Обобщенная классификация институциональных изменений

Обобщая сказанное, можно предложить следующую структури­зацию предметной области теории институциональных изменений (табл. 13.1).

Таблица 13.1 Типология механизмов осуществления институциональных изменений

 

Механизм возникновения	Механизм распространения
	Политический рынок	Институциональный рынок
Заимствование	1.1	1.2
Спонтанное изобретение	2.1	2.2
Сознательное проектирование	3.1	3.2

Клетки этой таблицы соответствуют различным «чистым типам» механизмов осуществления институциональных изменений, которые возможны (и реально действуют) в ходе адаптации институциональной структуры экономики к изменениям в относительных ценах товаров и факторов производства, технологическим нововведениям (включая нововведения в трансакционных технологиях) и изменениям в предпочтениях конкретных частных и общественных благ. Эти механизмы были рассмотрены нами в двух предыдущих параграфах с разной степенью детализации. Сама таблица очерчивает всевозможные сочетания из вариантов механизмов возникновения институтов и институциональных изменений и механизмов распространения изменений. Рассмотрим в этой связи сформированные варианты более подробно.

Государственный импорт институтов. Силовое вменение заимство­ванных институтов, решение о котором принимается на политическом рынке государства — ситуация, вполне типичная для переходных экономических систем, когда правила действий, применяемые и приносящие успех в одной институциональной среде, переносятся в другую институциональную среду. Примерами здесь могут служить, в первую очередь, законы, регулирующие те или иные моменты функционирования рынков — защиту интеллектуальной собственности, заключение определенных видов сделок, формирование тех или иных типов хозяйственных организаций.

При функционировании такого механизма возникают две проблемы. Во-первых, это соответствие заимствуемого правила как однопорядковым с ним, так и правилам более высокого порядка, уже действующим в экономике-реципиенте. Ведь чем выше стоит правило в иерархии, тем к большему числу агентов оно имеет отно­шение, тем выше издержки изменения ожиданий этих агентов, тем сложнее осуществить, при прочих равных условиях, институциональную трансформацию¹.

Во-вторых, это соответствие вводимого института уже существующим неформальным институтам. Светозар Пейович характеризует эту проблему, вводя «тезис взаимодействия»: «Когда члены сообщества воспринимают последствия нового формального правила как находящиеся в конфликте с их преобладающей культурой, трансакционные издержки интеграции такого правила в институциональную структуру будут высоки, потреблять больше ресурсов и снижать про­изводство богатства. А когда сообщества воспринимают последствия нового формального правила как находящиеся в гармонии с их преобладающей культурой, трансакционные издержки интеграции такого правила в институциональную структуру будут низки, потреблять меньше ресурсов и увеличивать производство богатства»¹.

Именно неучетом «тезиса взаимодействия» объясняются многие неудачные попытки ввести «чужие» законы в трансформируемые институциональные среды, на сложившиеся неформальные состав­ляющие которых реформаторы не обращают внимания.

Естественная диффузия заимствования. «Частное» заимствование правила с последующим естественным его распространением в рамках большей или меньшей группы экономических агентов представляет собой разновидность наиболее часто встречающегося в истории случая диффузии культурных инноваций. Купцы, воины: путешественники, посещая другие страны, наблюдали и перенимая различные, новые для них, обычаи и традиции, формы и правила заключения сделок и организации хозяйства, которые поступали на «свободный рынок» правил, становясь одним из товаров на институциональном рынке. В том случае, если подобные заимствования приносили экономический успех их пользователям, механизм с социального обучения разносил знания о них среди более широк групп, а добровольный выбор на рынке институтов переводил эти правила в режим систематического действия.

Очевидно, очерченная картина естественной диффузии институтов в современных экономиках претерпевает существенные трансформации. Их основа — присутствие в них государств, с течением времени все в большей и большей степени стремящихся непосредственно вмешаться в ход экономических процессов, а также разветвленного законодательства, регулирующего порядок действий во всем расширяющемся множестве различных областей человеческой деятельности.

Оставляя в стороне вопрос о причинах государственной экспансии, остановимся на ее последствиях для функционирования рассматриваемого механизма.

Первое из них состоит в том, что частное заимствование новых формальных правил хозяйственных действий с фактическим сохранением их статуса возможно сегодня только внутри «зон правовой неопределенности», там, где формальная норма либо отсутствует, либо имеет диспозитивный характер, т.е. где реализуется принц «разрешено все, что не запрещено». Формальный статус такого заимствования сохраняется при этом лишь фактически, а не юридически, поскольку для полноценного частного заимствования формальной институциональной инновации последняя должна быть формализована внутри экономики-реципиента.

