли его чувствовать себя так неловко.

Вот в чем загвоздка. Он не мог решить, за кого переживает сильнее – за Джулию или за Фиону.

Элиот зашел в пиццерию на тот случай, если действительно решится уехать. Хотел забрать запасную одежду, лежавшую в шкафчике. На нижней полочке лежали аккуратно сложенные брюки, сшитые Си. Если в моду когда‑нибудь вернется жесткая парусина, Элиот будет к этому готов.

Он жалел о том, что не взял с собой том «Mythica Improbiba». Книга осталась дома. У него в комнате. Истории обоих семейств были весьма интригующими – в особенности история семейства отца.

Судя по тому, о чем говорилось в книге, ангелы делились на Тринадцать кланов, и некоторые из них возглавляли Сатана, Люцифер, Вельзевул, Левиафан и Асмодей. Эти имена звучали в сознании Элиота подобно звону погребальных колоколов – знакомые и сотрясающие до самого нутра.

Элиот горько рассмеялся. Нет, в самом деле, кого он пытается обмануть? Побег с Джулией – это фантазия из разряда самых диких.

Он был нужен Фионе. Одна она не выдержит третьего испытания. Как бы сильно ни хотелось Элиоту сбежать из дома, он не мог повернуться спиной к сестре, отринуть чувство долга.

Он в сердцах захлопнул дверцу шкафчика, злясь на себя за то, что поступает правильно, и вышел в ресторанный зал.

Столы и стулья отсюда уже вынесли. Салатный бар и автомат с минеральной водой прикрыли полиэтиленовой пленкой. Когда за Элиотом закрылась дверь кухни, пленка зашуршала. Ему показалось, что он увидел, как задвигались тени.

– Эй! – прошептал он.

Никто не ответил.

Элиот поспешно вышел в фойе. Ему стало не по себе одному в ресторане.

Он снял трубку и набрал номер домашнего телефона. Нужно было позвонить раньше и справиться о здоровье Фионы. Наверное, у нее действительно была кишечная инфекция или она просто съела что‑то нехорошее – вполне вероятно, учитывая качество стряпни Си.

Но стоило Элиоту подумать об этом, как он вспомнил: Фиона ничего не ела и не пила в последние два дня – только жевала эти дурацкие конфеты. Неудивительно, что ее так рвало.

В трубке послышались гудки.

Полиэтиленовая пленка в зале продолжала шуршать, хотя дверь была плотно закрыта.

К телефону никто не подошел.

Элиот повесил трубку, быстро прошел к парадной двери, вышел, и дверь за ним захлопнулась.

Не оглядываясь, он пошел по Мидуэй‑авеню. Дорога до дома без сестры казалась опасной. И все же, поравнявшись с подворотней, где обитал Луи, Элиот остановился.

– Эй… Луи? – осторожно окликнул он.

Элиоту хотелось поговорить со стариком. У него накопилось много вопросов о музыке. Когда он в последний раз играл на Леди Заре, мелодия словно убежала от него прочь и земля содрогнулась. А в парке аттракционов – он был уверен, что это ему не померещилось, – под воздействием его игры ожили старые ржавые аттракционы. А лошадки на карусели гнались за ним и чуть не затоптали его насмерть. И все это – из‑за его музыки. Это было какое‑то безумие.

Даже чудаковатый Луи решит, что он сошел с ума.

Смеркалось, что было необычно для летнего вечера. На Мидуэй‑авеню не было ни души. Посреди теней Элиоту начали мерещиться все демоны, изображенные в старинной книге.

И все же он шагнул в подворотню.

Тут валялись горы коробок от пиццы, корки, кучи упаковок от фастфуда, пустые бутылки от спиртного. Но Луи нигде не было видно.

Как только глаза Элиота привыкли к тусклому свету, он разглядел на стенах арки граффити. Но не привычные буквы, нанесенные краской из аэрозольного баллончика. Карандашом, фломастерами и масляной краской были нарисованы прямые линии, маленькие кружки, дуги и треугольники.

Отчасти это выглядело как геометрическая задача, отчасти – как головоломка, но еще это походило на стихи. И на те страницы в «Mythica Improbiba», которые Элиот не смог прочесть.

Он ощутил, как воздух вокруг него начал электризоваться, будто вот‑вот ударит молния. Сильнее всего это чувствовалось в области ступней.

Элиот опустил глаза. На асфальте тоже виднелись странные письмена.

Неужели все это нарисовал Луи? Порой письмена выглядели так, словно новые строки были написаны поверх старых, и в итоге странные символы превратились в абстрактные картины.

Однако один фрагмент, расположенный ближе к груде картонных коробок, выглядел иначе. Там мелом были проведены параллельные линии, а потом поверх них нанесены точки и дуги. Настоящий нотный стан с музыкальной записью.

