Глава двадцать третья: Просто Разговоры

Ночь прошла почти без сна.

Нас уложили сразу по прибытию. Сказать, что все были удивлены – значит, ничего не сказать. На малом отрезке пространства у дверей собралось столько народа, что не надолго показалось, что я задохнусь, ибо воздуха категорически не хватало… Но далеко не это терзало мою душу.

Когда же наши рюкзаки были отняты и нас наконец оставили в покое. А именно уложили спать. Нам предложили сперва помыться, но почему-то никто не согласился. Мне хотелось совершенно иного, я был грязный, уставший и разбитый, поэтому единственное, что я тогда мог желать – это прилечь. Конечно, в моих фантазиях я лежал на невероятно удобной и мягкой перине, по правде же мне достался продавленный матрац пахнущий чем-то неприятным. Но грех жаловаться…

С коленом моим вещь оказалась получше. Первое время сильно насаждая мне, оно уже вскоре успокоилось. Когда же я узнал, в чем там всё-теки дело, оказалось что боль приносила только большая потёртость кожи на чашечке и лиловый синяк, в том же районе. Не очень страшно, по сравнению с остальным.

Тогда я предполагал, что сразу провалюсь в сон. Как же я был наивен: мысли нахлынули моментально.

Я скорее не думал, а вспоминал. Вспоминал прошедший день, который так хотел забыть.. но ничего не выходило, ситуация лишь усугублялась сама собой.

Я помнил многое, а хотелось бы поменьше.

Я помнил, как тащил за собой кричавшего во всё горло от горя Ивана, как он сопротивлялся и тянул руки к обрыву моста. Как он плакал, задыхаясь от своих рыданий.

Я сам хотел плакать, но бежал. Бежал за Антоном понимая, что это единственный способ выжить. Ноги подкашивались, руки скользили по лямке рюкзака подростка. Один раз он вырвался и с рёвом ринулся назад, тогда я опрометью локтевым сгибом схватил его за шею, сдавив кадык, из-за чего тот, чуть не захлебнувшись слюной и соплями, на секунду притих, будучи в силах издавать лишь булькающие неразборчивые звуки, но затем всё продолжилось. Как и мой ход вперёд за куда-то исчезнувшим Антоном, однако меня почему-то это мало взволновало, ибо я просто знал, что надо было бежать вперёд.. и что надо было как-то заставить Ивана затихнуть.

Пробегаю одну из множества разбросанных по дороге машин, меня кто-то резко схватил за свободную руку и потянул к себе: вниз, к земле, за багажник автомобиля.

Это и был молодой охотник. Он, привалившись спиной к остову, бессмысленным взглядом смотрел вверх, на плачущие небеса.

Я же, приземлившись рядом, начал сразу же успокаивать сокрушенного брата.

Я не знал, что делать и что говорить, поэтому просто начал закрывать ему рукой рот, при этом шепча что-то вроде: “Тихо, тихо, тихо…”. С ужасом понимая, что сам вскоре разревусь.

Чувства утраты, страха смерти и адреналин от недавно произошедших событий смешались внутри. Отчего нутро было готово разорваться на части, так плохо мне давно не было.

Даже с закрытым ртом, Ваня, конечно же, продолжал плакать. Ему было больно, а мне страшно, что нас заметят. Наверное, это как-то передавалось от меня к нему, поэтому спустя несколько минут он чуть успокоился, хоть слёзы всё ещё текли из его глаз. Тогда и я дал себе слабину: голову парня располагалась на уровне моей, поэтому первым местом, в которое я мог уткнуться, мне показался локтевой сгиб руки, которой я по-своему успокаивал Ивана.

Слыша сбивчивый плачь подростка и нервное дыхание рядом сидящего Антона, я, упиравшись закрытыми глазами в грязную ткань мастерки, заплакал сам, при этом зачем-то прикусив губу. Зачем? Чтобы было больнее? Не знаю, и так же неимоверно больно.. только на душе…

Сколько мы там просидели, я не знаю. Как мы добрались до Цирка я тоже не помнил, помнил только невероятную пустоту в груди.

Затем бессонную ночь и неспокойное “утро”, в которое нас разбудил один из местных докторов для ознакомления с результатами обследования Гоши. Уже по его голосу было ясно, что всё не слишком радужно.

Обмывшись и сходив по своим делам в тутошнюю уборную, на половину разрушенную и оставшуюся ещё с тех времён, когда в Цирке показывали номера, мы чуть поели, взяв по паре консервов из оставшихся запасов. Конечно, мясо шло плохо, однако оставаться голодным – не вариант, учитывая что я уже даже и не помнил, когда мы вообще последний раз ели. После этого я с Антоном подошли к коморке главврача, у которой нас ждал его ассистент, который и отвлёк меня с напарником от тяжелого полудрёма. Тот, поприветствовав нас двоих, – куда делся Иван, я не знал, – повёл куда-то в обратную сторону от кулуара Кирилла Валерьевича, попутно рассказывая том, что результаты оказались далеко не положительным.