Второе следствие заключается в том, что подавляющее большинство частных заимствований автоматически приобретает внутри экономики-реципиента статус неформальных институтов. Это означает, что индивиды, применяющие такие правила, подвергают себя риску оказаться объектом санкций со стороны государства (точнее, отдельных государственных служащих). Даже если заимствование осуществлено внутри зоны правовой неопределенности стремление чиновника к извлечению ренты из своего положения вполне способно подвигнуть его к карательным действиям против инноватора либо к угрозе таких действий. И то и другое подразумевает требования трансфертов (взятки в той или иной форме) со стороны удачливого экономического агента, действующего по новым прямо не запрещенным правилам, что снижает выгоды для последнего от использования соответствующего нововведения.

Легализация спонтанных изменений. Принудительное — через государственные структуры — распространение спонтанно возникших экономических институтов может быть интерпретировано как использование преимуществ в силе (насилии) у тех экономических агентов (групп агентов), которые сумели трансформировать (или только трансформируют) свою победу в экономической конку­ренции, обусловленную применением соответствующих институциональных нововведений, в политическую власть. Иначе говоря, речь идет об использовании политического рынка для принуждения всех релевантных экономически агентов к обязательному использованию частного институционального изобретения, удачно найденного в ходе «обычной» конкурентной борьбы.

Возможна и другая интерпретация этого механизма: государство, оценившее спонтанное институциональное изменение как соответствующее его интересам, вводит формальную норму (закон), содержание которого фиксирует упомянутое изменение.

Спонтанное становление института. Добровольное принятие (выбор) стихийно возникших институциональных инноваций соответствует «чистому» функционированию институционального рынка, сторона предложения которого имеет негосударственный характер.

Необходимо отметить, что, анализируя распространение новых институтов в рамках механизма добровольного принятия, исследователи часто ссылаются на известную модель Д. Крепса¹, в соответствии с которой даже у более эффективной институциональной ин­новации имеются весьма ограниченные шансы на распространение, зависящие оттого, насколько многочисленны агенты, уже применяющие ее в своей практике. Однако наличие возможности ex ante, — прежде всего посредством использования бесплатных данных, так или иначе обрамляющих осуществление любых трансакций, а также за счет сигнализации, которую могут проводить некоторые из участников рынка, — получить информацию о тех, кто готов следовать новым правилам поведения, сразу трансформирует ситуацию, и рас­пространение институциональной инновации становится возможным при любом количестве (и доле) ее сторонников среди всего множества экономических агентов. Так, достаточно распространиться слуху о том, что одному из участников рынка удалось применить эффективную схему ухода от налогов, чтобы соответствующая схема начала стремительно распространяться среди всей их совокупности: ведь поскольку каждый покупатель информации становится и ее потенциальным продавцом, предложение на информационном рынке (если на нем отсутствует защита авторских прав) имеет тенденцию к лавинообразному росту¹. Схожим образом изменяет возможности выработки договоренности и существование деловых сетей (см. главу 9).

Другая особенность модели Крепса — это характеристика новой потенциальной институциональной альтернативы как априори более эффективной, чем старая. Однако экономические агенты, осуществляющие выбор институциональных оформлений своих товарных сделок, обладают лишь ограниченной рациональностью и принимают решения, исходя из своего собственного видения состава и величин требуемых издержек. Иными словами, вопрос о том, какая из институциональных альтернатив является более эффективной, определяется ими не априорно, а в конкретных ситуациях выбора, в ходе переговоров о заключении товарной сделки, при выборе определенной институциональной формы последней.

Законотворчество. Силовое вменение сознательно спроектированного института предполагает, что его выбор осуществляется участниками политического рынка, и выбранное правило будет внедряться посредством насилия или его угрозы со стороны государства. Следует подчеркнуть только один принципиально важный момент: успешность силового вменения находится в прямой зависимости от силы и действенности санкций, которые реально способно применить государство к агентам, уклоняющимся от выполнения новых правил. Другими словами, мало принять через политический рынок «хороший» закон или какое-либо иное правило действий, нужно обеспечить и его исполнение.

Дискреционное поведение экономических агентов. Относительно свободный выбор², т.е. принятие или непринятие, экономическими агентами централизованно спроектированных и принудительно вменяемых государством институциональных нововведений представляется, на первый взгляд, противоречивой ситуацией. Однако в действительности подобные ситуации существуют, и именно они характерны для экономик, находящихся в переходных состояниях, когда масштабные реформы хозяйственного устройства осуществляются «сверху», по воле государства, не располагающего ресурсами, достаточными для того, чтобы обеспечить действенную работу правоохранительных органов, — гарантов осуществления вводимых норм. Иными словами, распространение централизованно спроектированных нововведений посредством институционального рынка означает, что у государства нет адекватного потенциала принуждения (или оно по каким-то причинам не применяет его) для полномасштабной замены не удовлетворяющих его институтов новыми, выбранными на политическом рынке.

