Господи, пожалуйста, я должен прекратить такую жизнь»

 

После новогоднего концерта в Fulham Grayhound — что было для них пределом мечтаний — в 1981 году группа «The Next» прекратила свое существование. Из обломков этой команды родилась новая — «Monopacific». Зак Старки признавался:

«Я в таком же бедственном материальном положении, как и вся остальная группа».

Бедный мальчик, его папаша–миллионер подарил ему на Рождество лишь тарелку. Когда появилась возможность забронировать «Startling Studios», «Monopacific» воевали со своей аппаратурой в комнате для гостей поместья Tittenhurst; если Зак оставался со своей матерью, «…я всегда добирался домой на поезде, как и все мои музыканты».

Это была непростая жизнь, но, в отличие от Джулиана Леннона и других своих знакомых, о которых он мог бы упомянуть, Зак предпочитал проводить вечера с друзьями в старомодных пивных Аскота, потому что «даже если ко мне придет успех, я не хочу жить так, как мой папаша. Меня от этого всего воротит. Я гораздо больше хочу, чтобы меня уважали как барабанщика группы — а на миллионы фунтов мне наплевать».

Легкость, с которой завсегдатай ночных клубов Джулиан Леннон заполучил свой первый контракт с фирмой звукозаписи, была очередным вопиющим примером того, как перед знаменитой фамилией открываются все двери; Зак вызывает уважение тем, что пытается зарабатывать на жизнь своими силами и не валяется в ногах у тех продюсеров, которые «разговаривают со мной только из–за того, что я — сын моего отца». Тем не менее благодаря Кейту Муну, чья фотография украшала стену одной из комнат Tittenhurst, у «Monopacific» появился менеджер в лице личного помощника ушедшего в мир иной хулигана, а также почти отеческую опеку со стороны Джона Энтуистла, Роджера Долтри и Пита Тауншенда. Последний считал манеру игры Зака «наиболее ярким воплощением стиля Кейта Муна», хотя и признавал, что «к; счастью, у Зака есть свой собственный стиль, однако многие просто–таки на уши вставали, когда слышали его взрывные соло, и восклицали: «Господи, это он!» На самом–то деле Зак так и не расстался с «приемчиками» Муна; на нескольких концертах «Monopacific», незадолго до того, как «The Next» ушла в небытие, Зак выдал чисто муновский бэкбит, которого покойный барабанщик «The Who» только и мог от него ожидать.

Помогая Ринго в записи его новой пластинки, «The Old Wave», в «Startling Studios», Энтуистл находил время продюсировать очередной проект Зака, «Nightfly», которые, улыбался Старки–старший, «играли хард–энд–хэви, однако я бы не отважился назвать это хэви–металлом». С профессиональной точки зрения для Зака было огромным скачком вперед играть с такими ветеранами сцены, как бывшие участники «Bad Company», «Status Quo» и «Whitesnake». Во многом благодаря Энтуистлу он занимался именно этим, а не продолжал гоняться за звонкой монетой по многочисленным студийным сессиям — одной из них была, в частности, запись альбома «Lonely Road» Денни Лейна и — название его заглавной песни содержало явный намек на духовного наставника Зака — «Under a Raging Moon» Роджера Долтри. Работая со ста реющим клавишником–вундеркиндом Эдди Харди–ном, который в 1967 году сменил Стива Уинвуда в «Spencer Davis Group», Зак записал свой дебютный альбом «Musical Version of Wind In the Willows». Несмотря на страстное желание Зака делать все по–своему, прагматизм восторжествовал, и он решил–таки прибегнуть к старинному трюку своего отца и во что бы то ни стало донести свое детище до широкой общественности, а для этого пригласил всех знаменитостей, которых можно было уговорить поучаствовать в альбоме. Донован, Энтуистл и Джо Фэгин были крупнейшими из звезд, чьи имена можно было на законном основании напечатать на конверте пластинки. Поговаривали, что его работа будет поставлена в Лондоне в 1986 году, однако продажи альбома к этому вовсе не располагали.

К разочарованию Зака, его музыка не вызвала того всплеска интереса, как его отношения с Ринго. Позволив себе широкий жест неповиновения всему любопытному миру, Зак заключил тайный брак с Сарой Меникидес 22 января 1985 года втайне от родителей, хотя ни тот, ни другой не имели ничего против Сары, их совместного проживания и раннего брака. Оправившись от удивления, Ринго в своей характерной манере пожелал им всего наилучшего, закатив небольшую праздничную вечеринку для семьи и друзей в Tittenhurst Park.