Собственно в данный момент мы этот рассказ и слушали, медленно идя по пустынным большим “коридорам”, в которые будто проник туман, затуманив взгляд существующих тут живых существ.

– Понимайте… Я точно не знаю как, но споры грибка попали ему прямо в кровь. То есть, они не осели на внешней оболочке, а неким образом сразу очутились внутри, из-за чего стали невероятно быстро прогрессировать… Я.. я такого раньше не видел и даже не знаю, что делать. Извините… – всё это мед-брат рассказывал не поворачиваясь: пряча лицо. И я его понимал, так ему было легче говорить, но, по той же причине, я в нём ничего и не запомнил, кроме его звонкого, но какого-то тягучего голоса. – Однако знайте, благодаря электроприборам, которые вы принесли, я думаю мы сможем что-то сделать. За что вам конечно спасибо…

Он явно пытался найти для нас ещё какое утешение, да вот только нам это было не нужно.

– Там все компьютеры работают? – вдруг спросил Антон, явно вспомнив те условия, в которых мы нашли.

Молодой человек повернул ухо на звук, а затем, лика своего не показав, обернулся обратно и, почёсывая затылок, медленно начал признаваться:

– Мы ещё не все проверили.. но…

– Ясно, – оборвал того охотник, и, как по мне, правильно сделал.

Не знаю почему, но сейчас какая-то подспудная злость пылала у меня внутри. Я был зол на весь мир, хоть отлично понимал, что толком-то злится и не на что… Глупо, но такова природа человека.

Подойдя к одной из занавесей в ряду, находящемся позади ещё одного такого же, я увидел приклеенную мелким куском изоленты бумажку с накаляканной на ней крупной буквой “Н”.

– Ну вот.. удачи, – поглядев на лист, а затем резко пожелав нам блага, удалился в перпендикулярный “коридор” мед-брат.

Я так и не увидел его лица.

Мы стояли с Антоном и смотрели на эту грязную пластиковую занавеску бледно-желтого цвета, ввиду пятен ставшем преимущественно черным…

Я взглянул на листомана, тот, будто предугадав, посмотрел на меня. Я хотел узнать у него, что он думает. Однако по глазам понял: также, как и я. Ровным счётом ничего. Мы уже просто не знали, что думать, предполагать.. или ждать. Поэтому, боле не мудря лукаво, резко зашли, отстранив занавесь.

Гоша лежал под потёртым одеялом на капище мешков с песком и, смоля сигарету, смотрел на далёкий потолок. К его раненной ноге от какого-то громоздкого прибора шла трубка откачивания крови – это я понял по перегоняемой жидкости характерного цвета. Украдкой взглянув на нас, Георгий перевёл взгляд обратно, усмехнулся и сказал:

– Кто же ещё мог навестить старого балбеса…Вы уже всё знайте? – его взгляд перешёл на нас.

Конечно, он находился в горизонтальном положение, но из-за его приподнятой его же рюкзаком головы скачущие зрачки были видны хорошо.

Поэтому мы молча кивнули. Почему-то я смотрел на него с некой злобой.. за что, за то что он умирал? Наверное – да. Я был обижен на него за это, хоть и понмиал, что он не виноват… Опять глупо.

– Тогда уже нечего устраивать маскарад, – напарник поднялся, взял сигарету изо рта и, затушив её об плотную ткань мешков, сел, свесив только одну, здоровую, ногу.

На нём были его штаны и свитер: тут было ничуть не теплее, чем на снаружи.

– Как по вашему, сколько мне ещё осталось? – товарищ с грустью посмотрел на нас обоих.

Но мы не отвечали, продолжая с неподдельной обидой глядеть на того. Спустя секунду, резко выдохнув носом, я поджал губу, пытаясь сдержать слёзы, предательски накатывающие на глаза.

Ещё секунду посмотрев, Гоша перевёл взгляд на пол и, с грустью усмехнувшись, констатировал:

– Ха, не хотите отвечать… А я не хочу об этом думать…

И тут, чуть задыхаясь, Антон спросил:

– Ты сможешь? – я, от неожиданности, резко обернулся на него.

Его щеки были красны, а по правой и вовсе медленно катилась слеза, в то время как сам охотник всеми силами пытался остановить остальными, быстро вдыхая и выдыхая носом спёртый воздух и притом, подобно мне, только сильней, поджав губу. И тогда я увидел в его очах самое сильное чувство, что когда-либо за ним наблюдал: во влажных глазах так и пылала надежда…

Георгий обернулся на вопрос и, спокойно отреагировав на изменение Антона, ответил, устремив взгляд вновь в треснутую плитку “палаты”:

– Смогу ли я? Ха, теперь это не от меня зависит… Я.. я не хочу умирать, однако сейчас моя жизнь находится в чужих руках, – его глаза тоже наполнились слезами и он, пытаясь скрыть их от нас, быстро поднял лицо к потолку и медленно задышал ртом. – Ведь.. все боятся смерти, даже те, кто это отрицает. Они просто врут, потому как того, что ты не знаешь, ты не можешь не опасаться. А смерти не знает никто…

Я сглотнул, всё ещё храбрясь и пытаясь не показывать чувств. Но как всегда получалось плохо.

