Потрясенная и взбудораженная

 

На следующий день я с головой погрузилась в творчество. Думать о кожных болезнях, которыми страдали зомби, куда проще, чем разбираться с беспорядком, творившимся в душе. Мне так хотелось оказаться на вечеринке у Нэнси, что я совсем забыла про оборотную сторону подобных сборищ: гнусные сопливые богачки, которые так и стараются вытереть о тебя ноги, развратные бывшие дружки и потрясающие, но при этом мучительно недоступные мужчины.

Пока Эдна не постучала в мою дверь, я понятия не имела, что уже близится вечер.

– Пора готовить ужин, юная леди! – объявила она.

Я отложила свои бумажки и вышла за ней на кухню.

– Знаете, Эдна, я всегда считала, что по вечерам за городом обычно пьют мартини.

– Вы просто начитались Чивера' [56].

– Вы ведь говорили, что ничего не знаете о книгах.

– Ха! – усмехнулась Эдна. – Я сказала, что не похожа на человека, который знает что‑нибудь о книгах. Но, думаю, мы можем выпить по коктейлю. Так ведь, Сэмюэл? – обратилась она к Сэму, который в этот момент зашел на кухню.

– Я поддержу компанию. Буду ждать вас на террасе.

Оказалось, у Эдны была целая коллекция хорошей выпивки, необычных ликеров, миксеров, украшений для коктейлей и книг с рецептами. Я решила, что она, возможно, понимает прелесть напитков в кокосовой скорлупе.

Поскольку меня по‑прежнему привлекал красный цвет, я решила сделать дайкири с клубникой. Эдна поймала меня как раз в тот момент, когда я собиралась залить ром из бутылки прямо в блендер, и заставила сначала отмерить спиртное с помощью специального стаканчика.

Мы накрывали стол на террасе, расставляя закуски и напитки, когда из больницы вернулась Уинни. Солнце уже стояло низко, сверкая над самыми горами. Некоторое время мы молчали, вслушиваясь в крики птиц и шелест листьев на ветру.

У такого чудесного настроения должно быть свое название. В других языках есть фразы, обозначающие неуловимые ощущения, – ну, например, esprit d'escalier' [57]. Казалось, мы все находились в одинаково расслабленном, компанейском состоянии, название которого, я уверена, лучше всего звучало бы по‑испански – скажем, espiritu de los cocteles' [58].

Тут я вспомнила об Эрни и спросила:

– А вы когда‑нибудь приглашаете Эрни выпить с вами?

– Эрни больше любит, когда мы приходим на конюшню и пьем вместе с ним пиво, – ответил Сэм.

– На конюшне?

– Да, у него там однокомнатная квартира. Первая дверь налево. А еще у него есть кое‑какая собственность в городе.

Вампиры обсуждали новости, последние события и так далее. Уинни вся светилась, и я отнесла это на тот счет, что она любит и любима. Не то что я – плохо одетая, нищая и одинокая, и, кроме того, мой бывший парень хочет вбить мне кол в сердце. Я дала себе клятву не вспоминать о Себастьяне и просто наслаждаться мирным закатом, как вдруг на подъездной аллее показался грузовик Гэбриела.

Поздоровавшись со всеми вампирами, он сердечно обнял меня. Я с наслаждением слушала его враки о том, как я прекрасно выгляжу, и вдруг увидела Освальда, который брел через поле по направлению к нам.

Когда солнце зашло за горы и небо стало совершенно сапфировым, мы разлили в бокалы новые порции коктейлей. Освальд сел между мной и Уинни, взяв невесту за руку. Я отвернулась и взглянула на Гэбриела, который стоял напротив меня, прислонившись спиной к столбу веранды.

– Милагро, думаю, тебе будет нелишним узнать, что Питере, водитель Беккетт‑Уизерспуна, почти совсем поправился.

– Возможно, это происшествие станет ему уроком, – задумчиво произнесла я. – Может, он поймет свою ошибку и больше не будет оскорблять и похищать невинных девушек.

Вампиры обменялись скептическими взглядами.

С espiritu de los cocteles мне пришлось распрощаться, после того как Гэбриел поведал мне, что хозяин моей квартиры позволил организации «Добрая воля»' [59]утащить оставшиеся вещи из моей конуры. Неужели мои груди так мало для него значили? Возможно, их основная сила в близости. На таком значительном расстоянии от города они, видимо, теряют силу.

– Откуда пришли, туда и ушли – в магазин распродаж, – печально произнесла я.

Мои вещи были дешевыми, но все равно принадлежали мне: старенькие стулья, фальшивые украшения, кофейные кружки с отбитыми краями, книжки из букинистического отдела. Большинство из них можно заменить; замене не подлежат только любимые фотографии – те, на которых запечатлена моя бабушка.