Элиот протянул руку, готовый прикоснуться к нотам, но передумал, поняв, что может их стереть.

По мере того как он вглядывался в запись, у него появилось впечатление, что одни ноты углубляются в асфальтовую поверхность, а другие – выступают над ней.

Элиот моргнул. Наверное, это было оптическим обманом. Померещилось в сумерках.

Но тут на стене отразилась вспышка молнии, и грянул раскат грома.

Элиот не испугался, не вздрогнул. Он сосредоточился на нотной записи.

Сначала она выглядела просто, затем сложность нарастала и все спутывалось.

А в самом конце запись была просто замазана розовым мелом. Возникало впечатление, что новые ноты несколько раз писались поверх старых, стирались, и в итоге запись стала совершенно неразборчивой.

Элиот вернулся к началу и прочел первый фрагмент. Это были ноты «Суеты земной» – самой первой мелодии, которой его обучил Луи.

Мальчик начал негромко напевать, водя пальцем по нотам.

Вскоре появились новые фразы и инвенции. Именно так он импровизировал, играя свою собственную композицию.

Ближе к концу музыка начала звучать дико. Последняя часть совершенно расходилась по стилю с первыми фрагментами. Мелодия звучала… неправильно.

Элиот внимательно вгляделся в этот фрагмент. Точки и дуги отображали сложнейшие движения пальцев. Для того чтобы попытаться исполнить эту мелодию, нужно было иметь шесть, а то и восемь пальцев.

Но ближе к финалу, к кульминации все распадалось. Последние фразы хаотично сливались, были наполовину стерты.

Элиоту отчаянно захотелось услышать всю пьесу целиком.

Может быть, он слишком старался? Может быть, имело смысл расслабиться, как его учила тетя Даллас, позволить сознанию пуститься в танец с музыкой, как с послушной партнершей?

Но только Элиот попытался сделать это, как закапал дождь и намочил асфальт.

Мальчик испугался. Он наклонился над нарисованными мелом нотными строчками, пытаясь сберечь их.

Но всю запись он закрыть не мог. Тогда он схватил картонную коробку и воспользовался ею, как зонтом, но все же несколько капель упало на написанные мелом строчки.

Элиот замер.

Да, дождевые капли исказили нотную запись Луи, но кое‑где они сами стали похожи на ноты. Верные ноты.

Элиот зачарованно смотрел на нотные строчки, создаваемые каплями.

Да. Музыка зазвучала у него в сознании, самый последний фрагмент. И казалось, он звучит как надо.

Как и раньше, Элиот представил звучание голосов. Но только не детский хор. Эти голоса звучали испуганно, перемежались пронзительными криками.

 

Все исчезло, свет угас.

Эхо музыки стихает.

Бог низвержен. Пробил час.

Мраком смерть финал венчает.

 

Музыка была опасной. Элиот чувствовал это нутром. Своего рода симфония – и Элиот понимал, что она выражает. Она выражала все.

Начало «Суеты земной» звучало просто. Оно рассказывало о сотворении мира, о юности и невинности.

Средняя часть посвящалась жизни, любви, взрослению и наступающей старости.

Последняя часть говорила о конце. О конце чьей‑то жизни. О жаркой гибели Вселенной. О конце времен.

Капли дождя усеяли нотные строчки, смыли музыку с асфальта.

Но это уже не имело значения. Симфония запечатлелась в сознании Элиота. Он не представлял, что когда‑нибудь ему хватит храбрости сыграть произведение целиком, но и забыть его он никогда не сможет.

Его рубашка промокла под дождем. Тени сгустились. Мальчику снова показалось, что за ним кто‑то следит.

Элиот покинул тающий под дождем шедевр и вышел из подворотни. Сквозь толстую пелену туч пытались пробиться лучи солнца. На горизонте сверкнула молния.

На телефонных проводах сидели три вороны. Они каркнули и взлетели.

В голове у Элиота продолжала звучать мелодия «Суеты земной».

Что, если все это было правдой? Что прожить ты мог только одну жизнь, а потом уже не было ничего? Во веки веков – ничего?

Если так, то почему он не мог получить как можно больше от своей единственной жизни? Найти любовь, пережить приключения, пока у него еще есть такая возможность. Завтра он мог погибнуть.

И, судя по всему, завтра он действительно погибнет.

Он не знал, как быть. Но в одном был уверен: на автобусной остановке он еще раз увидит Джулию… пусть только для того, чтобы поцеловать ее на прощание.