Он устроил то же самое, когда Зак достиг совершеннолетия — по старой традиции, двадцати одного года. К тому времени Старр стал первым дедом среди экс–битлов: в сентябре того же года Сара родила Татию Джейн весом в семь фунтов в частной клинике в Хизервуде, которая находилась достаточно близко для ежедневных посещений того, кого она будет называть «дедулей». Зак оказался готовым возложить на себя всю ответственность отцовства, да и ликующий Ринго рьяно бросился выполнять свои менее напряженные обязанности деда, когда можно «играть с малюткой в свое удовольствие, приносить ей шоколадки, а потом идти домой, когда ей надоест».

Восторгу «бабули» Морин не было границ, тем более что она вскоре собиралась выходить замуж второй раз, за очередного богатого мужчину с бородой. Выше и гораздо моложе, чем ее первый муж, Айзек Тигретт сделал себе состояние тем, что основал всемирную сеть ресторанов Hard Rock Cafe, которую продал в 1988 году за восьмизначную сумму. Старр был ужасно рад за Морин — и, естественно, за себя, так как по закону он уже не должен был платить алименты — и от прежних обид и разногласий не осталось и следа. Тигретт купил на аукционе барабан Старра, с тем чтобы выставить его в числе прочих поп–артефактов в одном из своих кафе в Нью–Йорке. Однако после пожара в Haslem Terrace Ринго, преисполненный особым трепетом по отношению к памятным вещам «The Beatles», позвонил Морин и потребовал вернуть барабан законному владельцу. Он был бы счастлив видеть его снова у себя. Расстроенный отказом, Старр обратился к Хэрри Нильссону, который в то время был в Нью–Йорке, и попросил его заглянуть в кафе и, если удастся, стянуть барабан. Его старый приятель был настолько удрученным, что Хэрри тотчас же бросился исполнять возложенную на него (однако так и не осуществленную) миссию.

Когда Ринго и Морин разговаривали в следующий раз, казалось, он смирился с ее нежеланием возвращать барабан — такое ощущение, что его это даже веселило, — их ушедшая было привязанность друг к другу вернулась и даже переросла в сердечную дружбу (правда, на расстоянии) и увенчалась тем, что Ринго послал Морин поздравления, когда она подарила Айзеку дочь Августу в 1988 году.

Поскольку Тигретты в последнее время обитают в Далласе, а дети Барбары проводят большую часть времени с Грегориани, все потомство этой разросшейся семьи ни разу не собиралось в одном месте; дети Ричи и Барбары, к примеру, ни разу не виделись до свадьбы их родителей. Как бы то ни было, в Tittenhurst Park все поколения жили в мире и согласии, хотя и здесь не обходилось без конфликтов, Зак, например, испытывал смешанные эмоции, когда Ринго позволил Джонни сесть за барабаны и даже дал несколько советов, когда тот, очевидно очарованный молотьбой своего сводного братца, попросился тоже исполнить барабанное соло. Ринго, скорее всего, понимал, что у Джонни нет никакого чувства ритма и что его увлечение барабанами пройдет, как только он схватится за что–нибудь другое. В будущем Джонни пошел по стопам своего родного отца — он окончил Американский университет, получив диплом бизнесмена.

Самая бесшабашная юность выпала на долю Джейсона, логичным завершением которой были проблемы с полицией из–за хранения марихуаны. Если Ринго и посчитал нужным прочитать ему лекцию по поводу его поведения, то на этом, похоже, воспитание закончилось. Старр уже не мог контролировать свое пристрастие к алкоголю, и единственное, чем он мог себя оправдать, было участие в американской передаче о вреде героина, где Ринго предупреждал «сегодняшних подростков», оправдывая собственное психоделическое прошлое тем, что «это же было тогда», приводя в пример «Yellow Submarine» и «Blue Meanies» и ссылаясь на то, что Леннон был хорошо знаком с этим наркотиком. Его позиция по этому вопросу окончательно прояснилась, когда он сыграл на ударных для Джона Клиза, Билли Одди и Майкла Пэлина — столпов британской комедии — и предоставил им свою домашнюю студию для записи сатирической «Naughty Atom Bomb» для их альбома «It…s a Live–In World», все средства от которого (в его записи также приняли участие Пол Маккартни, его двоюродная сестра Кейт Роббинс, «The Thompson Twins» и Зак Старки) пошли в пользу лондонского наркологического реабилитационного центра Phoenix House.