Вдруг Гоша, всё ещё не “снимая” взгляд с верха, произнёс:

– А-ха-ха, а вы всё-таки молодцы. Вернулись, да и сами справились.. я верил.

Его губы озарились лёгкой улыбкой а по щеке, отражая неровный свет тихо горящей свечи, стоящей на плохо сколоченной тумбе у кровати, потекла одинокая слеза.

– С тобой бы сделали лучше, – еле выговорил Антон, силой не переходя навзрыд.

На этот раз я не посмотрел на своего напарника: казалось, будто соверши я хоть какое движение, влага, накопившаяся в глазах и уже выходящая за нижнее веко, ринется вниз, попутно унижая моё мужское достоинство… Опять же очень глупо, однако гордыня никак не отступала.

Георгий же повернулся поглядеть на охотника, в отличие от меня не скрывая своих слёз. Понаблюдав секунду за нами, он улыбнулся и, ложась обратно в постель, попросил:

– Саш, подойди сюда.

Я недолго постоял, однако затем, наплевав на всё, двинулся с места к не самой лучшей койке, доставшейся именно чуть ли не родному мне человеку, который будто знал, что я держался не шелохнувшись лишь для того, чтобы не давать “слабину”, которая в данной ситуации была полностью простительна. Поэтому, наконец возвысившись над собой, я простил её себе, когда не сдержался, подходя к Гоше.

Да, я заплакал.. вновь, но в этом не было ничего постыдного.. вновь.

– Вот.. возьми, – вытянув из рюкзака какую-то малую вещь, протянул мне её Георгий, когда я всё же приблизился к нему, попутно вытирая слёзы рукавом грязного свитера. – Мне их Максим отдал, когда умирал. Я почти все съел, а эта осталась. Сейчас не хочу, а потом, думаю, уже не смогу.. поэтому обидно как-то, если пропадёт… Жаль, что одна, но вы поделите как-нибудь.. я знаю, вы сможете.

Всё это больной говорил, зажимая конфету у меня в руке. При последней фразе он ещё оглянулся и на Антона.

Я видел слёзы этого пожилого человека. Ещё крепкого, но уже готового уйти в мир иной. Он их не стеснялся, так как видел и мои…

– Эх… Ну всё парни.. бывайте, – сказал спустя недолгую паузу Гоша, последний раз посмотрев на меня и на охотника.

На его младших товарищей, которые сейчас никак не могли сдержать плачь.

Затем, поправив порванное в некоторых местах одеяло, повернулся на другой бок, не переставая надрывно, но тихо, дышать.

Думаю, это было правильно. Мужчины не должны прощаться долго, и мы это понимали.

Поэтому, разжав кулак, я взглянул на барбариску и, не успев зажать её вновь, оросил парой солёных капель. Затем, развернувшись, зашагал к выходу, у которого меня ждал Антон, у которого из глаз теперь просто лились два небольших ручейка.

Пройдя мимо, я периферийным зрением заметил, как он ещё секунду наблюдал за более не произносящим слов Георгием, после чего, быстро вытирая влагу со скул, вышел следом.

Очень хотелось сесть, и место не заставило себя долго искать – стена Цирка справа от входа послужила отличной спинкой, по которой я, упершись, проскользил вниз, пока не уткнулся пятой точкой в холодный, грязный бетон.

Рядом подобным образом уселся охотник. Его лицо отливало красным, особенно выделялись бурые веки, глаза блестели от влаги. Я, скорее всего, выглядел не лучше.

Пытаясь как-то отвлечься, я начал слушать окружающий мир:

– А про Гаргантюа слышал? – спросил мужской, посаженный голос у кого-то.

– Нет… – предвкушая продолжение, ответил по-молодому оппонент.

Звуки шли из-за занавесей, находившихся напротив пластиковых шторок Гоши. “Неужто тут и двойные есть?” – подумал я, совсем запутавшись в местном построение “палат”.

Собственно, в этом я так и не разобрался.. да и не надо было. Однако разговор я слышал:

– Да ладно. Шутишь что ли?...

– Нет…

– Не может быть, об этом же все говорят, – продолжать не верить явно старший мужик.

– Ну а мне не говорили, – не выдержал его собеседник.