 

Брошенный

 

Элиот вошел в вестибюль городской автостанции, от которой отправлялись междугородние автобусы «Грейхаунд», – готовый начать новую жизнь. У автомата с сэндвичами и прохладительными напитками стояли два длиннобородых хиппи. Еще один мужчина в черном костюме сидел неподалеку от двери туалета, заслонив лицо газетой.

Но Джулии в вестибюле не было.

Элиот сел на одну из деревянных скамеек. Увидел часы на стене над билетной кассой. До отправления автобуса оставалось десять минут.

Он представил себя на углу улицы в Голливуде играющим на скрипке, а может, даже на гитаре. Можно ли этим заработать на жизнь? Наверняка жители Лос‑Анджелеса доброжелательней, чем в Дель‑Сомбре. Так и должно быть, если рядом живет много людей. Иначе каждый бы действовал на нервы всем остальным.

Ему стали бы платить, чтобы он играл в клубе. И все бы аплодировали.

Он заставил себя прекратить фантазировать.

Но ведь это не просто очередная мечта. Стать звездой нелегко. Для этого нужно много работать, но он думал, что у него есть такой шанс, особенно если рядом будет Джулия.

На улице стало необычно темно. Зажглись фонари, вокруг них образовались оранжевые конусы света.

Элиот достал их рюкзака скрипку и провел пальцем по струнам. Хиппи глянули на него. Мужчина в черном костюме опустил газету. Элиот взял несколько нот из средней части симфонии.

 

Мальчики и девочки торопятся вперед.

Колесо жизни куда их приведет?

Скоро повзрослеют и познают грех.

Вот когда веселье ожидает всех!

 

Это была приятная часть. Жизнь того стоила. Можно было рискнуть… или тебе никогда не суждено узнать счастья.

Впервые в жизни он решил сделать что‑то сам. Хватит правил. Хватит с него бабушки. Никто не будет приказывать ему, что делать.

Конечно, его мучили угрызения совести из‑за Фионы и последнего героического испытания. Она сумеет справиться без него, но все же груз принятого решения был так велик, что внутри Элиота словно что‑то надломилось.

Но это касалось только его. Его жизни.

И жизни Джулии.

Оставалось пять минут. Где она?

Элиот снова тронул струны скрипки и сыграл всего несколько нот из «Песни Джулии». Фразу о том, что в ее жизни еще оставалась надежда.

На миг из‑за туч выглянуло солнце.

Элиот перестал играть, убрал Леди Зарю в резиновый сапог, а сапог сунул в рюкзак.

Хиппи и мужчина в черном костюме вышли из вестибюля и сели в автобус.

Из туалета появился водитель и остановился около Элиота.

– Едете, молодой человек? Или кого‑то ждете?

– И то и другое, пожалуй.

Водитель потеребил козырек кепки.

– Отправляемся ровно в пять тридцать.

– Да, сэр.

Часы показывали пять часов двадцать восемь минут. Джулия наверняка была где‑то рядом. Он почти ощущал ее близость.

Элиот встал и выглянул на улицу. Никого не было. Он бегом вернулся в вестибюль и остановился возле двери женского туалета.

– Джулия, ты здесь? – шепотом спросил он.

Ответа не последовало.

Двери вестибюля распахнулись. Элиот обернулся. Надежда наполнила его сердце, оно раздулось, как воздушный шарик.

Но это был всего‑навсего водитель. Он вышел и направился к автобусу. Обернувшись, он вопросительно посмотрел на Элиота.

Элиот пожал плечами.

Водитель кивнул, закрыл дверь автобуса и завел мотор. Послышалось шипение тормозов, автобус покатился по Вайн‑стрит и скрылся из глаз.

Она не пришла.

Элиот представил себе самое худшее: что‑то стряслось у нее дома. Но конечно, имелось и более вероятное объяснение: Джулия уехала раньше.

Чувство внутреннего надлома усилилось. Сердце и легкие Элиота сжало с такой силой, что ему стало тяжело дышать.

Может быть, из парка она пошла не домой, а прямо сюда и уехала четырехчасовым автобусом в Окленд. Может быть, наконец осознала, какое ничтожество Элиот…

И вообще, с какой стати такой девушке, как Джулия Маркс, встречаться с ним? С самого начала это выглядело странно.

Единственное, что Элиот осознавал по‑настоящему, – он повернулся спиной к своей семье. Это было почти то же самое, что бросить Фиону по горло в кипятке.

Отвергнутый, одинокий, мучимый чувством вины, он, повесив голову, ушел с автостанции и направился к единственному месту, где его были готовы принять. Домой.

 

Вторая смерть Джулии Маркс

 

Джулия Маркс подходила к автостанции. На ней была черная футболка со стразами (и глубоким вырезом, естественно), джинсы в обтяжку и черные ботинки. Не слишком гламурно, но и не чересчур скромно.