По примеру «Concert for Bangladesh» поп–музыканты восьмидесятых годов считали своим долгом участвовать в подобных проектах, и после того как Боба Гелдофа наградили званием рыцаря за Live Aid, Ринго — который получил то же звание за гораздо меньшие заслуги, чтобы не отставать от других, появлялся в качестве гостя на тех или иных мероприятиях. Однажды, с Барбарой и Оливией Харрисон, он присутствовал на Fashion Aid в Albert Hall, а в другой раз стоял в очереди знаменитостей — там же стояли те, кто хотел казаться таковым, а также давно лишившиеся этого статуса — в лондонскую Sarm Studio, где он спел (без всякой манерности, присущей всем остальным) одну строчку поверх искусственно созданных звуков джунглей, в одном из наиболее ярких благотворительных синглов восьмидесятых годов, «Spirit of the Rain Forest», сборы от которого пошли в фонд защиты лесов. Ринго и Зак выразили солидарность в своем отношении к расизму, записав в домашней студии сингл для проекта «Sun City» в пользу антирасистских движений в Южной Африке и обеих Америках.

Идейным лидером проекта был Стив Ван Зандт, который когда–то аккомпанировал Брюсу Спрингстину, чей вклад в «Sun City» афишировался гораздо больше, чем деятельность Старра в том же направлении. Брюс был известен своим вибрато и энергичным шоу — которое Ринго назвал «невероятным» — чем–то напоминающим стиль Нильса Лофгрена, еще одного знакомого экс–битла на Восточном побережье. Самым знаменитым опусом Лофгрена стал «Shine Silently», написанный в соавторстве с гитаристом Элиса Купера Диком Вагнером, а кавер–версию на сингл сделали «The Hollies».

Друг Лофгрена, Спрингстин, выступал в сопровождении «E–Street Band», чей саксофонист, Кларенс Клемонс, когда–то играл в «Famous Flames» Джеймса Брауна, а также входил в состав духовой секции на записи «Sun City». Однако с Ринго он познакомился (через барабанщика Спрингстина Макса Вайнберга) только в середине восьмидесятых. Эта теплая встреча — как и с Лофгреном — оказала огромное влияние на будущую профессиональную деятельность всех троих: Старр, к примеру, спел в «Bein' Angry» (с альбома Нильса «Silver Lining» 1989 года), а позже появился вместе со Спрингстином и Клемонсом в снятом на нее клипе.

Появление Ринго в очередном благотворительном действе имело свой положительный эффект — по крайней мере, так казалось с самого начала. Билл Уаймэн был в числе тех, кого Ронни Лейн — бывший участник «Small Face», страдавший рассеянным склерозом, — уговорил вступить в состав супергруппы и устроить концерт в Лондоне в пользу ARMS (Action for Multiple Sclerosis — Общество рассеянного склероза). Взвалив на себя большую часть обязанностей Лейна, Вайман устроил еще несколько концертов под эгидой ARMS; за это время сформировался более–менее постоянный состав группы — ее ядром стали Уаймэн, Чарли Уоттс и поющий гитарист Энди Фэйрвезер–Лоу. Репертуар команды, нареченной «Willie and the Poor Boys», базировался в основном на старых рок–н-ролльных хитах. На получасовом видео с тем же названием, снятом в Fulham Town Hall, Ринго предстает в образе умудренного жизнью теддибоя средних лет. Билл был, так же как и Чарли, противной стороной Ринго в «The Rolling Stones», и именно эти двое положили основу деловым взаимоотношениям двух легендарных рок–групп, когда американский архитектор и перекупщик собственности Джон Портман и лондонский владелец отелей Алан Любин искали финансовой поддержки, чтобы открыть шикарный ресторан в Peachtree Center в Атланте. Через своего брата Лена Любин познакомился со Старром, которого Алан взял в долю, и — как и Уаймэн — воспользовался своим статусом в мире шоу–бизнеса на благо нового предприятия.

Именно они с Биллом сели на самолет, летящий из Хитроу в Атланту, в компании диджеев с Radio 1 и еще нескольких человек, выигравших билет на официальное открытие «The Brasserie» 5 октября 1986 года. Хотя ему было суждено закрыться через два года, ресторану было положено неплохое начало, пускай на Ринго буквально набросились представители американской прессы — бедняге пришлось обращаться за помощью к полицейским. Билл же чувствовал себя относительно спокойно, несмотря на то, что у «The Rolling Stones» был самый разгар турне, а сам он завел интрижку с несовершеннолетней. Эта рекламная попойка закончилась довольно сумбурным джем–сейшеном, в котором помимо англичан приняли участие знаменитые американцы: Джерри Ли Льюис, соулмен Айзек Хэйз и Джермен Джексон, чей прославленный братец спел дуэтом с Маккартни на двух хитах последнего.

Убедительным свидетельством в пользу того, что жгучее желание Уаймэна накормить своих коллег ничуть не уменьшилось после краха The Brasserie, было основание в Кенсингтоне еще одной закусочной под названием Sticky Fingers — по одноименному альбому «The Rolling Stones», — которая, по словам некоторых писак, стремилась перещеголять ленноновское заведение подобного типа, где подавались блюда вроде «паштет Пенни–Лейн», «Rubber Sole* с жареным картофелем» в Covent Garden, рядом с Stringfellows («sole» — англ, палтус. — Прим. пер.).