Сказанное не противоречит сформулированным выше положениям о том, что институциональный рынок опосредует и обеспечивает распространение любых институциональных инноваций. Дело в том, что важнейшим моментом здесь выступает масштаб (частота) использования того или иного правила.

Так, если государство вводит новое правило, согласно которому должен теперь осуществляться некоторый класс товарных трансакций, и оно немедленно начинает использоваться практически всеми экономическими агентами, в то время как старое применяется лишь незначительной их группой, то такую ситуацию также можно представить как результат функционирования институционального рынка. Важно отметить при этом, что подобный рынок будет иметь черты, относящие его к монопольным рынкам: здесь один товар предлагается одним продавцом. Тот факт, что одновременно существует и действует незначительный по своим масштабам рынок, где торгуется функциональный субститут данного правила, отнюдь не свидетельствует о том, что первый рынок не является монопольным. Очевидно, при такой ситуации несущественно, обеспечивается ли монопольное положение государства как продавца тем, что введенное правило выгодно для применения экономическими агентами, или же тем, что в случаях отклонения от него правоохранительные органы действенно наказывают нарушителей. Ведь и в последнем случае справедливо будет утверждение, что использование соответ­ствующего правила выгодно экономическим агентам. Тем самым, и в этом случае можно трактовать ситуацию так, что последние сознательно выбирают наиболее предпочтительную для них альтернативу.

Иная ситуация, когда альтернативные, но функционально схожие, релевантные некоторому классу товарных трансакций, правила составляют сопоставимые по масштабам сектора соответствующего рынка, на котором свои услуги предлагают разные продавцы, и в каждом секторе спрос уравновешивается этим предложением. Такой рынок уже не является монопольным, он относится скорее к группе олигопольных рынков (если продавцов немного, и они учитывают действия друг друга при формировании предложения), или же если продавцов много, и они действуют независимо друг от друга, — к рынкам совершенной конкуренции.

Когда мы говорим, что в условиях слабого государства централизованно (законодательно) вводимые институциональные нововве­дения распространяются посредством институционального рынка, мы имеем в виду как раз последний случай. Когда такое государство не в состоянии сделать выгодным для подавляющего большинства экономических агентов следование введенному правилу, более или менее значительный сегмент законопослушных субъектов может возникнуть по двум причинам: во-первых, в него войдут те, для кого выбор данного правила выгоден из-за его содержания, т.е. независимо от действенности механизмов государственного принуждения, а во-вторых, — те, кто по каким-то причинам оказывается в «сфере обслуживания» правоохранительных органов, и для кого следование этому правилу становится выгодным из-за минимизации ущерба от применения санкций.

Поскольку в рамках слабого государства возможности мониторинга и инфорсмента со стороны правоохранительных органов особенно ограничены, естественно предположить, что последние будут стремиться исполнять свои функции с наименьшими издержками, т.е. наблюдать за теми экономическими агентами, мониторинг поведения которых требует незначительных усилий. Иными словами, правоохранительные органы будут следовать стратегии поиска «там, где светло»¹. Очевидно, первоочередными кандидатами на их повышенное внимание окажутся те из фирм, которые обладают наименее транспортабельным (ликвидным) имуществом и возможности позитивного «отклика» которых на санкции оцениваются как высокие. Какие именно отрасли и типы фирм оказываются (могут оказаться) в составе данной группы, зависит от конкретных особенностей на­циональной экономики.

Поэтому свободно функционирующий институциональный рынок, не испытывающий каких-либо воздействий (регулирования) со стороны государства, отберет только те правила взаимодействия индивидов, которые будут оцениваться ими как выгодные для них.

Проблема — с точки зрения развития экономики, т.е. максимизации создания стоимости, — заключается в том, что выгодность использования правила неизбежно будет оцениваться субъектами только в краткосрочном периоде. Ведь для формирования надежных оценок в долгосрочном периоде игрокам нужна высокая степень определенности, а именно она и отсутствует в ситуации, когда сле­дование тому или иному правилу определяется преимущественно частными механизмами принуждения к их исполнению.

Иными словами, свободный институциональный рынок «близорук», в полном соответствии с тем, что сделки, заключаемые на нем — это сделки «из рук в руки». Ведь осуществление любых сложных, — в том числе и институциональных, — трансакций предполагает либо высокую степень доверия партнеров, либо эффективный внешний механизм принуждения к исполнению контрактов. Если, однако, неявные институциональные сделки базируются на первом из названных факторов, т.е. личном доверии контрагентов, вряд ли можно ожидать, что посредством данного механизма будут широко распространяться правила, не приносящие непосредственного и быстрого блага хозяйствующим субъектам, поскольку фактически речь будет идти о персонифицированных обменах.