И уж конечно, перед таким нарядом ни за что не устоит пятнадцатилетний мальчишка.

К этому моменту она готовилась последние три дня. Три восхитительных дня она жила, и жила на белом свете. Ей хотелось, чтобы так было и дальше.

Она хитроумно втерлась в доверие к Элиоту. Притворяясь его другом, она с ним заигрывала и наконец сыграла роль раненой птички. Теперь она могла делать с ним что угодно.

Джулия думала, что в обмен на свободу от нее потребуют чего‑то более сложного, а выполнить это задание было проще, чем загарпунить каракатицу на тротуаре.

Она замедлила шаг.

Конечно, Элиот симпатяга. Он не походит на других мужчин в ее жизни… то есть в той, прошлой жизни.

Но в этом‑то и заключается весь смысл. Смысл игры, нацеленной на то, чтобы избежать ада и обрести собственную жизнь? Нет, она ни за что не вернется обратно.

Джулия подошла к стеклянным дверям автостанции и потянулась к дверной ручке.

В вестибюле она увидела троих мужчин.

Тот, который читал газету, был агентом инферналов. С ним не следовало встречаться взглядом. Для нее все они были на одно лицо, но если она перейдет дорогу кому‑то из них, они сожрут ее и не поперхнутся.

Насчет двоих хиппи она ничего сказать не могла. Скорее всего, они были настоящими, но в этом городке следовало смотреть в оба.

На скамейке посередине вестибюля, маленький и такой неприметный, что она его не сразу заметила, сидел Элиот.

Он не видел ее: Бэмби, ослепленный фарами быстро едущего восемнадцатиколесного грузовика.

Боже, неужели она действительно могла так поступить с ним? Мало ли она уже разрушила жизней? Начиная со своей?

Джулия потерла руки. Следов от уколов уже не было видно, но эти места до сих пор побаливали.

Она словно услышала голос матери: «У тебя была жизнь, детка, а ты выбросила ее, получив передозировку на какой‑то помойке в Атланте. Белый мусор – в прямом и переносном смысле».

Да, именно так и было. Она убила себя. Из огня да в полымя – буквально. И сейчас у нее появился шанс выкарабкаться.

Она посмотрела на свои кудряшки, отражавшиеся в стеклянной двери. Поправила прическу. Идеальная приманка в конфетной обертке.

Элиот достал скрипку. Взял несколько нот.

Стекло в дверной раме задребезжало.

Джулия опустила руку.

Ее ноги сами задвигались, будто им хотелось танцевать. Волосы на затылке встали дыбом. Казалось, она превратилась в его инструмент. Будто он играл на ней.

Но нет, она не поддастся. Смерть отвратительна. А она сейчас жива и умирать не собирается.

Джулия помотала головой и толкнула створку дверей.

Но Элиот заиграл вновь.

Руки Джулии беспомощно опустились. Она просто стояла и слушала. Он играл ее песню.

Несколькими нотами он рассказал о ее прошлом. О родителях, которые были не так уж плохи, просто никогда не понимали ее до конца… О друзьях, обещавших новую жизнь, а потом укравших у нее все… Об улице и о том, чем она там занималась, а потом – о конце.

«Белый мусор в прямом и переносном смысле».

Но Элиот придумал новый финал. Он все переиначил и заставил ее почувствовать нечто такое, чего она не ощущала с раннего детства.

Надежду.

Надежда? В самом деле?

Однажды она поверила, но это было так больно. И она узнала, что есть кое‑что, чем можно заглушить боль: вино, кокаин, а потом – героин.

И все получилось. Великолепно. Никакой боли. Дело сделано. Но после того как боль исчезала, она всегда оказывалась в одном и том же месте, только надежды оставалось все меньше. А потом она пропала совсем.

Не это ли Джулия чувствовала сейчас? Не это ли билось у нее в груди? Как бы ужасно она ни поступала в прошлом, у нее все же оставался шанс поступить правильно сейчас.

Но как он смел говорить ей об этом в лицо? Надежда – разве ее можно получить из песни? У таких, как она, нет надежды. Они брали, что могли, а потом…

И что потом? Умирали от передозировки? Отправлялись прямиком в ад?

Элиот закончил мелодию виртуозным пиццикато и убрал скрипку.

Но что бы ни думала Джулия, надежда вновь поселилась в ее сердце – теплая, сильная, утешающая. Элиот воскресил чувство, которое она сама считала давно умершим и похороненным.

– Нет, нет, нет, – прошептала Джулия, глядя на свое отражение в стеклянной двери. – Не сотвори этого с собой, мисс Джулия Кэтрин Маркс. Ты ведь девочка умная.

Она прижала руку к груди. К сожалению, ум не имел никакого отношения к тому, что она чувствовала.