Уинни потянулась через Освальда и положила свою ладонь на мою руку. В результате ее порыва мы втроем сбились в кучку, и я почувствовала, как напрягся Освальд.

– Мне очень жаль, Милагро, – тихо произнесла Уинни.

Хотя я не успела допить свой коктейль, Эдна, поднявшись из‑за стола, повелела:

– Пойдемте. Вы поможете мне с ужином.

Когда я начала резать базилик, вдыхая его пикантный аромат, Эдна снова обратилась ко мне:

– Возможно, юная леди, пришла пора начать все сначала.

– Начинать сначала еще тяжелее, когда не с чего начать.

– Напротив, начинать гораздо проще, когда прошлое не тянет назад, – возразила она. – Не сожгите рис.

Во время ужина я думала о том, каково это – начинать с чистого листа, и вспомнила один рассказ, который недавно прочитала. Там молодая женщина остается без денег на банковском счету и без собственного гардероба, потому что ее любовник‑трансвестит сбегает с богатой наследницей. Вместо того чтобы жалеть себя, она соблазняет отца этой богатой наследницы и выходит за него замуж, а потом заставляет мужа лишить коварную парочку наследства. Поразмыслив о мужестве и изобретательности героини, я повеселела.

– Эдна, а мне очень нравятся рассказы Дэны Франклин, – призналась я. – Она приходится вам родственницей?

– Мы все хорошо знали ее, – дала Эдна один из своих невероятно развернутых ответов.

– И?

– Она писала прозу. Довольно дурацкую, так ведь?

– Нет, не так, если, конечно, вы не считаете дурацкими произведения Генри Джеймса' [60]. Она тоже затрагивает вопросы взаимодействия европейской и американской культур, нуворишей и потомственных богачей, социальных классов, доверия и предательства.

– Но ведь Джеймс писал очень серьезно, верно? – уточнил Сэм.

– У него есть и смешное. У Франклин легкий стиль, но ведь она этого и добивалась. Тут все как в хорошо испеченном флане' [61], понимаете? – Все посмотрели на меня, словно на идиотку, поэтому я пояснила: – Я имею в виду вот что: пирог очень нежный и легкий, но в нем куча яиц и крем – они и делают его таким.

– Ням‑ням, флан, – пробормотал Гэбриел.

Эдна посетовала на мое невежество и заявила, что подобные идеи – прямой результат плохого образования. Я не заглотила наживку и не стала расспрашивать госпожу Грант, как и чему училась она. Потому что была уверена – она наверняка заявит, что получала стипендию Родса' [62], переводила Библию с арамейского или изобрела земное притяжение, а то и еще что похлеще.

Освальд весьма эротично провел указательным пальцем вдоль своей шеи, до самого воротника, и проговорил:

– Мне кажется, Франклин – замечательная писательница. Когда читаешь ее рассказы, нетрудно вообразить ее саму. Как будто ты с ней знаком.

Странно, что его ощущения были настолько сродни моим.

– Пожалуй, в ее творчестве есть нечто… даже не знаю, что… очень сильно отличающее ее от других. А что с ней случилось потом? – поинтересовалась я.

– Обычное дело – замужество, дети, нехватка времени, – ответила Эдна. И начала говорить о винограднике и возможности делать вино.

Я не слушала ее. Я думала о замужестве, детях и творчестве.

Присутствие Освальда изменило атмосферу в доме даже сильнее, чем приезд Гэбриела. Мы больше не были единой компанией: Освальд и Уинни были парой, а мы – приложением к ним. После ужина, когда все сели смотреть «Скандальную свадьбу»' [63], Освальд устроился рядом с невестой, обняв ее одной рукой. Богатая молодая разведенка Кейт Хепберн собиралась выйти замуж за какого‑то олуха; тем временем на горизонте мелькал учтивый Кэри Грант, и циник Джимми Стюарт уже начал в нее влюбляться. А на бедную, но привлекательную девушку‑журналистку вообще никто не обращал внимания. Так ведь всегда бывает, верно?

Когда Эдна отправилась спать, Освальд взглянул на Уинни и спросил:

– Пойдем и мы?

Конечно, они помолвлены, но все равно эта фраза звучала как непристойное предложение. Нет, лучше уж не думать о них в этом смысле.

– У меня ужасно болит голова, – нахмурившись, произнесла Уинни.

На мгновение лицо Освальда приобрело раздраженное выражение.

– Тогда – спокойной ночи, – отрывисто простился он и ушел.

– Ложись, а я принесу тебе ромашкового чая, – сказал Сэм, дотронувшись до плеча Уинни.

Он и вправду самый внимательный мужчина на свете.

Я уже чувствовала себя совершенно обделенной мужским вниманием, как вдруг Гэбриел схватил меня за руку и предложил:

– Давай я уложу тебя в постельку?

Он уселся на мою кровать и принялся рассказывать о парне, с которым только что познакомился, а я тем временем чистила зубы, умывалась и надевала ночнушку.