– Ха-кхе.. кхе, – начав смеяться, вдруг перешёл на быстро ушедший кашель рассказчик, но потом продолжил: – Ну ладно… В общем, ходят слухи о монсте одном, огромном.. Гаргантюа его прозвали. Мол, он тридцать метров в длину, – послышался возмущённый воскликни: “Сколько?!”. Однако мужик не растерялся, выправив ситуацию обратно в свою сторону обычным словом: – Да погоди ты! Сколько?!... Тридцать! Я что слышал, не раз, то тебе и говорю, а ты будь добр… По россказням, он не только по размерам не обычный, у него ещё и тела нет: вместо него просто хвост. Впереди голова, просто переходящая в этот самый хвост. Кстати форма у его башки тоже не самая лучшая. Мол, треугольная она, и глаз на ней отнюдь не два или же три.. а больше, много больше. Цвета он тёмно-зелёного, из пасти, по краям, шкуру дырявя два огромных клыка вылазят. А за ними лапы, по одной на стороне…

– Ну хоть что-то нормальное, – чуть усмехнулся ненадолго притихший молодецкий голос.

– Ага, если бы, – быстро поставил на место своего младшего собеседника владелец посаженного голоса. – Не тут-то было: одна культя у него длинная и худющая, а другая широкая, но гораздо короче первой. Поэтому и передвигается монстр, по слухам, сильно раскачиваясь и землю изредка головою цепляет… Вот так вот.

На мгновение повисла тишина.

– Да не верю я в это, – насмешливо, и в тоже время скептически, бросил парень.

– Ишь ты, не верит он. И что же тебя в сомнения бросает? – с готовностью произнёс рассказчик.

‒ Да быть такого просто не может.

– Ого, значит быть не может. Я пару лет назад так о ядерной войне думал, ха-ах. А теперь… Ну, знаешь ли.. ты о Рытвинах слышал?

– Это дома, которое в мусор строительный превратили, да?

– Во-от, они самые. А кто по-твоему, из этих самых домов мусор сделал?...

– Ну уж точно не… – начал молодой.

Но старший резко прервал того на полуслове:

– А почему бы и нет?... Возможно, парень, всё. И не обязательно, что это всё было адекватным…Вот ты, например, боеголовки видел как к земле летели?

– Нет…

– Однако что они были, ты ведь точно сказать можешь, так. И почему же?

– Ну так вон что они оставили после себя, – как-то возмущенно отчеканил младший собеседник. – Да и их много кто видел тем более…

– Ну, знаешь ли, Гаргантюа тоже некоторые видели, просто этих “некоторых” гораздо меньше, чем тех, кто лицезрел ракеты… А следы его.. ну, про них я тебе уже поведал.

Наступила пауза, в которой я и обдумал услышанное, невольно вспоминая образ на трубе ТЭЦ-5… Неужели? Как сказал старик: “Возможно всё” – и с этим нельзя было не согласиться, как и с другими словами того мужика. Конечно, в это, Гаргантюа, было жутко верить, да и не хотел. Но не могли же мне мои глаза врать.. или могли? Да и с другой стороны, как тогда объяснить те разрушения вокруг Дома… Это ведь и есть Рытвины, я правильно понял?

Ай, ладно, если думать слишком много, то можно с ума сойти. А теперь и много муслить не обязательно, хватает лишь чуть в голову к себе залезть, и всё… ты уже человек такой же, как и этот мир: другой.

Спас меня от судьбы шизофреника внезапно заговоривший Антон:

– А ты ведь не поверишь, как мне приятно было.

Я чуть подскочил, от неожиданности, после чего, успокоившись, повернулся к напарнику, который теперь, вытащив из рюкзака свои наушники, с силой закручивал обод изолентой – неужто треснул… Явно заметив мой вопросительный взгляд, касающийся его радости, охотник продолжил:

– Когда меня Гоша в дорого до Минска позвал… Ха, я так радовался, что наконец-то я. Не зная, что он там собирался делать, я тут же согласился. Блин.. поддался просто. Ведь, он всегда тебя звал, какое задание, так сразу Саша. Даже беловержец, я так хотел, но нет – позвали тебя.. а тут Бац – и я. Ты не представляешь мою злость, когда я узнал о цели, и когда вновь появился ты… – он взглянул на меня недобрым взглядом, но через секунду, осклабившись, явно отреагировав на мой косой, подозрительный взгляд, продлил разговор уже другим, более дружеским, тоном: – Но я как всегда ошибся… Я почему-то всё время держал на тебя злобу. Почему? Не знаю. Наверное, потому, что Гоша мне как отец, он меня приютил как только мир рухнул, жизнь дал.. но больше полагался почему-то на тебя… Ха, по-дурному как-то выходит, верно? – я в ответ лишь усмехнулся, смотря на Антона как верного товарища. – Ты показал себя отнюдь не плохим парнем, умеющим делать действительно многое. Не побоюсь сказать, за всё это время ты мне стал.. даже другом, ха, у меня раньше их не было, за что тебе спасибо. В какой-то момент я даже начал понимать, почему для многих важных заданий зачастую выбирали именно тебя…

– Может тогда со мной поделишься? – перебил, с улыбкой на лице и не проходящими слезами на глазах, Антона я, повернувшись к тому лицой.