Она мечтала о том, чтобы нашелся другой выход. Другая жизнь. Другой путь к любви. Как рассвет после бесконечной ночи. Если бы она могла, она бы сделала так, чтобы сказочное мгновение надежды длилось вечно.

Чистой воды волшебство. За несколько чудесных мгновений Элиот дал ей больше, чем вся ложь, которую ей могла наобещать Королева Маков.

Селия вернула ей плоть, а Элиот Пост заставил ее чувствовать себя живой. И она понимала, что если предаст его, надежда исчезнет навсегда.

А это хуже смерти.

Джулия прижала ладонь к стеклу. Сердце у нее болело, невзирая на подаренную Элиотом надежду. Она не могла войти и попрощаться с ним. Что она ему скажет? Ведь ее непременно увидит этот мужчина в черном костюме.

Джулия отвернулась и быстро пошла прочь – пока не передумала.

Обведя улицу взглядом, она заметила «плимут дастер» выпуска тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. Ржавчины в этой машине было больше, чем стали, но при этом имелись восьмицилиндровый двигатель и нешуточная система охранной сигнализации.

Через десять секунд, разбив стекло и забравшись в кабину, Джулия соединила проводки зажигания и завела мотор.

Она с силой надавила на газ. Чем дальше она уедет от захолустной Дель‑Сомбры, штат Калифорния, тем лучше для нее.

Но получится ли?

Может быть, получится. Селия не всемогуща… в этом мире. В мире света у таких, как она, были деньги и власть, но они нуждались в людях вроде Джулии, чтобы делать грязную работу. И если убежать достаточно быстро и далеко, возможно, появится шанс скрыться. Она на это надеялась.

Джулия включила радио. Из динамиков полился голос Элвиса Пресли, распевающего о правдивых сердцах и гадкой жизни. Добро пожаловать в клуб, Король.

Двенадцать миль – и Джулия выехала на прибрежное шоссе. Теперь нужно бросить «плимут» и пересесть на что‑нибудь другое.

Она заметила неоновую вывеску, а под ней – два десятка мотоциклов «харлей». Неоновые буквы складывались в название заведения: ТАВЕРНА «ПОСЛЕДНИЙ ЗАКАТ».

Джулия знала такие места. Бильярдные столы, музыкальные автоматы, на бетонном полу – опилки и арахисовая шелуха. Подобные заведения были ее вторым родным домом.

Она нашла место потемнее и припарковала машину.

Выйдя, она направилась к женскому туалету. Для встречи с Элиотом Джулия накрасилась минимально, но для того, чтобы войти в бар и обрести защитника и новое средство передвижения, ей понадобится боевая раскраска.

Она растрепала волосы и накрасила губы помадой такого цвета, который заставил бы ее мать покраснеть.

От ее глубокого вздоха зеркало затуманилось. Жаль, что рядом с ней не будет Элиота. Интересно, каково это – каждый день слушать, как он играет?

А что, если бы она сказала ему правду?

Смог бы Элиот простить ее? А самое главное – поверил бы и сумел бы ее защитить?

Селия говорила о его семье – об их могуществе, о том, что инферналам приходится из кожи вон лезть, чтобы заграбастать Элиота.

Похоже, из всех мест, куда она могла бы податься, маленькая, небогатая квартира Элиота в городке, символизирующем всю скуку на земле, могла оказаться для нее самым безопасным местом.

Но стали бы родственники Элиота слушать ее – шпионку из вражеского стана? И если уж Селия так боялась их, то, может быть, ей тоже следовало их опасаться?

Джулия очень жалела о том, что у нее нет времени все хорошенько обдумать. Элиот, наверное, уже дома. И если она собирается осуществить свой безумный план и сказать ему правду, ей нужно действовать как можно быстрее.

Она стерла с губ яркую помаду. И приняла решение: вернуться в Дель‑Сомбру.

Может быть, такие безумные мысли ей навеяла музыка Элиота, но она твердо решила дать правде шанс, пусть даже это убьет ее самое.

Джулия трусцой побежала на автостоянку. Компания парней у стойки заметила ее. Они что‑то закричали ей вслед, но она не стала обращать на них внимание. Она не собиралась здесь задерживаться. Вернуться к старому образу жизни было так легко – а куда он ее привел, этот образ жизни?

Она поспешила к «плимуту», стараясь не встречаться взглядом с парнями.

И услышала, как они пошли следом за ней.

Джулия поспешно забралась в машину и с силой захлопнула дверцу. В зеркале заднего вида она увидела, как трое парней остановились, пошептались и повернули обратно – почти бегом поспешили к бару.

Джулия облегченно вздохнула. Они чуть не догнали ее.