– Правда, у меня нет времени заниматься красивыми мальчиками, – с раздражением заметил он. – Кругом одна работа, работа, сама понимаешь.

Прежде чем лечь в постель, я решила дать выход всем негативным эмоциям, накопившимся за последнее время:

– Гэбриел, а что это за план против КАКА? Могу ли я как‑нибудь помочь?

Гэбриел скорчил сначала одну рожицу, потом другую.

– Какой у тебя почерк? – наконец спросил он.

Я пожала плечами.

– Обычный. Я пишу так, как меня научили в школе. Но я неплохо подделываю другие почерки, если есть с чего копировать.

Во время учебы в ПУ у меня была отличная подработка в службе, занимавшейся сборами пожертвований. Там я сочиняла жалостливые и вдохновенные «личные» письма главным спонсорам от профессоров с разных факультетов. Когда я уходила оттуда, моя начальница рыдала в голос.

– Ну, ведь это интересно! – радостно произнес Гэбриел. – Я поговорю с Сэмом, и мы наверняка придумаем для тебя работу. – Потом он выключил свет и пожелал: – Сладких снов, малышка!

Мне снились реки, фонтаны и бассейны с густой алой жидкостью. Мечтать не вредно!

 

Глава двадцать первая

Женщина‑вамп(ир)

 

На следующее утро на кухню заявилась посвежевшая элегантная Уинни в шелковой блузке абрикосового цвета и темно‑синей юбке.

– Налить тебе кофе? – спросила она, направляясь к кувшину‑термосу.

– Спасибо. Как твоя голова?

Уинни улыбнулась.

– Прошла.

– Почему так получается, – снова заговорила я, – что одни люди всегда такие правильные, а с другими – вечная беда?

Немного поразмыслив над моим вопросом, Уинни произнесла:

– Может быть, просто дело в том, что одни люди ведут себя очень осторожно, а другие больше поддаются порывам.

– И мы обе знаем, к какому разряду я отношусь.

– Иногда собственная излишняя осторожность даже пугает меня, – сделала поразительное признание Уинни. – Мне кажется, что самые счастливые – счастливее всех прочих – это люди с уравновешенным отношением к жизни, этакая золотая середина.

– Может, и нам стоит попробовать? – предложила я.

Радуясь тому, что мы с Уинни становимся подругами, я посвятила целый счастливый час заботам о саде, а потом Гэбриел попросил меня зайти в кабинет.

На столе лежал открытый портфель, заполненный папками.

– Привет, Мил! – поздоровался со мной Сэм. – Гэбриел сказал, что ты предложила нам свою помощь.

– Я с радостью сделаю все, что могу, – подтвердила я.

Сэм уставился на меня своими серьезными карими глазами.

– Милагро, ты не обязана принимать участие ни в одном из наших предприятий. Если у тебя есть какие‑либо сомнения, сообщи о них Гэбриелу. Нет никакой необходимости обсуждать подробности этого дела со мной.

Сэм вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

– Ты же знаешь этих юристов, – сказал Гэбриел. – Чтобы продолжать доказывать невиновность, им не нужно знать о твоих противозаконных действиях.

– Ну и ладно, – согласилась я.

Гэбриел вынул из портфеля папку.

– Здесь копии документов, которые собирает КАКА. Эти уроды хотят представить ложные сведения о хищных вампирах, употреблении в пищу человеческой крови и убийствах в качестве исторических доказательств против нас. Я уже говорил сегодня, как сильно я ненавижу этих типов?

– И как сильно ты их ненавидишь? – поинтересовалась я. Взяв в руки папку, я начала просматривать копии старых писем, выведенных старомодным почерком.

– Больше, чем ты можешь себе представить, – заверил меня Гэбриел. – В общем, дело заключается в том, что мы хотим подменить оригиналы подделками, которые должны выглядеть настоящими на первый и даже на второй взгляд.

– То есть они должны быть идеальными?

– Очень похожими, но не идеальными. Такими, чтобы эксперт мог распознать в них подделки. Если дело дойдет до того, что КАКА решат ознакомить с ними широкую общественность, подделки окончательно дискредитируют их.

Гэбриел снабдил меня расходными материалами, а также фильмами по истории каллиграфии, технике подделки и почерковедческой экспертизе. Мне очень понравилось подделывать почерки, и, надо сказать, у меня это неплохо получалось. Гэбриел был в восторге от моих подложных документов.

Однако не у меня одной появилось новое занятие. Освальд теперь уезжал с ранчо рано утром и возвращался только после ужина. Он стал одеваться как взрослый и выглядел удивительно стильно в пиджаках, широких брюках и галстуках. Мне было любопытно, что за чертовщина с ним происходит, но спрашивать об этом я не собиралась, так как не хотела демонстрировать свой к нему интерес.