Однажды вечером в кафе к Синтии Леннон и ее сыну Джулиану пожаловала Морин Тигретт с дочерью, чтобы поболтать и оценить качество обслуживания заведения.

Как бы ни разошлись дороги троих ливерпульцев, они были одинаково потрясены, услышав о трагедии в Хиллсбороу, когда девяносто пять жителей Мерсисайда погибли в давке на переполненном стадионе во время выездного матча футбольной команды Liverpool в 1988 году.

В следующую субботу весь город хранил двухминутное молчание в память о погибших согражданах. Нигде скорбь не была столь сильной, как в Энфилде, когда слезы струились по щекам старших болельщиков. Для некоторых из них «You'll Never Walk Alone» группы «Gerry and the Pacemakers» стала первой поп–пластинкой, которую они купили. Тремя годами ранее, благодаря «Gerry and the Pacemakers», «The Crowd» — очередная звездная команда, куда входил и Зак Старки, возглавила чарты, когда Джерри и компания сделали римейк этого суперхита, а средства от его продаж направили в пользу жертв кораблекрушения Herald of Free Enterprise. Вместе с Полом Маккартни, членами группы «Frankie Goes to Hollywood», «The Christians» и других ливерпульских банд, Марсден снова был в центре внимания, когда сборы от продаж его хита «Ferry 'Cross the Mersey» были направлены в фонд фан–клуба Liverpool, который к этому времени уже получил огромные суммы от руководителей местных промышленных предприятий. Ринго также раскошелился и вместе с Силлой Блэк по предложению «The Sun» записал сообщение для телефонной «горячей линии», «чтобы помочь людям пережить их горе».

Именно Силла предупредила «очень сердитого» Ринго, когда их имена — и фотографии — должны были использоваться в одной бестолковой рекламной кампании, проводимой Security Omega Express, суть которой сводилась к тому, что такие имена, как Ричард Старки, Присцилла Уайт и Хэрри Уэбб, являются синонимами слова «успех».

«Все считают своим долгом обворовать «The Beatles» и его в частности», — заявил представитель Старра.

Кто, к примеру, мог сказать, сколько денег потеряла группа из–за того, что она не получила ни пенса от пластинок, выпущенных в СССР? А как насчет голубых замшевых туфель Старра, проданных с молотка в несколько сот раз дороже их реальной стоимости, или его «Мини–Купера» 1966 года плюс журнал учета Ричарда Старки, принесших целое состояние одному лондонцу двадцать лет спустя? Кольцо с бриллиантом в пять карат, украденное у Старра в Париже, прошло через несколько рук (каждый раз цена поднималась в несколько раз), пока не вернулось к законному владельцу после облавы жандармов на ювелирный магазин в районе Парижа St. Quen.

Иногда оказывалось, что экс–битлы обманывали друг друга, как это было во время раздела «наследства» Apple. Яркий тому пример — судебный процесс Леннона, Харрисона и Старки против Маккартни — втайне от других Пол заключил соглашение с Capitol. за последние шесть альбомов, выпущенные этой компанией, он стал получать повышенные авторские отчисления за битловскую продукцию.

Хотя его нельзя было упрекнуть в личной неприязни по отношению к Маккартни, Пит Бест обвинил его в том, что он «не испытывает никаких угрызений совести по поводу того, что произошло». На том же Sotheby, откуда «ушла» пара барабанных палочек Ринго Старра, он пустил с молотка множество вещей, связанных с ранними днями ливерпульской четверки, однако «я продолжаю хранить мои барабаны, все вещи, которые мы носили в те дни, и подарки, которые мы дарили друг другу, — браслеты и прочие безделушки. Они хранят воспоминания». Вместе с братом Роугом всепрощающий Пит смахнул пыль со своей установки и с одноименной группой принял участие в концерте памяти Джона Леннона в зале Ливерпульской филармонии — была даже исполнена одна из вещей «The Beatles» — вместе с другими музыкантами эпохи Mersey Beat.

Ни группу Беста, ни «The Undertakers», ни Эрла Престона и его TT's, ни любую другую из старых команд не пригласили участвовать в грандиозной акции в ливерпульском Pier Head, организованной Йоко Оно, которая, со времени убийства мужа, не переставала участвовать в общественной жизни.

Джордж Харрисон не имел никакого отношения к ее ливерпульским выходкам, однако Ринго и Пол, не пожелав появиться на акции лично, прислали видеофрагменты своих выступлений: Ринго предоставил свою «Hi, Liverpool!» и кавер–версию «I Call Your Name», одной из малоизвестных вещей ливерпульского квартета 1964 года, которые были продемонстрированы публике между выступлениями филадельфийского дуэта «Hall and Oates» и «John Lennon Tribute Band» уэльского гитариста Дэйва Эдмундса.