– Чем? – секундное непонимание прошло быстро.

Но я всё-таки оказался первее:

– Ну, информацией: почему выбирали меня…

– А-а.. аха, не могу… Понимаешь, сам в себе ты этого не найдёшь, однако окружающие это видят, на что и полагаются. Поэтому объяснить у меня тебе не получится.. ну…

– Я понял, – всё с той же улыбкой совершенно серьёзно ответил я.

Услышав это охотник прекратил. Подобная моей ухмылка удовлетворённости застыла на его грустном лице, чьи глаза так же, как и мои, отображали горечь утраты…

Через некоторое время я решил добавить, несильно ударив приятеля по плечу:

– Ты мне тоже теперь как друг, – тот лишь усмехнулся, чуть пошатнувшись, но не отвлекаясь от работы.

И тут я вспомнил ещё одну очень интересующую меня ранее вещь:

– Слушай, а это правда, что ты, мол, из экспедиции до остальных поселений в Бресте без единой царапины вернулся?

Листоман поднял голову, посмотрел на меня чуть удивлённым взглядом, – явно был немного оконфужен тем фактом, что я это вспомнил, – и, ухмыльнувшись, произнёс:

– Люди всегда всё преувеличивают. Вернуться-то я вернулся, и да, я действительно пострадал меньше всех, но и то только от того, что меня никогда не впускали в передние ряды. При любых стычках, я всегда, как самый младший, оставался сзади… Ха, знаешь, а ведь я должен быть благодарен тем парням, которые принимали такие решения касательно меня, ведь, как-никак, – он время от времени смотрел то на меня, то на наушники, то вперёд, – именно они спасли мне жизнь. Но тогда я был так зол на них, и вновь ввиду их же доброты…

Усмехнувшись я, тут же, добавил, переведя взгляд на лежащий впереди “коридор”:

– Глупо.

– Не то слово, – спокойно согласился Антон, теперь представший передо мной абсолютно в другом амплуа, нежели том, в котором он был в самом начале.

Наступило затишье. Я уже думал опять начать слушать окружающий мир, однако вдруг ощутил, как потеет сжатая в кулак правая рука. Раскрыв влажную пятерню, я будто бы непонимающим взглядом уставился на ранее зажатую конфету.

Слёз больше не было: выплакал. Поэтому я просто, принимая неизбежное, улыбнулся. После чего, взявшись за “хвостик” барбариски, негромко окрикнул Антона:

– Эй, – тот обернулся.

Я подвигал находящейся в руке конфетой, тем самым предлагая её оппоненту. Но охотник, на секунду остановив глаза на сладком изделии, вдруг легко улыбнулся и отрицательно покачал головой, оставляя всё удовольствие мне.

Что ж, это его выбор.

Смиренно пожав плечами, я, ещё раз одарив конфету взглядом, немного подумал и сунул её в карман мастерки. Потом, если удастся, съем.. сейчас как-то не хотелось.

– Слушай, можно кое-что у тебя спросить, – вдруг обратился ко мне листоман.

Я, с небольшим подозрением кинув в его сторону взор, ответил:

– Давай.

– Мне вот было интересно: ты голову беловержца продал всё же или нет? – вопрос парень озвучил на меня не глядя, а пристально следя за новыми оборотами изоленты.

– А.. ты об этом, – чуть расслабился я. – Нет, не смог.

– Чего так? – с лёгкой усмешкой, на выдохе, произнёс мой собеседник.

– Ну.. я ему гранату в глазницу засунул, вот и… – обернувшись на Антона, я увидел его нацеленные на меня глаза, в которых читалось и недоверие, и вопрос насчёт серьёзности вышесказанного, и немое изумление. – Серьёзно, – добавил спустя переваривания взора охотника.

Повисла неловкая пауза. Протянулась одна секунда, за ней вторая, как на третьей листоман, пытаясь не выпускать смешок, с сомкнутыми, разошедшимися в слабой улыбке, губами, издал скрипучий звук. В ответ я усмехнулся, он сделал тоже самое. Тогда недолго и негромко посмеялся, что Антон повторил, только смех его продлился подольше. Настолько, что спустя пару мгновений я тоже тихо рассмеялся.

– … А-ха-ха-а-а, ну ты даешь… И как умудрился-то? – поинтересовался у меня первый пришедший в себя охотник, всё ещё расплываясь в улыбке.

– Ну-у.. как-то так, – ответил я, понимая, что полностью всю историю рассказывать придётся долго.

– Ха, ну ясно… А ведь грустно, такая мазь пропала.

– Из мозгов имеешь в виду?...