Я чувствовала себя вполне нормально, если, конечно, не игнорировала приступы голода. Самое ужасное, что я никак не могла вернуть своему телу те изгибы, которые делали его экстравагантным. Пытаясь набрать вес при помощи калорийной пищи и сладостей, я обнаружила, что мне такой еды совсем не хочется. Или, по крайней мере, хочется гораздо меньше, чем какого‑нибудь куска мяса, поблескивающего в собственном рубиновом соку и взывающего ко мне из холодильной камеры супермаркета.

По вечерам мы смотрели фильмы, играли в карты или читали. Тоскуя по своей жизни, заполненной дешевыми развлечениями, я с удовольствием общалась с Гэбриелом, брала у Эдны уроки кулинарии и радовалась, что между мной и Сэмом завязывается дружба, основанная на взаимном уважении. А еще я искала золотую середину. Странно, но факт: мысль об этих поисках служила слабым утешением, когда по утрам я в одиночестве просыпалась в своей постели, страстно желая обнаружить рядом теплое мужское тело.

Именно тогда мои непослушные мысли возвращались к Освальду. Я пыталась удержаться и не представлять себе его гладкое тело, руки, сжимающие меня в объятиях, прикосновения его пальцев к моей коже… Вместо этого я рисовала в своем воображении жизнь с серьезным человеком и взрослые радости, вроде прослушивания классической музыки и игры в шахматы. Возможно, этот человек должен походить на Сэма.

По мере того как мы сближались с Уинни, мое восхищение ею все возрастало. Застенчивой я видела ее всего один раз, когда она пробралась в мою комнату, чтобы попросить средства женской гигиены.

– Спасибо, – поблагодарила она. – Дело в том… – Она запнулась. – Дело в том, что цикл у меня нерегулярный, и я этого совсем не ожидала.

– Пока ты рядом со мной, у тебя все будет как часы, – пообещала я и поведала ей трогательную историю о своей соседке по комнате, которая считалась бесплодной. Она прожила со мной четыре месяца, забеременела, а сейчас состоит в счастливом браке и растит уже двух детей.

– Забавные случаи из жизни иногда звучат убедительно, – спокойно проговорила Уинни, – но к моей ситуации это никак не относится.

Что ж, ладно, подумала я, залетишь как миленькая, а потом будешь искать свадебное платье, чтобы прикрыть пузо с маленьким Освальдом. И не говори, что я тебя не предупреждала.

Тем не менее мне нравилась ее правильность. В сущности, я стала уважительно относиться ко всем вампирам и к их, как мне казалось, утонченности.

Однажды ночью, когда мне особенно плохо спалось, я вылезла из постели, оделась и решила прогуляться, чтобы хоть как‑то развеять свою досаду. Ощущение было такое, будто я что‑то упустила или забыла. Так бывает, когда, например, собираешься в поездку: содержимое чемодана уже несколько раз перепроверено, но все равно кажется, что ты что‑нибудь забыла. Espiritu de un mal viaje' [64]. Но было тут и еще одно томление – непреодолимое желание иметь собственного потрясающего мужчину. Espiritu de старой девы. И, само собой, ощущение того, что меня не стали бы воспринимать серьезно, даже если бы я была талантлива. Espiritu de Charo' [65].

Дейзи обогнала меня и помчалась к конюшне.

– Дейзи! Дейзи! – тихо окликнула я и двинулась за ней.

Вглядываясь в темноту, я слышала, как она скребется и воет. Тут дверь, находившаяся между входом в конюшню и квартирой Эрни, распахнулась. На пороге возник Освальд. Он взглянул на Дейзи и произнес:

– Какая же ты доставала!

Извиваясь всем телом, Дейзи проскочила мимо него. Из помещения послышался смех, вслед за чем дверь закрылась.

И с какой это стати, черт возьми, Освальд среди ночи устраивает вечеринку на конюшне? В сумерках прокрадываясь к деревянному строению, я ожидала услышать шорох крыльев летучей мыши, нечеловеческий вой или хохот сумасшедшего.

Оказавшись у двери, я почувствовала, как по моей спине побежали мурашки, но не от страха. Это была какая‑то дикая, первобытная реакция, сдержать которую было не в моих силах. Я внезапно осмелела и распахнула дверь, ожидая, что перед моими глазами предстанет жуткая сцена кровавой резни. Даже не знаю, кто удивился сильнее – вампиры, сидевшие в старомодных креслах, или я сама.

– Ага! – сорвалось у меня с губ.

Стойло было переоборудовано в уютную гостиную. Эрни и Освальд стояли рядом с низким сервантом, на котором красовались несколько узких бутылок из зеленого стекла, разнообразная минеральная вода и бокалы.

– Вы дегустируете вино и даже не пригласили… – начала было я, но, учуяв знакомый запах, запнулась.