Как и Йоко, Ринго в своей собственной манере обошелся с историей «The Beatles»: отказавшись от участия в «Stardust», он был все же вовлечен в двадцатишестисерийный радиосериал под названием «Ringo's Yellow Submarine: a Voyage Through Beatles Magic» на одной американской радиостанции, чей вице–президент Уиллард Локридж назвал Старра диджеем, «который сотрудничает с ABC в работе над материалом и презентацией». Так же как и недостойное решение Ринго принимать участие в этой программе, фэнов расстроили его комментарии, в которых было много мелких фактических ошибок; оказалось, что Старр принадлежит к числу людей, считавших «The Beatles» средством, которое можно бесконечно использовать с выгодой для себя.

Возможно, я ошибся относительно его намерений. Отказ от свежих баек и нежелание делиться прожитым опытом могли быть вполне намеренными. Возможно, Ринго восполнит этот пробел, если «даст добро» на выпуск биографии или, что почти нереально, сам сядет за ее написание. Ерунда под названием «Ringo's Yellow Submarine: a Voyage Through Beatles Magic» определенно не представляла никакого интереса, как и распри с Полом относительно отчислений Capitol, которые начинались практически всякий раз, когда встречались трое выживших участников одного из самых уникальных явлений двадцатого века — а в те дни они встречались очень даже часто: в баре или за обедом друг у друга. Чаще всего подобные посиделки заканчивались весельем, перемежавшимся дружеской бранью и воспоминаниями о прошлом.

«Конечно же, мы поддерживаем отношения, — подтвердил Ринго. — Что касается Пола, то у нас хорошие месяцы чередуются с плохими, как в любой семье. Джорджа я вижу чаще — он живет ближе ко мне.

К печали Ринго и Джорджа, альбомы, записанные героями прошедших дней, подвергались все большему контролю качества рекорд–компаний. Ни один из экс–битлов не желал идти в ногу со временем; Ринго, в частности, не приветствовал повальную моду на компакт–диски, у которых было «слишком чистенькое звучание. Я принадлежу к старой школе. Я люблю, чтобы запись звучала грязновато». Его любимой современной группой была несколько архаичная, но очень веселая нью–йоркская команда «Cramps», жанр которой определялся как «психобилли» — гремучая смесь из рокабилли и психоделии — и звучал на записи столь же грязно, как и вживую.

Чтобы сделать свой альбом 1982 года «Gone Troppo» более жестким, Харрисон снабдил его драм–машиной, хотя в душе он тоже был «представителем старой школы», причем настолько ярким, что ошарашил весь мир музыки, заявив, что, выпуская «Gone Troppo», он говорит «прощай» виниловым пластинкам (как позже выяснилось, он ошибался). В том же году Старр выпустил «Old Wave» и явно был не в настроении бросаться столь опрометчивыми заявлениями.

Еще до ухода Ринго до отдела A&R («Артисты и репертуар») компании звукозаписи дошло замечание Джо Уолша о том, что у Старра «все еще есть материал для нового рок–н-ролъного альбомчика». Призванный вытащить это нечто из Ринго, Уолш «подкрепил» пару номеров с «Old Wave» несколькими перегруженными гитарными риффами, сочинил несколько фрагментов, подобных тем, которые рождались в проспиртованном мозгу его дружка, и убедил Ринго использовать палочки с жесткими наконечниками, что, естественно, придало барабанам более жесткое звучание. Однако, исходя из самого названия альбома и фотографии молодого Старки на конверте, указывающих, насколько Старр отстал от жизни, в Boardwalk, вероятно, опасались, что в связи с этим компанию также могут обвинить в «консервативности».

«Everybody's In a Hurry But Me» оказалось подходящим названием для песни, в которой право на сочинительство было предоставлено всем музыкантам, участвовавшим в записи; она представляла собой инструментальные искания Старра, на которые он и Уолш наложили кое–как сколоченный текст. В результате Boardwalk и RCA не были удовлетворены последней работой Старра — ни в Великобритании, ни в США он не смог найти фирму, которая взялась бы ее выпустить (слишком свежо было воспоминание о «Stop and Smell the Roses»). В конце концов альбом появился в Бразилии, Канаде и Западной Германии и остался практически неизвестным английской и американской публике. Итак, Ринго снова на какое–то время остался без дела, когда вдруг его имя снова появилось у всех на устах — на этот раз в связи с тем, что Маккартни задумал снять свой первый полнометражный фильм, «Give My Regards to Broad Street». Романтическую линию в этой эгоцентрической картине, на которую обрушилась целая лавина критики, олицетворяли Ринго Старр — барабанщик в группе Пола и «эта эффектная девица–репортер из музыкального издания» (Барбара), которая «становилась все более дружелюбной по мере того, как разворачивалось действие. Влюбиться в собственную жену не так просто, как это может показаться на первый взгляд». Основной же сюжет фильма являл собой гибрид одного нетипичного дня из жизни Пола и эпизодов в духе «The Wizard of Oz» («Волшебник Страны Оз») и «Magical Mystery Tour». Ринго изначально хотел сыграть злодея, однако Пол сделал его персонажа сварливым, «что, как мы все знаем, противоречит его обычной добродушной натуре» — или, по крайней мере, противоречило раньше.