– Ну а из чего же ещё?

– Ну да, согласен… Ха, но, ведь, и наркотик из черепа пропал, а это хорошо, – напомнил я, следя за реакцией оппонента.

– О, и не говори, – щелкнув пальцами и указав в мою сторону указательным отростком, как бы соглашаясь, промолвил Антон.

Я, осклабившись, посмотрел на грязный пол, после чего, вновь подняв голову, захотел что-то узнать у охотника, предварительно на него, ясное дело, взглянув.

Однако вопрос оборвался в горле, когда я увидел пристально смотрящие в глубь “коридора” глаза листомана. Вопрос я уже не помню, а взгляд – помню: он всегда так смотрел на жертву или добычу, а именно беспристрастно и хладнокровно.

Вдруг он повернулся ко мне и кивком указал в ранее созерцаемую им сторону, предлагая мне самому узнать причину его заинтересованности.

Я и посмотрел: из тьмы помещения к нам медленно двигалась, повесив голову, несчастная фигура Ивана.

Он явно заметил нас раньше: оттуда явно можно заметить слабо освещённый огнями редких факелов участок, на котором расположились я и охотник. Мы же смогли лицезреть подростка только сейчас, когда он уже был в пяти метрах от нас.

Спустя пару секунд он и вовсе, привалившись спиной к стене, медленно, будто повторяя наши недавние движения, скатился по ней на пол, усевшись слева от меня. В общем, получилось так, что я находился посередине между Ваней и Антоном.

Повисла тишина. Лишь изолента листомана хоть как-то разрывала этот немой фон, ну, разве что, вместе со всяческим слабым шепотам и шебуршением за грязными занавесями и редкими падениями капель где-то в глубине здания.. но они вносили малый вклад, поэтому на тот момент я преимущественно сохранял связь с миром звуков, только благодаря клейкой ленте, которой Антон уже пару минут чинил наушники… Не хватит ли уже?

– У тебя кто здесь? – решил спросить я у подростка.

Всё-таки, что теперь скрываться. Самое тяжелое уже пережито.. я где-то даже слышал, что эмоциональные потрясения длятся не больше двенадцати минут, а всё остальное – самообман. Но себя обманывать я не собирался. Конечно, всё равно было тяжело, даже очень.. но надо было что-то делать. Я сделал, наверное, не самое лучше.. но что-то.

На секунду я услышал как прервала свой ход изолента.

– Мама, – пробубнил парень, спустя секунду, всё же отреагировав на мой бесстрастно поставленный вопрос.

Тут Антон вновь продолжил чинить нечто.

Я же больше не знал что сказать… Это было слишком тяжело, особенно для Ивана. Он потерял брата, а его мать больна.. почему мир так жесток к тем, кто этого не заслуживает? Выбирать, кто виновен, а кто нет.

“Но ведь он наркоман,” – вдруг подсказал, вновь проснувшийся, голос моего Альтер-эго. Да, и может он был прав с этим доводом, но даже из-за подобного н следовало отнимать жизнь у самого дорого в мире человека, ведь смерть мамы – это куда больнее, нежели собственная смерть.

– И что ты ей сказал? – наконец нашёлся я, переборов эмоции: голос опять получился столь же спокойным, как и ранее.

На этот раз клейкая лента свой ход не остановила.

– Сказал, что он устал, и скоро подойдёт… – парень понял суть моего вопроса и тут же, ответив, привалился затылком к бетону, посмотрел вверх, силясь не заплакать.

Нет. Всё же он этого не заслужил…

– Слушайте… Можете сказать, вы по правде, откуда? – часто дыша, неожиданно спросил Ваня.

Я засомневался, как-то по-глупому думая, стоит ли ему рассказывать… Антона это не смутило:

– Из Бреста, – резко вымолвил охотник, разгрызая зубами клейкую ленту и кладя её в рюкзак, стоящий у левого бедра.

Я с удивлением посмотрел на него, тот в мою сторону даже очами не сверкнул. Однако спустя секунду я, осклабившись, осознал, что всё-таки листоман поступил правильно.

– Ха-ха, – с грустью усмехнулся Иван и, шмыгнув носом, не переводя глаз с далёкого потолка, тяжело выдохнул и продолжил: – А там люди всё ещё верят?...

– Во что? – зачем-то поинтересовался я, думая, что смысл и так понятен.

Но я ошибся.

– Не знаю.. во что-нибудь. Во что-нибудь хорошее. Ха, знайте, здесь так есть такой человек.. моя мама, – он всё сидел и смотрел вверх, при этом медленно, со слышимой, ощутимой даже окружающими, невероятно большой болью на сердце рассказывая: – Она сейчас лежит там, и верит, что её младший сын скоро придёт к ней. Ведь.. ведь я.. я сказал ей.. – он заплакал, очень тихо, и очень горько, – я сказал что он.. он устал.. устал и, как только отдохнёт, навестит.. её…

– Тебе сколько лет, – спустя мимолётную паузу, спросил спокойно Антон.