Я была в ужасе. Мне было противно. Но самое страшное – я чувствовала возбуждение.

– Это не то, что ты думаешь, – нервно произнес Сэм.

– Ой, пажа‑а‑алуста, – протянул Гэбриел. – Не делай из нее дурочку.

Взглянув на меня, Эрни пожал плечами:

– Слушай, для меня это просто работа.

– Работа? – оскорбленно переспросил Освальд. – Да ты художник, Эрни, не забывай об этом!

Я подошла к серванту.

– Ну же, Эрни, налей ей, если она хочет выпить, – скомандовала Эдна, пожав плечами.

– Какую? – спросил он, указывая на зеленые бутылки с темной жидкостью.

– Может, ей понравится вон та, с привкусом лаванды? – неуверенно предположила Уинни.

Эрни налил в винный бокал немного алой жидкости, сверху плеснул «Эвиан», а потом пояснил:

– Эту лучше всего пить с негазированной водой. – Кровь окрасила воду в темно‑розовый цвет. – Поскольку я не пью такого, мне приходится доверять тому, что говорят.

– Напиток понравится тебе гораздо больше, если ты сначала согреешь бокал в руке, – проговорил Сэм, но я уже начала пить.

Я вздрагивала от восторга, ощущая вкус и чувствуя, как жидкость омывает мои рот и горло. Опрокинув стакан, я старалась выпить все до последней капли. Мне пришло на ум, что морфин наверняка действует так же: даже небольшое его количество может охватить весь организм, распространяясь от какой‑нибудь одной точки и заполняя все до тех пор, пока каждое нервное окончание не начнет трепетать.

Рухнув в кресло, я наслаждалась моментом, даже несмотря на то, что сохранившийся в моей голове слабенький голосок разума, надрываясь, вопил: ты чудовище! У меня кружилась голова, но я не могла бы сказать наверняка, от чего – от крови или от ненависти к себе.

– Она же не человеческая, правда? – прошептала я, думая: «Поздно, поздно!»

Сэм, подойдя, взял меня за руки. Моя чувственность была на пределе, и его прикосновение вызвало во мне всплеск желания. Он, видимо, ощутил это и тут же отпустил меня.

– Конечно же, нет. Это кровь ягненка. Мы специально растим животных…

– Мы не причиняем животным зла, – спокойно проговорил Освальд. – Мы берем у них кровь минимальными порциями. Если сопоставлять пропорции, то доноры обычно сдают куда больше крови, чем наши животные. Мы относимся к ним гуманно и пристально следим за их здоровьем.

Сэм бросил на меня взволнованный взгляд.

– Время от времени мы позволяем себе выпить один‑два бокала, вполне умеренное количество. Мы очень строго контролируем качество…

– Сэмюэл, ей это все равно, – прервала внука Эдна. – Она просто хочет выпить еще. – Госпожа Грант повернулась ко мне. – Если вы, юная леди, собираетесь заглотить как пойло и эту порцию, мы просто дадим вам пойло, вот и все.

– Ой! – воскликнул Гэбриел. – Даже не думайте поить ее черепахой. От нее разит водорослями.

– Гэбриел, Эрни сделал ее только потому, что ты это предложил, – вежливо заметила Уинни.

Эрни взял в руки другую бутылку.

– Это ангорский кролик. Бодрящий, с травяной нотой, после него, как говорят, во рту появляется ощущение свежести.

– Кролик? – переспросила я, наблюдая, как Эрни наливает кровь и воду в стакан.

– Да, – подтвердил Освальд. – Он хорош для начинающих. Не очень крепок.

Освальд оказался прав. Вкус у кроличьей крови был мягче и пилась она… э‑э… легче. Такой напиток хорошо подавать к раннему обеду.

Эта мысль напомнила мне о словах Освальда.

– Кажется, ты говорил, что ешь много овощей. А о крови и не обмолвился.

В тусклом свете глаза Освальда были темными и таинственными. Он приложил палец к уголку своего рта.

– Ты испачкала вот здесь.

Я провела указательным пальцем по своим губам и, обнаружив непослушную каплю, жадно слизнула ее с пальца. А потом вдруг поняла, что все мужчины смотрят на меня.

– И как долго вы собирались скрывать это от меня? – Я обвела взглядом всех присутствовавших. – Уинни, почему ты не рассказала мне об этом?

– Я не могла предсказать твою реакцию, – вежливо, без тени смущения сказала Уинни. – Помнишь, я спросила, ела ли ты что‑нибудь странное? Ты сказала, что нет.

– Э‑э… По‑моему, я говорила что‑то о бифштексе по‑татарски, – пробормотала я, пытаясь приукрасить свои кулинарные грешки.

– Поскольку ты не поведала нам о своих склонностях, мы посчитали, что сообщать тебе об этом не совсем удобно, – пояснил Сэм. – Нам не хотелось лишний раз причинять тебе страдания.