Вопреки (или благодаря) тому, что съемки напоминали «скорее семейный пикник, чем рабочий процесс» и проходили в столь необычных местах, как викторианское кладбище или восстановленный Tower Ballroom в Нью–Брайтоне — уничтоженный огнем в 1970 году, — Ринго настаивал на том, чтобы делать перерывы в съемках, вне зависимости от того, насколько они были удобны или неудобны окружающим. Ну в самом деле, не мог же он пропустить очередную серию «Coronation Street». Возможно мучимый уколами совести из–за прошлогоднего участия в «Yellow Submarine», Старр с особой тщательностью отбирал песни, в которых он будет играть на ударных, когда Пол заикнулся о саундтреке к фильму, состоявшему по большей части из переделанных битловских номеров, со многими из которых Ринго был не согласен. Как бы то ни было, Пол не нуждался в Ринго настолько, насколько Ринго нуждался в Поле.

Не считая чисто деловых отношений, привязанность Маккартни к Старру была настолько сильной, что их видели вместе на шоу воссоединившихся «Everly Brothers» в Лондоне. Преклонение поп–кумиров младшего поколения перед героями прошлого не ограничивалось лишь такими проявлениями. Были сняты на видео и выпущены в продажу шестидесятилетние юбилеи Чака Берри и Фэтса Домино, на которых их младшие коллеги по сцене отдавали им дань уважения, а заодно и укрепляли свой собственный авторитет, общаясь с «небожителями». Целая обойма британских звезд — включая Лорда Сатча, Брайана Мэя и Дэйва Дэвиса из «The Kinks» — участвовала в одном из концертов в Hammersmith Odeon, посвященных необузданному Джерри Ли Льюису, а в 1986 году благодаря сотрудничеству с «The Art of Noise» Дуайн Эдди снова вошел в Тор 20 Великобритании. Взяв себе в помощники Джорджа Харрисона, Джеффа Линна и других знаменитостей, выросших под скрежет гитары рокера пятидесятых, Дуайн Эдди записал новый альбом, который — для тех, кто не слышал музыканта с начала шестидесятых, — звучал именно так, как, по их мнению, должен звучать альбом вышедшего на пенсию Дуайна Эдди.

21 октября 1985 года состоялось действо под названием «Carl Perkins and Friends: a Roccabilly Special», снятое по заказу Channel Four в Limehouse Studios в лондонских доках. Снятый материал составлял основу альбома «Homecoming», записанного ранее в том же году вместе с такими же «пенсионерами» — Джерри Ли Льюисом, Роем Орбисоном и Джонни Кэшем — в оборудованной по последнему слову техники Sun Studio в Мемфисе, где в 1955 году волшебник режиссерского пульта Сэм Филлипс открыл четырем деревенским парням дорогу в большое будущее. Предвосхищая творчество «Traveling Wilburys» Джорджа Харрисона, многие номера с «Homecoming» явились плодами совместной работы: вокальные партии всех вещей в куплетах были более–менее поровну распределены между четырьмя музыкантами, а припевы, разложенные на четыре голоса, исполнялись одновременно. Среди сессионных музыкантов на восьмиминутной композиции с этого альбома «Big Train (From Memphis)» был Дэйв Эдмундз, который в юности «заразился» рокабилли.

Пятидесятитрехлетний Карл, так же как и Джордж Харрисон, внес свою лепту в саундтрек к американскому подростковому фильму «Porky's Revenge» («Месть Порки»), спродюсированный Эдмундзом, и именно Эдмундз и его постоянная группа стали специальными гостями на «Rockabilly Special», а в роли самого главного «друга» выступил Харрисон. Ринго тоже был одним из тех, кому Карл послал «видеописьмо» вместе с конвертом для ответа. Чуть не подпрыгнув от радости, Старр зарезервировал места для персонала студии, для Хилари Джеррарда, Барбары (с камерой), Джейсона и Ли, чтобы они могли увидеть воочию, как Ринго стоит на одной сцене с кумиром своей юности. Пол Маккартни отклонил приглашение, зато остальные восторженные приглашенные — такие, как Эрик Клэптон и Розанн Кэш (дочь Джонни), двое музыкантов из «Stray Cats» и гитарист Эрл Стик, участвовавший в записи «Double Fantasy», — с удовольствием вписали свои имена в список гостей.