– Семнадцать, – не переставая плакать, ответил парень.

– А ему сколько было? – охотник не переставал гнуть свою линию.

– Пят-пят-пятнадцать, – задыхаясь и из-за этого чуть заикаясь, сообщил подросток.

“Два года,” – подумал я про себя. Вроде и не много, но всё же ощутимо.. особенно для старшего, это ведь ответственность, которую он несёт. Пусть она ему не нравится, но это только внешне, ибо внутри за своего младшего брата любой готов…

Мой мысленный поток прервал резко, и довольно громко, выдохнувший Иван, который, сначала прильнув к коленям голову, а потом вернув её обратно, неожиданно начал говорить вновь:

– А ведь.. а ведь знаете, что самое интересное?... Это объяснить детям, что произошло. Ведь.. ведь не все родились сейчас, больше пришли оттуда.. из другого мира. У меня, у меня сестра, в общем, есть. Семь лет.. восемь, исполняется, и она ещё помнит, слабо, правда, но помнит, то время… И вот она часто думает, из-за чего расспрашивает меня, почему теперь всё не так, почему нету солнца, почему люди не улыбаются, почем в се боятся… – парень заплакал крепче прежнего, я потихоньку начал подставлять под себя руки: вскоре, видимо, его надо будет оставить наедине. – Почему маму куда-то уводят?.. И почему братики так часто оставляют меня одну? А теперь ещё будет и думать, почему один братик не вернулся… И вот как это объяснить ребёнку?! – Ваня откровенно рыдал, смотря на нас красными, будто кровь, коей они были налиты, глазами с некой злобой за не нами придуманную несправедливость. – Как?! Скажи мне!.. Уху-ху-ху-ху, – навзрыд, очень громко, закрыв лицо ладонями, провыл подросток. – И вот, самое забавное: мы-то ещё помним всё это. А помните ведь, как всё классно было. Девушки, машины, мечты о путешествиях.. да о чём угодно, главное – красивом, или же о чём-либо другом… как кому нравилось. Тогда много кому что нравилось, ведь многое было. И тогда все были настолько беззаботны… – парень на секунду остановился, потом поднял мокрое и красное от слёз лицо к потолку и продолжил, о чём-то радостно вспомнив, притом немного даже улыбнувшись этому самому воспоминанию: – Я никогда не хотел в армию, уже тогда знал, что не моё это. Вместо этого на права сдавать собирался, авто купить себе хотел, ха.. на кой чёрт мне эта армия, когда у меня тачка есть?! Девчонок, думал, катать буду – радости предела не будет… Эх, заживу. Я так хотел свою жизнь устроить.. но почему-то кто-то устроил её за меня.. – улыбка спала с лица неизмеримо бедного человека, на чьи плечи свалились самые грозные несчастья огромного множества семей навсегда ушедшего времени. – И, вот скажите мне на милость, почему этот кто-то имеет право МЕНЯТЬ МОЮ СУДЬБУ?! Ломать МОЮ жизнь?! – Ваня начал неистово тыкать в себе в грудь указательным пальцем, неведомо для чего.. наверное, просто автоматически. – Лишать МЕНЯ близких МНЕ людей и важных для МЕНЯ ЖЕ мечт?! Какого хрена… Какого хрена они это делают?! За что?! – вытянув перед собой свои же руки он, смотря на раскрытые ладони, вновь неимоверно сильно заплакал, задыхаясь, произнёс: – Вот ответьте мне… Что, не можете?! – его глаза, на этот раз отнюдь не безразличные, ибо теперь в них всё заполнили слёзы, смотрели на меня с Антоном, ища ответа. Но у нас его не было, зато был у самого подростка: – А я отвечу, потому что когда человеку чего-то морально не хватает, он восполняет это за счёт других. В этом случае очень важным людям, не хватало Горя…

“И теперь оно есть у каждого.. кто уцелел. Ну не весело ли получается?» – дополнил голос у меня в голове, когда Иван, уткнувшись лбом в колени, опять зарыдал. На изречения своего Альтер-эго я не обратил никакого внимания, поэтому развития диалога не произошло…

В тот момент я с напарником уже встали и, будучи глазами над сгорбленной фигурой потерявшего своего брата парня, просто смотрели на неровные подрагивания его тела, отлично понимая, что нам следует удалиться.. ибо в такие моменты людям лучше не мешать.

Зато неожиданно отвлекло кое-что иное: кто-то вдруг схватил меня за локоть, когда я смотрел на убивающегося горем парня. От внезапности я чуть вздёрнуто повернулся, рефлекторно вспоминая, где сейчас мой BOLO. Но это оказалось лишним, так как за нашими спинами, – да, Антона он тоже заставил резко обернуться, – стоял местный главврач Кирилл Валерьевич.