Ей показалось странным, что она почувствовала залах, исходящий от их кожаных курток. Парни ведь не успели подойти настолько близко…

Она вытянула руку. Рука дрожала. Джулия попыталась унять дрожь. Только этого ей сейчас не хватало: чтобы коп задержал ее за вождение в пьяном виде.

И тут на ее плечо легла тонкая, нежная рука.

– Не надо так дрожать, детка, – промурлыкал бархатный голосок.

Джулия вздрогнула.

Рядом с ней абсолютно неподвижно, не издавая ни звука, сидела Селия, Королева Маков, Госпожа Разноцветных Джунглей, Повелительница Боли. На ней были брюки из змеиной кожи и большая, не по размеру, байкерская куртка. От нее исходил удушливый запах крепких духов и змеиной кожи.

Джулия повернулась и схватилась за ручку дверцы.

Селия рванула Джулию к себе с такой силой, что чуть не вывихнула ей руку. Замок на дверце в мгновение ока сплющился.

– Думаю, хватит побегов для одного вечера. – Селия отпустила руку Джулии.

В детстве родители заставляли Джулию смотреть документальные фильмы о природе (отчасти в качестве компенсации за уроки, пропущенные в школе). Она помнила о том, что происходит, когда лев или стая гиен нападают на антилопу. Несчастное животное кричит и лягается, а потом сдается, и его глаза стекленеют… Антилопа позволяет хищникам съесть ее заживо. Словно где‑то в ее мозгу выключается свет…

Именно так сейчас чувствовала себя Джулия.

Загнанной в угол. Готовой умереть. И до странности спокойной.

Или внутри у нее все еще теплилась искорка надежды, подаренная Элиотом? Она сдавленно рассмеялась. Разве какая‑то глупая эмоция могла спасти ее? Какая же она была дура, что поверила в это.

– Вот так‑то лучше, – сказала Селия. – Я рада, что ты решила вести себя разумно. У меня к тебе несколько вопросов.

– Хорошо, мэм.

Джулия решила вести себя вежливо. Мать всегда говорила ей, что вежливость важнее, чем внешность.

– Я не сержусь. Я восхищаюсь твоей храбростью. – Селия несколько секунд молча смотрела на Джулию изучающим взглядом, а потом спросила: – Я хочу знать, почему ты уехала. Судя по сообщениям, поступавшим ко мне, юный Элиот был у тебя в руках.

Джулия не посмела солгать.

– Да, мэм. Так и было.

– Девушку вроде тебя нелегко испугать. Агентов Лиги поблизости не было. Почему же ты обратилась в бегство в момент своей победы?

Острым длинным ногтем Селия приподняла подбородок Джулии.

Джулии ничего не оставалось, как только смотреть прямо в изумрудные глаза Королевы Маков. Селия была красива. И при этом напоминала хищную кошку, ловкую, увертливую и опасную.

– Я… Я не могла так поступить с ним.

– Не может быть, чтобы ты влюбилась. Я знаю, ты умнее.

Джулии не хотелось рассказывать о своих чувствах. Ей не хотелось делиться ими с этим чудовищем. Но слова, помимо воли, сами сорвались с ее губ.

– Он кое‑что дал мне, – прошептала она.

Рука Селии легла на грудь Джулии.

Сердце Джулии забилось часто‑часто и нервно, словно Селия могла вырвать его из груди. Девушка судорожно вдохнула, но это не помогло.

– Я все слышу, – прошептала Селия. – Песня для тебя. Для тебя одной. Могущественная магия. О да, необычный подарок. – Она отдернула руку и вытерла ее о брюки. – Известно ли тебе, что люди могут всю жизнь прожить – а чаще всего именно так и бывает – и не испытать такого чувства? Я почти завидую тебе, детка.

Джулия прижала руки к груди, словно защищаясь. Селия снова взяла ее за руку. Прикосновение было легким, но острые ногти впились в кожу.

– Поэтому я тебя не виню. На твоем месте я поступила бы точно так же.

– Правда?

– Я вижу: с Элиотом ты постаралась изо всех сил. Кто бы мог вообразить, что он окажется настолько умен?

Джулия снова увидела свет надежды. Она услышала внутри себя музыку Элиота.

– Значит, я могу…

– Уйти? – Селия крепче сжала руку Джулии. – О нет. Конечно нет. Я только сказала, что понимаю тебя. Но не сказала, что я – законченная дура.

Искра надежды в груди Джулии превратилась в едва тлеющий уголек. Он не совсем угас, но ему уже никогда не суждено было разгореться вновь, как тогда, когда Элиот впервые сыграл ее песню.

– Не надо так огорчаться. Ты мне нравишься. Я пришла, чтобы предложить тебе очень простой выход. – Селия открыла бардачок, вытащила кожаный бумажник и раскрыла его. Внутри лежал кусок резиновой трубки и шприц.