В этой ситуации, когда его застали среди ночи попивающим кровь домашнего скота, учтивость Сэма меня особенно порадовала.

Вот как забавно бывает – можно испытывать к чему‑либо отвращение, но когда это «что‑либо» заканчивается, вас постигает разочарование. Мое сердце ухнуло куда‑то вниз, когда Эрни заткнул бутылки пробками и объявил:

– Я устал. Пора спать.

– Прекрасная селекция, Эрнесто, – похвалила Эдна, похлопав его по плечу. – Освальд прав. Вы художник. – Потом госпожа Грант взглянула на меня: – Юная леди, перестаньте смотреть так, будто кто‑то стащил ваш пончик с вареньем! С этого момента вы можете приходить сюда вместе с нами.

Мы вышли из конюшни, оставив Эрни, Гэбриела и Освальда расставлять посуду и бутылки по местам. Когда мы двигались по дорожке к дому, под нашими ногами шуршал гравий, но мне казалось, что я парю в огромном пузыре, а кругом – теплый воздух и нечеткий пейзаж. Сэм взял Эдну за руку и повел ее сквозь темноту, а я сровняла шаг с Уинни.

– Мне непонятно, как в этой истории оказался замешан Эрни.

– Такова наша традиция – всегда есть какое‑нибудь доверенное лицо, не имеющее отношения к семье, которое собирает и смешивает продукт.

– Зачем так рисковать? Почему вы не делаете это сами?

– А ты не догадываешься?

– Потому что один из вас может выпить все без остатка и даже не вспомнит о землистом привкусе или малиновой ноте.

– Да, именно. Трудно поверить, но в старину просто отрезали курице голову, сливали кровь в ведро и пускали по кругу. Представляешь?

Я не стала восхищаться нашей цивилизованностью.

– Так вот что мучает соседей из Старого Света?

– Это – в самой меньшей степени, – заверила меня Уинни. – Вся проблема в том, что наш клан разрушил альянс с их кланом. В то время обе группировки исповедовали язычество, тогда как другие сражались за восточную и западную религии. Это древняя история.

Эдна и Уинни направились наверх, а Сэм задержался со мной на кухне.

– Мне хочется верить, что ты относишься ко всему этому нормально, – произнес он, заботливо положив мне руку на плечо.

От его прикосновения у меня снова побежали мурашки по всему телу.

– На мой взгляд, это почти то же самое, что есть мясо.

Мне казалось, что я слышу, как бьются наши сердца, как течет кровь в наших венах, как наши легкие втягивают и выпускают воздух. Потом в столовой послышались шаги. Мы отпрыгнули друг от друга как раз в тот момент, когда на кухню вошла Уинни.

– Ой, – сказала она, поглядев на нас. – Я только хотела выпить сока.

– Отличная идея, – слишком рьяно поддержал ее Сэм. – Будешь сок, Мил?

Стакан апельсинового сока вряд ли способен был удовлетворить хоть одно их моих страстных желаний.

– Не, спасибо.

Уинни достала стаканы, налила в них сок и протянула один Сэму.

– Спасибо, – пробормотал он.

– Ты пойдешь сейчас наверх, спать? – тихо спросила Уинни у Сэма.

Этим вечером я как‑то странно все воспринимала: в невинной фразе Уинни мне послышалось нечто непристойное.

Сэм кивнул и последовал за ней. Пожелания спокойной ночи эхом огласили пустые комнаты.

 

Глава двадцать вторая

Немного фикции

 

На следующее утро я приняла душ и надела свой новый комплект белья из красного шелка, черную юбку и бордовый свитер. Я пыталась изображать из себя сексуальную, утонченную особу и больше не приходить в ужас от того факта, что я шизнутая кровопийная алкоголичка. Гордо выплывая из своей комнаты, я столкнулась нос к носу с Освальдом.

Он был так близко, что я чувствовала его дыхание, в котором ощущалась свежесть мятной зубной пасты. На нем был спортивный пиджак из мягкой замши и широкие брюки кофейного цвета. Мне подумалось, что он наверняка истратил на эту одежду всю свою скудную зарплату.

– Хорошо, что ты уже встала, – сказал Освальд. – Можно тебя попросить помочь сегодня в больнице?

– Я ничего не знаю о животных, – заявила я в надежде, что исполнять его просьбу не придется.

Освальд не застегнул верхние пуговицы своей рубашки, и его шея была обнажена. Мне вдруг показалось, что я вижу, как пульсирует артерия у основания его горла.

– Тебе и не нужно ничего знать о животных, – заверил меня Освальд, и на его лицо прокралась улыбка. – У администратора возникли личные проблемы. Тебе придется только отвечать на звонки и стараться сделать так, чтобы пациенты не волновались. Я буду тебе очень благодарен.