Оставшиеся двести пятьдесят билетов растащили теддибои, которые замерзали на улице в своих кричащих нарядах, пока их не запустили внутрь студии, где они могли достаточно близко наблюдать изрядно поседевшего Карла, ударяющего медиатором по струнам гитары, высекая из них классический рокабилли. Храня верность своему герою с конца пятидесятых, старые рокеры рванули к Перкинсу за автографами, не замечая находившихся там же экс–битлов. Да и какое имело для них значение, что голос Джорджа Харрисона звучал перед британской аудиторией впервые с 1966 года?

За сценой Ринго и Джордж обнялись перед улыбающимся персоналом студии, объединенные общим радостным настроением и возбуждением от осознания возложенной на них миссии. Это был «один из самых волшебных вечеров в моей жизни», как написал Старр Карлу после концерта. Пускай шоу прошло не так идеально, как могло пройти, но зато оно преисполнило радостью всех присутствовавших — все они были внутренне к этому готовы. Наиболее скучные моменты представления были благоразумно вырезаны Эдмундзом перед новогодней трансляцией.

После того как группа Дэйва и Карл немного разогрелась, первым из–за кулис вышел Ринго. Не обращая внимания на то, что кругом одни тедди, он вышел в темных очках, черной рубашке и розовом галстуке — как заправский джазовый барабанщик — и «зарядил» «Honey Don't», гораздо более энергично, чем на «Another Beatles Christmas Show» почти двадцатилетней давности. Когда отзвучал последний аккорд, Старр выдохнул:

«Черт возьми, давно это было».

Исполняя по очереди куплеты «Matchbox», ни Старр, ни Перкинс не опозорились перед терпеливыми теддибоями, которые, возможно, ожидали более традиционной интерпретации этого «боевика». Сейчас, в 1985 году, «Matchbox» продолжала свое триумфальное шествие через десятилетия; зрители были поражены, с каким восторгом Старр вернулся к выступлениям, даже когда он всего лишь бил в тамбурин, расположившись вместе с другими вокруг стула, на котором восседал Перкинс во время финального попурри, состоявшего из «Big Train», «Sure to Fall» и нескольких других хитов рокабилли.

5 и 6 июня 1987 года Харрисон и Старр приняли участие в благотворительном гала–концерте на стадионе Уэмбли, организованном принцем Чарльзом, — на каждый из двух вечеров пришло по двенадцать тысяч человек. Хотя Старр всего лишь аккомпанировал Джорджу в «While My Guitar Gently Weeps» и стучал где–то между Филом Коллинзом и ударником «Big Country» в конце первого дня, он поставил публику на уши на второй день — Ринго спустился со своего возвышения, схватил центральный микрофон и (его голос был в прекрасной форме) эффектно исполнил «With a Little Help from My Friends». Проорав в зал гнусавое «Спа–а-асиба–а-а!!!», Ринго взял тамбурин и стал выкидывать безумные танцевальные па в духе Билли Престона перед ошеломленной публикой. Кто мог представить себе, что в его сорок семь лет в нем все еще живет большой ребенок?

Если не считать Миджа Юра из «Ultravox» (на бас–гитаре), в выступлении Ринго и Джорджа должны были принимать участие такие ветераны жанра, как Элтон Джон, Эрик Клэптон и Джефф Линн. По слухам, вместо Юра на сцену должен был выйти Джулиан Леннон: такое решение было принято Старром и Харрисоном во время репетиций. Причиной такой перестановки послужило их желание не «перегружать» супергруппу звездами. Наверное, мы все же должны испытывать чувство благодарности, ибо, по словам Ринго, «…самая отвратительная группа, в которой я когда–либо играл в моей жизни, состояла из Эрика Клэптона, Элтона Джона, Кейта Ричардса, Ронни Вуда. Мы играли в моей студии в Tittenhurst Park в 1985 году. Слишком много лидеров. Так работать невозможно».

Эрик Клэптон также принял участие в записи «Old Wave», альбоме, который не взялась выпустить ни одна европейская и американская компания, однако (не без помощи Хилари Джеррарда) такой риск взяли на себя Канада, Бразилия и — что было особенно прибыльно — Западная Германия, где филиал Boardwalk выкинул в продажу «сорокапятку» с самым достойным номером с альбома — «In My Car». Остальные же вещи с альбома не отличались наличием запоминающихся мелодий, хотя близкой к ней была «Hopeless», а в «Be My Baby» сей недостаток компенсировался изобилием вокальных эффектов.