Джулия в ужасе уставилась на эти предметы.

– Нет… – прошептала она.

– Самого лучшего качества. За приготовлением я наблюдала лично.

– Я… Я не могу.

Джулия попыталась отодвинуться, но Селия держала ее так крепко, что из руки девушки начала сочиться кровь.

– Есть способы пожестче, милочка. Намного жестче. Впредь я не буду столь добра.

Джулия перестала вырываться и прикоснулась к шприцу. Он был холоден как лед. Нет. Ни за что.

Но она не могла оторвать руку от шприца. Прикасаться к нему было так приятно. Ей станет хорошо. Боль исчезнет, она сумеет забыться… хотя бы ненадолго.

– Это ты должна сделать сама, – сказала Селия. – Тут я не могу тебе помочь. На этот счет существуют правила.[86]

Джулия умрет… как в тот раз.

Она поняла реальность ситуации. Она согласилась на условия сделки, которые должны быть выполнены независимо от того, как все сложится.

Она рискнула сыграть, поставив на карту собственную жизнь и душу, и потеряла то и другое.

Джулия взяла резиновую трубочку. Ей предстояло погибнуть, как полусъеденной антилопе. Легкой смертью или тяжелой – все равно.

Привычным жестом она перетянула предплечье резиновой трубкой. Вены на локтевом сгибе вспухли.

Она ненавидела себя за слабость, за то, что хотя бы в последние мгновения своей жизни не попыталась быть сильной.

Какая‑то надежда все же оставалась… правда?

Она должна была сопротивляться… Должна…

Один укол.

– Вот так… – прошептала Селия. – Вот и умница.

Песня Элиота умолкла. Тело Джулии онемело, и Селия обняла ее и прижала к себе.

Джулия погружалась в эйфорию. Из ее глаз выкатились последние слезы. Сердце забилось медленнее. Мрак охватил ее. И она почувствовала, как Королева Маков баюкает ее в своих объятиях.

 

Лекарство от тоски

 

Элиот уже видел впереди фасад Дубового дома, но не спешил. Конечно, торчать на улице ему не хотелось, но и домой не тянуло.

Казалось, кто‑то взял ложку и выскреб все, что было у него внутри. Джулия уехала.

Тучи закрыли небо, то и дело грохотал гром, тут и там сверкали молнии, время от времени моросил дождь.

Зачем она просила его уехать с ней, если не хотела этого? Неужели она все время просто играла с ним?

Под ногами Элиота захрустело разбитое ударопрочное стекло. Похоже, у кого‑то разбилось окошко в машине.

Но может быть, лучше ему не знать, почему Джулия уехала без него. Элиот гадал, не случилось ли чего‑то такого, что могло заставить ее так поступить. Может быть, она страдала так же, как он. Их разлучила судьба.

Он погрузился в фантазии, в которых к нему приходил ответ на вопрос, куда девалась Джулия, тайное становилось явным, а он сражался с плохими парнями…

Элиот так глубоко задумался, что налетел на мужчину, стоявшего на тротуаре.

– О, простите, сэр.

– Это называется «тоска», молодой человек.

Элиот в изумлении уставился на мужчину. Он узнал голос… но не того, кому он принадлежал.

Этот пожилой джентльмен был высоким, как бабушка, худощавым, но почему‑то при этом загораживал собой весь тротуар. Длинные, ниже плеч, волосы, тронутые на висках сединой, зачесаны назад. Одет в черные брюки и васильковую рубашку, похожую по цвету на его насмешливые глаза. Завершали облик мужчины дорогие туфли из крокодильей кожи и пальто из верблюжьей шерсти.

– Ты словно играешь похоронный марш на Леди Заре. А физиономия у тебя так вытянулась, что ты почти задеваешь тротуар подбородком.

Мужчина провел рукой по подбородку, показав, каким длинным он представляет лицо Элиота.

Мальчик узнал его. Это был бродяга Луи, изменившийся почти до неузнаваемости.

– Вы выглядите…

Луи улыбнулся, продемонстрировав ослепительно белые зубы.

– Не как бомж‑пьянчуга, который писает под себя и обитает в подворотне? Не как тот, кто продает свою кровь за пинту крепкого спиртного, помогающего хоть немножко скрасить жизнь?

– Я хотел сказать, что вы выглядите очень хорошо, сэр.

– Ну спасибо. – Улыбка Луи немного угасла. – Нужно под ноги смотреть вообще‑то. Мог оказаться на проезжей части, и тебя сбил бы насмерть какой‑нибудь лихач.