Увидел наши немного осоловелые глаза он, приложив к губам палец, посоветовал не шуметь и, покачав головой, мол, сейчас подростка лучше не трогать, с тяжёлым вздохом посмотрев на пока лишившего себя зрения Ивана, повернулся, причём махнув нам рукой, таким образом заставив меня и Антона двигаться за собой.

Уйдя в спасительный мрак: туда, где Ваня не мог нас найти глазами и услышать ушами, фигура доктора, быстрее обычного идущая вперёд, вдруг произнесла, привычно шепелявя:

– Васш-то я и исшкал.

– Позволю себе поинтересоваться, по какому поводу, – с нулевыми эмоциями в голосе, с эксцентричным прищуром спросил мой напарник.

Но наш собеседник, в конце “палат” повернув на лево, не собирался отвечать именно на поставленный вопрос:

– Вы ведь уже зжнайте, что сш вашим товарищом… – наше молчание было ему ответом, у меня сердце чуть сжалось от услышанного. – У того пацана и вовсше жизнь мёдом не кажетсшя…

– Быстрее к делу, – отойдя от лёгкого приступа, поторопил я, смотря на пропадающие в дали занавеси и приближающуюся клетку некого животного, теперь плотно оббитую железом, мимо похожих, только лишённых металлических листов, мы шли сейчас, попутно непринуждённо всматриваясь в слабое убранство внутри.

Жилища для персонала – понял я. Но почему тогда та была превращена, скорее, в комнату уединения…

Врач промолчал. Натяжение паузы продолжалось и всё слабело, желая порваться, высвободив таким образом сонм энергии неведомо чего, но явно сильно действующего на психику. Пока что это самое действовало малыми “дозами” – это было волнение, как я после нехотя признал.

Остановившись у хлипкой лесенки, ведущей к сетчатой, теперь покрытой жестью, двери, доктор, медленно развернувшись, с трудом признался, слабо жестикулируя:

– Вы мне нужны… – по молчанию мужик понял, что мы требуем продолжения: – Вы – единсштвенные, кто сшмог посшле подобного вернуться назжад, да ещё и с нужным грузжом, а это очень, чересшчур сштранно, ибо раньше в рейды отравлялись куда более сшильные сш виду бойцы но.. эх, чем-то вы всшё-таки берёте…

– Большим страхом смерти, – предложил свой вариант Антон.

На что, удовлетворённый подобным, Кирилл, опрометью кивнув, продлил объяснение:

– Может, но именно это мне сшейчас от вас необходимо…

Скрестив руки, врач волнительно мял пальцы… Что-то явно нечисто.

– Что ты хочешь сделать? – посмотрев на его плеснувшее через край волнение, спросил я, переводя взгляд с рук, на спотевший лик.

Доктор медленно вздохнул, затем также выдохнул, чуть успокоился и, с ещё ощутимой опаской, сказал:

– Я хочу познакомить васш сш сшамим Mors Accensus.. лично.

***

Внутри клеть выглядела в точь так же, как и какой кулуар безумного профессора из старых фильмов. Нет, кровавых разводов на стенах, к счастью, не было. А вот максимально приглушённый свет, странные, непонятные хирургические инструменты на разбросанных подносах и остальные главные пункты данного жанра были соблюдены отменно.

В общем: при входе сразу стало как-то не по себе…

– Подойдите сшюда, – подозвал нас доктор, подбираясь к левому углу клетки, где был специально выделенный квадрат величиной примерно два на два метра, он-то, опять же в рамках жанра, был закрыт черной занавесью.

Я и Антон не без опаски приблизились. Тогда-то, завидев наши подозрительные взгляды, уставившиеся в занавеску, Кирилл и открыл содержимой, привычным движением дернув “брезент” в сторону.

От увиденного в ту же долю секунды внутри всё заклокотало.

Я, скривившись, отстранился немного назад и, развернувшись, чуть нагнулся, зажимая рот ладонью, таким образом сдерживая рвотный порыв: многое я видел, но чтоб такое.

Краем глаза я заметил, как охотник, попятившись, с резким выдохом, поставив перед собой руки, словно от чего-то отталкиваясь, повернул голову на противоположную сторону клети, притом тяжело вдыхая.

Да-а, не мне одному это было тяжело принять. Да вообще любому не подготовленному такое нелегко. А главврач – сволочь, что не предупредил. Нельзя так резко показывать подобное…

– Нельзя же так… – пытаясь отдышаться, всё ещё согнувшись, посетовал я, обращаясь к Кириллу.

– Да, как-то не подумал. Прошу прощения, однако я предполагал, что подобные люди сшпосшобны это вынести, – спокойно отреагировал тот, натягивая, прислонившись к металлическому столу, стоявшему напротив носилок с умершим, белые, уже не раз перемытые, резиновые перчатки.