Сюда вошла и кавер–версия соулмена «I Keep Forgettin» Чака Джексона (на ее звучание сильно повлияли гитарные соло с педалью Echoplex), однако более убедительно — благодаря отсутствию «наворотов» — звучала почти точная копия «She's about a Mover» группы «Sir Douglas Quintet». Синтезаторный оркестр с «трубами» на переднем плане лежал в основе саунда незапоминающейся «As far as You Can Go» гитариста Расса Бэлларда (в отличие от Ринго почти никогда не снимавшего солнечных очков), который за два последних десятилетия успел сменить «Roulettes» Адама Фэйта, «Unit 4+2» и «Argent», а также выступал в качестве сольного исполнителя, пока не занялся сочинением песен на заказ. Еще одним «профессиональным» номером, столь же неуместным на альбоме, как и «Easy for Me» с «Goodnight Vienna», «Picture Show Life» — песня о моментах жизни голливудского полусвета — был, однако же, самым сильным его опусом (хотя и не дотягивавшим до того, чтобы зваться хитом).

Сам Ринго отказался выпускать материал, записанный после «Old Wave» на Багамах во время рождественских каникул, где он наткнулся на Момана, скоре профессионального, чем суперталантливого американского продюсера с языком без костей. Южанин Моман завоевал некоторый авторитет в «андеграундных» кругах исполнителей кантри–энд–вестерн благодаря тому, что он работал с Уэйлоном Дженнингсом и Уилли Нельсоном. Для Старра в пользу Момана говорило то, что тот возродил к жизни таких угасающих звезд, как Томми Роу, «Paul Revere and the Raiders» и «The Boxtops».

Теоретически он был именно тем человеком, который нужен Старру, и после первоначальных опасений «из–за того, что мы не сразу поняли намерения друг друга», двое уже строили планы записать вместе аж три альбома подряд, причем процент песен, сочиненных Ринго, не превышал его долю в «Beacoups of Blues». Первый из них был записан в студии Three Alarm в Мемфисе в феврале 1987 года. Без гарантии того, что какая–нибудь рекорд–компания возьмется выпустить этот альбом, Моман согласился платить по сто пятьдесят долларов за час студийного времени, нанять музыкантов и найти материал. Старр тем временем должен был оплатить все расходы, связанные с проживанием в городе на берегах Миссисипи. Эта местность по духу напоминала Мерсисайд — в том смысле, что здесь родились (как «The Beatles» в Ливерпуле) такие суперзвезды рок–н-ролла, как Пресли, Перкинс, Джерри Ли и Орбисон.

Во время американского турне битлы подумывали о том, чтобы записаться на Sun, одноэтажной студии, этой Мекке рок–н-ролла, однако группе пришлось срочно ретироваться, чтобы не подвергнуться нападению толпы фанатов. Теперь, когда страсти улеглись и в прессу попала информация о том, что Старр появился в Three Alarm, лидер Memphis Commercial Appeal заявил, что «стареющий битл — это новости вчерашнего дня». В результате Старр, при поддержке Барбары, грозился перенести запись в Лос–Анджелес. Этого не случилось лишь потому, что Моман устроил пикеты перед офисами газеты и городским советом. Успокоившись, Старки устроили в апреле вечеринку для членов городского совета и околомузыкальной тусовки, после того как альбом был «…на девяносто процентов готов».

Руководствуясь тем, что это может быть, исторический момент, Старр потребовал, чтобы некоторые эпизоды работы над альбомом были сняты на видео, особенно те, в которых участвовали Клэптон, Эдмундз, Перкинс и, само собой, Дилан. Среди прочих в альбом вошли две вещи Перкинса, кавер–версия «/ Can Help» — хита Билли Свона 1974 года, а также две композиции, ранее вышедшие в качестве демозаписи: «Shoobedoo» и «Whiskey and Soda».

Несмотря на все уверения Момана в том, что ни на одной сессия музыканты не употребляли алкоголь, не имеет смысла подвергать сомнению утверждения Старра, что «иногда мы записывались под влиянием» вина, текилы «или чего–либо еще, когда нам хотелось надраться».

После единственного из трех запланированных альбомов Ринго был по горло сыт Моманом, с которым он «прекратил общение» сразу же по возвращении в Англию. Еще два года он сокрушался по поводу записанного материала, который, по большому счету, «возможно, не самая лучшая из моих записей. Можно было найти песни и получше». Увы, тут он был недалек от истины (из крупных компаний лишь МСА заинтересовало последнее детище Старра), однако он решил рискнуть в последний раз и забронировал четыре недели в лондонской Mayfair Studios — время, которое пришлось перераспределить, когда Ринго наконец осознал, что он перестал быть мало–мальски серьезным записывающимся поп–исполнителем.