Он был невероятно серьезен и красив, поэтому я на секунду забыла, что передо мной Освальд, и поступила так, как обычно поступаю, когда серьезный и красивый парень просит меня о чем‑нибудь, – дала согласие.

– Думаю, можно будет сунуть им какую‑нибудь жратву, если они закапризничают?

– Да, это поможет, – согласился Освальд, и я заметила, что он расслабился. – Позавтракаем прямо там.

Выходя из дома, мы наткнулись на Сэма.

– Милагро будет сегодня помогать мне в больнице. Не делай ничего такого, чего бы не стал делать я.

В ответ на попытку Освальда банально пошутить Сэм нервно улыбнулся.

Мы сели в среднего размера седан, который, как я полагала раньше, принадлежал Эдне, и включили приемник. Он оказался на волне «Национального общественного радио».

– Выбери что‑нибудь сама, – порекомендовал Освальд, и я, повозившись с тюнером, в конце концов обнаружив какую‑то старенькую песню в стиле фанк.

Когда я услышала вульгарный текст сексуального содержания и стоны на заднем плане, было уже поздно, поэтому пришлось оставить все как есть.

Откашлявшись, я ляпнула невпопад:

– Уверена, что опыт, приобретенный в больнице, поможет тебе попасть в школу ветеринаров.

– Милагро, твоя уверенность полнит кровью все каверны моего сердца.

В этот момент мы переваливали через гору. Я задала давно волновавший меня вопрос:

– Освальд, ты всегда говоришь так, что на ум приходят всякие непристойности, или все дело во мне?

На его лице вспыхнула ослепительная улыбка.

– Все дело в тебе.

Остальное время пути мы провели в молчании, которое нарушало только радио, изрыгавшее соблазнительные песенки о фокусах‑покусах в горизонтальном положении. Мы въехали в старомодный городок‑игрушку, где я встретила Кэтлин, миновали большую ветеринарную больницу и свернули с главной улицы к какому‑то зданию без вывески. Освальд обогнул дом и остановился на одном из нумерованных мест стоянки.

– Что, у больницы нет вывески? – удивилась я.

– Клиенты предпочитают анонимность.

Освальд провел меня в вестибюль, а потом, открыв ключом какую‑то дверь, придержал ее для меня. Я уже шагнула было за порог, но тут увидела на стене скромную медную табличку – «Освальд К. Грант, Д.М.' [66]».

Я резко остановилась, и он натолкнулся на меня сзади.

– Освальд, что это, черт возьми, значит? – спросила я, указав пальцем на табличку.

– Д.М. – дядя медик, – рассмеявшись, пояснил Освальд.

– Ну ты козел! Почему ты постоянно говорил мне, что хочешь стать ветеринаром?

– Ты так увлеклась этой идеей, что мне было жаль тебя разочаровывать.

Я бы, наверное, продолжила орать на него, если бы в вестибюле не появилась симпатичная пожилая женщина с крашеными светлыми волосами, напоминавшими пушок. Ее глаза мягко смотрели сквозь стекла очков в серебряной оправе.

– Доброе утро, доктор Грант.

– Доброе утро, госпожа Валинтини.

Освальд схватил меня за локоть и потащил в свой офис. Когда он включил свет и снял помещение с охраны, моим глазам открылась простенькая, но элегантная приемная.

– Это Милагро. Сегодня она будет работать администратором. Сьюзи отпросилась по семейным делам.

– Приятно познакомиться, Милагро, – сказала женщина. – Спасибо за помощь.

– Приятно познакомиться, госпожа… – Я запнулась на ее фамилии.

– Валинтини, – подсказала она и подмигнула. Подняв руку с бумажным пакетом, женщина сообщила Освальду: – Я принесла ваши любимые маффины.

– Вы лучшая из женщин, – похвалил ее Освальд. – Я приготовлю кофе. Может быть, покажете Милагро телефоны?

Он пошел дальше по коридору, а госпожа Валинтини, ничуть не смущаясь, оглядела меня с ног до головы.

– С тобой ведь ничего не делали, верно? Я всегда это вижу. Отличные грудки, кстати.

– Спасибо. Некоторые считают, что настоящие выглядят ужасно.

Она хмыкнула.

– Просто завидуют. Я была бы рада вернуть свою настоящую. – Госпожа Валинтини выпятила грудь, чтобы продемонстрировать свои аккуратные булочки. – Одну мне удалили из‑за рака груди. Вряд ли можно придумать лучшую замену, чем эта – ее сделал доктор, – но я все равно скучаю по старой, висячей.

– Ой, – проговорила я, когда до меня вдруг дошло. – Освальд – пластический хирург?

– Один из лучших. Хотя я, наверное, необъективна.

Госпожа Валинтини показала мне, как работают телефоны и интерком, и рассказала о графике приема.