Забавно… но теперь, когда Элиот задумался об этом, он вспомнил, что с тех пор, как он ушел с автостанции, ему не встретилось ни одной машины и ни единого прохожего. Словно вся Дель‑Сомбра уехала в отпуск.

– Извините за то, что налетел на вас. Я… я просто думал кое о ком.

– Никогда не проси прощения дважды за одно и то же. Таким образом вежливость превращается в слабость. Да и извиняться не за что. Ты задумчивый молодой человек с глубокими мыслями, а глубокомыслие – качество, достойное похвалы.

– Наверное.

– Ну так расскажи мне об этой девушке.

– Откуда вы знаете?..

Луи прижал руку к груди.

– Такое лицо, как у тебя сегодня, у меня бывало много раз. – Он махнул рукой вдоль улицы. – Я иду в ту сторону. Не хочешь прогуляться со мной? Мы могли бы немного поболтать.

Элиот посмотрел на Дубовый дом. Бабушка и Си, наверное, гадают, где он. А Фионе он определенно нужен.

Но у него тоже были свои потребности. И именно сейчас ему нужен был мужчина, с которым он мог поговорить о Джулии.

– Хорошо, – кивнул Элиот. – Но у меня есть всего несколько минут.

– Годится.

Луи пошел вперед. Элиот – за ним. Луи шагал размашисто, и поспевать за ним было трудно.

– Ну, в общем, была одна девушка. Я думал, мы с ней… – Слова застряли у Элиота в горле. – А она не пришла.

Луи перестал улыбаться и поджал губы.

– Минутку, – проговорил он, остановился и прижал руку к груди Элиота, словно опытный врач. – Твое сердце еще бьется, – прошептал Луи. – Оно ранено, но оно сильное. Ты выживешь.

Он снова пошел вперед, но медленнее, чем раньше.

– Пожалуй, сейчас ты мне не поверишь, – продолжал Луи, – но через неделю тебе полегчает. Через месяц еще будет чертовски больно, но все уже будет больше походить на воспоминания, чем на реальность.

Элиот ему почти поверил. Похоже, Луи знал, о чем говорит. Наверняка в прошлом он встречался с женщинами.

– Она была особенная, ни на кого не похожая. Раньше на меня такие девушки вообще не смотрели.

– Красивая?

– Самая красивая из всех, кто только приезжал в Дель‑Сомбру.

– Правда? – Луи поскреб подбородок. – Красавица и к тому же недавно появилась в городе? – Он прищурился, его лицо помрачнело. – Ну конечно, они решили тебя совратить.

Элиоту не понравился взгляд Луи. Он видел его чудаковатым, смущенным. Видел, с какой любовной сосредоточенностью он играл на Леди Заре. Но никогда прежде Луи не казался Элиоту опасным – до этого мгновения. Глаза его просто пылали гневом.

Элиот счел за лучшее сменить тему.

– Я нашел ноты, которые вы для меня оставили.

Луи отвлекся от своих мыслей.

– В подворотне. Вы написали ноты мелом на асфальте, – пояснил Элиот. – Я нашел их как раз перед тем, как пошел дождь.

Луи улыбнулся, но усмешка словно застыла на его губах. Он явно продолжал думать о чем‑то другом.

– Замечательно, – рассеянно произнес он. – Как тебе повезло.

Улицу наполнили вечерние тени. Тротуар впереди погрузился во тьму.

Луи положил руку на плечо Элиота.

– Давай немного постоим и поговорим об этой музыке.

Он опустился на колени рядом с Элиотом, достал из кармана брусочек мела и начал рисовать ноты на тротуаре. Это была самая первая мелодия, которой он выучил Элиота.

– «Суета земная», – сказал Элиот.

– Точно. Это первая часть «Sinfonia di esistenza». По‑итальянски – «Симфония бытия».

– Я видел эти ноты, видел среднюю часть и даже финал. Хотя финал был немного смазан. Но я его разгадал.

– Вот как? – С лица Луи окончательно исчезла улыбка.

– Да.

Усыпанные дождевыми каплями ноты накрепко засели в памяти Элиота. Запись была невероятно сложной, но тем не менее он попытался ее немного упростить, чтобы напеть Луи.

Тот предостерегающе поднял указательный палец.

– Не нужно. Эта музыка костром горит в твоих мыслях, и я ее вижу.

Он пытливо заглянул в глаза Элиоту. Его взгляд напоминал пронзительный взгляд бабушки, когда она была им недовольна, но раньше так на Элиота никто не смотрел. Луи, похоже, по‑настоящему гордился им.

– Ты сделал то, что даже мне не под силу. – Луи крепко сжал плечо Элиота. – Ты уже превзошел меня.

– Это невозможно.

Элиот почувствовал, что краснеет, и это его так смутило, что он покраснел еще сильнее.