– Сегодня довольно‑таки легкий день, – заверила она. – Одни консультации. Правда, пациенты очень волнуются, поэтому надо их выслушивать и успокаивать.

Освальд вернулся, неся большую тарелку, на которой были кружка кофе и маффин с морковкой и цуккини. Я одарила его злобным взглядом.

– Милагро – очень отзывчивая девушка, – сказал он. – У нее все получится.

И у меня действительно все получалось; хотя несколько раз я все‑таки бросала трубку. Ко мне периодически заходила госпожа Валинтини, чтобы проверить, как мои дела, и немного поболтать о том о сем. Один раз она спросила, знаю ли я доктора Хардинг.

– Она прекрасный человек, – подтвердила я. – Очень преданный и достойный восхищения.

– Просто подарок, – согласилась госпожа Валинтини. – Особенно с тем носом, который ей сделал Освальд. Как теперь заиграло ее лицо!

Это уж точно. Мое воображение нарисовало такую картину: я стою перед Освальдом в старушечьих трусах, а он красным фломастером отмечает изъяны на моем теле.

– Думаю, он может найти недостатки во внешности любого человека, – заметила я.

– Нет, зайчик мой, она сама на этом настояла. Освальду нравится разнообразие, но многие люди просто‑напросто недовольны собой. Не все же такие, как ты. – Заметив мое замешательство, госпожа Валинтини пояснила: – Они хотят, чтобы у них снаружи было то, чего у тебя полно внутри. – Положив руки на свои полные бедра, она добавила: – Ты воплощенный секс, милочка.

– Я бы предпочла, чтобы ко мне относились серьезно, – возразила я.

Госпожа Валинтини захохотала так, что у нее слезы полились из глаз.

– Научись пользоваться этим, зайчик мой, и радуйся, пока это есть.

Я ожидала увидеть клиентов, похожих на мою мать Регину и Кэтлин Бейкер, но пациенты оказались очень разными. Один вдовец поведал мне, что хочет убрать мешки под глазами, чтобы снова начать встречаться с женщинами. Какой‑то подросток изъявил желание привести в порядок ухо, пострадавшее во время аварии, а потом пришла женщина, полная решимости исправить свой подбородок, который она всегда ненавидела. Некая особа, оказавшаяся большой начальницей, пошутила, что, поскольку она сама достигла вершин своей карьеры, ее груди должны сделать то же самое.

Сегодня Освальд не был похож ни на игривого чудака с вечеринки Кэтлин, ни на праздно шатающегося бездельника с ранчо. Он целый час висел на телефоне, пытаясь отыскать кого‑нибудь, кто согласился бы помочь неимущему пациенту; сидел на полу и играл с малышом, у которого была волчья пасть; а потом угощал нас с госпожой Валинтини бургерами.

Некоторым пациентам он шутливо говорил, чтобы они не нервничали, с другими был образцом профессионализма. В сущности, Освальд напоминал мне Сэма, и теперь я вполне понимала, почему Уинни хочет выйти за него замуж.

В общем, я как была дурой, так и осталась ею: до Освальда мне было далеко как до небес.

 

Глава двадцать третья

Мексиканская пересмешница

 

Я вынесла пишущую машинку на улицу и принялась работать. Дейзи лежала у моих ног, а я наслаждалась тем, что могла сидеть в садике и наблюдать, как Петуния, невероятно забавно кудахча, клюет и роет землю.

Эдна, то и дело останавливаясь у моего стола, выдавала бесценные советы типа: «Надеюсь, вы исправляете ошибки» или «Вы капнули холодным чаем на блузку».

Тем вечером Гэбриел улетел по делам в Вашингтон. Он забрал мои подделки и пообещал:

– Я привезу тебе что‑нибудь очень красивое и редкое, Мил. Что‑нибудь такое, что тебя порадует.

– Я буду скучать по тебе, солнце мое.

– Иногда я очень волнуюсь за тебя, Милагро, но потом мне приходит на ум, что ты гораздо находчивей, чем считают окружающие.

Он крепко обнял меня и поцеловал, а потом, пританцовывая и напевая «Я останусь в живых»' [67], чем страшно рассмешил меня, вышел из комнаты.

Эрни спас олененка, маму которого сбил грузовик. Сначала это показалось мне ужасно трогательным, но потом я узнала, зачем он взял животное к себе. Той ночью, попивая кровь Бемби, я поймала на себе взгляд Эрни, и мне показалось, что в его глазах мелькнуло разочарование. Но всего лишь мелькнуло, через секунду снова спрятавшись за улыбкой рубахи‑парня.

Мы с Уинни вышли из конюшни последними.

– Сегодня мягкая погода, можно поплавать, – сказала она.

– Отличная идея.

В раздевалке возле бассейна мы обнаружили несколько совмещенных купальников. Я надела синий с розовой морской звездой, а Уинни – желтый в оборках и с маргаритками.